Глава 2
⊹──⊱✠⊰──⊹
Воздух в особняке был насыщен чем-то сухим и терпким — смесь нафталина, старых книг и выветрившегося гнева. Всё вокруг было безукоризненно и безжизненно.
Часы тикали с омерзительной точностью, как будто высчитывали остатки души. Тёмное дерево блестело под лаком — слепяще, почти оскорбительно. Завтрак был выставлен на столе, как в музее восковых фигур: яйца, тост, кофе, джем. Даже нож лежал под углом, будто боялся разочаровать фамильную репутацию.
Он сел, как садятся не за еду, а за ритуал. Пророк, свежий, хрустящий, как кости под заклятием Frangere Ossis — что ломает кости, заставляя их трещать и хрустеть, словно ломая спину на части.
Пролистывал лениво, равнодушно, будто всё это — не про него.
И вдруг — её лицо.
Не в лоб. Не на передовице. Где-то сбоку, под кривой колонкой о семейных традициях. Джинни Уизли. Стоит в саду — улыбается. Вроде как просто. Но между строк — что-то другое. Что-то, что не отпускает. За спиной — семья. Все, кто дожил. Все, кто не предал. Все, кому она всё ещё верит.
Фото, будто пульсировало в его ладони.
Не рыжая девчонка с грязным лицом, вечно бегавшая за Поттером. Нет. Перед ним была женщина, в которой угадывались благородные черты, линия скул точёная, улыбка тонкая, взгляд пристальный, колючий. Её волосы были завязаны в небрежный узел, пара прядей упрямо выбивалась, но это не делало её неопрятной — напротив, в этом было что-то живое, неподдельное.
Она была другой. Не такой, как остальные.
Малфой почти залип на нее, но резко отбросил эту мысль, швырнув газету на стол.
Сегодня ему предстояло отправиться в Запретный лес, и там его уже ждал шериф Престон.
Но судьба — та ещё сука.
Когда он прибыл на место преступления, первым, кого он увидел, была она.
Джинни Уизли. Не просто Уизли. Помощница шерифа.
Малфой едва не рассмеялся, но взял себя в руки. Всё это казалось каким-то извращённым кармическим спектаклем.
— Здравствуйте, министр, — произнесла она, не проявляя ни капли эмоций. Только голос — ровный, выверенный. — Здесь произошло убийство.
Он заметил, как она выдала ему власть первыми же словами. Она играла. Она не такая, как все эти жалкие люди. Она чиста?
— Хорошо, — ответил он, хладнокровно отбрасывая мимолётные мысли, и принялся изучать место преступления.
Тела уже убрали, но следы остались. Кровь, высохшая в тёмных разводах на земле. Ветки, странно разломанные, будто кто-то чертил круг. Ожоги на траве. И — символы. Вырезанные в коре, выжженные на камнях.
— Похоже на ритуал, — бросил он в сторону Джинни. — Но какой?
— Это ещё предстоит выяснить, — буркнула девушка.
Джинни наклонилась, даже не глядя на землю. Её пальцы сами нашли вмятину в почве — будто кто-то специально оставил это для неё. Грязь осела, обнажив блестящий край металла. Амулет. Старый. Грязный. Живой.
Он запульсировал в её ладони, будто пойманная птица. Руны на поверхности сдвинулись, перегруппировались в четкий знак: ᛇ. Эйваз. Дуб. Защита. Испытание.
Тот же знак, что и на запястье Джинни, которое она так быстро прикрыла рукавом.
И тут — Удар. Не по голове. По памяти. Сново видение, как вчера у Малфоя.
Его пальцы, стиснутые на горле жертвы. Его глаза — пустые, как окна брошенного дома. голос, шепчущий заклинание сквозь хрип — не мольба, не признание.
Секунду, она отводит взгляд от тела жертвы, приходит в себя.
— Нашла что-то? — Малфой стоял в трех шагах, сигаретный дым клубился вокруг него бледным саваном.
— Хлам, — она вытерла ладонь о бедро, но ощущение не исчезло.
Она не верила в эту хрень. Паранормальное? Нет, она просто устала.
— Тот кто это сделал явно знал, что делает, — добавила она тихо.
Её голос прозвучал слишком серьёзно. Малфой проследил за её взглядом и заметил то, на что раньше не обратил внимания. Маленький, едва различимый предмет, наполовину погружённый в землю. Когда он поднял его, холод пробежал по позвоночнику.
Амулет. Старый, покрытый вековой пылью, с выгравированными рунами. Он не просто выглядел древним. От него исходило что-то... живое.
— Заберём как вещдок, — бросил он, намеренно сухо, намеренно по-служебному.
Его пальцы схватили амулет — и мир вздрогнул. Холод. Тишина.
Голос — не её, не его — шёпотом в висках: «Ты опоздал.»
— Что? — Драко резко поднял голову.
Джинни смотрела на него. Не дыша.
— Ничего, — сказала она. — Ветер.
Но ветра не было. А амулет в его руке смеялся — горячий, живой, злой.
И тут понял, что всё только начинается.
