Глава 4
⊹──⊱✠⊰──⊹
Дождь хлестал по крышам Лондона, превращая тротуары в чёрные зеркала, в которых отражались перекошенные неоновые вывески. Гарри стоял под мерцающей надписью Magic City, прислонившись к мокрой кирпичной стене. Сигаретный дым вырывался из его рта клубами, смешиваясь с холодным паром дыхания. Шрам на лбу горел не от Проклятия, а от той дряни, что он втянул носом час назад, в грязной кладовке клуба. Он даже не помнил, как туда попал. Просто знал: домой нельзя. Там тишина, в которой слышно, как она от него уходит. Там холодная Джинни, закрытая, как гроб, и тишина в её глазах страшнее любого крика.
А здесь неон, свет, движение. Здесь можно притвориться, что всё ещё жив. Здесь танцует Лавгуд — босая, растрёпанная, с цветами в волосах и глазами, полными безумия. Она не ждёт. Она не требует. Она легкость. Невесомость. Наркотик без укола. И он пришёл именно за этим. Чтобы забыться. Чтобы стереть из себя всё, что болит. Хоть на одну ночь.
Куда ещё идти?
Мысли плыли вязко, как этот дождь, стекающий по его лицу. Он смотрел на отражение в луже: бледное лицо, впалые глаза, тени под ними.
Герой. Спаситель. Какая хуйня.
Из дверей клуба вырвался шквал музыки и смеха. Воздух наполнился густым коктейлем запахов: кислый алкогольный перегар, резкий химический шлейф кокса, дешёвый парфюм, смешанный с потом.
Голос. Её голос. Гарри поднял голову. Полумна стояла в дверном проёме, окутанная сизым дымом. Её серебристые волосы, мокрые от дождя, прилипли к обнажённым плечам. Чёрное латексное платье блестело, как мокрая змеиная кожа, обтягивая каждый изгиб тела. На ногах — сетчатые чулки с дырками на коленях.
Она только что со сцены. Опять танцевала.
— Я никуда не бегу, — хрипло бросил он, швыряя окурок в лужу.
— Врёшь, — она шагнула ближе. Её пальцы, холодные как лёд, схватили его за запястье. — Ты бежишь от неё. От всего этого.
От Джинни. От дома. От этого проклятого мира, где он больше никому не нужен.
— Но ко мне, — прошептала Полумна.
И притянула его к себе. Мир перевернулся. Её губы были холодными, но внутри обжигающе горячими. Вкус горьковато-вишнёвого кокаина заполнил его рот. Гарри впился пальцами в её талию, чувствуя под латексом рёбра. Вокруг всё плыло. Синий неон смешивался с фиолетовым. Музыка превращалась в глухой гул, а дождь перестал существовать. Она отстранилась первой, оставив на его губах жгучий след помады тёмно-красной, как запёкшаяся кровь.
Он ёбнутый. Совсем ёбнутый. Но сейчас плевать.
— Заходи, — провела она пальцем по его нижней губе, оставляя липкий след блеска. — Ты же для этого пришёл?
Гарри посмотрел в её глаза — огромные, безумные, сияющие в темноте, как у ночного зверя.
Да. Именно для этого. Чтобы забыть. Чтобы не чувствовать. Чтобы снова стать никем.
— Да, — хрипло ответил он.
И шагнул за ней в клуб, в грохот музыки, в дым, в безумие, где не существовало Гарри Поттера только пустота, кокаин и её холодные прикосновения.
Лучше так. Лучше быть никем, чем тем, кем он стал.
Внутри клуба воздух гудел от басов и смеха.
На сцене две девки крутились на шестах, одна в розовых нитках, вторая в кожаном корсете. Блёстки с их груди осыпались на пол, смешиваясь с пылью. Одна закинула голову, мокрые волосы хлестнули по спине, когда она выгибалась назад, обхватывая шест бёдрами.
За покерным столом у стены дымка от табака. Пятеро мужиков, все в дорогих рубашках с расстёгнутыми воротами. На столе горы фишек, смятые купюры, пустые стаканы с мутными следами виски. Один из них, брюнет с острым подбородком, нервно постукивал грязными ногтями по столу.
