Глава 3
⊹──⊱✠⊰──⊹
Драко проснулся с этим ёбаным ощущением дежавю. Снова одно и то же. День за днём, заезженная пластинка, что скрипит на последнем обороте. Он знал этот прогорклый вкус, будто выдохшийся алкоголь на дне стакана. Скука стала хронической, как яд в крови. Её не вытравить, не заглушить, только топить в работе, в сигаретах, в тех, кто приходил и уходил, оставляя на коже только запах духов и лжи. Звонок от Блейза прервал его сонную зону комфорта, как гром среди ясного неба.
— Драко, это вечеринка века, министерские крысы устроили пятничный вечер. Ой, прости, — усмехнулся он, вспомнив, что он говорит с Министром, но всё же это было сказано для поддёвки, — Погнали, надо развеяться, — энтузиазм Блейза мог бы повергнуть кого-то в восторг, но не Драко.
— Когда? — выдавил сухо.
— Сегодня вечером заеду за тобой.
Забини не знал усталости. Вечно бегал по своим делам, но вечеринки — это его стихия. Он умудрялся развлекаться даже в этом мрачном мире, где веселье было только для того, чтобы скрыть отчаяние по праздникам. И вот, как всегда, ему удалось убедить Малфоя. Вечер в Министерстве магии мрак, который будет ярко гореть в этом бесполезном мире. Он решил, что это единственный шанс увидеть, как другие играют в эти роли, в этот спектакль, на который он сам давно уже не обращал внимания.
Малфой не любил завтраки, не любил утреннюю суету. Поэтому, как всегда, пропустил его. Взял кофе на ходу и прикурил сигарету, едва не поперхнувшись от горечи на языке. Вроде бы всё просто: кофе, сигарета — так он начинал свой день. Как будто дым мог забрать с собой весь этот груз, все эти вечные мысли о том, как он запутался в жизни.
Пока дым плыл вокруг, он шагал через двор в сторону крыльца — места, где встречал Шерифа Престона. Место, которое, казалось, держит его от того, чтобы совсем не упасть в бездну. Престон уже ждал его в морге. В голове Малфоя мысли не было о том, чтобы предложить себе комфортную жизнь. Наоборот, каждый шаг был всё более чёрным и тяжёлым.
Они встретились у дверей учреждения. Престон стоял, опершись на стену, и, как всегда, курил. Его лицо не выражало ничего, кроме усталости усталости от этого мира, который казался всё более абсурдным.
— Что там у тебя? — спросил Драко, чувствуя, как холод снаружи проникает в его нутро.
Престон не спешил отвечать. Он отложил сигарету, шагнул в сторону, и они вошли внутрь.
Это было место, где смерть жила не как холодная гостья, а как хозяйка. Запах формалина, железа и чего-то гнилого вцеплялся в лёгкие, и даже сигареты Престона не могли его перебить. Тела стояли, будто забытые в этом пустом морге, словно они не были людьми, а всего лишь сломанными куклами, выброшенными на помойку. Загадочные, обезображенные смертью, они будто прошли через нечто, что выходило за рамки обыденного ужаса.
Флуоресцентные лампы горели слишком ярко, выхватывая из полумрака три стола с телами. Драко подошёл ближе, и воздух застыл у него в лёгких не от формалина, а от того, что лежало перед ним. Три девушки.
Первая. Грудь вскрыта не скальпелем — разорвана изнутри, рёбра торчали наружу, как сломанные прутья клетки. Края ран были обуглены, но не от огня, словно их прожгло чистой магией. На запястье тонкий, аккуратный порез. Слишком ровный для ножа.
Вторая. Её рот застыл в крике, но звука не было язык удален. На груди, прямо над тем местом, где должно было биться сердце, кто-то вырезал символ: перевёрнутую руну Альгиз, пересечённую вертикальной линией. Знак защиты, искажённый до неузнаваемости.
Третья. Драко замер. В её мёртвых пальцах был зажат клочок ткани. Клетчатая рубашка. Престон, стоявший у окна, медленно выпустил дым в потолок.
— Ну что, Министр? — голос звучал устало.
Драко не ответил. Его взгляд скользнул по обезображенным телам — там, где должно было быть сердце, зияла пустота. Но не это заставило его кровь стынуть в жилах.
— Нет, — его голос прозвучал резко, отсекая все сомнения. — Это не Уизли.
Престон поднял бровь, сигарета замерла у губ.
— Кусок его рубашки в руках трупа. Ты серьезно?
— Слишком просто. — Драко резко развернулся к телам, указывая на раны. — Посмотри на это. Это не просто убийство — это ритуал. Чистый, точный, выверенный.
