Глава 11
⊹──⊱✠⊰──⊹
Джинни открыла глаза и застонала. Голова гудела, рот пересох, тело ныло, как после битвы. Она моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Где она? Ах, да... чёрт. Нора. Детская комната, ставшая слишком тесной, слишком чужой. Она попыталась вспомнить. Последнее, что осталось в памяти: Малфой, его дыхание, его пальцы в её волосах, этот безумный поцелуй, сорванный с губ, как запретный плод. А дальше? Пустота. Она села, сжимая виски, но тут дверь с треском распахнулась, и что-то шлёпнулось ей прямо в лицо.
Газета.
— Поздравляю, — ледяной голос матери впился в её сознание, как заноза. — Ты опять прославилась!
Джинни медленно отлепила газету от лица и посмотрела на заголовок.
«Джинни Уизли и Драко Малфой: новая любовь или мимолётное увлечение?»
Она стиснула зубы. Чёртовы журналисты, чёртовы заголовки. Вся её жизнь вокруг заголовков.
«Золотая девочка Гриффиндора». «Жена Избранного». «Скандальный развод».
И вот теперь — это...
На фотографии она и Малфой. Их поцелуй. Запечатлённая страсть, без стыда, без сомнений. Она коротко фыркнула, отбросила газету на кровать и встретила взгляд матери.
Молли не кричала. Она стояла с прямой спиной, с напряжёнными плечами, с трещиной на губах, которую сжимала так, что казалось, они сейчас лопнут. Но Джинни знала этот взгляд. Не злость. Разочарование.
— Ты хоть понимаешь, что ты творишь?
Голос Молли был низким, глухим, как набат, от которого сжимается грудь.
— Живу, — равнодушно пожала плечами Джинни.
— Это не жизнь, а скандал! — голос матери сорвался, стал пронзительным. — Ты недавно развелась! Ты несёшь фамилию Уизли, а теперь... это!
— Фамилию Уизли? — она горько усмехнулась. — А что, мне теперь не целоваться, не трахаться, не дышать?
— Не быть позором семьи!
Джинни вскочила на ноги, чувствуя, как внутри закипает ярость, смешанная с похмельем.
— А знаешь, что забавно, мама? Я всегда думала, что ты хочешь, чтобы я была счастливой. А теперь мне кажется, что ты просто хочешь, чтобы я была удобной.
Молли закрыла глаза, будто это ударило её.
Но Джинни не закончила.
— Драко Малфой? — в голосе матери было отчаяние. — Он... Он же...
— Не Гарри. — Джинни зло улыбнулась, чувствуя этот дикий, колющий внутри азарт. — Да, мама. Не ваш чёртов Гарри.
— Это же блажь. Мимолётная страсть.
— А если нет? — Она склонила голову, впиваясь в неё взглядом. — Если это и есть моя первая любовь? А не ваш герой, не ваша идеальная сказка?
Молли вздрогнула. Её губы дрогнули. Руки, белые от напряжения, сжали газету. А потом она сделала то, что Джинни не ожидала. Она развернула газету перед собой и начала зачитывать заголовок вслух.
— «Джинни Уизли и Драко Малфой: новая любовь или мимолётное увлечение?»
Слова скользили по её губам, как осколки стекла, и Джинни вдруг поняла — это говорит не её мать. Это прошлое.
— «Молодая жена и её изменник-муж: прощать или уходить?»
— Мама, что ты...
Но Молли будто не слышала её.
— «Артур Уизли замечен в компании Андромеды Блэк. Любовь или просто старые друзья?»
Тишина опустилась на комнату, как саван. Джинни застыла. Это была не её история. Это была история её матери. Молли тяжело села на кровать, сжимая газету в руках, как удушающий ошейник.
— Я знаю, что значит тянуться к запретному, — Её голос звучал глухо, почти без эмоций. — Что значит растворяться в этом.
Джинни не дышала.
— Ты вся в отца.
Где-то внизу тикали старые часы. Тик. Тик. Тик
— И мне страшно.
Джинни разжала кулаки. Слова застряли в горле, как ржавые гвозди. Она схватила первую попавшуюся кофту, натянула её через голову и пошла к выходу. Близнецы сидели на кухне, как всегда, молчаливые, но их взгляды не обманывали. Одним взглядом они сказали всё.
— Ну ты дала, сестрёнка, — сказал Фред с ухмылкой, пытаясь разрушить напряжение, но в его голосе было что-то ироничное, как всегда. — С этим, с Малфоем.
— О да, — добавил Джордж, откидываясь на спинку стула. — Просто великолепный выбор для семейного ужина.
Джинни даже не обратила внимания на их слова. Это было уже неважно. Она вышла, хлопнув дверью, оставив мать одну в этой комнате, полной призраков прошлого.
***
Она не помнила, как прошла весь этот путь. Возможно, на чистом адреналине. Возможно, на злости. Возможно, на какой-то дурацкой, до боли юношеской надежде, что всё это имеет смысл. Её мир был разорван газетными заголовками. Её жизнь скомканная первая полоса, размазанные чернила, сплетни, шёпот за спиной. Но плевать. Она аппарировала. Мир дёрнулся, закружился, а через секунду под её ногами уже скрипел гравий.
Особняк Малфоя. Каменный. Холодный. Чужой. Дом, в котором не было её места. Но она вошла. Плевать, что эльф, испуганно пискнув, попытался её остановить. Плевать, что её сердце билось в груди, как пойманная в капкан птица. Плевать, что воздух здесь пах прошлым. Она шла по длинному коридору, гулким эхом отдавались шаги. Этот дом всегда был пропитан тенью. Но он был здесь. Она знала это. Чувствовала.
