Глава 12
⊹──⊱✠⊰──⊹
Драко знал, что этот вечер не будет приятным. Он не особо любил ужины с родителями. Особенно с тех пор, как съехал из Малфой-Мэнора и перестал быть удобным сыном. Но когда мать прислала ему письмо, написанное её аккуратным, безупречно ровным почерком: «Драко, ужин завтра в восемь. Мы должны поговорить». И он понял, что выбора у него нет.
Особняк Малфоев сиял, как дорогая гробница. Все идеально, все отполировано, но пахнет тленом. Тонкий аромат дорогого вина, отглаженные скатерти, фарфоровые тарелки с золотой каемкой семейное проклятие, передающееся из поколения в поколение. Дверь отворилась с едва слышным скрипом, и первыми вошли мать и отец.
Нарцисса в идеальном темно-синем платье, с высоко поднятым подбородком, как будто внутри неё жил вечный ледник. Люциус величественный, непроницаемый, с той особенной надменностью, которая делала его похожим на древнюю статую. Драко сидел за этим безупречным столом, смотрел на родителей и понимал: они не ждали его, они ждали приговора над ним. Их лица, такие благородные, такие высокомерные, говорили за них.
— Не буду спрашивать, правда это или нет, — Люциус медленно снял перчатки и бросил их на стол рядом с газетой. — Потому что мне не нужно твоё оправдание.
Драко скептически усмехнулся.
— Как хорошо, что я могу сэкономить тебе силы, отец.
Нарцисса тяжело вздохнула и села напротив, скрестив ноги.
— Драко, сынок, — её голос был низким, почти ласковым, но в глазах мелькала сталь, — ты понимаешь, что сделал?
— Просвети меня, мать.
— Джиневра Уизли. Ты уничтожаешь всё, что мы с отцом строили годами. Всё, ради чего Малфои остались в этом мире, несмотря на войну, грязь и унижение. И ради чего? Ради неё? — в последнем слове скользнул яд.
Драко сжал зубы.
— Может, мне сразу покаяться? На колени встать? — Драко лениво потянулся к бокалу с красным вином. — Ой, простите, мама и папа, я трахался не с той, кого вы хотели видеть со мной!
Нарцисса скривилась от этого похабного высказывания. Люциус только посмотрел на него холодным, вымеренным взглядом.
— Я не могу поверить, что ты действительно решил так низко пасть, Драко, — голос Люциуса был спокоен, но ледяные нотки пробирали до костей. — Сын рода Малфоев и... грязные Уизли. Это шутка?
— Ты разрушаешь всё, что было построено поколениями, — голос его матери. Нарцисса говорила мягко, но в этой мягкости слышалась боль. Глубокая, почти смертельная.
Драко сжал пальцы на ножке бокала.
— Разрушаю? — он вскинул бровь. — И что? Заставите снова стать идеальным сыном? Тенью отца? О, нет... наследником Малфоев?
— Будь им. Ты обязан, — твёрдо сказал Люциус.
— Я никому ничего не обязан.
Драко откинулся на спинку стула и наконец-то закурил, несмотря на укоризненный взгляд матери.
— Если ты продолжишь этот фарс, ты потеряешь всё. Наши связи, влияние, даже состояние.
Драко медленно выдохнул дым ему в лицо.
— Забери их. Мне не нужны твои деньги.
Люциус был зол. Это было видно по тому, как он сжал бокал, чуть не раздавив его в пальцах.
— Ты ведёшь себя как идиот. — Закатив глаза произнес Люциус. —Забавно слышать это от человека, который был рождён не для жизни, а для долга.
Долг. Этим словом его пичкали с детства. Это слово нависало над ним, душило, вжимало в грязь, когда он делал то, что ему говорили, когда молчал, когда позволял себе быть тенью.
Драко взял свой бокал, допил вино до дна и поставил его обратно, резко со звоном.
— Спасибо за ужин. Он был чудовищен, как и вся наша семейка.
Развернулся и вышел. Они даже не попытались его остановить. Он знал, что этот разговор будет таким. Он знал, что всё, что он скажет, не имеет значения.
Малфои не слушают. Малфои диктуют.
***
Драко вышел из Малфой-Мэнора. Только что он провел полтора часа в ледяной столовой, слушая, как его родители рассуждают о фамильной чести, предательстве крови и позоре рода Малфоев. Всё, как в старые добрые времена. Плевать. Он давно перестал играть в их игры. Вытащил сигарету, закурил, вдохнул глубоко, как будто пытался затянуть дым прямо в нервы. И тут он его увидел. Гарри Поттер. Тот стоял, прислонившись к кирпичной стене у ворот, под оранжевым светом фонаря. Лохматый, в мятом плаще, со стеклянным взглядом. Он выглядел хреново. Нет, хуже. Разбитым. Драко остановился
— Малфой.
