19 глава
Pov: Регина
Я всегда думала, что страх — это крик. Острый, как осколок, или громкий, как авария. Но настоящий страх — это тишина.
Такая, как сегодня.
Прошло пару дней нашей жизни в Словении. Утро было солнечным, почти до смешного спокойным. За окном — узкие улочки словенского городка, омытые тёплым светом. Где-то на балконе сушилось бельё, по улице шли школьники с рюкзаками. И всё это — как будто из фильма, где мы временно получили главные роли.
Я заваривала чай на кухне, когда вошёл Виктор.
— Доброе утро, талантливая певица, — сказал он с такой серьёзностью, что я чуть не поперхнулась. — Я всю ночь переживал: как быть, если ты уедешь в тур по Европе и забудешь нас с Егором? А мы тут... в пижамах, голодные, без тебя.
— Ты можешь просто сказать "позавтракай со мной", не драматизируя, — усмехнулась я.
Но внутри что-то было не так. Лёгкое давление, будто что-то не вписывалось в спокойный пейзаж. Я старалась не придавать значения. До тех пор, пока не вышла за хлебом.
***
Пекарня находилась через три улицы от дома. Я шла по брусчатке, подглядывая за вывесками, смотрела на прохожих. Где-то в соседнем дворике играл саксофон — одинокий уличный музыкант создавал фон. Было почти идеально.
Если бы не один взгляд.
Он шёл позади меня. Молодой мужчина, в серой толстовке, с кофе в руке и рюкзаком. Я видела его мельком — у овощной лавки. Потом у газетного киоска. Потом он стоял, как бы рассматривая выпечку, но глаза смотрели не на круассаны. На меня.
Я пошла быстрее. Сделала круг — он остался на месте. Вроде. Но ощущение, что за мной смотрят, не уходило.
Когда я пришла домой, Егор был у ноутбука. Работал с какими-то документами.
— Ты бледная, — сразу сказал он. — Что случилось?
Я рассказала. Без паники, спокойно, будто просто делилась мелочью.
Но Егор сразу замолчал. Он закрыл ноутбук и вытащил флешку — старую, чёрную, с поцарапанным корпусом. Подключил. Я не поняла, откуда она. Он ничего не объяснял. Просто вбил команду. Пауза. Мышка замирает.
— Что? — спросила я.
— Лог с подключений. Это ноутбук, который я купил в другой стране, на новое имя. Но кто-то уже пытался получить доступ к нему. Через внешний канал. И это не шутка.
Виктор появился в дверях, зевая.
— А я думал, вы тут любовью дышите, а у вас шпионские драмы. Что происходит?
Егор посмотрел на него. Глаза были серьёзные.
— Думаю, нас нашли.
— Как... "нашли"? — я ощутила, как сжимается живот.
— Кто-то начал слежку. Осторожную, не явную. Это не полиция, не случайные прохожие. Это люди, которые знают, кого искать.
Виктор всё ещё был в халате, но улыбка с его лица исчезла.
— То есть ты хочешь сказать... что папаша всё-таки не сдался?
— Он никогда не сдаётся, — коротко ответил Егор. — Он просто ждал, когда мы успокоимся.
***
Поздно вечером, когда мы остались с Егором вдвоём на кухне, я спросила:
— Думаешь, он просто хочет вернуть тебя? Или...
— Или уничтожить? — перебил он. — Не знаю. Но если он подключил слежку и людей, скорее всего — второе. Ты была горничной в его доме, Рин. Для него ты — грязь на лакированном полу. Он не простит, что ты стала для меня смыслом. И не простит, что ты сбежала.
Я подняла глаза на него. Он впервые выглядел не просто серьёзным. Опасным.
— Мы не будем сидеть сложа руки, — сказал он. — И если он начал играть в открытую — мы ответим. Но тихо. Умно.
Я кивнула. Слов было не нужно.
