Глава 11
— У нас для тебя сюрприз, — заигрывающе в сотый раз сообщил Билл и мерзенько рассмеялся. Так они издеваются надо мной уже неделю. То Билл, то Георг, то Густав. Получить какие-то объяснения дальше озвученного «у нас сюрприз», у меня не получалось. От этого я злился и бесился. Билл чувствовал это и продолжал издеваться. Мама тоже молчала, хотя я понимал, что она в курсе происходящего, лишь требовала, чтобы я разобрался со своими женщинами. Сьюзен сказала, что ничего не знает, поэтому я больше ни о чем ее не спрашивал. И только Мари меня радовала — ласковая, кокетливая, я чувствовал ее тепло. Мы подолгу болтали вечерами перед сном, созванивались между мероприятиями и в любую свободную минуту. Я ловил себя на мысли, что очень скучаю по своей девочке и нуждаюсь в ее голосе, ее внимании, смехе, ласке, поцелуях...
— Вы так меня утомили, что я уже ничего не хочу, — огрызнулся я.
— Ахахаха, тебе понравится, — проворковал Билл. И я почувствовал, как он хищно улыбнулся.
— Что с Тиной? — решил я сменить тему.
— Фу, — презрительно фыркнул брат. — Не напоминай. Том, ну скажи, ты ведь умираешь от любопытства?
— Иди к черту! — беззлобно хмыкнул я.
— Аааа, я вижу, как ты бесишься!
— Бииииилл!
— Умоляй меня!
— Да тебя самого сейчас разорвет от желания рассказать всё!
— Да, вот так! Умоляй! — хохотал брат мне в ухо.
— Ну что там?
— Не скажу, — ерничал он.
— Том, машина пришла, — заглянул в номер Руди.
— Всё, Билл, твое время вышло, поэтому мучайся в одиночестве со своим счастьем, — ехидно ухмыльнулся я.
— Что, придумал отмазку? — закатился Билл.
— Придурок, — хихикнул я, скинул вызов и пошел одеваться. Теперь не успокоится — и сказать хочет, и повыпендриваться охота.
Интересно, что за сюрприз? Эх, побаиваюсь я нынче сюрпризов. Приеду, а там Билл с Мари помирились и женятся! Вот точно будет мне сюрприз... Ну, нет, Мари сказала бы... И мама сказала бы... Мама-то всё знает. Тогда что? Может быть, это связано с Тиной? С другой стороны, Георг и Густав не стали бы так довольно ухмыляться, говоря о сюрпризе. Следовательно, их это тоже касается. Значит, что-то вместе мутят, черти! Ладно, вернусь и посмотрим, что и как.
Последние дни были самыми трудными. Все устали настолько, что в коллективе то и дело вспыхивали ссоры. Ребятам требовалось уединение и отдых, полноценный сон. Я не трогал никого особо, старался сдерживаться в конфликтных ситуациях. А еще хотелось бросить все и уехать в Берлин. Хотелось увидеть брата, того самого брата, который смеялся, улыбался, радовался, дразнил меня, того самого брата, по которому я так соскучился...
В Берлин мы вернулись в обед. Распрощались друг с другом в аэропорту и отправились по домам. Я еще ржал про себя, что если собрать группу завтра на базе, то они гарантированно друг друга переубивают. Тем не менее, следующий концерт у нас через неделю, так что ребятам надо мобилизоваться. Хотелось заехать к Мари, но она на работе. Машину надо забрать и дебет с кредитом свести, оценить успехи. Всё завтра. Сегодня мыться и спать. Даже трахаться не хочу.
— Том! — Сьюзен оплела мою шею руками и впилась в губы поцелуем.
Я улыбнулся, глубоко вдыхая ее запах, проводя руками по волосам. Соскучился. Сильно соскучился.
— Надеюсь, у тебя нет планов на вечер? — шепнула она, глядя игриво.
— Если честно, то есть, — вторил я ей.
— Ммм... — протянула Сью, кокетливо хлопая ресничками и отступая. — У нас вечером будут гости. Мы должны успеть до вечера.
— У меня встреча.
— Нет, только не сегодня.
— Сью, ты же знаешь, как много работы на студии, что значит не сегодня? — Я старался скрыть раздражение. Получалось не очень. — К тому же мне надо поговорить с тобой.
— О чем? — заинтересованно склонила голову набок.
— О многом.
— Например?
— О нас.
— О нас? — заулыбалась. — Я тоже хочу поговорить о нас.
— Да, о нас, — решительно кивнул я. — О нас и наших отношениях.
— Милый, — снова повисла Сью у меня на шее. — Я так тебя люблю.
И вот как ей сказать?
— Я устал.
— Хочешь, сходим в ресторан и пообедаем?
Я скривился, кинув на нее недовольный взгляд.
— Единственное, о чем я мечтаю, это добраться до постели.
— Ты читаешь мои мысли, — закусила она губку и, взяв меня за руку, повела в спальню.
У меня не встал. Совсем. Сюзен очень старалась, но маленький Томми скромно смотрел на полшестого и отказывался возбуждаться. Ситуация была нелепой и смешной. Нет, я, безусловно, мог это исправить, но, если честно, так хотелось спать, что мысли о сексе вызывали панический страх.
— Признавайся во всем! — Сью, сидя на мне верхом, обхватила мою шею руками и прищурилась с подозрением.
— Я тебе говорю, а ты не веришь, — страдальчески закатил я глаза. — Мне хоть Анджелину Джоли в постель положи — результат будет тот же. Я устал и хочу спать.
— Том, я не видела тебя два месяца! — обиженно скуксилась Сью. — Я хочу секса!
— На, — раскидал я руки в стороны. — Пользуйся.
Она вздохнула и опустилась рядом.
— Ты совсем меня не хочешь, — сказала тихо.
— Я сам себя не хочу.
— Не знаю... Мне кажется, что-то происходит...
— Господи, что может происходить? Я только что с самолета! За два месяца мне вынесли все мозги! Я спал через раз! Я жрал черте что! Я устал так, что еле добрался до дома, вырубаясь на ходу. Я не хочу трахаться! Я безумно хочу спать! Так что же произошло?
— Я так чувствую, — пробормотала она. — Почему ты не заехал и не позвонил, когда был в Берлине?
Сердце ёкнуло в пятки. Кто ей сказал?
— Когда я был в Берлине?
— Месяц назад.
— Кто сказал?
— Не важно. Ты был в Берлине и ни разу не сказал мне об этом.
— Сью, я прилетел на несколько часов по делам. Решил всё и улетел в тот же день. Я даже матери не звонил и брату. Я был в городе меньше четырех часов.
— Я бы подъехала, чтобы проводить тебя.
— Зачем я буду тебя напрягать?
Она повернулась и очень пронзительно посмотрела мне в глаза.
— Раньше ты всегда звонил, постоянно звонил, а сейчас всегда звоню я.
