18 глава
Pov: Регина
Мы въехали в деревню ближе к вечеру. Солнце уже клонилось к западу, подсвечивая склоны холмов янтарным светом. Машина еле ползла — не потому что старая, а потому что Егор будто не хотел спешить. Или мы все не хотели. Спешка осталась позади, на километры асфальта, ночные трассы, мотели, чужие паспорта и мутный страх в животе. Теперь — только дорога, сосны по обочинам, прозрачное небо и воздух, который пах свободой.
Словения оказалась не просто тихой — она оказалась невидимой. Ни шума, ни толп, ни любопытных взглядов. Деревня, в которую мы приехали, называлась так, что я даже не смогла сразу это повторить. Два десятка домиков, озеро, пара лавок, и, кажется, все здесь знали друг друга по именам. Наш дом стоял на отшибе — двухэтажный, с облупившейся штукатуркой и крыльцом, покосившимся от времени, но каким-то... родным. Как будто он сам ждал нас.
— Ты уверена, что это не кадр из какого-нибудь фильма, где по ночам стены шепчут? — хмыкнул Виктор сзади, когда Егор заглушил мотор.
— Ты слишком долго сидел в соцсетях, — отозвался Егор. — Здесь просто тихо.
— Подозрительно тихо, — продолжил Виктор, вытаскивая из багажника коробки. — Я за свою жизнь понял одну вещь: если слишком спокойно, значит, либо я умер, либо рядом маньяк.
Я усмехнулась и вышла из машины. Сразу же — ощущение, что лёгкие раскрылись полностью. Здесь пахло... по-другому. Хвойно, мокрой землёй, печкой, старым деревом. Я вдохнула глубоко.
Вот оно. Мы выбрались. Мы живы. Мы здесь.
Дом внутри оказался уютнее, чем снаружи. Старая мебель, белые стены, потертые полки, старомодный сервант с кружевной салфеткой, запах пыли и лавандового мыла. На кухне — чайник советского образца, на подоконнике — горшок с высохшим кактусом. Ощущение — будто сюда просто давно никто не заходил. Не чужое жильё, не арендованное — просто забытое, и теперь — наше.
— Ура, привал, — выдохнул Виктор, рухнув на диван. — Можете оставить меня здесь и уехать дальше. Я стану духом этого места. Буду пугать местных и воровать еду.
— Ты уже выглядишь, как местное привидение, — сказала я, ставя сумки в угол. — Особенно с этим свитером. Откуда ты вообще его достал?
— Это был лучший обмен в моей жизни, — заявил он. — Я отдал два батончика и получил стиль. И тепло. Это важнее.
Мы засмеялись. Смех шёл легко, как будто мир снова стал нормальным. Как будто мы не бежали, не прятались, а просто... уехали в отпуск. Переехали. Поменяли жизнь.
Вечером мы с Егором пошли в ближайшую лавку. Продавщица, тётка с золотыми серёжками и акцентом, говорила по-английски и угощала нас нарезанными яблоками, пока Егор расплачивался. Она не спрашивала, кто мы и откуда — просто улыбалась. Это оказалось роскошью. Здесь никто не лез с вопросами.
На ужин был сыр, хлеб, вяленое мясо и местный лимонад, зелёный, как трава после дождя. Мы ели на веранде. Виктор поставил динамик на подоконник и включил джаз — громко, с настроением. Я лежала, вытянув ноги, и слушала, как они с Егором подкалывают друг друга.
— Ну что, младший брат, какие у тебя теперь амбиции? Будешь разводить коз, как мечтал в детстве? — спросил Виктор, потягивая лимонад.
— Нет, — сказал Егор, не поднимая глаз от планшета. — Я решил стать айтишником, сидеть в подвале и шпионить за тобой.
— Так это ты всё это время следил за мной через умную колонку?
— Я и купил её тебе. Для слежки.
— Вот подлец, — фыркнул Виктор. — Я-то думал, это забота.
Я смеялась и смотрела на Егора — он был другой. Расслабленный. Не колючий. Его голос стал мягче, движения — спокойнее. Но в глазах всё ещё сидел кто-то, кто не спит по ночам и считает шаги до двери. Ему будет сложнее отпустить.
— А ты, Регина, — сказал Виктор, повернувшись ко мне, — что будешь делать? Открывать художественную галерею? Делать портреты на набережной? Или ты у нас дикая богемная натура?