***
Блед был особенно красив на закате. Оранжево-золотые лучи солнца ложились на гладь озера, превращая воду в расплавленный янтарь. Я шла вдоль набережной, медленно, чуть задумчиво, наслаждаясь вечерним спокойствием. Волны у берега звучали убаюкивающе, люди в кафе смеялись, пили вино, говорили на разных языках. Казалось, что весь мир был в отпуске. А я — будто начала жить заново.
На мне было легкое платье, которое я купила утром — чуть выше колена, с зелёным узором, такой дерзкий оттенок, как свежая весна. Волосы собраны в свободный пучок, кое-где выбивались пряди фиолетового, переливавшиеся на солнце.
Телефон завибрировал в сумке. Я не сразу достала его — в Бледе никто не спешил. Здесь дышалось иначе. Но потом всё-таки проверила экран.
Незнакомый адрес. Без имени.
Сначала я хотела проигнорировать. Но что-то в этом сообщении — в его молчаливом присутствии — насторожило. Я открыла письмо.
"Ты не скроешься за микрофоном."
Я остановилась. Сердце в груди будто сбилось на долю секунды.
"Регина Романова. Или Савицкая? Бывшая горничная семьи Булаткиных, сбежавшая вместе с младшим сыном и, вероятно, воспользовавшаяся его доверием. Сегодня она поёт. Завтра она... что? Ворует рецепты? Сердца? Или кошельки?"
К письму прилагалось фото. Старое. Я стою во дворе особняка Николая Сергеевича, в чёрной форме, с ведром и тряпкой в руке. Выгляжу усталой. И почти... чужой себе сегодняшней.
Я почувствовала, как лицо заливает жар. Как пальцы на телефоне побелели от напряжения.
Кто-то следит. Кто-то копается в прошлом. Кто-то хочет, чтобы я исчезла. Или хотя бы не поднималась выше. Не светилась.
Я повернулась и зашагала быстрее, направляясь к ресторану.
К тому самому, где завтра — моё второе выступление перед большим количеством человек.
***
Интерьер ресторана был тёплым: светильники в виде старых ламп, деревянные столики, лёгкий запах вина и розмарина. За стойкой стояла та самая владелица — женщина с прямой осанкой, в строгом чёрном платье. Серёжки серебряные, длинные, чуть восточного дизайна. Я не знала её настоящего имени — все называли её просто "Мадам".
Она говорила с одним из официантов, но когда заметила меня, кивнула и подошла.
— Уже репетировать? — спросила она.
— Нет. — Я показала ей телефон. — Мне прислали это.
Она молча взяла аппарат, пробежала глазами по тексту. Её лицо оставалось спокойным. Она не удивлялась. Она анализировала.
— Кто-то из прошлого?
— Да. Вероятно, отец моего парня. Он... не особо рад, что я теперь рядом с его сыном. Вернее — он уверен, что я просто хочу его использовать.
Мадам кивнула. Она не задавала лишних вопросов. Только подняла взгляд:
— В этом есть доля правды?
— Нет. — Я говорила тихо, но твёрдо. — Я люблю его. А то, кем я была — горничной, уборщицей — это не делает меня кем-то хуже. Это просто часть жизни.
Пауза. Она покрутила в пальцах серёжку, потом вернула мне телефон.
— Завтра ты выйдешь на сцену. Ты споёшь. И если публика почувствует, что ты настоящая — никакие статьи, никакие фото не смогут это разрушить. Публика любит правду.
— А если они придут? Те, кто хочет сорвать всё?
— Тогда это уже будет не просто концерт. Это будет выбор. Твой. Хочешь ли ты продолжать. Или вернуться туда, где тебе не место.
Я сжала пальцы в кулак и медленно выдохнула.
— Я выйду.
— Вот и хорошо. Тогда до завтра, Регина.
***
Вечер. Дом. Егор и Виктор сидели на кухне. Один пил кофе, другой ел орешки и крошил их повсюду, как ребёнок. Я вошла, всё ещё держа телефон.
— У нас новости, — сказала я.