— Ты хочешь об этом поговорить? — Да, да! Скажи мне, что ты хочешь это обсудить! И я не буду больше искать слова, чтобы сказать, что мы расстаемся! Ну же! Говори!
— Ты устал, Том. Спи. — Она поднялась и быстро вышла из спальни.
Я посмотрел ей в след и закрыл глаза — разве я виноват, что люблю другую?
Из сна меня буквально выдрали, жестко шлепнув по заднице и сдернув одеяло.
— Вставай! — гаркнул чей-то голос в ухо, и я подскочил, как ужаленный. — Ой, — виновато отвел глаза Билл, возвращая мне одеяло.
— Спятил? — рыкнул я.
— Да ладно, думаешь, я никогда не видел твой малюсенький членик? — отмахнулся брат, без всяких церемоний открывая шкаф и доставая оттуда чистые трусы для меня. — Вставай. Все уже пришли. Сью наотрез отказалась тебя будить. Сказала, что боится твоего гнева.
— Почему ты его не боишься, а? — зарылся я под одеяло.
Билл рассмеялся, схватил меня за ногу и стащил с кровати.
— У меня выработался иммунитет на твои ядовитые плевки. Давай, Том. Хватит ныть и сверкать голой задницей.
— Ну что ты привязался? Отвали! — брыкался я.
— Не ори. В гостиной сидит народ и ждет, когда ты выйдешь. Можешь не прихорашиваться. Баб там нет.
— Тем более, зачем я буду выходить? — Я сделал еще одну робкую попытку забраться в постель.
Брат перегородил мне дорогу.
— Пришло время узнать, что за сюрприз мы приготовили! — заунывным голосом провыл он, как приведение в мультфильмах про Каспера.
— Достал, — скорчил я недовольную рожу.
— Я жду тебя. И только попробуй снова лечь спать.
Я показал ему средний палец. Билл залез в шкаф, достал оттуда футболку и трикотажные бриджи и выдал мне со словами, что и так сойдет. Проследил, чтобы я оделся, после чего выставил меня из спальни.
— Том! — поднялись мне навстречу Георг и Густав. Мы облапали друг друга, пожимая руки и хлопая по плечам.
— Я им сказала, что ты очень устал, — возмущенно перевела стрелки на мужиков Сьюзен.
Я лишь вздохнул и рухнул в кресло. Сью тут же переместилась на подлокотник и приобняла меня. Я улыбнулся ей.
— Ну и что же это за сюрприз такой, что вы неделю не давали мне спать? — спросил я, величественно осматривая друзей.
Они начали переглядываться, словно не решаясь начать. Потом все взгляды сошлись на Билле, он встал и торжественно объявил:
— Мы решили... — Я заметил, что брат волнуется, словно это для него что-то очень важное. — ...Мы решили снова собрать группу.
Я внимательно смотрел на близнеца. Тот смотрел на меня, ожидая реакции.
— Короче, — влез Георг. — Мы тут с мужиками долго совещались и решили, что глупо пахать на других, когда у нас есть свой проект. Мы многое сделали для него, добились успеха. Почему бы не повторить?
— Продолжайте. Я пока туго соображаю и не улавливаю смысла в ваших речах, — нахмурился я.
— Том, ты же хотел, чтобы группа возродилась, и стало все, как прежде? — вкрадчиво произнесла Сью. — Мы приготовили для тебя сюрприз. Надо только обсудить детали вашего возвращения.
— Какого возвращения? — пришибленно втянул я голову в плечи.
— Триумфального, — засмеялись все.
— Вы в своем уме? — не разделял я всеобщего веселья. — Во-первых, название нашей группы нам не принадлежит.
— Принадлежит, — гордо выпятил грудь Билл. — Мы два месяца над этим бились (между прочим, с Йоахимом) и добились. — Сьюзен энергично закивала.
— Во-вторых, деньги... Даже если мы вчетвером скинемся...
— Деньги, пиар и реклама — это не твои заботы, это все есть, — заверила меня Сью. — Ротация на ведущих телевизионных каналах и радиостанциях, агрессивная реклама в прессе, все дополнительные мероприятия. Раскрутка будет мировой.
Я обвел взглядом присутствующих:
— Это сон? Откуда деньги? Вы продали души Дьяволу? И сейчас хотите от меня того же?
— В общем, я поговорила с отцом, он готов в вас вложиться. Готов дать денег, помочь с раскруткой.
— И на каких условиях?
— Тебе понравится.
— Нет, простите! Я хочу знать условия! Какой резон мне пахать на твоего отца, когда у меня есть собственный проект, который отлично меня кормит в последнее время?
— Папа на следующей неделе вернется из Штатов, и вы все с ним обсудите.
— Том, я говорил с герром Бригманом две недели назад, мы обсудили с ним примерные условия участия каждой из сторон. В целом, он согласен, — довольно улыбался Билл. О, если брат взял всё под свой контроль, то герр Бригман крупно попал. Билл своего не упустит, еще и чужое прихватит.
— Ты рад? — заискивающе посмотрела мне в глаза Сью.
— Немного ошарашен, — честно признался я.
— Конечно, он рад, — ухмылялся Густав. — К тому же мы начали работать.
— А репертуар?
— Есть, — кивнул Георг.
— Слушайте, так не пойдет! — выбрался я из кресла. — У меня свой проект. У нас еще пятнадцать концертов по графику вне тура. Я что буду с ними делать? У нас на следующий год грандиозные планы. Всё построено с таким трудом! А вы теперь хотите, чтобы я забил на собственный труд?
— Найми менеджера, пусть работает, — посоветовал Билл.
— Да, но я миллион лет не скакал по сцене...
— А ведь тянет, да? — прищурился Георг.
Тянет. Очень тянет.
— Тянет, очень тянет, — кивнул Билл. — Что тебя смущает?
— Что меня смущает? Много чего меня смущает! Как я буду руководить своей группой и играть в нашей группе?
— Тило Вульф прекрасно совмещал бизнес и выступления, — пожал плечами Густав.
— Можно сделать совместный проект и твоих ребят взять на разогрев, если ты так боишься выпустить их из-под опеки, — предложила Сью.
Я видел, как горят глаза брата, слышал, каким он был оживленным в последние несколько недель, и, кажется, все, действительно, становилось так, как было раньше. Только мне почему-то от этих перемен было страшно.
— Ты хоть понимаешь, что, если наши дела пойдут в гору, ты совсем не будешь меня видеть? — посмотрел я на Сью. — Мы же месяцами дома не появлялись.
Она дернула плечом и лучезарно улыбнулась:
— Почему? Я буду ездить с вами.
— Сью, мы сто раз это обсуждали! — процедил я сквозь зубы, закатив глаза.
— Я буду заниматься пиаром, поддерживать связи с общественностью и буду вашим директором. Вам же нужен директор. Мы это с ребятами обсуждали.
