Громче, чем молчание
Я нахожу его у старого окна на шестом этаже, в том самом закоулке, куда почти никто не заходит. Он, как обычно, один. Его тень отбрасывается на стену ровной линией — будто он и в самом деле из другого мира. Холодного. Без меня.
Я не готовилась к этому разговору. Просто шла. Просто надеялась, что он снова будет почти-честным. Почти-настоящим. Почти — моим.
Он поднимает глаза, замечая меня, и что-то в его лице замирает. Но ненадолго.
— Томас, — выдыхает он. Не с раздражением. Но и не с радостью.
— Мы можем поговорить?
Он смотрит на меня долго. Молчит. А потом — медленно, как будто с трудом — кивает.
— Хорошо. Говори.
Я не знаю, с чего начать. Всё слишком громко в голове: наши взгляды на вечеринке, его рука на моей спине, его губы, мои мысли после. Молчание, которое мучает. Его глаза, в которых что-то было. Было, пока он не решил притвориться, что ничего не случилось.
— Почему ты избегаешь меня? — спрашиваю.
— Я не избегаю, — говорит он, и в его голосе — привычное, ледяное равнодушие.
— Тео…
— Не называй меня так, — перебивает он резко.
Я замираю. Словно щёлкнул хлыст.
Он закрывает книгу, которую читал, и встаёт. Высокий. Слишком спокойный.
— Послушай, — начинает он, и я уже чувствую, что сейчас будет больно. — Это была ошибка. Очевидная. Ты была пьяна. Я просто... поддался моменту. Так бывает. Ты же не думала, что это что-то значит?
— Я... — мой голос срывается. — Я думала, что это не просто...
— Это не было ничем, Лив. — Он смотрит мне прямо в глаза. Ровно. Спокойно. — Но это стало ничем. Потому что так правильно. Потому что так проще. И, если ты умная, ты тоже всё забудешь.
Слова входят в меня, как ледяные иглы. Прямо под кожу.
— Так проще? — повторяю я.
— Да. Ты — Томас. Я — Нотт. Это не история, это глупость. Неслучайно мы жили в разных башнях все эти годы. Мы не подходим. Ни логически, ни по смыслу. Даже разговор этот — лишний.
Я чувствую, как сердце отступает. Словно отказывается больше драться.
— Поняла, — шепчу. Больше мне нечего сказать.
Он молчит. Не зовёт. Не говорит «прости». Даже не смотрит, когда я разворачиваюсь и ухожу.
Я не бегу. Но это почти бег.
Я пропускаю обед. Сажусь у окна в библиотеке, где пахнет старыми страницами и отсутствием людей. Не беру книги. Просто сижу.
День проходит, как в воде. Глухо, медленно, невыносимо. Я не ем. Не смеюсь. Не разговариваю с Гермионой, которая что-то спрашивает у меня за ужином. Не отвечаю Рону. Гарри что-то замечает, но я прячу глаза.
Мне нужно исчезнуть. На немного. Чтобы снова стать собой. Или кем-то новым — кем-то, кто не чувствует, не вспоминает, не ждёт.
Потому что он не ошибся: да, я — Томас. Но он забыл, что я — не из тех, кто ломается с первого удара.
Он хотел сделать больно.
Ему это удалось.
Но боль — это тоже топливо.