Эффект бабочки

<Flashback>

POV Дакота

     Когда мистер Смит вернулся из спальни с кошельком в руках, он передал мне пару купюр за работу. Его жена попутно скинула пальто и направилась на кухню, она спешила приготовить печенье после их возвращения в честь годовщины их свадьбы. Я любезно улыбнулась, однако действительно устала. Маленькая Роуз уже спала в своей кровати, и я уведомила её родителей об этом. Миссис Смит просила меня задержаться на полчаса с целью угостить меня домашним печеньем с шоколадной крошкой по рецепту её мамы, но я была вынуждена отказаться, потому что оценила расстояние между их домом и моей квартирой. Было бы поздно уже. К тому же, Эштон, наверняка, ждал моего возвращения.

     Мистер Смит в конечном счете предложил меня подвезти до дома, и я согласилась задержаться. Было бы неплохо в такую метель возвращаться на его машине, да ещё и со свежей выпечкой вдобавок ко всему. Семья Смит жили довольно роскошно, потому могли себе позволить няню для своей дочери. Я обожала Роуз: она была удивительно умным и одарённым ребёнком. Подрабатывая на жизнь на должности няни, я повидала разных детей, и, определенно, Роуз была в списке моих любимчиков. Конечно, родителям детей я об этом не говорила, но миссис Смит обрадовалась, когда я похвалила её дочь. Она действительно была одарённой: быстро считала, красиво выводила прописи буквально с первого раза, и всегда многозначительно разговаривала, без запинки. Я нечасто встречала похожих на неё детей. Она должна поступить в школу в этом году, и миссис Смит стремилась устроить её в одну из лучших школ Бостона.

     Мужчина расстегнул бабочку и положил на барную стойку, подойдя к жене, которая принялась раскладывать тесто по формочкам для выпекания. Тесто было заранее подготовлено, одно из моих сегодняшних заданий было именно проследить за тестом, чтобы его время отдыха не вышло из-под контроля. Я чувствовала неловкость из-за своего присутствия, пока супруги нежились в объятиях друг друга, но, кажется, их это не смущало, поскольку сама атмосфера была теплой и навеивала грядущим Рождеством. Была красивая и уютная обстановка: ёлка мерцала блестящими огоньками, повсюду были развешаны сладкие карамельные трости, над камином – тканевые сапожки Санты, и, конечно, по дому были расставлены фигурки рождественских оленей и Санты Клауса, что придавали ещё бóльший уют и праздничное настроение дому.

     В стенах этого большого дома буквально царило Рождество. А сама Кэролл Смит поскорее пыталась испечь имбирное печенье. Меня не вовлекли в процесс выпечки, и я слегка замешкалась, когда Кэролл предложила создать тесту форму пряника. Но я уступила после нескольких мягких отказов и любезно согласилась помочь. Они платили мне хорошие деньги. Я только устроилась в кофейню и получала там стажёрские выплаты, потому подработка няней по вечерам меня вполне устраивала. Мистер Смит сел за барную стойку, откупоривая бутылку, что вынес из подвала. Если мне не изменяет память, то они предпочитали шардоне. Мужчина предложил мне выпить бокал, но я отказалась, учитывая, что мне ещё возвращаться домой. Надеюсь, я вернусь не слишком поздно или хотя бы Эштон встретит меня.

     Я написала Эштону, уведомив его о том, что ненадолго задержусь в доме семьи Смит. Позднее я принялась к лепке. У меня не очень-то и получалось: края были неровными, да и тесто плохо отлипало от формочек, но в целом, выглядело съедобно. Мы разукрасили лица с помощью глазури и нарисовали сапожки нашим пряникам. Позднее и мистер Смит к нам присоединился, однако у него получалось хуже, чем у меня, и это забавляло нас всех. Мне было настолько приятно находиться в домашней атмосфере, окружающей исключительно теплом и уютом, что невольно я вспомнила, как я проводила Рождество с родителями. Я недолго думала об этом, потому что решила на следующее утро позвонить маме и спросить, как они проводят праздники. Быть может, я смогу присоединиться к ним в период зимних каникул. Хотя я не была уверена в том, что мне предоставят отпуск, ведь я только устроилась на работу.