Голос Поттера. Но что-то не так. Драко медленно повернулся. Гарри стоял чуть поодаль, прислонившись к фонарному столбу, сунув руки в карманы и выглядел так, будто стоял здесь уже давно.
Драко закатил глаза.
— Ну конечно. Какой же вечер без появления национального героя?
Гарри ухмыльнулся, провёл рукой по лицу, как будто стирал невидимую маску.
— Тебе... тебе нравится думать, что ты её спас? — он хмыкнул. — Это мило. Правда?
Драко прищурился.
— Ты под чем-то?
— Ой, не начинай. — Поттер покачал головой, нервно сглотнул.
— Ты забрал её. Ты думаешь, что ты её заслужил?
Он сделал шаг ближе. Драко смотрел на него сверху вниз, но Гарри будто не замечал разницы в росте.
— Она моя, Малфой.
Драко медленно выдохнул дым, наблюдая, как он растворяется в воздухе. Поттер сказал это не просто так. Не в переносном смысле. Не как о прошлом. Он сказал это так, будто это всё ещё было правдой.
— Ты совсем ебнулся?
Гарри рассмеялся.
— Знаешь, что самое смешное? — его глаза вспыхнули. — Она ведь тебя не выбирала. Она просто... забылась в тебе.
Драко вжал сигарету в каменный подоконник, не сводя с него взгляда.
— Если ты хочешь сдохнуть, Поттер, просто скажи.
— Я верну себе славу, — прошептал Поттер, и этот шёпот резанул воздух, как нож.
Драко смотрел на него, и впервые за всю жизнь ему стало по-настоящему не по себе. Поттер не был пьян. Он не был просто под порошком. Он был одержим.
— Ты... ты ведь понимаешь, как жалко это звучит? — Драко скривился. — Как пафосная истерика.
Но Гарри не слушал.
— Все эти годы я был героем, Малфой. — Он провёл рукой по волосам, выдыхая, будто его рвало изнутри. — Все смотрели на меня снизу вверх, все носили моё имя в своих грёбаных устах. А потом что?
Гарри посмотрел на него, и в его глазах уже не было человека.
— А потом я стал никем.
Тонкий нерв рванул внутри Драко. Он сделал шаг ближе.
— Люди не обязаны помнить тебя вечно.
— Нет, Малфой. Обязаны.
Поттер провёл языком по губам, выдыхая с легкой дрожью.
— Я исправлю это. Я верну то, что было моим. Всё, что было моим.
И Драко понял. Поттер говорил не только о славе. Он смотрел на него ещё пару секунд. Вглядывался в это искажённое лицо, в глаза, полные чего-то неестественного. Потом просто развернулся и пошёл прочь. Поттер не окликнул его. Не бросил в спину проклятье. Только тихо рассмеялся тянуще, нервно, почти с наслаждением. Он свернул за перекрёсток, шагнул в темноту, вдохнул ночной воздух холодный, колкий.
Трансгрессия.
***
Драко захлопнул за собой дверь особняка, сдёрнул плащ, кинул его где попало и с такой силой метнул ключи, что те со звоном отлетели под тумбу. Прошёл в гостиную, схватил бутылку огневиски, сел и отпил прямо из горла. Всё внутри клокотало. Поттер, Джинни, мать, отец будто сжирали его изнутри. Он потянулся к стакану, передумал. Глотнул снова.
— Ты сейчас выглядишь как реклама мужского отчаяния.
Голос был ленивый, знакомый, раздражающе спокойный
— Блейз, — сквозь зубы процедил Драко, не оборачиваясь.
— Не рад? — Блейз появился в дверях, в дорогом пальто, сухой, как всегда, даже под дождём. — А я тащился к тебе через полгорода, потому что твоя мать сказала, что ты снова в режиме «оставьте меня все нахер».
— Мог бы и послушать её, — Драко снова приложился к бутылке.
Блейз на секунду замолчал, глядя на него.
— Ты всё ещё пьёшь это пойло? Тебе с твоим бюджетом давно пора перейти на приличные напитки.
— Оно жжёт, — пожал плечами Драко. — Это всё, что мне сейчас нужно.