Я усмехнулась, посмотрела на него поверх чашки:
— Знаешь... я вообще думала попробовать петь.
Он поднял бровь.
— В смысле — в душе?
— Нет, в смысле — на сцене. Здесь, в кафе, в маленьких барах. Я всегда мечтала... просто выходить и петь живьём. Может, джаз, поп. Или что-то авторское. Здесь всё как будто позволяет — никакого шума, никакой гонки. Вдруг получится?
— Подожди... ты ещё и поёшь? — Виктор откинулся на спинку стула, изображая потрясение. — Вот это поворот. А я думал, максимум — караоке на подпитии.
— Вот и придёшь слушать, — усмехнулась я. — Закажешь себе самый дорогой чай в меню и сделаешь вид, что не знаком со мной.
— Я и так почти не знаком с вами, госпожа артистка, — фыркнул он. — Но ладно. Обещаю аплодировать стоя и быть твоим менеджером. Возьму 80 процентов. И ещё Егор будет твоим телохранителем. Выглядит грозно.
— Он просто не выспался, — ответила я, и Егор косо на меня глянул. — Но ты можешь попробовать его обидеть. Для науки.
— Нет-нет, я больше за экспериментальное наблюдение.
Мы долго сидели, пока не стемнело совсем. Слушали сверчков. Пили чай. Потом Егор ушёл проверить окна, я поднялась наверх — в комнату с видом на озеро. Там был старый столик, зеркало, чуть покосившаяся кровать с покрывалом, пахнущим лавандой. Я села у окна и смотрела на чёрную воду. Она была гладкой, как стекло. Ветер не шевелил ни ветки, ни тень.
И впервые за долгое время — я не боялась. Не ждала, что в окно постучат. Или зазвонит телефон.
Впервые — тишина была не тревогой, а тишиной.
***
С утра пахло солнцем и хвоей. Я проснулась от того, что ветер тихо гудел в щёлях старых рам. Поднявшись, я сразу поняла — это был не сон. Мы и правда здесь. В этой странной, почти игрушечной стране, в доме с треснувшими ступеньками, пахнущем деревом, свободой и чем-то, что могло бы однажды стать счастьем.
На кухне уже шумели. Я спустилась босиком, с волосами, ещё спутанными от сна. Виктор стоял у окна, в нелепом сером халате, который явно был не его размером, и что-то мастерил с кофеваркой, ругаясь по-тихому на непереведённые кнопки. Егор сидел за столом с блокнотом, и, как всегда, выглядел собранным даже в пижамной майке.
— Доброе утро, — сказала я, зевая.
— Доброе? — хмыкнул Виктор. — Пока кофе не сварится — утро вообще не имеет статуса. Оно вне закона.
— Мы определились, чем займёмся, — отозвался Егор, не поднимая головы. — Ты пойдёшь с нами на рынок.
— А если не пойду?
— Пропустишь фестиваль диких скидок и крик Виктора в секции с рыбой.
— Эй, — обиделся Виктор. — Один раз рыба прыгнула — и я теперь "крик"?
Мы позавтракали чем-то странным — смесью булочек, найденных в кладовой, и растворимого кофе. Потом — оделись потеплее, нашли в шкафу какие-то куртки, которые давно забыли все предыдущие хозяева, и пошли в деревню пешком. Машину решили не брать — после ночных приключений она заслуживала отдых.
Рынок оказался не в самой деревне, а чуть дальше — в маленьком городке, куда мы добрались за сорок минут. Дорога шла вдоль озера, мимо яблонь, в тени которых дремали старые велосипеды. Словения ощущалась не просто как тихое место — она будто укрывала нас. В этом воздухе не было пыли, люди говорили медленно, улыбались по-настоящему. Здесь не нужно было прятаться. Просто быть.
Рынок шумел. Яркие палатки, запах копчёной рыбы, свежего хлеба, меда, какой-то пряности, похожей на корицу и дым. Мы с Егором шли рядом, он нёс корзину, а Виктор всё фотографировал: продавца с усами, который делал сыр прямо на месте, кошку, спящую в корзине с яблоками, девочку с гармошкой.
— Думаешь, можно брать вот это? — я показала на какой-то непонятный пирог, испечённый в виде солнца.