     Эштон мне ничего не ответил, поэтому я решила ещё подождать, надеясь, что всё-таки Эштон решит забрать меня, учитывая поздний час, и не придётся утруждать мистера Смита дополнительными обязательствами после их возвращения из театра. К тому же, полагаю, они хотели бы провести время вдвоём, разделяя одну бутылку белого вина на двоих, пока Роуз спит в своей комнате. Очевидно, я была лишней и не вписывалась в их уединенное времяпрепровождение, но они были слишком добры ко мне, чтобы не позволить выйти на улицу в такое время в метель. Поэтому пока бокал Кэролл постепенно осушался, мистер Смит смиренно ожидал моего решения: заберёт ли меня мой бойфренд или нет. Конечно, ему самому было неловко: они задержались, и я опоздала на последний рейс, так что мне пришлось выбирать из всего двух возможных вариантов. Поэтому особо-то выбора и не было, когда прошло ещё двадцать минут с отправления моего сообщения парню. Мне пришлось всё-таки возложить обязательства на человека, на которого я работаю, но и тот был не против: они были слишком добры ко мне, порой, относились ко мне так, словно я их дочь.

     Мистер Смит почти подбросил меня до дома в суровую метель, но я попросила высадить меня у ближайшего магазина, чтобы закупиться продуктами. Я пожелала хороших зимних каникул и покинула его машину. В магазине я надолго не задержалась, поскольку не так уж и много продуктов требовалось подкупить. Квартира, что мы с Эштоном арендовали, находилась в пешей доступности от продуктового магазина, поэтому мне буквально потребовалось три минуты, чтобы добраться до дома. Я ощущала головную боль и опустошение где-то в недрах моего тела. Было так нелегко добираться домой, с тяжестью в ногах и болью в сердце в поздний час накануне Рождества, даже если три минуты ходьбы меня разделяли от уютной квартирки. Всё то время, что мистер Смит отвозил меня, Эштон так и не удосужился написать или встретить меня, проинформировать хоть о чём-то, даже если не собирался забирать меня, а позволил добираться самостоятельно буквально ночью и в суровую погоду. Я хотела бы обсудить это с ним, но силы буквально покинули моё тело. Всё, о чём я могла мечтать, – это скинуть тяжёлые пакеты и принять горячий душ. Боль проходила через каждую мышцу, отяжеляя, словно в каждый пакет добавили ещё по пять килограмм. Я не могла усмирить злость, что обуревала меня с интенсивностью метели. Снег задувало за капюшон, отчего мокли волосы, и это намного омерзительнее, чем если проезжающая машина орошит близлежащей лужей.

     Вдали, неподалёку от входной двери, под покровом тёмного неба и метели, я разглядела небольшой фургон с сине-красными мерцающими огоньками, что освещали мне дорогу по пути домой. Мне пришлось обойти машину скорой помощи, чтобы подняться на этаж. Я ощутила тягу, расползающуюся в груди, которая не давала мне покоя. То ли из-за метели, то ли из-за припаркованной машины я себя так ощущала, но моему сердцу не было спокойно. Дверь был открыта, поскольку врачи поднялись на этаж. Когда я подошла к лифтам и нажала кнопку вызова, металлические двери тотчас распахнулись, и я пропустила выходящих двух людей в белых комбинезонах. Руками они держали носилки, на которых расположился неизвестный, однако опознать его не удалось из-за накрывшей всё тело простыни, в месте расположения головы ткань была испачкана, вероятно, кровью. Она не казалась свежей, простынь была сухой в месте красного пятна. Тревожность окутала меня, кажется, у меня сбилось дыхание от увиденного. Не каждый день доведётся увидеть бездыханное тело, покрытое окровавленной простыней.

     Я решила не зацикливаться над развернувшейся передо мной картиной, чтобы не разочаровывать себя в канун Рождества. Боюсь представить, какого родственникам усопшего, учитывая, что трагедия случилась в новогодние каникулы. Зайдя в лифт, я нажала кнопку, и двери закрылись. Я всё ещё находилась в помутнённом состоянии, глядела в одну точку: в место, где двери лифта соединялись. Вскоре я оказалась на этаже и поспешила к квартире, однако мои руки не удержали пакеты. Дверь нашей квартиры с Эштоном была распахнута: офицеры полиции, некоторые медицинские работники, случайные соседи и малознакомые мне друзья моего парня столпотворились, что слегка выбило меня из общего ритма.