Егор сразу насторожился. Виктор приподнял бровь:
— Не говори, что ты беременна. Я ещё не готов быть дядей.
Я хмыкнула, но протянула телефон Егору. Он прочитал. Зажал челюсть. Лицо стало холодным, как лезвие.
— Чёрт... — пробормотал он.
— Фото? — спросил Виктор. — Покажи.
Он подвинулся. Посмотрел. Молча.
— Ну... могли бы хотя бы обработать. Ты тут выглядишь так, будто готовишься ударить ведром кого-то. Угольно-романтичный стиль.
Я фыркнула.
— Виктор...
— Я серьёзно. Фото надо выбирать правильно. А если без шуток — это уже не предупреждение. Это начало давления. Проверка. Как ты поведёшь себя. Как ты отреагируешь.
Егор бросил телефон на стол.
— Завтра они будут в зале. Уверен. Или они, или кто-то из их людей.
— Значит, у меня будет ещё один повод петь лучше, — сказала я. — Если я сломаюсь — они победят. Если выйду — значит, уже победила.
Он посмотрел на меня с теплом и болью одновременно.
— Ты храбрая, Регина. Но, чёрт... Мне всё равно страшно за тебя.
Я подошла ближе, коснулась его щеки.
— Не бойся. Я не из тех, кого так просто сломать.
***
На следующий день, ближе к вечеру, ресторан заполнился. Люди бронировали столики заранее, слышали о «новом голосе из России», приезжали просто из интереса. Свет стал мягким, свечи на столах — живыми. Музыка звучала фоном.
За кулисами я снова надела зелёное платье — дерзкое, яркое, как моя новая жизнь. Волосы завила чуть сильнее, чтобы они ловили свет. Макияж — неброский, но с акцентом на глаза. Сердце опять колотилось. Микрофон в руке — как якорь.
Мадам подошла перед началом.
— Готова?
Я кивнула.
— Всегда.
Она коснулась моего плеча.
— Пой правду. Даже если голос дрожит.
Сцена. Тишина. Первые аккорды — "Don't You Worry 'Bout a Thing" — лёгкие, джазовые. Я вышла. Свет — на меня. Зал — ждал. И я запела.
"Everybody's got a thing...
But some don't know how to handle it..."
Несколько дней назад было лишь пробное выступление. Сейчас - все иначе. Голос сначала был чуть неуверенным. Но потом я почувствовала зал. Люди качали головами. Кто-то улыбался. Кто-то снимал видео. Вдруг стало легко.
Я двигалась, как волна. Пела, как дышала. Я больше не была горничной. Не беглянкой. Я была артисткой. Женщиной. Человеком.
И вдруг — щелчок.
Микрофон замолк. Музыка — тоже.
Оборвалось всё.
Секунда тишины.
Кто-то в зале засмеялся.
Голос из глубины:
— Ну вот, снова проблемы с техникой! Может, этой леди вернуться к ведру?
Смех. Кто-то подхватил.
Я застыла. Глаза — в темноту. Я ничего не видела, только ощущала — здесь есть кто-то, кто не просто смеётся. Кто знает, зачем пришёл.
За спиной — шаги. Егор. Виктор.
Егор встал между мной и залом, как щит. Виктор, не теряя самообладания, сдержал другого мужчину у сцены, сказав:
— У вас чувство юмора где-то рядом с чувством такта умерло?
Официанты суетились, мадам что-то говорила по рации. Паника. Но слишком поздно. Магия момента исчезла. Я стояла, как разбитая нота.
Егор взял мою руку.
— Мы уходим.
Я кивнула.
***
Ночь. Дом на окраине Бледа.
Я не могла уснуть. Внутри всё клокотало, мысли прыгали, словно искры в темноте. Тишина казалась давящей, слишком плотной. Тогда я услышала шаги — Егор.