— Думаю, здесь можно всё, — ответил Егор. — Особенно если не понимать, что берёшь.
— Мы так и живём, — добавил Виктор, жуя что-то, что по виду было смесью оладья и угля. — Жизнь — это большая лавка: смотришь, улыбаешься, пробуешь — а потом узнаёшь, отравился ты или нет.
Пока они смеялись, я почувствовала, как в груди начинает щемить. Не от боли. От чего-то другого.
Я хотела, чтобы так было всегда. Чтобы было куда идти. С кем идти. Чтобы этот странный пирог был самым непредсказуемым в нашем дне.
***
Дом зашумел во второй половине дня. Мы устроили нечто вроде спонтанного генерального ремонта. Сначала вытащили все одеяла, ковры, шторы, простыни — и повесили сушиться на заборе, как будто сцена из фильма 60-х. Потом пошли на чердак и нашли сундук — нет, правда, старый деревянный сундук с ржавой петлёй и какой-то странной надписью сбоку. Внутри — старые книги, гитара без одной струны, открытки и выцветшая карта Европы.
— Признавайтесь, кто снял с этого фильма обстановку? — спросил Виктор, вытирая пыль с карты. — Это не дом, это квест-комната.
— У нас теперь есть гитара, — сказала я. — Не хватает только сцены.
— Пойди найди себе сцену, певица, — усмехнулся Егор.
А ведь он был прав... И я решила. Не потом. Не "когда устроимся". А прямо сегодня. Я умылась, переоделась — в ярко красное платье, простое, но любимое. Взяла блокнот, телефон и вышла. Два кафе и один ресторан были в шаговой доступности. Маленькие, семейные, без рекламы и пафоса.
Первое заведение было уютное, с зелёными скатертями и пожилой официанткой. Я робко подошла, представилась, объяснила, что пою и ищу место для живых выступлений. Женщина улыбалась вежливо, но пожала плечами:
— У нас нет сцены. Только радио.
Второе место было тоже кафе — чуть серьёзнее, с меню из пяти блюд и видом на горы. Молодой управляющий слушал меня с интересом, но в конце извинился:
— Мы приглашаем местных. Наших знают.
Я вышла оттуда с дрожащими пальцами. Глупо было надеяться. Слишком рано. Слишком чужая. И всё же я направилась в третье место — ресторан, но уже почти без надежды.
Там было оживлённо. Люди пили вино, кто-то смеялся, играло радио, а в меню было порядка 20 блюд. За стойкой стояла женщина лет сорока, с короткой стрижкой и серьгами в виде нот. Она кивнула, когда я заговорила, а потом резко сказала:
— Умеешь? Докажи.
— Простите?
— Спой. Сейчас. Без музыки. Если правда можешь — услышу.
Я сглотнула. Люди вокруг разговаривали, жевали, никто не смотрел на меня. Я стояла посреди кафе, сжав пальцы в кулак. А потом... запела.
"I was cheated by you and I think you know when..."
"So I made up my mind, it must come to an end..."
«Mamma Mia» звучала не громко, но голос был чистый. Люди обернулись. Кто-то заулыбался. Женщина у стойки подала знак — продолжай.
Я пела, и песня лилась легко, словно была всегда со мной. Голос не дрожал. Взгляд — тоже. Когда закончила — наступила секунда тишины. А потом — аплодисменты. Скромные, но настоящие.
Хозяйка подошла, склонила голову.
— Завтра. Вечер. Один сет. А там посмотрим. Все получится — сцена твоя. Платим мы не много, но честно. Согласна?
— Да, — выдохнула я, и внутри всё сжалось от радости.
***
Когда я вернулась домой, мальчики сидели на крыльце. Виктор ел прямо из банки с вареньем, Егор ковырялся в планшете.
— Где была? — спросил Егор, не поднимая головы.
— Получила отказ. Потом ещё один. А потом — выступление завтра вечером, — я улыбнулась так широко, что щеки свело.
Они оба подняли головы. Виктор зааплодировал банкой.
— Вот она — моя рок-звезда. Одна попытка — не считается. Три — уже успех. И что пела?
— Mamma Mia, — усмехнулась я.
— Ха! Значит, на гастроли зови нас. Я буду заниматься логистикой. Егор — охрана.
— Егор будет ревновать всех слушателей, — вставил тот, но губы его дрогнули в улыбке.
