Глава 10
⊹──⊱✠⊰──⊹
Балкон утопал в ночном воздухе, в звёздах, в глухой, липкой тишине. Ночь разлилась над городом, как чернильное пятно. Лондон дышал внизу, но его голоса казались приглушёнными, будто звук с чужого сна. Каменные перила были ледяными на ощупь, словно впитали весь мороз февральского ветра. Он пробирался под одежду, острыми, хищными пальцами касался кожи, заставляя мурашки прокладывать дорожки вдоль позвоночника. Где-то вдалеке затянуто выл ветер, цепляясь за крыши старых домов, поднимая в воздух одинокие листья, забытые осенью. Он свистел в пустоте, прорываясь сквозь улицы, заливаясь эхом в переулках. Тёмное небо висело над миром, густое, словно масло, с разбросанными по нему звёздами хрупкими, дрожащими в этом леденящем безмолвии.
Луна висела над горизонтом, бледная и холодная, как глаз мёртвеца. Свет её был резким, серебряным, бросая чёткие тени на гладкий мрамор. Она освещала город призрачным сиянием, делая его похожим на декорации к фильму нуар, где улицы скрывают больше тайн, чем можно вынести, а за каждой темной аркой ждёт неизбежное.
Малфой вышел туда в каком-то полубреду, алкоголь в крови, тяжесть мыслей в черепе, холодный ветер на коже. Чёртов Поттер. Чёртова вечеринка. Чёртово всё. Он устал. Хотел забыться, исчезнуть хотя бы на мгновение, пока шум музыки и чужих голосов глохнет за стеклянной дверью.
Но вместо покоя нашёл её. Джинни.
Она стояла у перил, одной рукой держась за холодный камень, другой поднося ко рту сигарету. В уголке губ проблеск огонька, лёгкое мерцание, что-то почти интимное. Волосы спутаны ветром, платье липнет к телу. Она не смотрела на него, но он чувствовал: знала, что он здесь.
— Не спится, Ваше Высочество? — голос её хриплый, будто закурила не первую пачку за ночь.
— Напилась, Рыжая?
Она усмехается, прикрывает глаза.
Между ними гремела пустота, старая, как дьявольское искушение. В этой пустоте жил не только гнев, не только боль. Там было больше. Грязные воспоминания. Дыхание, смешанное с проклятьями. Чужие поцелуи, оставленные на чужих телах. И, чёрт подери, желание. Оно давило, пульсировало, било в виски.
Малфой не выдержал и сделал шаг вперёд. Она выдохнула дым ему в лицо.
— Ты тогда спрашивал, — сказала она медленно, — про Поттера.
— Да.
— Думаешь, он замешан?
Малфой молчал. Ветер прошёлся по её плечам, едва заметно заставив поёжиться. Он видел, как тонкая ткань её платья задрожала.
— Ты всё ещё хочешь знать, живу ли я с ним? — её голос — провокация, нож в мягком месте.
— Нет, — безразлично ответил он.
Малфой подошёл ближе. Теперь они стояли слишком близко, слишком... опасно. Её дыхание касалось его кожи. Её запах смеси дыма, духов и вина бил ему в голову, словно яд.
— Я с ним не живу, — выдохнула она, будто признание вырывалось с боем. — Он влюблён в порошок и платиновый блонд.
Она замолчала, но мысли не остановились. В голове всё ещё звенело: влюблён в образ, в блеск, в то, что не я.
Платиновый блонд — это Лавгуд. Холодный, далекий, светящийся. Он смотрит на неё, как на божество, которое можно держать за руку, пока оно не исчезнет в очередном приступе героического самоуничтожения.
Я тоже теряю себя в платиновом отблеске, — пронеслось внутри.
Но в другом. Живом. Упрямом. С глазами, в которых не отражается чужая идеальность, а полыхает что-то своё, тёмное и честное.
Я тоже дура. Тянет к тому, что может сжечь.
Но разве Джинни когда-нибудь выбирала простое? Она посмотрела на Драко. И не сказала больше ни слова. Он не моргнул. Просто поднял руку, забрал у неё сигарету почти нежно, почти по-домашнему и затушил её о перила, не отводя взгляда.
— Почему тебя это так ебёт? — спросила она, глядя ему в глаза, ровно, без дрожи, но внутри уже клокотало.
Он задержался. Не ответил, не повернулся. Только сжал пальцы, словно что-то ломалось прямо в ладони.
— А тебя? — бросила он в ответ, с вызовом, почти со злостью.