Блейз рухнул в кресло, закинув ногу на ногу, и уставился на Драко с ленивой ухмылкой:
— Ну и что теперь ты, «любовник несчастной жены героя»? Каково это — быть в постели с самой Джинни Поттер?
Драко резко поставил стакан на стол так, что жидкость плеснулась на дерево.
— Заткнись, Забини.
— Эй, эй, — поднял руки Блейз. — Расслабься. Я ж не Рита, не выношу это на первую полосу. Просто спросил.
— Не твоё собачье дело, — отрезал Драко. В его голосе кипела злость. Не на Блейза — на всех. На себя. На Джинни. На этот дом, на дождь за окнами, на этот чёртов вечный шум в голове.
— Ты злишься, значит, попал в точку, — не отставал Блейз. — Признай, ты увяз по уши. Ты, блядь, даже пить начал, как Поттер — по углам, с видом «всё проебал, но красиво».
Драко зло рассмеялся:
— Я не как Поттер. Не путай.
— Нет, конечно, — усмехнулся Блейз, откидываясь назад. — Ты не трахаешь Луну Лавгуд в туалетах. Ты просто влюбился в его жену. Совсем другая статья.
— Хватит, — прошипел Драко.
Молчание. Только дождь за окнами, будто мир сам вздыхал от усталости.
— Все говорят, что Поттер сходит с ума, — уже тише добавил Блейз. — Его жалеют. Жалеют так, что аж блевать хочется. А ты у всех в заголовках — как злодей, как разлучник. Как будто только ты один виноват в том, что их любовь сдохла.
— Потому что так проще, — горько ответил Драко. — Злодей Малфой. Это звучит привычно. Это продаётся.
И он, как всегда, оставил фразу в воздухе, как дым от сигареты.
***
Ветер завывал за выбитыми окнами, гоняя сухие листья по потрескавшемуся полу. Дом был пуст совсем пуст, будто сама жизнь вытекла отсюда вместе с теми, кто когда-то наполнял его смехом и светом. Гарри Поттер сидел на полу, привалившись спиной к холодной стене. В его руке дрожал пузырёк с каким-то порошком совсем чуть-чуть осталось.
Он провёл пальцем по полу, рисуя бессмысленные узоры в пыли.
— Всё потеряно... — пробормотал он, голова бессильно мотнулась в сторону.
Пахло гнилью, сыростью и чем-то ещё может, воспоминаниями. На стене всё ещё висел старый календарь. Дата стёрта, но Луна любила его, не давала выбросить. В его глазах плавала тьма, сознание скакало между прошлым и настоящим. Но одно он знал точно назад пути нет. Пора начинать. С хлопком воздуха Гарри Поттер материализовался во дворе дома Уизли. В комнате было тепло, пахло рагу и свежим хлебом. За столом сидели Артур, Молли и Джинни. Джинни молча ковыряла ложкой кусок картошки, не поднимая глаз.
Когда в дверь постучали, все переглянулись. Визиты в столь поздний час были редкостью.
Молли встала и, вытирая руки о передник, пошла открывать.
Хлопнула входная дверь, и через мгновение послышался её приглушённый голос:
— О, Гарри...
Она обняла его так, словно он был сыном, вернувшимся домой после долгих скитаний.
— Ты совсем промок, милый. Заходи скорее, садись к столу, поешь.
Гарри молча прошёл в кухню. Его взгляд на мгновение встретился с Джинни, но она тут же опустила глаза в тарелку. Молли подвинула ему миску с мясным рагу.
— Ты такой худой, Гарри. Надо нормально питаться.
Гарри кивнул, сжал ложку в пальцах, но не притронулся к еде. Тишина за столом стала почти осязаемой. Артур кашлянул, пытаясь разрядить обстановку.
— Как жизнь, Гарри?
— Как обычно, — глухо ответил тот, не поднимая глаз.
Джинни сжала губы, стиснула вилку в пальцах. За окном выл ветер. В доме было тихо, но эта тишина звенела, как натянутая струна. Гарри долго молчал, наблюдая за тем, как Джинни продолжает безразлично ковырять ложкой в тарелке. В груди сжалось, как только он осознал, насколько чуждым стал для неё. Она почти не смотрела на него, будто он был не тем человеком, с которым она когда-то делила жизнь.
Он решил нарушить эту тишину.
— Джинни, — произнёс он, его голос звучал немного неуверенно, как если бы он пытался вернуть что-то утраченного.
Джинни подняла глаза, но взгляда не встретила. Её губы прижались в тонкую линию.