Он резко ткнул пальцем в обугленные края ран первой жертвы.
— Видишь эти узоры? Это не случайность. Это язык. Древний, сложный.
Перевел взгляд на второе тело.
— А этот символ? Перевернутая Альгиз с чертой. Это не просто «защита наоборот». Это формула. Часть уравнения.
Наконец, третья жертва.
— И эти... — он замер, глядя на следы зубов. — Это не метка зверя. Это подпись.
Престон молча затянулся, выпуская дым клубами.
— Ты хочешь сказать, что кто-то подставляет Уизли?
— Нет, — Драко резко встряхнул головой. — Я говорю, что Рон — пьяница, который едва умудряется зашнуровать ботинки. А это... — он махнул рукой в сторону тел, — Слишком изощренно для того, кто уже десять лет валяется на диване.
Тишина повисла между ними, густая, как смог.
— Значит, кто-то другой, — наконец пробормотал Престон.
— Кто-то, кто знает Уизли, — Драко стиснул челюсть. — Кто-то хочет, чтобы мы поверили в их вину.
Престон швырнул окурок на пол, раздавил его каблуком.
— Черт возьми.
Драко не ответил. Его взгляд снова скользнул к телам, к этим слишком аккуратным, слишком идеальным уликам. Старик-судмедэксперт, выглядел так, будто видел всё это уже тысячу раз, но его глаза выдавали другое. Они были полны тревоги. Чего-то, что было больше, чем просто работа.
— Ритуальное убийство, — сказал Грайфелд, его голос был тихим, как эхо в пустой комнате.
Драко шагнул вперёд, его глаза не могли оторваться от этих тел, которые больше походили на предметы, нежели на людей.
— Ритуал? — спросил он, напряжённо наблюдая за Грайфелдом.
Грайфелд взглянул на него, и в его глазах было что-то такое, что заставило Драко замереть. Это было не просто удивление или недоумение. Это был ужас, который старик как-то сдерживал, как если бы попытался забыть, что видел.
— Ритуал возвращения из мёртвых, — проговорил он, словно эти слова не давались ему с лёгкостью. — Когда-то в молодости я видел нечто подобное. Все эти знаки... символы... Это не просто случайность, парень. Это был вызов. Чего-то или кого-то. И, как бы мне этого не хотелось, я не могу не признать, что мы стоим перед чем-то гораздо более опасным, чем просто убийство.
Он бросил короткий взгляд на Престона, будто пытался что-то сказать без слов, но затем просто похлопал Драко по плечу и вышел, оставляя после себя только запах антисептика и старости. Шериф всё это время стоял в углу у урны, куря. Он закурил ещё одну сигарету, поднимал взгляд только тогда, когда мог почувствовать, что Малфой пришёл к окончательному выводу.
Кто-то играл с ними.
Драко вошёл тихо, почти незаметно, в кабинет министра. Помещение было сдержанно оформлено: темное дерево стен и тяжелые бархатные шторы, затянутые лишь наполовину, чтобы приглушить дневной свет. На массивном письменном столе разбросаны свитки и отчёты, рядом стоял хрустальный графин с мутноватой водой, а в углу тихо урчал камин, не грея, а скорее создавая атмосферу замкнутости.
За окном серое небо давило своей тяжестью, и воздух, словно пропитанный предчувствием дождя, висел неподвижно. Министр тот самый, кого он презирал молча, но давно и глубоко стоял у окна, спиной к Драко, руки сжаты в замок.
Морщины на его лице говорили больше, чем слова: глубокие линии следы долгих лет борьбы и разочарований. Лоб был нахмурен, уголки губ сжаты в едва заметной гримасе усталости, будто каждый новый день приносил всё больше вопросов без ответов. Его глаза холодные, но тревожные уставились в серое небо, будто пытаясь найти там решение.
Драко сделал шаг вперед, голос тихий, но уверенный:
— Осмотр с полицией дал немного, место преступления чистое. Магия какая-то... старая. Очень старая. Я посетил дом Уизли, Рон ведёт себя нервно. Грейнджер спокойна до ледяного состояния. Поттер... — он запнулся, — Поттер, возможно, под воздействием какой-то дряни.
Кингсли выслушал его без единого перебивания. В конце отложил перо, посмотрел на Малфоя пристально.
— Всё ведёт к ним? — спросил негромко.
— Пока ни один не причастен. Ни прямых, ни косвенных улик, — отчеканил Драко.
— Ты уверен, что это не просто обычное убийство? — спросил министр, поднимая бровь.