Я не понял, что больше всего меня потрясло — то, что моя женщина обсуждает что-то с моими друзьями за моей спиной, или то, что согласившись на эту авантюру с возрождением группы, я попадал в полную зависимость от Сьюзен.
Сью мгновенно уловила мою мысль:
— Том, просто на других условиях отец отказался давать деньги. Мне для диплома нужен какой-то проект, связанный с рекламой. А тут мы можем одним выстрелом убить сразу нескольких зайцев — у меня свой проект в Университете, который щедро спонсирует мой отец, а у вас группа, о которой вы все так мечтали. Мне даже не пришлось никого уговаривать... Мы ждали только тебя, Том. У нас все готово.
— А промоутеры? — жалко хватался я за соломинку.
— Мы ждали только твоего согласия. Если ты соглашаешься, то мы начинаем работать.
Я потер глаза. Группа... Группа... Группа... Возвращение к истокам. Группа... Да, я хочу обратно. Хочу туда, где был счастлив, где было беззаботно, радостно. Где не было проблем ни с кем и ни с чем. Где были мы — я, Билл, Георг, Густав, — плечо к плечу, фанаты, крики, автографы, толпа визжащих истеричек, которых мы так ненавидели, но которых мне теперь очень не хватает. Я хочу, как прежде стоять на сцене и питаться энергией зала, я хочу взрывать стадионы, хочу трахать взмахом ресниц толпу у своих ног.
— А если мы провалимся? Если залы будут пустые?
Сьюзен посмотрела на меня очень серьезно:
— Знаешь, а я в нас верю.
«В нас...» — резануло по ушам. Нет больше никаких «нас»! Нет! Я не хочу никаких «нас»! Ни сейчас, ни потом!
Повисла гнетущая тишина. Все смотрели на меня, словно от моего слова сейчас зависела жизнь этих людей. Я смотрел на улыбающегося Билла, который за последний месяц стал самим собой, в голове проносились разговоры с ним по телефону, обсуждение дел, взаимное нытье, смех и шутки, подколы, которых мне так не хватало. И вместе с тем полное осознание неправильности происходящего, разрушения, потери. У меня сейчас забирали душу в обмен на улыбку брата. Готов ли я ее отдать? Я нервно пожал плечами и подхватил со стола пиво:
— За это надо выпить!
Ко мне потянулись руки с бутылками. Все облегченно загалдели, засмеялись. Я тоже растянул губы в улыбке, пытаясь сообразить, как быть с Мари.
Мы обсуждали предстоящие репетиции. Билл, как заведенный, носился по гостиной и говорил, говорил, говорил, размахивая руками. Он четко представлял, что и как будет, рассказывал, как видит сцену и костюмы. Георг с ним спорил, они ругались и обзывались. Густав посмеивался над ними, вытянув ноги на диване, с блаженным видом потягивая пиво. Сьюзен восторженно крутила головой, явно получая удовольствие от импровизированного совещания. И только я сидел и нервно курил, чувствуя себя волком, которого обложили и гонят по номерам. Мари-Мари-Мари! Если сказать Сью, что мы расстаемся, то никакой группы не будет и это разрушит мечты брата и близких друзей, а если Мари узнает... Она не простит. Билл ей врал, она держалась рядом с ним только потому, что любила, а рядом со мной ее ничто не удержит... Мама права! Тысячу раз права! «Разберись со своими женщинами, иначе они разберутся между собой». Кажется, разборки начались...
— Ты не рад что ли? — озадаченно замер посреди комнаты брат, вглядываясь мне в глаза, словно пытаясь прочитать ответ.
— Рад, — соврал я. — Очень устал.
— Как ты смотришь на то, если мы завтра приедем на студию и обговорим репертуар? Мы кое-что подобрали. — Билл говорил очень мягко, осторожно, заговаривал, я бы сказал.
— Конечно. — Хотелось сбежать. Уехать. Испариться. Исчезнуть и появиться совершенно в другом месте. Услышать «папапапа». Коснуться мягких щечек губами, переживая, не оцарапает ли малышей щетина. Дотронуться до нее. Увидеть. Обнять. «Ты родишь мне дочку?»
— Том, да что с тобой? — теребила меня Сью за плечо.
Я обвел присутствующих взглядом и понял, что если останусь тут еще хотя бы на минуту, то взорвусь.
— Мужики, рад вас видеть, но давайте завтра все обсудим. Я никакой. Билл, позвони мне, когда решите приехать. Я буду в офисе с утра. И не вздумайте расходиться. В холодильнике должно быть много пива, если Сью его не выпила за время моего отсутствия. Веселитесь.
Я вернулся в спальню. Быстро скинул одежду и забрался под одеяло. В комнату кто-то вошел.
— Том, в чем дело? — спросила Сьюзен.
— Все отлично.
— Я же вижу! Тебе под нос словно кучу дерьма подсунули!
Я подскочил и зло зашипел:
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Мы хотели сделать тебе сюрприз.
— У вас отлично получилось! А никого из вас не интересовало, что у меня могут быть другие планы?!
— Не ори! — сквозь сжатые зубы процедила Сьюзен, и я впервые увидел ее такую жесткую и агрессивную. — Когда ты в последний раз нормально говорил со своим братом? Когда выслушивал его? Что ты знаешь о нем? О его мыслях? О его состоянии? Ты знаешь, что он был на грани из-за всего того, что на него свалилось за последние месяцы?
— Его на аркане никто жениться не тянул!
— Сука ты, Том. Он твой брат. Группа — это то, что вернуло его к жизни, то, что дало ему надежду, стимул жить дальше, творить, то, что заставило его поднять голову. Да и ты постоянно твердишь, что, если бы была группа, ты был бы счастлив. Я уговорила отца дать нам денег и шанс. Я поговорила со всеми. А ты...
— Меня! Ты меня не спросила?! Ты сама все решила!
— Но ты хотел! Ты сам хотел! Ты отлично знаешь, что Tokio Hotel принесет тебе денег гораздо больше, чем твои... — она осеклась на полуслове.
— Чем мои кто? — рычал я, испытывая острое желание ударить.
— Чем твои ребята, — сказала мягко. — Это надо для Билла. Это возвращает его, Том. Ты же сам видишь. Общее дело поможет вам снова сблизиться. Я же знаю, как ты переживаешь из-за конфликтов. Тина отдалила его от семьи. От тебя. Она поругала вас. Думаешь, я не понимаю, почему ты такой загруженный? Я же знаю, как остро вы с Биллом чувствуете друг друга. Сейчас у тебя есть шанс достичь внутреннего равновесия. Дай Биллу этот шанс. Ты же видел, как он загорается только от одной мысли о группе. Том, он два месяца светится от счастья. Я общалась с ним едва ли не каждый день. Дай ему шанс выкарабкаться.
