Глава 17
Адель сжимала пушистое белое одеяло, что есть мочи. Хотелось разрыдаться прямо сейчас, бросить всё это, забить на принципы, но она не смогла... просто смотрела на Кульгавую, стараясь сохранять остатки самообладания.
— Что-ж... теперь ты. — Немного нервно сказала Соня
— А что я?
— Как умер твой отец...?
Теперь уже точно сохранять спокойствие было невыносимым. Вопрос, словно сильно натянутую страну отпустили и он ударил по нервам со всей силы. Каждая клетка внутри меня стала буквально разрываться на части. В носу защипало, а глаза покрыла предательская пелена. Зуб на зуб перестал попадать и вот тут я совсем растерялась.
— Прости, прости, прости меня, золото! — Кульгавая принялась нервно поглаживать мои руки, пока сама вся сотрясалась от стыда.
— Нет... всё нормально. Ты должна знать. — Смогла вымолвить я, еле как подавив бешеную тряску всего тела.
***
— Пап! А ты мне мороженое после парикмахера купишь? — дёргала маленькая Адель, своего папу за низ футболки.
Её маленькие плечики начинали пощипывать от пламенеющего солнца, а белое платьишко даже не развивал ветер.
— Куплю конечно, но только если будешь вести себя хорошо!
— Есть сэр! — Девочка радостно попрыгала в торговый центр, в котором находился небольшой парикмахерский салон для детей.
Пока Адель мечтательно продумывала вкус своего будущего мороженого, сидя на кресле и сдерживая порывы ярости, когда тётя резала её волосы - папа сидел в зале ожидания и писал что - то на листочке.
Моя уже взрослая девочка. Я знаю, что ты читаешь это когда меня уже нет рядом. Однако помни, что я всегда наблюдаю за тобой сверху и оберегаю. Все стихи, написанные в этой книге - это мои мысли о тебе и только тебе. Ты - моя единственная в жизни радость, я очень люблю тебя, дорогая Адель.
Он вложил обрывок листка в самодельную книгу и спрятал в свой рюкзак.
Громкий гул сирены, который эхом отбивался со всего торгового центра. Поток людей, который кишил совсем недавно, резко остановился. Они стали в панике оглядываться по сторонам.
Выстрел. Второй. Третий.
Крики. Плачи. Визги грудных детей. Охрана, выбегающая из каждого угла, старательно всех успокаивает и аккуратно выводит из здания. А отец лишь ищет свою дочь, среди всего переполоха...
Ему попали в ногу, но он не остановился ни на секунду. Люди петушились из стороны в сторону, направляясь к единственному не заблокированному выходу, а он шёл против толпы, чтобы забрать маленькую девочку, которая совсем растерялась и стояла одна посреди большого торгового центра.
— Папа! У тебя кровь!
— Это не кровь, малышка. И мне не больно.— Он взял меня на руки и понес к выходу. Когда мы оказались снаружи, казалось, что всё закончилось. Я смогла вновь вдохнуть полной грудью и теперь, даже не хотелось этого сраного мороженого...
— Помогите! Помогите! Там моя мама! Она ранена! — какая - то девочка бегала по улице и подходила к каждому прохожему, прося, чтобы те спасли её маму, которая находилась внутри. Никто не отзывался, люди с криками выбегали из здания и уносились прочь.
Папа поставил меня на землю. Мои руки были в крови, белое платьишко тоже. В его крови. Он подбежал к девочке.
— Как выглядит твоя мама?
— Она в чёрной рубашке и джинсах! Прошу, спасите её!
Он вновь подбежал ко мне и почему - то начал плакать. Дрожащими, кровавыми руками взялся за мои плечи. Никто никогда так не дрожал, как он в этот момент.
— Береги свои плечики, следи, чтобы они не сгорали на солнце. И хорошо кушай, ладно?
— Почему ты говоришь мне это папа? Побежали отсюда!
Одинокая слеза скатилась по брутальному мужскому лицу.
— Я люблю тебя, мышонок...
Он вновь побежал туда. Ступор охватил моё тело. Я осталась стоять на месте. А затем взрыв. Стёкла повыбивало прямо на нас. Людей рядом практически не было. Лишь я и эта девочка.
На зёленом газоне кровь, куча крови. И тогда я поняла, папа больше не вернётся... Как и мама этой девочки.
***
— ...Интересно, где она сейчас. Жива ли? Скучает ли по маме? — Закончила Адель, вытирая со щеки очередную слезу. Но плакала не только она...
Напротив сидела Соня, которая чуть ли не задыхалась от тихой истерики. Коленки её, словно заведённый мотор, содрогались с бешеной силой.
— Почему ты... ты плачешь... — шок и жалость смешались воедино. Это первый раз когда я видела её слёзы, возможно, первый раз когда она видит их сама. Но почему именно сейчас...?
Кульгавая резко встала и направилась за своей курткой.