— Вы можете пойти со мной завтра, — предложила я. — Будет весело.
— Только если мы наденем тёмные очки и будем делать вид, что мы — твои агенты, — подмигнул Виктор.
И я вдруг поняла — да, мне не страшно. Не потому что всё просто. А потому что теперь я не одна. И даже если завтра будет снова отказ — послезавтра, может быть, сцена.
А пока — жизнь. Чистая, как воздух за окном. И музыка внутри.
***
Николай сидел за столом, покрытым кожаной поверхностью, с видом на улицу, где под вечерний дождь замирал суетливый город. Бокал вновь с алкоголем. Сосуд с красным вином стоял полупустым — и не потому, что вино было плохое. Просто настроение у него было не то, чтобы наслаждаться.
Он нажал на клавишу. Экран засветился, и спустя несколько секунд появилась пара: женщина с усталым взглядом и аккуратно уложенными волосами, мужчина — с плотным лицом и привычной хмуростью на лбу. Их фоном была простая гостиная с тёмными шторами и тяжёлой мебелью.
— Виктория и Максим Романовы? — уточнил Николай спокойно.
— Кто вы такой? — сразу насторожилась женщина. — Откуда у вас наш контакт?
— Моё имя — Николай Булаткин. Думаю, имя моей бывшей сотрудницы вам кое о чём скажет. Регина.
Пауза. В тусклом освещении экрана лица Романовых заметно изменились. Виктория села ровнее, а Максим тяжело выдохнул, как будто услышал имя врага.
— Она... у вас работала? — медленно спросил он.
— Работала, — отозвался Николай, глядя прямо в камеру. — Горничной. Представьте себе: девочка с вашим воспитанием протирала зеркала и полировала серебро в моём доме. А теперь, спустя несколько недель, она спит в одной постели с моим сыном. Сбежала с ним. Увела его. Тихо, по-воровски.
— О, Регина... — скривилась Виктория. — Мы столько с ней намучились. Вечно спорила, врала, пыталась "самовыразиться". А благодарность? Ни капли. Даже перед отъездом — ни слова.
— Знакомо, — кивнул Николай. — Хитрая. Холодная. Она умеет втереться в доверие, использовать. Мой сын — упрямый, но он ослеплён. Думает, что нашёл любовь. А на самом деле — его просто разыгрывают.
— И вы хотите, чтобы мы... что? — напряжённо спросил Максим.
— Я хочу, чтобы вы присоединились к моему плану. Скоро кое-что начнётся. Небольшое давление с вашей стороны в нужный момент поможет нам. Вы — слабое место Регины. Её прошлое. Она ненавидела вас, но это не значит, что она не боится вас. А мы этим воспользуемся.
Виктория усмехнулась.
— Интересно. Мы думали, что никогда больше не услышим о ней. Но знаете что? Видимо, судьба снова нас сталкивает.
— Мы в деле, — кивнул Максим. — Если она упадёт — мы хотим это увидеть своими глазами.
Николай улыбнулся. Хищно. Сдержанно.
— Превосходно. Свяжусь с вами, когда наступит нужный момент.
Связь оборвалась.
Он откинулся на спинку кресла. Несколько секунд смотрел в окно.
Горничная.
Из его дома. Из его холла, из его жизни — в его семью.
Нет. Этого он так просто не оставит.
***
С утра я не могла найти себе места. Листала телефоны, слушала оригинал песни по кругу, репетировала движения руками, голос, дыхание. Виктор дразнил, что я веду себя как школьница перед выпускным, а Егор просто подошёл, взял мою ладонь и сказал:
— Ты уже все умеешь. Осталось просто сделать это на людях.
И всё равно в груди жило какое-то электричество. Не страх — ток. Волнение. Живое. Мягкое.
Во второй половине дня я сбежала в город. Сначала хотела просто пройтись, но потом наткнулась на магазин одежды — и сердце сказало: «Вот».
Витрина сияла: яркое, сочное зелёное платье — не кричащее, но броское. Цвет свежей листвы. Плавные линии, мягкий вырез, открытые плечи. Я зашла и примерила — и знала сразу: это оно. С моими фиолетовыми волосами оно выглядело вызывающе, дерзко. Но и... по-настоящему.