Возвращаясь к остальным, Малфой кинул последний взгляд на лес. Деревья стояли слишком неподвижно. Слишком тихо. Как затаившийся зверь перед прыжком. Машина рванула с места, подбрасывая их на ухабах просёлочной дороги. Сквозь грязное стекло мелькали телеграфные столбы — раз-два, раз-два, как удары метронома.
Современный магический мир. Телефоны вместо сов. Автомобили вместо мётел. Камеры вместо заклинаний. Все эти маггловские штучки, которые теперь были удобнее, быстрее, бездушнее.
Участок. Вывеска криво висела на одном болте. «Добро пожаловать в дерьмо», — мысленно завершил фразу Драко.
Престон встретил их на крыльце, ухмыляясь как койот, нашедший падаль.
— Министр-с, — козырнул он, подчеркнуто медленно. — Заходите в наши скромные хоромы.
Джинни молча прошла мимо, специально задев плечом Малфоя. Не случайно — он почувствовал лёгкий разряд, будто от статического электричества.
— Осторожнее, Уизли, — процедил он, не поворачивая головы.
— Простите, министр, — она замедлила шаг, нарочито вежливо. — Не заметила вас.
Её губы дрогнули в едва уловимой усмешке.
— В следующий раз заметишь, — он намеренно опустил взгляд на её запястье, где под рукавом мелькнул бледный шрам — руна Эйваз.
Джинни резко одёрнула рукав.
— В следующий раз, — повторила она, и в её глазах вспыхнуло что-то опасное, — я буду внимательнее.
Тишина.
Престон фыркнул, наблюдая за ними, как за теннисным матчем. Джинни подошла к своему рабочему месту, заговорила с напарником.
— Ну что, продолжим? — он распахнул дверь в кабинет, воняющий дешёвым табаком и немытой кружкой месячной давности.
Драко не присел — он рухнул в кожаное кресло напротив Престона, которое застонало под ним, как подкошенный зверь. Кожа прилипла к ладоням — липкая от влаги и чего-то ещё, что он предпочитал не идентифицировать.
Престон швырнул ему стакан. Дешёвый хрусталь, потёртый по краям, с едва заметными трещинами — как и всё в этом проклятом участке.
— На, — бросил шериф, наливая виски, которое пахло скипидаром и отчаянием.
Лёд треснул — резко, громко, будто кость под ботинком. Драко вздрогнул.
— Нервы, министр? — Престон оголил жёлтые зубы в ухмылке.
— Заткнись, — Драко прикрыл глаза, чувствуя, как огонь виски растекается по горлу.
Но лёд в стакане не таял.
Он просто смотрел на него — острый, как зуб, как намёк, как обещание боли.
— Как тебе моя помощница? — шериф выпустил дым колечками, наслаждаясь
моментом.
— Ты специально подсунул мне Уизли на месте преступления?
— Ох, нет-нет, совещание сам понимаешь, — Престон пнул стопку дел, которая угрожающе закачалась. — Но все улики ведут к её милому семейству. Особенно к братцу.
Тишина. Где-то капала вода из крана. Раз-два. Раз-два.
— Доказательства?
— Кусок рубашки Рона Уизли. В мёртвых пальцах. — Престон щёлкнул зажигалкой. — Завтра поедем, посмотрим.
Драко встал, намеренно оставив сигарету нетронутой.
— Я сегодня загляну в «Нору».
Он знал — там его уже ждут.
***
Работа засосала его в вязкую рутину до позднего вечера. Бумаги. Отчёты. Подписи. Голова гудела, как трансформаторная будка, но отложить визит к Уизли он не мог.
Телепорт. Резкий щелчок в висках — и вот он уже стоит на пороге «Норы», стучит костяшками в дверь с облупившейся краской.
Дверь открыла Молли — улыбка до ушей, слишком белая, слишком широкая, будто нарисованная поверх настоящего лица.
— Министр! — голос звонкий, как колокольчик, но глаза пустые, как у куклы. — Вы к нам в гости? А я ужин не приготовила...
Он вошёл. Душно. Слишком сладко пахло корицей и чем-то гнилым под ней.
Гостиная. Рон распластался на диване, жуя пирог прямо из тарелки на животе. Телевизор орал рекламой. Гермиона — в углу, с книгой из библиотеки Снейпа (он узнал кровавый переплёт). Близнецы за окном что-то пилили — звук металла по металлу, слишком резкий, чтобы быть мопедом. И она. Джинни, которую он видел сегодня утром. Прислонилась к дверному косяку у входа в гостиную, в рваной футболке «Я мертв изнутри». В руках — банка мороженого, ложка замерла на полпути ко рту.
— Привет, Малфой, — сказала она ровно, но в углу рта дёрнулась мышца.
За её спиной встал Поттер. Тень. Тишина. Шрам на лбу — не молния теперь, а что-то новое, неровное, будто выжжено кислотой.
— Заходи, — сказал Гарри, и его голос звучал как скрип несмазанной петли.
Ложь висела в воздухе густо, как смог. Уютная. Семейная. Фальшивая. Но Малфой видел только одного человека. Гарри Поттер.