— Куда ты!? — побежала за ней Адель.
— Я приду позже. — отстранённо сказала та. И меньше всего на свете, мне сейчас хотелось её отпускать.
Адель схватила девушку за запястье одновременно нежно и грубо. Чтобы та поняла, что ей вовсе не хочется чтобы она уходила. Но Кульгавая ласково убрала её руку, последний раз заглянула в глаза, которые уже блестели и вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.
Почему так? Почему она всегда уходит и возвращается также неожиданно?
Вопросы вихрем проносились в голове, но ответа не было. Хотелось провалится сквозь землю, забыться, почувствовать объятия и поддержку папы. Теперь слёзы хлынули с новой силой и Адель забилась в угол комнаты, подпирая коленями голову.
Соня
Я бежала. Бежала внутри себя далеко. Так было страшно и совершенно некому выговорится. Бурная гамма эмоций. От того, что рассказала Адель и от собственных слёз. Я не плакала столько лет и вот...
Кульгавая присела на корточки, протирая мокрые от слёз глаза. Нижняя губа тряслась, и не от холода. Хотелось плакать и дальше. Много плакать. Выреветь всё, что накопилось за многие годы.
— Аня, приходи на крышу. — с другой стороны трубки послышался тяжёлый вдох и положительный ответ.
Я сидела на привычной себе крыше и даже не была в состоянии достать сигарету. Не хотелось ничего. Лишь плакать, плакать и плакать.
— Боже... реально. Меняй место встреч, я заебалась так высоко подниматься. Или лифт им хоть опла... — запыхавшаяся Аня не договорила увидев глаза подруги. — Ты что, плакала...?
И вновь слёзы. Они были нескончаемы и глаза покраснели до ужаса. Аня любила просто сесть рядом и выслушать. Не удивляться, не давать советов. Просто послушать. Дать понять человеку, что она рядом, что ей не плевать. Но даже она, сейчас не смогла сдержаться. Выражение её лица изменилось в секунду и ступор в котором та находилась - не передать словами.
Я вытерла мокрую дорожку тёмной курткой, оставив на ней разводы и сглотнула тяжёлый в горле ком.
— Её папа умер из - за меня... — Казалось, жидкости внутри больше не осталось. Но я всё продолжала реветь, и вновь с большей силой, когда наконец произнесла вслух то, что хотела сделать последний час.
Аня не смогла сесть рядом. Облокотилась на грязную стену, даже не беспокоясь за длинные белые волосы.
— Она знает? — под впечатлением спрашивает Аня.
— Нет. Нихера она не знает! Она просто... просто открылась мне. Как теперь сказать о том, что в тот день её отец пошёл спасать мою маму? Сука! — Кульгавая стала бить кулаком по холодному камню и костяшки мгновенно защипало. Кровь стала отпечатываться и на бетоне.
Искренне хотелось сейчас задушить себя. Скрыться, чтобы она больше никогда обо мне не вспоминала. А лучше... лучше вернуть всё на несколько месяцев назад и не встречать её вовсе...
От собственной мысли в голове затрещало. Как можно было пожелать никогда её не встречать? Не важно, сколько боли мне приносит находиться рядом с ней. Положительных моментов куда больше. Я
хочу изо дня в день находиться рядом, видеть её улыбку и два этих смешных клыка по бокам, лицезреть голубые, словно чистый водопад глаза. И тут я поняла одно...
Ринулась назад, что есть мочи. Словно могу куда - то не успеть и что - то обязательно случиться. Аня даже не попыталась остановить, в её груди зияла такая же дыра в этот момент, что и во мне.
Я сажусь перед ней на колени, на тёплый паркет. Очередная слеза обжигает щёку. Глаза щиплет до невозможности, но я не закрою их, пока передо мной она. Адель садиться напротив, во взгляде читается ужас, боль, горечь. И во всём виновата я...
— Адель... — захлёбываясь произнесла я. Приложила дрожащую руку к её щеке, а та нежно потёрлась о неё. — Стоит тебе войти в моё поле зрения, как меня словно охватывает пламя, от твоего прикосновения у меня бьется сердце, в твоих объятиях я лишаюсь любой речи, потому что все мои слова превращаются в конченую ересь, а мои мысли — в огромный ком грязи. Чем больше я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что моё существование не может продолжаться без тебя. Я создана для того, чтобы быть всегда рядом. Я люблю тебя, Адель, безумно сильно люблю. Люблю твои глаза... Люблю твои руки, тонкие и чуть холодные в руке. Твоё искреннее волнение, твою глупую усмешку. Я люблю тебя любую и всегда. — закончила Соня. Она впервые признавалась в любви. Совсем не умела это делать, но из сердца так и лилось желание наконец признаться. Вся боль, все эмоции скопились внутри и вот, наконец вырвались наружу.
Адель всё ещё сидела напротив с приоткрытым ртом и чувствовала, как заходиться её сердце...