     Сказать, что я была раздосадована или под впечатлением от увиденного, – преуменьшить. Это было больше, чем обычное удивление. Однако я ощущала что-то ещё, похожее на скованность или страх, и это непонятное чувство горькой пилюлей растеклось во мне, когда глаза офицера встретились с моими. Я почувствовала, как меня окутало пронзительным холодом, моё тело подверглось дрожи. Мурашки быстро расползались по моим рукам, переходя ко спине. Самое страшное, что можно было подчеркнуть в данной ситуации – отсутствие знания; я не знала, что здесь происходило и почему люди столпились около моей квартиры. Где Эштон? Я не видела его среди всех присутствующих. И его отсутствие испугало меня куда сильнее.

     – Где Эштон? – вскрикнула я, подходя ближе к двери.

     Когда я двинулась в сторону моей квартиры, я почувствовала онемение в собственных ногах. Они стали ватными и с каждым шагом утяжелялись, словно на мои плечи возлагали дополнительный вес. Клянусь, я чувствовала, как сердце пропускало каждый последующий удар через раз. В панике я растолкала собравшихся людей и побежала вглубь квартиры, оглядывая каждый уголок внутри. Я искала Эштона и нигде его не видела, продолжая в слезах выкрикивать его имя в надежде, наконец, увидеть его с растрепанной копной песчаных волос на голове и заспанными глазами. Мне так хотелось, чтобы всё это было случайной ошибкой или глупым розыгрышем. Какой-то неизвестный мне женский голос продолжал неистово звать меня, но я буквально не слышала. В ушах бил церковный набат, и я продолжала гортанно выкрикивать имя Эштона, совсем опечаленная и опустошенная, словно силы покинули моё тело. Вся злость, волнение, нервозность и моё уставшее и разбитое состояние мигом куда-то улетучились, и для истерики открылось второе дыхание.

     Девушка с рыжеватыми волосами и яркими зелёными глазами подбежала ко мне, крепко обхватив мои плечи. Таким образом она заставила меня посмотреть в её напуганные глаза. Её голос звучал так звонко и пронзительно, но я не слышала её, потому что мой собственный голос перекрывал всё, что можно было бы услышать в этом переполохе. Девушка встряхнула меня, притянув к себе и положив голову мне на грудь. В её лице я не сразу узнала свою подругу Ханну.

     – Всё будет в порядке! – громко выдохнула она, обняв меня своими хрупкими руками. – Мы со всем справимся!

     Я чувствовала, как её тело содрогается от слёз. Моя голова помутнела и потяжелела, я буквально почувствовала тяжесть, которая становилась всё более очевиднее. Ханна продолжала приносить слова утешения, обещая быть рядом, и я не сразу поняла, что собравшиеся люди вокруг нашей с Эштоном квартиры по-прежнему продолжали наблюдать за сценой, однако самого Эштона нигде не было. Вскоре ко мне подошёл один из офицеров, который прояснил случившееся. Поступил вызов от соседей на громкий шум, началась потасовка в квартире и на лестничной клетке, что повлекла за собой череду неприятностей. В арендованной мною и Эштоном квартире будут проводиться обыски в поисках наркотических веществ и следствие по делу об изнасиловании. Господи, в нашей квартире кого-то изнасиловали...

     К концу рассказа офицера мои ноги подкосились. Единственное, что я запомнила из того вечера, – лица офицера и Ханны, которая кричала и трясла меня, пока мои ноги предательски не отказали и я рухнула на кафельный пол. Помню только тёмные пятна, громкий шум, звук сирен, слёзы Ханны и образ неизвестного под окровавленной простыней, чьё тело вынесли медики.

     Меня оставили без объяснений, вдобавок задавали вопросы, ответы на которые я не знала. Рождество прошло не так, как я планировала. Но всё вышло так, как вышло. Последующие два месяца меня продолжали вызывать на допросы, но ничего нового для себя я не узнала, как и меняющиеся офицеры ничего нового от меня не получили. Мне нечего было добавить, поскольку ничего мне не было известно. Лишь однажды друг Эштона ненароком проболтался, что парень жив, что медики и то окровавленное тело – лишь инсценировка, чтобы избежать правосудия полиции. Парень прятался от полиции под образом мёртвого человека, чьё «тело» я встретила в лифте. Всё произошло так быстро, что тот самый друг быстро умолк и больше не поддавался ни на какие провокации, дабы расспросить его о деталях той ночи. Я почувствовала отчаяние и была сыта по горло несправедливостью, ведь человек, которого я считала любимым, ни словом не обмолвился, что жив и здоров.

<The end Flashback>