Я закрыл глаза и постарался успокоиться, глубоко дыша. Дай ему шанс... А мой шанс? Как насчет меня? Как насчет моего счастья? Сьюзен опустилась рядом и погладила меня по спине.
— Я не думала, что обижу тебя. Я знаю, что нельзя принимать решение за мужчину, но, Том, я старалась ради тебя, ради Билла, ради ваших отношений. Ты же хотел с ним помириться, по-настоящему, чтобы было как прежде. Я помогла тебе сделать это. Хочешь обидеть его? Давай, пойди и скажи, что ничего не будет. Разрушь его счастье.
А я? Ради группы я должен пожертвовать моей любимой женщиной и моими детьми? «В последнее время она постоянно говорит о тебе, улыбается и смеется, она даже к детям стала мягче относиться». Разрушить их счастье?
— А что с этого получишь ты? — повернулся я к ней. — Зачем тебе все это надо? Какова моя цена?
Сьюзен посмотрела на меня так, словно я ее смертельно оскорбил. Я не спускал с нее взгляда, пытаясь понять, что же она задумала.
— Ложись спать, — похлопала она меня по спине. — Я скажу, что у тебя мигрень от усталости. И не думай ни о чем плохом, Том. Я стараюсь ради тебя. Если в моих силах сделать для тебя что-то хорошее, то я это сделаю.
Оставь меня. И это будет самое лучшее, что ты могла бы для меня сделать.
— Спокойной ночи, Том.
Я забрался под одеяло. С проблемой надо переспать, как говорит мама. А завтра я обязательно что-нибудь придумаю.
Утро не принесло никакого удовольствия. Я встал еще до того, как проснулась Сью, быстро умылся и был таков, сбежав из собственного дома, словно застигнутый врасплох любовник. Только в гараже вспомнил, что забыл забрать машину у Мари. И вообще надо к ней сегодня заехать, сто лет не видел и вчера не звонил. Поймал такси и добрался до работы раньше всех. Заодно проверим, кто во сколько приходит. Очень интересно.
Габи нарисовалась первой. Деловито распахнула в офисе окна, впуская свежий воздух, потом все-таки соизволила заглянуть ко мне в кабинет.
— Том! Я так рада, что вы вернулись! — воскликнула радостно.
Я зевнул ей в ответ и кинул на стол бумажку в двадцать евро.
— Габи, сгоняй в пекарню, купи мне чего-нибудь пожрать, а то ты меня знаешь...
— Вафли? — всплеснула она руками. — Как ты любишь?
Я кивнул, разваливаясь в кресле.
— И кофе?
— И побольше.
— Много кофе. Уже бегу.
Она скрылась за дверью. Я усмехнулся. Все-таки приятно вернуться домой.
Через двадцать минут Габи положила передо мной свежие газеты, горячие венские вафли, обильно посыпанные тончайшей сахарной пудрой, и поставила большую чашку вкусного кофе. Я почувствовал, как рот наполнился слюной. Так, теперь бы не заляпаться. Я развернул первую газету и чуть не выплюнул кофе на собственный стол. На первой странице большой заголовок «Ноль без палочки» и рядом фотография моего брата в ночном клубе в крайне непривлекательном виде. Глаза быстро забегали по строчкам. Это было большое интервью с Тиной о том, как сильно она ошибалась в человеческих качествах моего брата, как он ее унижал, бил, держал полуголодной, скупердяйничал, как ревновал к каждому столбу, а потом много, много, очень много очень интимных подробностей, которые моему брату очень-очень не понравятся. Я давно так не хохотал. Я истерично ржал на весь офис. У меня текли слезы, а кофе все-таки загадил рубашку. Я даже уронил от гогота свою венскую вафлю на пол. А когда дошел до строчек про себя... То от смеха навернулся с кресла и продолжил веселье уже под столом. Интересно, где она нашла такую дурь? Это же надо было такое придумать! И в суд не подашь, потому что тогда придется доказывать, что у Билла нормальный член, а я не озабоченный кролик!
Я выбрался из-под стола, поставил кресло и еще раз глянул на статью, продолжая глупо хихикать. Ну, Тина, ну отмочила! Прелесть! Она просто уникальнейшая прелесть! Рядом со статьей был размещен рекламный блок — скромный, мелким шрифтом, почти незаметный. Прочитав текст, я жалобно всхлипнул и снова загоготал: «Половой акт — это долго! Лечение преждевременного семяизвержения всего за 80 евро!» Ты попал, Билли, ох, как же ты попал, брат! Я ржал долго. Не мог остановиться. Я представлял себе лицо Билла и снова начинал хохотать. В голове вихрем носились мысли, что весь этот скандал нам на руку, если группе все-таки быть. Черный пиар — тоже пиар. А если верить специалистам, то это самый лучший пиар. Тина не вытянет его так, как нам нужно, поэтому ей надо будет помочь. Черт... С Мари бы это обсудить. Она в пиаре понимает толк. Только я пока все равно не знаю, как разрулить эту неприятную ситуацию, которую сама того не подозревая, создала Сьюзен. И с Биллом не посоветуешься... Что же делать?..
— Нет, ты видел это? — Билл влетел в мой кабинет, грозно тряся ворохом газет.
— Да, утром я ознакомился с прессой за чашечкой кофе, — не отрываясь от построения графика, отозвался я.
— Ты читал, что она тут наговорила? — он упал в кресло и шумно выдохнул.
— Ничего такого, чего ты не смог бы пережить. — Нет, наверное, я выбрал не те параметры диаграммы. Дерьмо, придется переделывать.
— Она сказала, что я полный ноль в постели! — завопил Билл. — Нет, ты представляешь! Я! Ноль!
Я дернул плечом и принялся переносить цифры из столбика в строчку.
— И что у меня маленький член! — брат опять потряс передо мной газетами.
— Билл, расслабься. Иметь маленький член все же лучше, чем стать геем в первый же день собственного восемнадцатилетия.
— ЧТО?! И ты туда же!
— Ну обсудят твой член... Делов-то? Неделю в лучшем случае поговорят. Ну две... Да, неприятно, что у тебя маленький член и ты полный ноль в постели, но не смертельно. К тому же вчера ты о моем члене тоже отзывался нелицеприятно. Так что мы квиты. Спасибо твоей жене.
Билл покраснел и подбоченился:
— Бывшей жене! Никто не жаловался! Никогда! Ни на мой член! Ни на меня в постели!
Я с трудом сдержался, чтобы не заржать. У меня брат — кретин, и это не лечится.
— Они тебя щадили, — издевательско-сочувствующим тоном выдал я.
— Мари со мной тринадцать лет прожила и никогда не говорила, что ее что-то не устраивает в постели, — выложил он, судя по всему, железобетонный аргумент.