Он сел рядом, осторожно, словно боялся нарушить хрупкое равновесие ночи. Его рука легла на моё плечо, пальцы медленно провели по коже, вызывая лёгкое дрожание. Я повернулась к нему, встретилась взглядом. В его глазах была теплая забота и скрытая страсть.
— Тебя тоже не отпускает? — спросил он, голос едва слышный.
Я едва слышно выдохнула, словно отвечая сама себе:
— Нет... слишком много всего сейчас.
Я помолчала.
— Думаю, — шепчу в ответ. — Если бы я осталась в Москве... жила бы тихо, работала где-нибудь... всё было бы проще.
— Проще — да. Но была бы ты счастлива?
Я не ответила. Не сразу. Потом медленно покачала головой:
— Нет. Потому что не было бы тебя.
Он накрыл моей рукой свою. Тёплую. Надёжную.
— Они не остановятся, да? — спросила я.
— Нет. Но теперь и мы не остановимся.
Молчание.
Потом добавил:
— Мы не просто спасаемся. Мы строим. Что-то новое. Если они этого боятся — значит, мы на правильном пути.
Я посмотрела в окно. В отражении — я и он. Рядом. Никаких масок. Только двое. Уставшие, но живые.
Я тихо сказала:
— Теперь всё будет по-другому, правда?
— Да. Всё уже другое.
Он поцеловал меня в висок, после чего приблизился и его губы коснулись моих в поцелуе — мягком, но настойчивом. Я ощущала, как сердце забилось быстрее, а дыхание сбилось. Его руки уже не были осторожными — скользнули по спине, прижимая к себе сильнее. Лёгкое томное «ммм» вырвалось у меня между поцелуями.
Он шептал мне на ухо слова, от которых кровь заиграла огнём:
— Я здесь... я с тобой. Всё будет хорошо.
Мои пальцы запутались в его волосах, я тихо застонала, чувствуя, как нас накрывает волна желания. Его руки скользнули под рубашку, гладя спину, опускаясь ниже. Я слышала своё сердце и тихие вздохи — наши тела становились единым целым.
Он медленно уложил меня на подушки, губы спускались по шее, оставляя горячие поцелуи. Его пальцы расстегнули бретели платья, пальцы ощупали кожу, и я не могла сдержать ещё один тихий звук — смесь желания и удовольствия. Мысли путались, сосредоточившись лишь на тепле его прикосновений.
Наши губы снова встретились, поцелуи становились глубже, страстнее. Его руки развязывали платье, оголяя плечи и спину, пока моё тело пылало в предвкушении. С каждым его движением, каждым касанием волна страсти росла, почти до предела, когда...
— Бах!
Раздался грохот из гостиной. Что-то упало, мягко, но громко.
— Чёрт... — донёсся голос Виктора. — Я наступил на сраный подсвечник!
Мы оба застылли. Я зажмурилась и прижалась к Егору, пытаясь сдержать смех. Егор огрызнулся с ноткой раздражения и смеха:
— Он точно знает, когда надо появиться.
Я тихо улыбнулась и прошептала:
— Тебе нужно отдельное место для него.
— Или подвал, — подхватил Егор.
— Даже там он найдёт способ напомнить о себе, — усмехнулась я.
Мы быстро оделись, а Егор крепко прижал меня к себе, вздыхая:
— Всё ещё будет, но не сегодня.
— Не с Виктором, — улыбнулась я.
Мы пошли спать, оставив ночь для других желаний. Но в воздухе ещё долго звенел след их страсти.
***
Вновь Лондон. Булаткин сидел в кожаном кресле, взирая на своё отражение в холодном стекле. Взгляд был острым и холодным, без намёка на усталость — наоборот, в нём пылало нечто опасное, почти звериное.
Прошедшие дни не прошли для него бесследно. Его сын и эта девчонка снова ускользнули из-под контроля, словно тени, растворившиеся в чужой земле. А люди, которых он нанял, провалили задачу. Это не просто досада — это личное поражение, удар по его авторитету и планам.