Он дернулся. Легко, но хватило, она увидела. Сжались пальцы, дрогнул подбородок. Ответ не нужен был. Всё и так было на поверхности в тишине между словами, в его движениях, в её голосе. То, что они оба отрицали, давно уже дышало между ними. Его пальцы сжались.
— Потому что ты врёшь, — прошептал он.
И тогда всё взорвалось.
Она чувствовала его дыхание почти на коже, и этот момент был таким острым, таким настоящим, что каждое её движение становилось безумно важным, почти как последнее.
Он стоял слишком близко. Его рука твёрдая, уверенная, скользнула по её шее, пальцы вжались в кожу, но не с силой. Это было больше, чем сила — это было владение, лёгкое и глубокое, будто он уже знал её каждый вдох. Она вздохнула, и этот звук был так же порочным, как и сам момент. Они оба это чувствовали. Эта связь, натянутая, как струна, грозящая разорваться.
Когда он прижался к ней, её сердце затрепетало, как птица, пойманная в клетке. Она ощущала его горячее тело через ткань, его пульс, что бился в такт её собственному, его дыхание, которое вырывалось из груди с каждым его шагом, приближающимся к ней.
Он был огнём. Всё было огнём. Она сама была огнём.
Её пальцы сжали его грудь, когда она задыхалась от приближения, и в этот момент он наконец наклонился к её лицу. Поцелуй был жгучим, без предисловий как сама жизнь, когда не остаётся времени на рассуждения, на сомнения. Он рвался к ней, жадно, с такой страстью, что мир вокруг исчез. Звуки, мысли, всё растворялось в этом моменте, где осталась только она, только он, только их тела, переплетённые в едином танце.
Его руки блуждали по её спине, находя горячие пятна её кожи, теряли силу, но от этого лишь становились более отчаянными. Он тянул её к себе, его тело казалось готовым расплавиться от этой боли, от этого пламени, которое они разжигали друг в друге.
И в этом поцелуе была не только страсть, но и нечто большее как будто каждое его прикосновение открыло в ней что-то глубоко скрытое, что-то, о чём она давно забыла, вырывали у неё то, что она так долго прятала.
Пламя их тел, их душ было немыслимым, неистовым. Она отстранилась, только чтобы взглянуть ему в глаза, и он заметил, как её дыхание стало быстрым, порывистым.
Его губы, едва прикасающиеся к её шее, заставили её вздрогнуть, и она поняла, что ему недостаточно. Они оба знали, что этого было недостаточно.
— Это не про любовь, — сказала она вдруг. Без прелюдий. Просто вывалила. — Адреналиновая зависимость. Как после аварии — ходишь по кругу и ждёшь, когда снова врежет.
Он улыбнулся, та улыбка, которая могла разрушить всё на своём пути, как буря, что не предупреждает о своём приходе. Её взгляд не оставлял сомнений, что он видел её, чувствовал её. Он был хищником, а она его добычей, не в силах вырваться из его ловушки.
Она сжала губы, не в силах отвести взгляд от его глаз, которые теперь горели ещё ярче, чем огонь на их телах.
— Я тебя не держу, Джинни.
Она усмехнулась. Горько. Почти со злостью.
— Ага. Только появляешься, когда почти отпустило. Как привычка. Плохая. Упрямая. Гниющая.
— Ты же не против, — его голос низкий, как шорох углей под пеплом. Усмешка играет на губах.
Малфой прижался к ней, и её тело отозвалось на его прикосновение каждый мускул сгорал, каждый сантиметр кожи отдавался этому пламени. Она задыхалась, чувствуя его жар, его пульсацию. Он был настолько близко, что ей не хватало воздуха.
— Ты думаешь, я буду твоей? — её голос теперь был полон вызова, но она ощущала, как её голос дрожит.
Он наклонился к уху Джинни, его дыхание касалось её кожи, и она почувствовала, как её тело, его тело, они стали одним.
— Я не заставляю тебя быть моей. — Его слова были ледяными, но в них таилось обещание, которое шло глубже. — Ты сама хочешь этого. И ты знаешь это, Джинни. Всё, что ты хочешь — быть моей.
Время остановилось. Она не могла больше сдерживаться. Слова сорвались с её губ, как ураган, как безумие, которое она не могла остановить. Она посмотрела на него снизу вверх. В глазах злость, страх, тоска. Всё сразу. Он не тянулся к ней. Но она уже почти дотрагивалась.
— Знаешь, что самое паршивое? — сказала она тихо, как самой себе. — Я знаю, что это всё сожжёт меня.