— Мари всегда была очень тактичным человеком и не хотела тебя расстраивать. Хотя... — я оторвался от графика и очень честно посмотрел на брата. — Может, она просто не хотела позориться? Сам подумай, ну что будут говорить люди — жить тринадцать лет с жадным долбоебом, у которого маленький член и он полный ноль в постели, — врагу не пожелаешь. Как ты ей детей-то заделал? Эх, бедняжка... И эта дурочка еще переживала, рыдала, ночей не спала, — сокрушенно покачал я головой и протяжно вздохнул. Главное, не заржать, главное, удержаться...
— Там и про тебя есть, — съехидничал он.
— Да, я видел, — вернулся обратно к графику. — Но в отличие от тебя, импотента, я по версии Тины форменный секс-террорист. Так что по-любому круче.
— Дегенерат!
— Твой близнец, между прочим. Забей.
— Она опозорила меня на весь мир!
— Да ну и черт с ней. Ты ей прилюдно что ли будешь доказывать, что у тебя и член в порядке, и с потенцией все нормально?
Билл нахмурился и засопел, переплетя руки на груди.
— Я думал все утро, — оторвался я от монитора и повернулся к нему. — Всё, что делает Тина, нам на руку.
— Круто! — недовольно фыркнул он.
— Нет-нет, смотри, она нам за спасибо рекламу делает. О нас говорят, пишут, обсуждают, показывают передачи.
— Мой член обсуждают!
— Да не важно! Важно, что обсуждают. Вон Мадонна всегда была на вершине и всегда на скандалах. Скандалы двигают планету, они вызывают желание поговорить, обсудить, поделиться. Понимаешь, о чем я? Тина сейчас работает на тебя и меня, на нас!
— Том, я устал от нее, — тихо признался Билл.
— Держись, — хлопнул я его по плечу. — Нам надо продумать стратегию взаимодействия со СМИ, чтобы направлять интерес публики в нужное нам русло.
— Нам многое надо продумать.
— Да, и прежде всего условия сотрудничества с Бригманом. Я не собираюсь больше пахать на кого-то. У меня есть мое дело, которое приносит доход. Я работаю сам на себя. Сам себе хозяин, сам получаю, сам делю, сам отвечаю. Ты отлично помнишь, кто был курицей, которая несла золотые яйца, и куда эту курицу потом слили.
— Ты меня за кретина что ли держишь? — надулся Билл. — По нашей изначальной договоренности с Бригманом выходит вот что: он нам как бы дает кредит и карт-бланш на работу. В случае удачи, мы возвращаем ему кредит с небольшими процентами. Вся прибыль от альбома и тура идет нам, ну за вычетом налогов и прочих обязательных отчислений в пользу государства, а лейблу отходит какой-то процент. Нам надо обсудить этот процент.
— Хорошо, а в случае неудачи, кто несет убытки?
— Лейбл.
Я хохотнул:
— Фигли лейблу быть таким щедрым?
— А это работа Сьюзен, Том. Насколько я понимаю, она уже не первый месяц клюет отцу мозг идеей возрождения группы, просто тут ей удалось его дожать. У нее день рождения на следующей неделе, как раз, насколько я понимаю, отец и делает ей подарок — вкладывается в нашу группу.
— Все слишком радужно, Билл. Я не верю Бригману. Вспомни, какой у нас был конфликт с лейблом шесть лет назад. Мы же из-за жадности Бригмана тогда утонули. Ведь изначально было понятно, что только нашими силами мы не потянем тур, что на клип нужны деньги, на эфиры нужны деньги, на промо нужны деньги. Мы не вытянули все это в одиночку!
— Ушли от лейбла и вот результат! — недовольно проворчал Билл.
— Но оставаться тогда под лейблом тоже было нельзя. Они на нас счета в банках поимели с неприличным количеством нулей, а мы на всем экономили, даже жилье снять нормальное не могли, я уж молчу про то, чтобы что-то приличное купить.
— Плевать! Сейчас Бригман хочет дать нам денег. Этим надо воспользоваться. Нельзя упускать такой шанс!
— А прогорим?
— Не прогорим, все будет в лучшем виде.
— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!
— Ты не понимаешь что ли? — Билл приподнял бровь. — Ты живешь с дочерью Бригмана. От его щедрости зависит ее благосостояние и душевный комфорт. Чем выше будешь подниматься ты, тем лучше будет Сьюзен. Для него это дело чести. У дочки должно быть все только самое лучшее, ей не нужен нищий Том Каулитц, продюсер непонятно какой группки, ей нужен гитарист крутой группы с мировым именем.
— А ты стал расчетливым, — поморщился я.
— Ой, давай только вот без этого! А то ты не знаешь, с кем живешь и кто тебе заказы на студию сливает и с концертами помогает. Нимб протри, а то черные пятна блестеть ему мешают.
— Я никогда не пользовался возможностями Сьюзен!
— Ну-ну. Я сейчас заплачу от того, какой невинный мой старший братик. — Билл цокнул языком и закатил глаза, скорчив рожу из серии «меня окружают идиоты». — Ты сам что думаешь насчет группы? А то у тебя вчера такое лицо было, что я засомневался.
— Не знаю. А ты?
— Я думаю, что если к делу подойти правильно и не полагаться на левых людей, которым только бы присосаться, то все будет хорошо. Ты был продюсером, ты понимаешь, что и как надо делать правильно. Я буду работать над всем остальным. Если все держать в своих руках, то вытянем. Сьюзен, конечно, ни черта не понимает в рекламе и продвижении, нам бы сюда хорошего специалиста, и все будет круто. Она должна быть номинальной. Всё управление надо сосредоточить в наших с тобой руках. Ребята скоро подъедут, и обсудим дальнейшую работу. Нет, все-таки почему ты вчера взбесился? Я же видел, что ты взбесился! Тебе совершенно не понравилась наша затея.
Я махнул рукой, всем своим видом показывая, что не хочу обсуждать с ним эту тему. Билл не стал настаивать.
Репетиция, если это так можно назвать, прошла удивительно... кошмарно! Мне не нравились песни, не нравилась музыка. Мы спорили с Биллом до хрипоты. Я объяснял, что такие идиотские песни никому не нужны, что надо создать что-то новое, какой-то прорыв, искренность, песни, которые принес брат, никого не тронут. Густав работал на барабанах, словно нас не существует, стучал сам по себе, закрыв глаза и отдавшись ритму. Георг принял сторону Билла и заявил, что песни хорошие, а я залупился на что-то другое. В итоге, мы с братом взяли тайм-аут, и ушли обедать в разные рестораны — я с Георгом, он с Густавом.
— Том, я за тобой второй день наблюдаю и не понимаю, что происходит. Ты кидаешься на Билла, все время ему противостоишь. Что за фигня? Дело не в песнях. Они хорошие.
Я не стал отвечать, сосредоточенно пережевывая салат.
Георг ждал. Потом, видимо, устал лицезреть мою работу челюстями:
— Как Мари?