— Чёртова Регина... — тихо пробормотал Николай, сжимая в руках стакан с виски. Горькая жидкость обожгла горло, но он не чувствовал боли — только холодную злость. Николай стал чаще выпивать. И все это из-за этой дрянной девчонки.
Его мысли начали плотно сплетаться в новый план. На этот раз — без ошибок, без жалости и промедлений. Он не собирался отпускать сына и эту девушку. Его власть — это не только деньги и влияние, это контроль. Контроль, который надо вернуть любой ценой.
— Им кажется, что они смогут спрятаться в этом Бледе, в тихой Словении, — сказал он себе вслух, — но у меня там свои люди. И они найдут их. Когда придёт время — я раздавлю их, как насекомых.
Николай Сергеевич поднялся с кресла, его фигура в темноте казалась угрожающей. Он подошёл к столу и разложил перед собой несколько фотографий — фотографии Егора, Регины и Виктора, сделанные тайно во время их бегства.
План вырисовывался: Он встал, зашёл вглубь комнаты, раздумывая вслух:
— Мы начнём с писем. Один — от "подруги". Второй — от "бывшей". И третий — уже серьёзнее. Пусть она получит фото Егора с какими-то женщинами. Старые, архивные. Добавим эмоциональный контекст: «Он играл раньше, играет и сейчас».
— Анонимные статьи, — добавил он, поворачиваясь снова к столу. — Что он связан с документами, что он может быть причастен к отмывке, к мошенничеству. Сделаем так, чтобы она увидела это сама — через поиск, через случайную ссылку. Пусть информация найдёт её, не мы.
Он замолчал, подбирая слова, затем усмехнулся:
— И, конечно, "прошлое" Егора. Найдем кого-нибудь. Девушку. Симпатичную. Сыгранную. Пусть она появится в том же ресторане. "Случайно". Пару фраз, недосказанность, старая история. Всё должно быть мягко, без давления. Просто зерно сомнения. И оно даст ростки.
Он подошёл к окну, посмотрел на огни ночного Лондона, как генерал, рисующий мысленно карту наступления.
— Не нужно разлучать их силой. Она сама уйдёт. Сама. Если почувствует, что её обманули. Что всё — игра. Что он использует её, как когда-то мы.
Пауза.
— Пусть поверит, что он — такой же, как и я.
Он замолчал. А потом с тихой решимостью добавил:
— Я не просто верну Егора. Я верну его тем, кто он есть. Один. Без этой девчонки. Сомнение сделает за нас всё.
Он допил виски, положил фотографию Регины лицом вниз и потушил свет.
— А она... она пожалеет, что вообще вошла в этот дом.
***
Блед. Вечер. Дом у озера.
Я вернулась с вечерней репетиции позже обычного. Воздух уже остыл, на горах лежала синяя дымка, и над озером, казалось, висела тишина. В доме пахло кофе — это Виктор, наверное, опять перебрал с дозировкой и заварил слишком крепкий. Я сняла куртку, бросила на спинку стула и направилась в кухню, как вдруг взгляд зацепился за конверт.
Он лежал у порога, аккуратно, почти выверено — будто его положили с расчётом, чтобы я нашла. Без марок, без штампов. На белом плотном бумажном конверте было написано от руки: "Регине. От подруги."
Я нахмурилась.
Подруги? Неужели Уля.. Нет. Я не связывалась с ней с тех пор, как устроилась к Булаткиным, он не могла.
У меня были знакомые. Были коллеги. Было несколько неуверенных переписок в прошлом. Но подруга — в том понимании, как это слово звучало сейчас — нет, раз это не Ульяна. И уж точно никто из них, и она в том числе, не знали, где мы живём.
Я закрыла дверь, захлопнула засов и прошла с письмом вглубь дома. В гостиной горела одна лампа, за окном шумел лес, и от этой тишины, казалось, даже бумага в руках казалась громкой.
Я вскрыла конверт.