И вдруг Гарри заметил тонкие пальцы, перебирающие золотые фишки. Белая рубашка, закатанные рукава. На запястье Patek Philippe с чёрным циферблатом.
Малфой. Конечно, блядь.
Драко поднял глаза, встретился с ним взглядом. Блейз сидел рядом, лениво бросая фишки в центр стола. Гарри отвернулся. Его взгляд упал на кожаный диван в углу, почти скрытый в тени. Он двинулся туда, ноги стали ватными после пятого виски.
Диван принял его тело, как старая любовница. Где-то над головой мигал синий неоновый свет, но Гарри видел только Луну. Он утонул в этом омуте, в липком кожаном кресле, в алкогольном тумане, в мерцании неоновых огней, отражающихся в луже виски на столике перед ним.
Луна Лавгуд стояла перед ним в отблеске неонового света, её серебристые ресницы блестели, как мокрые паутинки. Она медленно раскачивала бёдрами, сбрасывая с плеч прозрачную накидку. Под ней только корсет и чулки в сетку, перехваченные подвязками с бантиками.
Она не танцует — колдует.
Её руки скользили по собственному телу, как будто развязывая невидимые узлы. Каждое движение оставляло в воздухе светящийся след то ли от блёсток, то ли от магии. Гарри впился пальцами в кожаную обивку дивана.
Нет, это просто наркотики, — попытался убедить себя.
Но когда она наклонилась к нему, положив холодные ладони ему на колени, мир перевернулся. Колокольчики на её бёдрах звенели, как стеклянные капли, кокосовое масло, кокаин, её пот с привкусом медной монеты, синий неон на её коже превращался в фиолетовый, потом в чёрный.
— Ты же видишь? — прошептала она, проводя пальцем по его шраму.
Гарри зажмурился. За веками: собственное отражение в её зрачках пустое, как выеденная раковина. Она села ему на колени, обвила шею руками, и Гарри накрыло волной: жар от наркотиков в крови,
— Лови, — она положила ему в рот что-то горькое.
Мир взорвался серебряными брызгами. Где-то упал бокал. Кто-то засмеялся.
А Гарри провалился сквозь кожаную обивку дивана вниз, в синий омут, где не было ни Джинни, ни войны, ни самого Гарри Поттера. Только Луна. Только безумие. Только этот проклятый кроличий танец, который никогда не закончится.
***
Дверь захлопнулась с глухим стуком, эхом разнесшимся по пустой прихожей. Гарри даже не пошевелился, продолжая сидеть на подоконнике с сигаретой между пальцев. Пепел медленно осыпался на его потёртые джинсы.
Джинни замерла на пороге. Её пальцы судорожно сжали сумку с рабочими документами. Утренний свет, пробивавшийся сквозь шторы, выхватывал из полумрака идеально отглаженную форму патрульного, тугой рыжий хвост, дрожащую тень ресниц на бледных щеках.
— Опять?
Её голос прозвучал тихо, но каждое слово врезалось в сознание, как нож.
Гарри медленно поднял голову. Он знал, что она видит размазанный по скуле белый порошок и яркий отпечаток чужих губ на воротнике белой футболке.
Глаза пустые, бездонные, как два выгоревших угля.
Он попытался ухмыльнуться, но получилось лишь жалкое подобие улыбки. Губы слиплись, во рту стоял привкус пепла и вчерашнего виски.
Скажи что-нибудь. Хоть слово. Хоть звук.
Но Джинни уже прошла мимо. Даже не замедлила шаг. Её духи лёгкие, цветочные смешались с запахом табака и на мгновение застряли у него в горле. Потом растворились, как и всё остальное. Молли стояла на кухне, разливая чай.
— Чаю, дорогая?
— Спасибо, мам.
Молли знает. Не видела, не слышала. Просто понимала. «Стерпится — слюбится», — подумала она автоматически, ложка звякнула о фарфор. Но в глубине знала, ничего не слюбится. Гарри закрыл глаза. В голове вата, в носу химическая горечь. Он налил виски в первую попавшуюся чашку. Выпил залпом. За окном обычное утро. Обычные люди.
Обычная жизнь. Ничья.
Джинни хотела развод.