— Да, — ответил Малфой, прищурившись. — На теле есть знаки. Символы старые, едва различимые, но они точно не из обычного арсенала. Это не что-то новое. Некромантия, — голос Малфоя стал тише, почти шёпотом. — Похоже, кто-то пытался призвать кого-то из мёртвых.
Министр нахмурился, словно пробираясь через пелену сомнений.
— Призвать? Из мёртвых? Ты уверен, что это не паранойя?
— Да, — ответил уверено Драко.
— Хорошо, — Министр сел в свое бархатное кресло. — Продолжайте в том же духе, Малфой.
Драко вышел из кабинета. Глубоко выдохнул и провёл пальцами по переносице, опёрся лопатками о тяжёлую деревянную дверь, что скрывала министра. В его разуме словно что-то пробудилось тёмное, гадкое, склизкое. Оно шевелилось, напоминая о себе шёпотом, который нельзя было игнорировать.
«Скоро, мальчик мой. Скоро.»
***
Бальный зал министерства пылал золотым светом, но Драко видел только тени. Они скользили между гостями эти натянутые улыбки, пустой смех, бокалы с шампанским, в которых отражалось всё то же лицемерие. Он двигался сквозь толпу, и каждый его шаг был расчётлив, как ход на шахматной доске. В воздухе пахло дорогим парфюмом, скрытыми интригами. Смесь, которую не вычистить никакими благотворительными вечерами. Здесь играли по своим правилам: под маской вежливости скрывались ставки на будущее, а каждое слово было одновременно и обещанием, и угрозой. Танцующий свет люстр ложился на холодный мрамор, словно напоминание даже в этом блеске нет ни капли тепла.
Пэнси сверкала в углу, словно дорогая безделушка. Её смех звенел фальшиво, а платье обтягивало тело так, будто пыталось задушить. Он прошёл мимо, даже не удостоив взглядом. Джинни шла через зал, и толпа расступалась перед ней, будто под лезвием ножа. В этом море лиц её рыжие волосы горели, как пламя, и платье, точно сотканное из закатного огня и шепота ветра, струилось по телу, обнимая каждую линию и изгиб, будто оно знало все её тайны. Шёлк переливался золотом и рубином, будто сама магия растворилась в ткани нежная, но в то же время опасная, как заклинание, которое может сжечь.
Её взгляд холодный и жгучий, как лёд, в который вонзается раскалённый металл. Чёрт, Малфой не мог отвести глаз. Это было не просто влечение. Это была жажда такая острая, что казалось, будто внутри пустыня, и каждое прикосновение мысли было как глоток воды, который одновременно исцеляет и убивает. Он хотел прикоснуться, хотел сжечься, хотел разорваться на части и раствориться в этом огне, но не мог. Потому что он Малфой. Потому что для него это запрет, стена из льда и стали, которую нельзя пересечь, даже если сердце рвётся на куски.
Вся его сущность кричала, ломалась и плелась в узлы желать и не иметь, гореть и не сгореть.
— Ты выглядишь убийственно, — Блейз возник рядом выбивая из мыслей, протягивая бокал. Драко не взял.
— Я не здесь для этого, — его голос звучал как сталь.
Но он лгал. Он был здесь именно для этого. Для этих фальшивых улыбок, для этих лживых комплиментов, для игры, в которой все были пешками. Кроме неё. Любовь не его конёк. Но тело не слушалось. Взгляд сам цеплялся за неё, замечая, как она скользит между гостями, как мужчины замирают, провожая её глазами.
Блять. Он стиснул зубы, заставляя себя смотреть в другую сторону и увидел Поттера.
Тот стоял в тени колонны, глаза два уголька на бледном лице. Они смотрели друг на друга. Молча. Враждебно. Гарри медленно поднял руку, обвил пальцы вокруг запястья Джинни, когда она проходила мимо. Притянул. Прижал к себе. Показательно. «Моя», — говорил этот жест. «Не достоин», — отвечал взгляд Драко.
Но что-то было не так. Поттер слишком бледный. Слишком худой. Глаза горят, но не жизнью лихорадкой. Он держит Джинни, но его пальцы дрожат. Как у наркомана, который уже не может без дозы. Как у того, кто знает, что теряет контроль. Джинни не сопротивляется. Но и не прижимается. Она застыла статуя в его объятиях. Ничего не чувствующая. Ничего не желающая. Уже свободная. И в этом холоде, в этой пустоте Малфой видел то, что никто не замечал. Потерянный, сломанный, выжатый как тряпка. Гарри больше не герой своей истории. Он тень, бледный фантом, который держится за последнее, потому что боится отпустить.