— МАЛФОЙ!
Её голос разрезал тишину, как лезвие. Дверь спальни открылась. Он вышел. Лёгкая небрежность наполовину расстёгнутая рубашка, растрёпанные платиновые волосы. Тёмные тени под глазами. Слегка хриплый после ночи голос, в котором лениво тлел интерес. Чёрт, даже с разбитым к чёрту режимом сна, он выглядел так, будто этот мир принадлежит ему.
— Что, Рыжая?
Джинни сжала кулаки.
— Ты видел газеты?
— Ага.
— И что ты об этом думаешь?
Он ухмыльнулся, лениво, с той хищной самоуверенностью, от которой у неё под кожей вспыхивала ярость. Или что-то другое.
— Думаю, что я чертовски хорошо целуюсь.
Её щёки вспыхнули. Это могла быть злость. Это могло быть что угодно. Но когда он шагнул ближе, когда его дыхание скользнуло по её коже, когда его рука легла на её запястье горячая, уверенная, собственническая, она поняла одну вещь. Бежать поздно. Этот грёбаный поцелуй. Этот грёбаный Малфой. Этот грёбаный огонь между ними.
И будь оно всё проклято.
Его руки скользят по её спине, грубо, нетерпеливо, словно хотят стереть все лишнее между ними. Её кожа горячая, пульсирующая, живая и он сжимает её талию сильнее, впечатывает в стену, но ей этого мало. Джинни извивается, тонет в этом безумии, её пальцы зарываются в его волосы, рвут, держат, направляют. Это драка. Это война. Это жадное, безудержное желание сжечь друг друга дотла. Малфой разрывает поцелуй, только чтобы втянуть воздух, чтобы посмотреть на неё раскрасневшуюся, распалённую, чёртову грозу в рыжих волосах.
— Ты сводишь меня с ума, — выдыхает он, голос сорванный, полон тьмы.
Она улыбается дерзко, вызов в каждом изгибе её губ.
— Тогда сгорим вместе.
Её рука тянется к его ремню, пальцы ловко расстёгивают пряжку, и он вздрагивает, прикусывая её губу в ответ. Рывком хватает её за запястье, сжимает, но не чтобы остановить, чтобы продлить этот момент, чтобы насладиться тем, как она дрожит в его руках. Дыхание сбивается, когда он склоняется к её шее, губами находя самую чувствительную точку под ухом.
— Ты хочешь этого, рыжая?
Она зарывается пальцами в его спину, ногти оставляют следы на коже.
— Я хочу тебя.
Малфой резко разворачивается, утягивая её с собой. Стена остаётся позади. Теперь перед ними только кровать, затянутые мраком окна, воздух, раскалённый до предела. И больше нет сомнений. Но даже среди жара и безумия её не оставляют тени прошлого.
Молли. Её строгий, холодный, полный разочарования голос: «Ты позор семьи, Джинни!».
Фред и Джордж — они бы, наверное, усмехнулись, глядя на неё: «Ну ты и дура, Рыжая!».
И Гарри. Чёртов Гарри. Под коксом, с пустыми глазами, с руками, которые больше не тянулись к ней, потому что он давно тянулся к выжженным блондинистым волосам.
Джинни закрывает глаза, впивается ногтями в спину Драко, стараясь выцарапать эти образы из головы.
— Не думай о нем, — рычит он, чувствуя, как ее тело напрягается.
— Заткнись, — бросает она в ответ, кусая его за плечо, оставляя след.
Они падают на кровать, сплетаясь, как два зверя, которые слишком долго ждали этого.
И пусть завтра они ненавидят друг друга. Сейчас они утопают.
***
Джинни Уизли сидит за столом Малфоя, в его доме, в его утреннем свете. И это почти нормально. Почти. Но что в этом нормального? За окном Лондон выцветший, блеклый, будто его выстирали в слишком горячей воде. Влажные тротуары блестят, как холодный металл, воздух пропитан выдохами машин и утренней усталостью. В лужах отражаются перевёрнутые дома, разбавленные дождём неоновые вывески, пустые глаза фонарей.
Город медленно просыпается, но неохотно, как человек с тяжёлого похмелья. Всё ещё помнит, как шумел вчера, как бился музыкой, как терял контроль. Теперь он отходит, молчит, прихлёбывает сырой воздух, пытается вспомнить, что было ночью.
Внутри запах кофе. Тепло чашки под пальцами. Ленивый Малфой, в расстёгнутой рубашке, с привычной насмешкой в уголках губ.
— Яичница или овсянка?
Она моргает.
— Ты шутишь?
— Утро же. Значит, ты голодна.
Она хочет фыркнуть. Сказать что-нибудь резкое. Но не говорит. Потому что это его игра. Потому что вчера ночью они оба переступили черту. А он? Он ведёт себя так, будто её здесь нет. Будто она ещё один предмет его утренней рутины.
Перед ней появляется чашка.
— С сахаром? Или, как истинная Уизли, ты привыкла к горечи?
Она не успевает ответить. Потому что чувствует это. Липкое. Тревожное. Чужие глаза, холодные, как лезвие ножа, скользят по её затылку. Джинни вскидывает голову. Малфой замечает её реакцию. Их взгляды встречаются. Он тоже чувствует. За ними следят. Она резко поворачивается к окну. И там она. Гермиона Грейнджер. Стоит у стекла. Неподвижная. Выжидающая. Лицо серое, как сам Лондон. Глаза пустые. И Джинни понимает. Роли поменялись. Теперь она в центре взгляда. Теперь она та, за кем наблюдают. Теперь она знает, каково это — быть на другой стороне стекла.
Всё было пропитано грязью. Всё.