Я испуганно посмотрел на друга.
— А что с Мари?
— Ну, она болела. Ты звонил Кристине, искал врача, — пожал он плечами.
— А... Хорошо. Ангина у нее была, ничего страшного.
— Ты из-за нее прилетел в Берлин?
— Нет, по делам.
Георг пристально посмотрел на меня.
— Что? — психанул я.
— Том, я знаю тебя бОльшую половину своей жизни.
— И что? — сверлил я его взглядом.
Он отвернулся, как будто не решаясь сказать. Я почувствовал, что с силой сжимаю нож в руке.
— Это не мое дело...
— Вот именно, не твое, — жестко отрезал я.
Георг вздохнул.
— Я не скажу ни Биллу, ни Сьюзен про то, что ты был в Берлине и ночевал у Марии. Не знаю, как на это отреагирует Билл, но то, что Сьюзен не оценит твоего дружеского... — Он прищурился и медленно произнес: — ...ведь дружеского, да? ...визита к больной Мари — факт в нынешних условиях очевидный.
— Ты меня шантажируешь? — удивленно вытаращился я на друга.
Он ухмыльнулся.
— Нет. Я лишь говорю, что ты можешь на меня рассчитывать. И прекрати срываться на Билле. Он не виноват, что ты запутался в бабах. У него свои тараканы. Ты задеваешь его и обижаешь. Ты не прав.
— А ты его адвокат?
— Я его друг.
Я с трудом усидел на месте, чтобы не разораться и не сбежать. Как я мог так подставиться с врачом? Черт!
После обеда дело пошло веселей. Я контролировал каждое свое слово, Билл охотно уступал, и мы даже попытались что-то записать. Вышло недурно, хотя требовало еще серьезной работы. Мы сидели в студии до глубокой ночи. И я снова забыл про Мари...
— Заехать завтра за тобой? — спросил Билл, остановившись около моего дома.
— Да, это было бы здорово, — устало кивнул я. — Зайдешь?
Билл поморщился.
— Не, мне тебя сегодня уже хватило. У меня братопередоз.
— Ненадолго же тебя хватило, — рассмеялся я.
— Отвык, — улыбнулся он.
Я удивленно покосился на близнеца.
— Но я хочу привыкнуть обратно, — торопливо добавил Билл. — К хорошему, знаешь ли, быстро привыкаешь. А где твоя машина? Продал, чтобы покрыть убытки? — захохотал звонко.
— Тьфу! — сплюнул я на него суеверно. — В сервисе. Забрать надо.
— Нда? Съездим?
— Завтра.
— До завтра тогда.
— Ты где сейчас живешь-то? Всё еще в отеле? Может, к нам переедешь?
— Нет, домой вернулся. Дом оставлен за мной.
Улыбка сползла с лица брата.
— Хорошая же новость!
— Наверное...
Ему было там одиноко. Я понял это так ясно, что решил не отпускать его сегодня домой. У меня достаточно места в квартире, чтобы приютить брата.
Мы пили всю ночь, вылакав весь запас алкоголя, какой только смогли найти. Сьюзен не принимала участия в нашей гулянке. Мы пили, говорили, спорили, ругались, мирились и снова пили. К утру мы сладко спали в гостиной на ковре, потому что на диване у нас кружились головы и мы побоялись упасть и всенепременно разбиться.
Новый день встретил нас алкогольным отравлением, жуткой головной болью и раздавленным состоянием души и тела. Билл шкрябал пузень и корчил страдательные рожи, выбирая между холодным пивом и горячим кофе. Меня выворачивало от одной мысли о съедобном.
— Что за хрень ты пьешь? — закатил он глаза, плюхаясь на стул и вытягивая тонкие волосатые копыта.
— Нечего было мешать... — пробормотал я, отдав предпочтение пиву.
— Это моё! — слабо запротестовал Билл.
— Иди в жопу! — огрызнулся я. — Ты за рулем.
Он попытался возмущенно вытаращить глаза, но они у него так оплыли, что мина вышла очень смешной.
— Что ты ржешь? — скривился Билл. — Думаешь, ты лучше выглядишь?
Я прищурился и пронес какую-то псевдокитайскую околесицу. Билл тоже засмеялся.
Через пару часов мы относительно бодро функционировали. Правда, ни тело, ни душа, ни мозги страдать не перестали, но общая бодрость духа все ж появилась. По крайней мере, у меня. Билл пил третью чашку кофе и жалобно поглядывал на мою бутылку пива. Я качал головой и с наслаждением заливался спасительной жидкостью.
— Может со мной? — предложил я пиво брату. — И на такси поедем.
— А за машиной? Ты же хотел ее сегодня забрать.
— Логично, — кивнул я и пошел одеваться. Только никуда мы не поедем — как я потом буду всем объяснять, что моя машина делает у Мари?
Оживление у входа в здание мы заметили сразу. Билл припарковался. Мы не спешили выходить.
— Спорим, они тут собрались по поводу моего члена? — мрачно произнес брат, рассматривая кучку фотографов.
Я не удержался и хихикнул:
— У тебя мания величия! Они собрались тут по поводу моего удачного тура.
Билл сморщился.
— Тебе сегодня очень надо в офис?
— Ну да... Там ребята ждут... наши... И мне надо документы подписать... Счета там всякие...
Билл оценивал степень опасности и сравнивал со степенью нужности попадания в здание.
— А тут нет черного входа?
— Увы. Ох, как давно со мной ничего подобного не происходило... — Я открыл бардачок, в надежде найти там солнечные очки.
— Тина хочет славы и ищет ее любым путем. Знаешь, что она мне заявила? Что вышла за меня замуж, потому что думала, что я известный и смогу обеспечить ее существование.
— А ты разве не известный? — ухмыльнулся я, взглядом показывая на людей с фотокамерами у входа.
— Предлагаю сделать вид, что это не мы, и пройти максимально быстро.
— Главное, добраться до здания, а там охрана нас встретит.
— А вызвать охрану сюда? — Билл величественно глянул на меня, приподняв бровь.
— Легко. Если ты знаешь их телефон. Я, например, не знаю.
— А если позвонить Габи, и попросить выслать подмогу?
— Бесполезно. Они не имеют права оставлять ресепшен.
— Никакого от тебя толку, — расстроено вздохнул он, доставая очки и заглушая двигатель машины.
Да, фотографы ждали нас. Мы быстро шли к дверям здания, а они торопливо спешили нам навстречу.
— Билл, как вы расцениваете заявление фрау Каулитц? — кинулся через меня к брату журналист. Я намеренно задел его плечом так, что того отшвырнуло в сторону. Спокойно, никакой грубости — нас снимают.
— Том, вы можете прокомментировать ситуацию с детьми? — Мне под нос сунули микрофон.
Сердце пропустило удар. Я остановился и повернулся к акуле пера с единственным желанием оставить его без зубов.