Поттер поднял голову. Их глаза встретились. Драко стоял, как хищник, только что учуявший кровь. И в этом взгляде Поттер прочитал всё. Он не любил Джинни. Но он не собирался уступать. Не Поттеру. Не никому.
— Ублюдок, — прошептал Гарри. Только губами. Только себе.
Он вцепился в запястье Джинни крепче, будто мог вдавить её в себя, спрятать под кожу.
А Малфой... Он уже начал войну. Без слов. Без жестов. И именно это сжигало Гарри изнутри. Не ревность. А страх. Потому что он знал Малфой возьмёт. Всё, что хочет. И сломает. Красиво. Бесшумно. До самого основания. Драко взял бокал с чем-то крепким с подноса, пальцы сжали хрусталь слишком резко, будто хотели раздавить. Терпкий яд коснулся губ слишком горький, слишком холодный, слишком похожий на ту боль, что грызла его изнутри. Поттер поднял бокал в его сторону. Дрожащей рукой. Стекло звенело, как предсмертный хрип. Джинни отстранилась едва заметно, но достаточно.
Малфой выпил залпом. Горечь разъедала кожу в глотке. Гарри растворился в толпе, оставив после себя шлейф дешевого виски и аптечной вони. Туалет был роскошным до блядства. Мраморный пол, чёрный и белый, как проклятая шахматная доска. Стены золотистые, с инкрустацией, зеркала в витых рамах, блестящих, как свежая кровь на кубке. Тут нельзя было быть настоящим. Тут всё было слишком.
Гарри ввалился внутрь, как в исповедь. Опёрся о раковину, холодную, как его мысли. Глянул на своё отражение: зрачки огромные, белки обрамляют красные сосуды. Он услышал шаги, конечно, Лавгуд. Не обернулся. Она пришла. Покорно. Молча. Как будто они оба давно перестали нуждаться в словах. Гарри притянул её к себе. Нежно, пальцы скользнули по волосам. Белым, выжженным, будто солнце слишком долго стояло над ней. Они сыпались под пальцами, как пепел. Она опустилась перед ним на колени, плавно, с каким-то древним покоем. Как жертва, которая сама выбрала алтарь. Он смотрел на неё и перед глазами вспыхивала Джинни. Как она кричит, выгибаясь в чужих руках. Как Малфой вжимается в неё. Как простыни под ними серые от пота, от спермы, от этой новой, чужой жизни. Как Джинни стонет, и уже никогда для него. Гарри стиснул зубы.
— Не сейчас, — процедил он.
Он поднял Луну, грубо усадил на тумбу с раковиной. В зеркале перед ним отражалось чужое лицо измождённое, с пустыми глазами. И это был уж точно не Герой. Гарри сжал раковину так, что костяшки побелели. Её пальцы лёгкие, как крылья мотылька коснулись его спины. Он вздрогнул. Руки Луны запутались в волосах Гарри, а его пальцы впились в её бёдра. Сорвал с неё платье. Она не сопротивлялась. Вошёл в неё резко, без прелюдий. Лавгуд вскрикнула, но не оттолкнула. Её ноги обвились вокруг его талии, пальцы впились в спину, оставляя следы.
— Больно? — прошептал он.
— Да.
— Хочешь, чтобы я остановился?
Она посмотрела ему в глаза.
— Нет.
Он двигался грубо, почти жестоко. Но она принимала всё каждый толчок, каждый стон. Потом он услышал её шёпот.
— Я здесь. Я с тобой.
И что-то в нём рассыпалось битым стеклом. Поттер прижал лицо к её шее, чувствуя, аромат ладана и каких-то увядающих цветов.
Джинни даже не дрогнула. Просто стояла, будто ждала не его возвращения, а чего-то другого. Зал поглотил её, как только Поттер исчез. Никто не заметил. Никто никогда ничего не замечает. Уизли стояла посреди сияния, одна, как выброшенная вещь, забытая. Золотой свет падал на её плечи, будто пытался согреть, но грелся только металл серёжек. Она не посмотрела ему вслед. Не пошла за ним. Не крикнула.
Драко подошел вплотную, перекрывая ей путь к отступлению.
— Танец, Рыжая? — его голос прозвучал грубо, но пальцы, схватившие ее руку, дрогнули. — Или будем делать вид, что обсуждаем работу?
Музыка сменилась, заиграла медленно, тягуче, как горячий воск. Он повёл её на середину зала, и пространство расступилось, как будто весь вечер ждал именно этого танца. Она не смотрела на него, но чувствовала каждый его взгляд, каждый изгиб его дыхания. Драко держал её близко. Почти. Она не сопротивлялась, позволила себя вести. Их тела сошлись слишком близко для приличий бедра касались, дыхание смешивалось. Он чувствовал, как под тонкой тканью платья бешено стучит ее сердце.