Его рука то и дело дёргалась — сжимала рукав свитера, не давая ему задернуться.
Малфой скользнул взглядом ниже.
На коже — узкие бледные полосы, словно следы от порезов. Или от чего-то ещё.
Пальцы Поттера дрожали. Он сжимал кружку так крепко, что костяшки побелели.
И когда Малфой заговорил, Гарри вздрогнул.
— Как вы знаете, произошло убийство трёх студенток Хогвартса, — он говорил ровно, спокойно. Пока не стоит говорить, что улики ведут к ним. Пока это просто сбор информации, разговор, вежливый обмен мнениями. — Мне нужно разобраться. А вы, как я понимаю, всегда в курсе последних новостей.
Рон фыркнул, не отрываясь от экрана:
— Малфой, ты нас за сплетников держишь?
— Министр, простите за его бестактность, — Грейнджер раздражённо захлопнула книгу.
— Ничего. Так что, вы что-то слышали?
В этот момент Поттер поднял голову.
Их взгляды встретились.
Гарри смотрел на него пустыми, провалившимися глазами—без ярости, без злобы. Только бездна.
Малфой видел такой взгляд у ломанных людей. У тех, кто видел слишком много. Кто перестал быть целым.
Поттер провёл языком по губам, но ничего не сказал.
— Мы ничего не слышали, — за него ответила Грейнджер.
Молли заговорила что-то про чай, про уют, про семью.
Но Драко больше не слушал.
Гарри сидел, сгорбившись под тяжестью невидимых цепей, зрачки расширенные, черные, вобравшие весь свет и не отдавшие ничего взамен. Его пальцы судорожно сжимали рукав свитера, обнажая бледные шрамы — слишком ровные, слишком глубокие.
Когда взгляд Малфоя скользил к Джинни, в его стеклянных глазах вспыхивало что-то животное: не ревность, а глухое, наркоманское собственничество. Она была его вещью, одной из немногих, что еще напоминали о человеке, которым он когда-то был.
— Ты... ничего здесь не найдёшь, Малфой, — голос хриплый, как скрип несмазанной двери. Он боялся быть разоблаченным: дрожь в руках не от волнения, а ломки; зрачки, не реагирующие на свет; запах лекарственной горечи, пробивающийся сквозь дорогой одеколон.
Внутреннее противоречие.
Драко держал взгляд на Джинни, словно она была единственным существом в комнате. Его вопросы были адресованы всем, но мысли витали вокруг неё, как туман, не позволяя сосредоточиться. Джинни поднесла ложку к губам, но замерла, заметив его взгляд. Её глаза встретились с его, и на мгновение он увидел в них ту самую пустоту, которую ощущал сам — в её взгляде не было ни удивления, ни страха. Просто... ничего.
— Мы ничего не слышали, — наконец сказала Гермиона, вытаскивая Драко из своего оцепенения. — А если бы мы слышали, ты бы первым узнал.
Рон насмешливо подал:
— Да, конечно, Малфой, мы всегда в курсе, как ты сказал.
Драко не ответил, лишь скользнул взглядом по комнате. Каждое слово казалось пустым, когда он не мог оторвать взгляд от Джинни. Она сидела там, как статуя, и его внимание было захвачено этим выражением — не настороженным, не агрессивным, а словно ожидающим, как если бы вся её жизнь была только сценой для чего-то более важного, чего он не мог понять.
— Мне пора, — сказал он, пытаясь вернуть себя в реальность. — Спасибо за информацию.
Он встал, не обращая внимания на Молли, которая вновь пыталась одарить его своей натянутой улыбкой. Рон и Гермиона не произнесли ни слова, но он знал, что они заметили. Поттер же продолжал читать газету, хотя он был полностью поглощён чем-то другим.
Уходя, Драко не мог избавиться от ощущения, что что-то не так. Как будто все вокруг него играли роли, и только Джинни не играла — она была настоящей, но в этом было что-то пугающее.
Неясное. Неведомое.
Когда Малфой вышел, Гарри уронил газету. На раскрытой странице — фото третьей жертвы: рыжая, с вырезанной на груди руной Эйваз. Только тогда его лицо исказила кривая, больная усмешка — первая искренняя эмоция за долгие месяцы.
Он уже не защитник.
Он — то, от чего нужно защищаться.
По пути домой он мысленно прокручивал всё, что произошло. Он думал о своих подозрениях, о том, как это всё было связано с Уизли, но его мысли неизменно возвращались к Джинни.
Тому, как она стояла на пороге, с выражением на лице, которое, казалось, не предвещало ничего хорошего.
Дома, выбравшись из мрака улиц, он распил виски. Горький, как и мысли, которые не отпускали его. Как всегда, алкоголь снимал напряжение, но не давал покоя. Слишком много вопросов, слишком много людей, слишком много эмоций, которые не поддаются пониманию.
Когда сон наконец накрыл его, последнее, что он почувствовал — лёгкое прикосновение когтей у виска.
И шёпот, от которого кровь превратилась в лёд:
«Ты близок, Малфой... Но уже слишком поздно.»