— Какую ситуацию с детьми? — спросил спокойно. Мысленно я уже видел, как мои руки сжимаются на его шее.
Глаза журналиста азартно блестели.
— Что в результате побоев фрау Каулитц потеряла детей...
— Ах, это... — облегченно выдохнул я. — Без комментариев.
— А как вы можете прокомментировать...
— Без комментариев.
— Билл, стой! — из толпы вынырнула Тина, преграждая нам путь.
Я заметил, как брат сжал зубы. Мы переглянулись.
— Без комментариев, — глумливо улыбнулся я ей в лицо. И мы ринулись вперед, навстречу спешащей к нам охране.
— Как ты можешь быть таким жестоким? — орала нам в спины Тина.
Она еще что-то верещала, но я за бесконечным потоком вопросов от журналистов ничего не мог расслышать.
— Есть! — победно прошептал Билл, когда от нас отсекли толпу.
Я рассмеялся:
— Как раньше, помнишь?
— Даааа, — довольно протянул он. — Приятное ощущение.
Да, и даже Тина не смогла осквернить наше удовольствие.
— И будет так в будущем, — хищно прищурился Билл.
Я покосился на него. Мари...
К Мари я опять не попал. Мы сидели в студии до раннего утра, а потом я понял, что ехать домой смысла нет. Да и не хотелось. Билл лег спать в переговорной, где у нас стоял небольшой, но вполне себе сносный диванчик. А я... Я, под предлогом проверить почту, скрылся в кабинете с отвратительным желанием заняться любимым делом — подглядыванием. В квартире было темно и ничего не видно. Только на кухне на полу вальяжно расположилось светлое пятно лунного света. Пять часов утра. Если сейчас вызвать такси... Минут пятнадцать до Мари... Я заглянул в переговорную — Билл спал. Была не была! Схватил парку, закрыл офис и на ходу принялся рыться в записной книжке, где записан телефон такси.
— Мне нужны цветы, — сообщил я водителю, который подобрал меня на улице.
— Рад за вас, — хмыкнул мужик.
— Тогда сначала на Коттбуссер Тор в цветочный, а потом на Врангельштрассе. По крайней мере, это единственный круглосуточный магазин, который мне удалось нарыть, пока я мерз на улице в ожидании вашего приезда.
— Между прочим, я приехал на пять минут раньше ожидаемого времени.
— Рад за вас, — буркнул я, сжимаясь на заднем сидении. — Обогрев включите, пожалуйста.
Водитель скептически на меня покосился, но температуру на кондиционере поставил побольше.
В начале седьмого я стоял под дверью Мари и размышлял, не слишком ли я обязываю ее своим визитом. Вообще, так никто не делает. Надо было позвонить (в пять утра, ага), предупредить (еще два раза ага), может быть у нее планы... Или она там... Ну, нет, не буду думать о плохом. Хотя... Не знаю... Я постарался придумать, что у нее может быть не так, чего я у нее не видел, чтобы могло бы поставить ее в неловкое положение, и ничего не придумал, кроме любовника. Да, это будет упс. А я, между прочим, с последней нашей прогулки ни разу ей не изменял. Хотя возможности были. Я открыл дверь и тихо вошел в квартиру. Сонная тишина... Скинул обувь в прихожей, повесил парку на ручку двери и на цыпочках прошел в ее спальню. Темень такая, хоть глаз коли. Я осторожно отодвинул гардину, чтобы немного лунного света попало в комнату. Мари спала почти на середине кровати. Подобрался к ней, стараясь не разбудить. Лицо такое спокойное, нежное. Тени от ресничек. Губы чуть приоткрыты. Я очень аккуратно убрал прядку с ее щеки, открывая ухо. Моя. Только моя. Девочка. Я закрыл глаза и невесомо кончиком носа коснулся ее губ и носа, одновременно втягивая аромат ее сна. Сладкая. Кончик языка, словно перышко, заскользил по ее губам. Девочка. Я целовал ее, едва касаясь кожи, губ, век. Мари завозилась, повернулась так, что уткнулась носом мне в грудь. Я не удержался, провел носом по ушной раковине, проник в нее языком. Мари тихо застонала, заулыбалась, поворачивая голову, открывая мне шею. Только моя. Я припал к шее. Провел по ней языком. Перешел на ухо. Губы... Она испуганно распахнула глаза.
— С добрым утром, — улыбнулся я, чуть отодвигаясь от ее лица.
— Как ты сюда попал? — спросила настороженно.
— У меня же есть ключи, — я снова потянулся за поцелуем.
— А почему ты не позвонил? — увернулась она.
— Эта мысль пришла мне в голову спонтанно. Я хотел увидеть, как ты просыпаешься.
— Маньяк, — фыркнула Мари.
— Еще какой! — зарычал я, подминая ее под себя. Неожиданно мне в бок что-то впилось. Я глухо охнул.
— Что? — приподнялась Мари на локте.
— Я ж это... — хихикал я, не зная, то ли плакать от боли, то ли смеяться от собственной глупости. Пришлось отпустить свою «жертву», чтобы достать розы, которые я для нее привез. Я продемонстрировал ей букет: — Вот. Только помялись.
Мари изумленно смотрела то на меня, то на цветы. Потом лукаво улыбнулась и игриво произнесла:
— Где же ты их нашел ночью?
— Не поверишь, под заказ из Голландии привезли.
— Не поверю.
— Правильно сделаешь.
Я откинул розы за себя (главное потом не наступить на них) и вернулся к губам своей «жертвы». Я целовал ее. Забирался в рот языком, засасывал губы. Целовал жадно, требовательно. Я соскучился по ней. По ее теплу. По глазам. По губам. По рукам. Я гладил ее. Волосы путались, когда я пропускал их сквозь пальцы. Она едва слышно постанывала. От этого крышу сносило напрочь. Я постарался, как можно более незаметно пробраться под одеяло. Почему-то постоянно казалось, что Мари сейчас окончательно очнется ото сна и прогонит. Она разрешила коснуться тела. Разрешила пробраться под футболку и провести рукой по животу. По боку. Кожа под пальцами покрывалась мурашками. Ребра... Раз... Два... Грудь. Сосок. От переизбытка эмоций я чуть не кончил. Пришлось оторваться от такой прекрасной девочки и перевести дух. Еще хотелось посмотреть ей в глаза. Не знаю, что именно я хотел там увидеть, но мне надо было это что-то обязательно увидеть, осознать, что все это происходит в реальности, со мной, с ней, с нами. У Мари на лице отражались явно смешанные чувства. Она смотрела слишком серьезно, но в тоже время изучающе. Черт, и я не видел никакого желания в ее глазах. Может она знает про Сьюзен?
— Я очень по тебе скучал, — признался я.
— Поэтому объявился спустя три дня после возвращения?
Фуф, слава богу! Она не знает. Я улыбнулся.