— Что? — тихо ответила она, не отрывая взгляд от тарелки.
Гарри не знал, как начать. Но он знал одно: если они не выйдут сейчас, если не будет этого маленького шага в сторону, всё так и останется. Он взглянул на Молли и Артура, но те, кажется, интуитивно понимали, что сейчас не время вмешиваться.
— Давай выйдем на террасу, — сказал он.
Это было не предложение. Это было как просьба, как последнее попытка найти хоть какую-то связь. Она вздохнула и, не отрываясь от стола, встала. Всё, что было в её движениях — это спокойствие, даже некая отчужденность. Он следовал за ней, когда она направилась к двери. С каждым шагом сердце било сильнее, и он ощущал, как между ними с каждым моментом растёт эта пропасть. Когда дверь террасы захлопнулась за ними, Гарри не мог больше сдерживаться. Поттер потащил её в поле, как Дементор тащит свою жертву.
— Гарри... пусти... — прохрипела она, но он будто и не слышал.
Отбросил её на сырую, пахнущую разложением землю. Она рухнула, ударившись локтями, ладонями. Холод впитался в кожу.
— Время пришло, — его голос дрожал от безумного восторга.
И прежде чем она успела выдохнуть хоть слово, мир сорвался в чёрную воронку.
Трансгрессия.
Сырая, холодная комната. Пол жесткий, грязный, ледяной. Она попыталась подняться, но он уже был над ней. Сильная рука сжала горло. Его глаза метались, горели, он смеялся, тихо, с надломом. Джинни вырвалась, сбросила его руку.
И тут же удар. Голову отбросило назад, лицо вспыхнуло болью. Капля крови стекла с её носа, сорвалась на подбородок. Она тяжело дышала. Глаза встретились. Улыбка Гарри.
— Ты с ума сошёл, Поттер...
Он провёл языком по губам, сделал шаг назад, разглядывая её.
— О нет, Джинни.
Гарри стоял, раскинув плечи, как статуя ярости, вырезанная из боли и старых газетных заголовков. Его зрачки были как две чёрные дыры, засасывающие всё человечное, что в нём когда-то было. Он смотрел на Джинни сверху вниз, и в этом взгляде не осталось ни капли любви — только маниакальный голод.
— Ты знаешь, — его голос был шершав, как стекло, что водят по металлу, — иногда мне снится, как я рву тебя на части. Не ради боли. Ради тишины. Она отпрянула, но он уже наклонился, лицо в нескольких дюймах от её лица. Его дыхание пахло гарью, зельями и разложением.
— Я верну своё имя, — выдохнул он. — Я заставлю их всех снова бояться.
— Ты никогда его не терял... — прохрипела она, и кровь стекала у неё из носа в рот, вкус железа на языке.
Он рассмеялся коротко, мерзко, с надрывом.
— Правда? Ты слышишь его? — он схватил её за волосы, дёрнул назад, оголяя шею. — Гарри Поттер. Избранный. Герой. Смотри, что осталось от героя.
Он провёл пальцем по её щеке, размазывая кровь, будто художник по холсту.
— Смотри, Джинни.
Её сердце бухало в груди, как птица в клетке. Но она не отвернулась.
— Ты уже не человек, — выдохнула она. — Ты урод. Чудовище.
Он кивнул, глаза вспыхнули.
— И ты помогла мне им стать.
Он поднялся, и в его движениях появилась страшная решимость. Из-под плаща он вытащил верёвку не просто кусок льна, а сшитую из чего-то живого, будто она сама дышала. Джинни поползла назад, но стена встретила её затылком.
— Не надо. Гарри. Это не так.
Он схватил её за руки, перехватил запястья, затянул туго слишком туго. Верёвка впивалась в кожу, разрезая её до крови.
— Заткнись!
Он подтолкнул её и она упала. Спиной на ледяной каменный пол, затылком ударившись, и на секунду в глазах потемнело.
— Это ненадолго, — пробормотал он, утирая пот со лба. — Всего пара дней. Потом ты всё поймёшь.
Он уже был у двери, когда замер.
— Когда ты будешь молить меня остановиться, — сказал он тихо, — Я, может, даже вспомню, как тебя любил.
И вышел. Дверь захлопнулась с хрустом, как крышка старого гроба. Джинни осталась одна. Связанная. На холодном камне. Темнота вокруг липкая, живая, как чёрное молоко. Тишина, будто весь мир умер, забыв её имя. И только собственный пульс был ей другом. Пока бился.