— Ты пропустила вчерашний допрос, — прошептал он, губы в сантиметре от ее уха. — Пришлось выкручиваться за тебя.
Его пальцы холодные, но с едва уловимой дрожью скользнули по ее обнаженному плечу, оставляя за собой мурашки.
— Ах вот как, — ее пальцы впились в его плечо, ногти сквозь ткань. — Значит, министр лично покрывает меня? Как трогательно.
— Не покрываю, — он резко развернул ее под музыку, прижав к себе так, что она вскрикнула. — Это манеры.
Она замерла, губы в сантиметре от его.
— Ах, манеры, хорошо, — ухмыльнулась она.
Он зарычал тихо, почти нежно, и втянул ее еще ближе. Их губы почти соприкоснулись, дыхание смешалось.
— Ты играешь с огнем, Уизли, — его голос низкий, как предупреждение.
И в этот момент их разорвал резкий рывок. Гарри впился пальцами в плечо Джинни, выдирая её из рук Малфоя, будто она последний его глоток воздуха. На щеке пот, гнев и размазанная алая помада, не её оттенка. Горячее пятно стыда, истертое в щеку. Рукава закатаны, на сгибах локтей свежие следы. Не магии. Уколов. Маг спасения, герой, которого пожрала ломка.
— Моя жена, — прохрипел Поттер, пальцы впились в плечо Джинни, как кандалы. — Ты забыл спросить разрешения.
Драко поднял бровь, насмешливо, ледяно. Окинул его взглядом вены на лбу, дрожащие пальцы, расширенные зрачки. За спиной Гарри из темноты вышла Луна, она поправляла лиф своего платья, пряча дрожь под полупрозрачной тканью. Ее губы были стерты в кровавую мазню.
— А ты, Поттер, — произнёс он тихо, почти ласково, — ты сам спросил разрешения, прежде чем трахнуть Лавгуд в туалете за спиной своей жены?
Конечно, он всё понял. Всё видел. Он стоял у колонны, и в этой чертовски освещённой роскоши зал вдруг стал прозрачным, как витраж изломанный, но читаемый.
— Кончайте этот цирк, — бросила она через плечо. — Оба.
Когда она ушла, Гарри скривился в уродливой ухмылке:
— Она все равно вернется. Ко мне. Всегда возвращается.
Драко не стал отвечать. Просто вытер ладонь о брюки там, где касался ее кожи. Как будто пытался стереть ожог.
Луна рассмеялась — звонко, истерично.
Музыка гремела, гости смеялись. Никто не заметил, как министр Магической Британии сжал кулаки так, что под кожей выступила кровь. Драко холодно окинул Гарри взглядом, губы искривились в язвительной усмешке:
— Тебе уже не хватит сил её удержать, Поттер.
И, развернувшись, добавил через плечо:
— Как, впрочем, и все остальное.
Гарри замер, будто получил пощечину. Его пальцы судорожно сжались, но дрожь в них выдавала правду — он уже проиграл.
Джинни вышла на улицу, не оглядываясь. Холод ударил по коже, и только тогда она поняла, что дышит тяжело, как после драки. Внутри всё было выжжено, пусто. Ни боли, ни слёз. Только глухая, звенящая тишина.
Она знала, что Поттер ей изменяет. Знала давно. С Луной, с кем-то ещё не важно. Он не прятался. Он не каялся. Просто гнил на глазах, ломался, рассыпался в трещинах, как старая статуэтка. И она устала подбирать осколки. Устала делать вид. Устала надеяться.
Её больше не разъедала ревность. Не жгло, не кололо. Лишь отвращение. Пронзительное, спокойное, как лезвие ножа, что долго лежал в снегу.
Но зачем Малфой? Почему именно он? Его взгляд был как кнут. Его прикосновения как вызов. Он не любил. Он хотел. Жаждал. Требовал. И она, дура, откликалась. Потому что в этом хотя бы была жизнь. Потому что он смотрел не как на жену Поттера. А как на женщину. Как на равную. Как на трофей. И это злило её больше всего. Зачем он влез? Зачем снова напомнил, что под её кожей ещё что-то шевелится? Зачем разбудил то, что она годами душила?
Уизли остановилась у фонтана. Вода текла, как будто насмехаясь. Джинни сжала руки в кулаки.
— Чёрт бы вас побрал, — прошептала она. — Всех!