— Билл замутил новый проект. Я пока не хочу тебе всего говорить, чуть-чуть позже. И вот трое суток он от меня не отлипает. Мы днюем и ночуем на студии с ребятами. Густав и Георг уехали в два часа, Билл остался спать в переговорной, а я рванул к тебе.
— И даже позвонить не мог?
— Мари, Билл все время рядом. Я пока не афиширую наши отношения, потому что не знаю, как ты к этому отнесешься. Но если ты хочешь, я при тебе сейчас позвоню брату и скажу, что у нас отношения.
— А у нас отношения? — удивленно подняла она брови.
Это был удар под дых. Я собрал себя в кулак.
— Да, я хочу, чтобы у нас с тобой были отношения.
Мари перестала смотреть на меня, как прокурор на серийного убийцу. Она взяла мою руку и переплела наши пальцы. Поцеловала мои. Я провел ладонью ей по щеке.
— Я очень тебя люблю, Мари. И я действительно очень скучал. Очень-очень. Я не хотел звонить при Билле. Ты же знаешь, он вспыльчивый... — Губы. — Загорается... — Совсем близко. —...от малейшей... — Влажные. — искры... — Сладкие. — А сейчас все так хорошо...
Кончик языка едва заметно облизал губы... Я не сдержался, наклонился и снова принялся ее целовать. Рука теребила сосок. Она сбивчиво дышала. Я откинул одеяло, задрал футболку и с превеликим наслаждением аккуратно взял сосок в зубы, пощекотал языком. Мари застонала. Тело... Тонкое... С впалым животом и ямочкой пупка. Живот подрагивает. Она все время касалась моего тела руками. Особо не ласкала, но как будто боялась потерять контакт. Я целовал ее, гладил, ласкал, щекотал. Ей нравилось. Она откликалась. Я видел реакцию и заводился еще больше. Грудь... Ключица... Черт... Оторвался от такого желанного тела и одним движением снял с себя водолазку. Уселся на нее верхом, потянул за футболку, предлагая тоже отбросить ее в сторону. Мари... неохотно поддалась. Сегодня ты будешь моей. Только моей. Никому не отдам. Моя. Только моя. Девочка. Я целовал ее, спускаясь все ниже. Неожиданно Мари вцепилась мне пальцами в плечо и дернула футболку на себя, прикрывая грудь.
— Стой.
— Что? — испугался я, оглядываясь. Близнецы проснулись?
В комнате никого не было.
— Не надо.
— Почему?
Мари крест-накрест сжала руки на груди и выдала:
— Я не могу.
Я недоуменно слез с нее, чувствуя себя полным лохом. Сел на край кровати и обхватил голову руками. Внутри пустота. Сидеть неудобно, потому что джинсы давят на перевозбужденный член. Надо встать, забрать вещи и выйти. Только сначала в ванну. Снять эрекцию. Мари подобралась ко мне со спины, обняла за талию, прижалась голым телом, поцеловала в шею. Я не шевелился. Пустота внутри сменялась протестом. Мне не нужна ее жалость, не нужна благодарность, а любовь я никогда не завоюю.
— Томми, — начала вкрадчиво. — Понимаешь, какое дело... У меня проблема. Вот тут, — Мари убрала руку и, видимо, что-то показала, — в голове у меня с тобой все хорошо. Я очень скучаю, переживаю, ревную. Я общаюсь с тобой по телефону, заигрываю, думаю о тебе постоянно, мысленно разговариваю и советуюсь. В душе я много раз представляла, как мы впервые займемся любовью. И я очень этого ждала. А сейчас приехал ты... и я не могу. Мне мерещится Билл. У меня внутри все протестует. Вот ты, такой желанный, но... У меня какой-то внутренний диссонанс.
Я резко вывернулся из ее объятий. Мари едва не навернулась из-за этого с кровати. Я удержал ее, помог сесть и сам уселся у ее ног, обняв колени.
— Мари, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Ты даже не представляешь, как я этого хочу. Если ты считаешь, что Билл — твое счастье, хочешь, я вас помирю. Он сейчас развелся, ему теперь есть, с чем сравнить, ты всегда была для него самой лучшей женщиной. Я из шкуры вон вылезу, но помирю вас. Хочешь?
— Но ты же любишь меня, — с ужасом прошептала она. — Ты откажешься от меня?
— Откажусь. Если ты будешь с ним счастлива, то откажусь.
— И ты сможешь после этого нормально с ним общаться?
Я опустил голову, сел на пол и вытянул ноги. Нет, конечно. Я уеду куда-нибудь. Но если это сделает их счастливыми...
Мари села мне на ноги и бережно взяла лицо в обе руки. Посмотрела прямо в глаза:
— Я очень хочу с ним помириться. Мы оба запутались, наделали много ошибок, причинили друг другу много боли, но я все равно хочу с ним помириться...
— Я найду слова, чтобы ты вернулась в свой дом... — заверил я ее.
Она не дала договорить, закрыв мне рот рукой и затрясла головой.
— Я сказала помириться, а не жить с ним. Речь о другом. Я пыталась сказать, что хочу быть с тобой, но мне нужно время, чтобы Тома из моей головы совместить с Томом, на коленях которого я сейчас сижу. А трахаться я не хочу не потому, что тебя не хочу, а потому, что у меня месячные. Будет, конечно, очень романтично в нашу первую ночь залить простынь кровью... — Она улыбнулась и нежно поцеловала меня в губы.
Я отстранился и закусил губу, просительно глядя на нее:
— Можно вообразить, что я лишил тебя невинности, м...
Мари засмеялась, чуть отклоняясь назад в моих руках и демонстрируя длинную шею, плавную линию ключицы и грудь с торчащими сосками. О, черт, — мысленно застонал я, чувствуя, как маленький Томми снова становится большим. Я ненавижу эту прелестную женщину.
В офис я вернулся невыспавшийся, но чертовски довольный. А главное на своей машине. Билл уже проснулся и слонялся по студии в обнимку с полулитровым бокалом кофе.
— У тебя такая рожа, словно ты только что слез с телки, — вместо приветствия сообщил мне брат. — Гуляешь от Сьюзен?
— Нет, — ухмыльнулся я, отбирая у него чашку.
— Да ладно, мне можно сказать, — рассмеялся Билл. — Она хоть хороша? — многозначительно поиграл бровями.
— Она лучшая женщина в моей жизни.
— Ого! Даже так? — уважительно улыбнулся. — Познакомишь нас?
Я покачал головой.
— Почему? Боишься конкуренции?
Самодовольно хмыкнул. Не отдам. Палец о палец не ударю, чтобы наладить ваши отношения. Давай-ка теперь сам, мой любимый маленький братик. Я больше тебе не союзник в делах с Мари.
Билл подвис на секунду, а потом очень тихо спросил:
— А ты не знаешь, как Мари? Она одна?