**"Привет, Регина.
Ты меня не помнишь, но мы когда-то вместе работали — в кафе, кажется. Я случайно увидела твои фото в соцсетях (удивительно, что они не удалены) и подумала: ты точно должна знать. Потому что мне бы хотелось, чтобы кто-то когда-то сказал это мне.
О Егоре.
Ты знаешь, он был не всегда таким, каким ты его видишь. Он умел быть нежным, умел быть влюблённым — и умел исчезать. У него была одна история, очень громкая, в Москве, кажется.
Девушка, кстати, была похожа на тебя — тоже с яркими волосами. И тоже, как говорят, сначала верила ему. А потом — просто пропала. Не знаю, слух это или нет, но молчание — тоже знак.
Я не хочу вмешиваться. Просто ты казалась хорошей. Мне почему-то захотелось, чтобы ты знала, с кем рядом.
Если тебе это всё покажется странным — забудь.
Но если будет что-то... просто будь осторожна.
Твоя "бывшая подруга""**
Я перечитала письмо трижды. Бумага дрожала в руках.
Я знала, что это ложь.
Я знала — потому что чувствовала Егора иначе. Он не был таким. Не был жестоким. Не был манипулятором. Он злился, сгорал, упрямился, но он был настоящий. Ни разу с тех пор, как я поцеловала его в том доме, в том аду — он не солгал мне. Я чувствовала это.
Но...
Что, если?
Что, если не всё я знала?
Что, если кто-то был до меня, и он действительно исчез?
— Регин? — Виктор высунулся из кухни, в руках — кружка с дымящимся кофе. — Ты чего замерла?
Я быстро сложила письмо, будто вора поймали с уликой.
— Ничего. Просто... нашла вот. — Я протянула конверт.
Виктор взял его, развернул, прочитал. Его лицо стало серьёзным.
— Кто-то из "подруг", да?
Я кивнула. Он помолчал.
— Ты знаешь, как они нас нашли?
— Нет, — выдохнула я. — Вообще никто не знал. Адреса нет ни в почте, ни в переписках.
Он медленно опустил письмо на стол.
— Это значит только одно. Кто-то работает через ручные ходы. Через информацию, которую можно купить. Это слишком тонко, чтобы быть просто совпадением. И... это письмо не подружка писала. Это пишет кто-то, кто хочет влезть в голову.
Я уже и сама это понимала. Но услышать это от другого — было страшнее.
— Думаешь, Николай?
Виктор пожал плечами, потом, почти не задумываясь, сказал:
— Это его стиль. В лицо он не кричит. Он из тех, кто медленно режет воздух вокруг жертвы. Чтобы она задохнулась сама.
Я села на диван. Пальцы дрожали.
— Я не верю. Не хочу верить. Но... если это только начало? А еще хуже, если это правда?
Виктор поставил кружку на стол, сел рядом.
— Тогда у нас есть два варианта. Первый — мы молчим и делаем вид, что ничего не происходит. Второй — мы смотрим правде в глаза и готовимся.
— Готовимся к чему?
Он повернул ко мне голову и ответил без улыбки:
— К тому, что нас попытаются разъединить. Не угрозами. А сомнениями.
Я кивнула, медленно. А потом вдруг сказала:
— Не говори Егору пока.
Он удивился.
— Почему?
— Потому что я должна понять, могу ли сама с этим справиться. Если он узнает, он начнёт переживать. А я... я хочу доказать самой себе, что верю ему.
Он изучающе посмотрел на меня. Потом кивнул, коротко.
— Как скажешь, малиновка.
Я улыбнулась, хоть в груди всё ещё колотилось странное напряжение. Письмо лежало на столе — белое, чужое, как заноза в коже. Я взяла его снова, сложила и спрятала в ящик стола.
И впервые за долгое время — заперла его на ключ.
От Автора: такие вот дела, котята..
Подписывайтесь на мой тгк mirkaawattpads (или ссылка в профиле), там очень много спойлеров, я отвечаю на ваши вопросы, а также публикую даты выхода новых глав. Всех целую в лобик ❤️