— Я беру его, — сказала я продавщице, едва выдохнув. — Сегодня мой дебют.
***
Вечером кафе заполнилось быстрее, чем я ожидала. Маленькая сцена стояла прямо у окна — с акустикой, микрофоном и одним тусклым прожектором. Хозяйка, та самая с серьгами в виде нот, подошла перед началом, кивнула:
— Улыбайся. Люди любят, когда певица не страдает на сцене, а живёт.
Я стояла за занавеской, чуть дыша, и слышала, как где-то в зале смеётся Виктор.
— Ставлю пять евро, что она забудет слова, — шептал он.
— А я ставлю десять, что ты потом сам будешь петь на бис, — парировал Егор.
Я закатила глаза, но внутри стало теплее. Они пришли. Мои. Моя маленькая публика.
Когда объявили меня, свет ударил в лицо, и я на мгновение ослепла. Публика — простые люди, сидящие за вином и закусками. Кто-то уже был навеселе. Кто-то — просто доброжелательный.
Я взяла микрофон, сделала вдох.
— Привет. Я Регина. И сегодня я хочу спеть для вас одну песню, которая... говорит за меня. Надеюсь, она сделает вам хорошо. Внутри.
И музыка началась.
"Everybody's got a thing, but some don't know how to handle it..."
Голос шёл легко. Плавно. Я не думала о словах — я жила ими. Песня из мультика, но в этот момент — из меня. Лёгкий джазовый ритм, немного соул, немного поп. Я двигалась под музыку, чувствовала, как сцена становится продолжением тела.
"Don't you worry 'bout a thing, mama, 'cause I'll be standing on the side when you check it out..."
В зале стало тише. Кто-то пританцовывал. Кто-то смотрел, раскрыв рот. За столиком у стены Виктор поднял брови, будто удивлён, что это действительно хорошо. А Егор смотрел, не отрываясь. Не как слушатель. Как мужчина, который гордится.
Когда песня закончилась — наступила секунда паузы. А потом — хлопки. Настоящие, с душой. Несколько человек даже вскочили. Я поклонилась и чуть улыбнулась, и в этот момент почувствовала себя... на месте.
Я сделала это. Я вышла. Я спела. Я осталась собой.
***
После выступления ко мне подбежала хозяйка:
— Ты останешься надолго. Завтра, потом в пятницу — хочешь?
— Хочу, — выдохнула я, всё ещё в себя не веря.
Я вышла из-за сцены и чуть не врезалась в Егора. Он стоял с букетом — где он его успел достать, я не поняла.
— Это было... — он не договорил. Просто притянул меня к себе и поцеловал.
Долго. Не как "молодец", не как "я горжусь". А как "теперь ты моя навсегда".
— Ну всё, — прокашлялся сзади Виктор. — Хватит нежностей. Люди смотрят.
Он фыркнул, но в глазах — искреннее тепло.
— Ты была шикарна. Даже я растрогался. А это, знаешь ли, сложно. У меня душа, как бункер.
— Спасибо, — рассмеялась я. — И всё равно ты станешь моим фанатом номер два.
— Потому что фанат номер один уже занят, — сказал Егор, взяв меня за руку.
Мы шли к машине, смеясь, обсуждая завтрак, вино и как Виктор обязательно будет хвастаться, что это он открыл меня миру.
И в этот момент, у выхода из кафе, мне вдруг показалось, что кто-то наблюдает.
Тень. Слишком тёмный силуэт под деревом через дорогу.
Я замерла.
Егор заметил:
— Что?
— Показалось... — я слабо улыбнулась. — Просто прохожий. Или фанат.
— Уже? — хмыкнул Виктор. — Ну всё. Теперь ты — звезда. Пора нанимать охрану. Желательно все же не Егора. Он будет отвлекаться на поцелуи.
Мы засмеялись.
А фигура исчезла. Или растворилась. Или... была просто игрой света.
Я сказала себе, что это ничего. И пошла дальше. Вперёд. К празднику. К новой работе. К своей новой жизни.
От Автора: ко мне пришло вдохновение... похоже главы теперь каждый день/через день.
Подписывайтесь на мой тгк mirkaawattpads (или ссылка в профиле), там очень много спойлеров к главам, так же там сообщаю даты новых глав, нас там скоро 40 котиков!
Люблю каждого из вас, спасибо, что читаете! ❤️