Часть 12.
Конечно, для начала, я решил привести себя в порядок.
Распустил волосы — и тяжелая шелковая волна колыхнулась у меня за спиной.
Потом я облачился в эльфийский костюм. Конечно, не настоящий — я понятия не имею, в чем ходили эльфы пятнадцать тысяч лет назад, а тот, который я когда-то нашел в Выручай-комнате, исследуя её в первый раз. Штаны из легкого зеленого шелка были заправлены в длинные кожаные сапоги из мягкой кожи, многослойное платье-туника было лёгким, прозрачным, и даже немного призрачным. Ткань немного сияла, и даже сквозь пять слоев ткани было отчетливо видно мое тело. На плечи я накинул плащ — он был из легкой шелковистой ткани, и менял цвет. В зависимости от освещения он мог становиться серым, как лесные сумерки, или зеленым — под цвет листвы на деревьях, или тускло-серебристым, как водная гладь под звездами. Это был определенно не эльфийский костюм, но, совершенно точно, он был волшебным.
Украшения я оставил те же, что носил в повседневной жизни — я к ним привык. На шее у меня была тонкая изящная мифриловая цепочка, на ушках — полупрозрачные серьги-каффы, подчеркивающие и точно повторяющие их форму, с россыпью изумрудов — под цвет огромных зеленых глаз. А в волосах — тонкие, крест-накрест сходящиеся тоненькие цепочки, с россыпью искр в крошечных брильянтах, которые переливались и мерцали в волосах, словно звезды.
Ну вот, я готов! Я плавно, словно ртуть, вытекаю из камина Малфой-мэнора. Тут прошло всего два часа, страсти уже улеглись, и Блэка нигде не видно. Люциус и Северус всё так же сидят у камина — мое появление прервало их беседу. Какие же у них были лица, когда я появился!
— Добрый вечер, — сказал я глубоким грудным голосом — он к счастью, уже давно сломался, и я мог не бояться опозориться и дать «петуха». — Я тут... слегка подрос и повзрослел!
И улыбнулся. Улыбка меня очень красит, я знаю — и с ней я больше похож на человека, а нереальная эльфийская красота исчезает, уступая место просто красоте — живой и веселой.
— Мерлин тебя дери, Поттер, во что ты опять ввязался? — обреченно вздохнул Северус.
Как же я соскучился по нему! Я, как вышел из камина, так уставился на него и глаз отвести не мог. Но тут я понял, что чувствую что-то совершенно новое по отношению к нему, всё мое существо, вся моя магия устремилась к нему в безумном желании — быть рядом. Близко. Как можно ближе.
Я посмотрел на него сквозь Сумрак и обомлел — он ведь мой Истинный партнер! Законы магии равны для всех — в том числе, как оказалось, и для Иных — видеть и чувствовать своего партнера может только совершеннолетний волшебник, прошедший гормональный бунт. Мне уже почти шестнадцать, но я глава Рода — это автоматически делает меня совершеннолетним.
Я подошел к нему, сел перед ним на колени, взял за руку, поднес её к своему лицу. Он погладил меня по волосам — а сам смотрел на меня, не отрываясь. Где-то там вдали раздался шорох — это исчез Люциус.
— Ты не говорил, что ты — мой Истинный партнер, Северус! — сказал я шепотом, впервые назвав его по имени.
— Зачем? Пришло бы время, и ты бы сам это понял.
— Я это понял! — сказал я и потянулся поцеловать его.
Истинные пары так редки, а волшебников на Земле так мало, часто их разделяют горы, моря и океаны — и понять, кто кому предназначен самой Магией, им по большей части не суждено. Но Магия прозорлива — уж если случилось такое чудо, и два человека предназначенные друг другу судьбой встретились, она сделает всё, чтобы они больше не расставались. Поцелуем будет скреплена наша магическая помолвка.
Наш поцелуй был совершенно крышесносный — от эмоций сердце готово выскочить из груди, я прижался к нему всем телом, запустил руки в его волосы, дыхание сбилось, все смешалось — ощущения бесконечного счастья, его руки, его губы, ревущая вокруг магия, связывающая нас воедино. Это было нежно, страстно, как в первый раз и как в последний — желание урвать от момента всё, что только можно и прямо сейчас, никогда не отпускать, сцепиться и слиться — душой, магией и телом. Он — моя половика. Мы с ним — одно единое, теперь мы не сможем, да и не захотим жить друг без друга.
Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, а это было не просто, он спросил:
— И всё же? Что это? — и потянулся к моему ушку, погладив его кончик.
В ответ я смог издать только очень эротичный стон — ушки мои очень чувствительны, и был тут же усажен на колени и крепко прижат к груди. Находиться на расстоянии, пусть даже в трех футах друг от друга было совершенно невозможно.
— Я обязательно расскажу, — сказал я ему в шею, целуя её, — но я думаю, будет лучше, если я расскажу об этом сразу всем.
— Я готова! — сказала Нарцисса, заходя в гостиную, — А где же Люциус?
Отличное воспитание не позволяло её обратить внимание на то, что мы сидим в одном кресле, а также на наши встрепанные волосы, расцелованные губы и счастливые лица.
— Гарри, что это с тобой? — наконец, она заметила, — это какое-то проклятие? Отвести тебя в Мунго? Поездку можно и отложить.
— Не стоит беспокоиться, леди Малфой, со мной всё хорошо, — улыбнулся я.
А ещё через полчаса (когда все Малфои меня разглядели) мы взялись за портключ и перенеслись в холл шикарной гостинице — лучшей на магической Ривьере. Когда Люциус сообщил портье, что нам с Северусом нужен номер для молодоженов, Драко аж побледнел.
— Это... это как же? А почему мы ничего не знаем? — как-то совсем не аристократически проговорил он, продолжая рассматривать меня во все глаза.
— Драко, это — и для нас неожиданность тоже, — сказал ему крестный.
Люциус протянул нам наши ключи и ехидно спросил:
— Через полчаса поздний ужин. Вас ждать?
— Нет, — синхронно ответили мы и пошли искать наш номер.
Номер для новобрачных встретил нас полумраком и десятками горящих свечей, охлажденным шампанским и спелой клубникой, а огромная круглая кровать, стоящая посреди спальни, была вся засыпана лепестками алых роз.
Правильно было бы начать с душа, но нам было не до этого. Мы наконец остались одни и никто не мог нам больше помешать. Как с нас исчезла одежда — я даже не помню. Мы сплелись на кровати, судорожно прижимаясь друг к другу.
— Гарри, ты понимаешь, что проснемся мы уже супругами? Это ведь навсегда, — хрипло прошептал мне Северус.
— Я понимаю. А ты? — спросил я, отчаянно заглядывая ему в глаза.
А потом плотину прорвало — мы набросились друг на друга: целовались, забывая самих себя и сходя с ума от счастья, касались друг друга раскаленной кожей, хотелось всего и сразу — давать и получать, хотелось, чтобы это не закачивалось никогда. Нежные неспешные чувственные ласки вскоре стали страстными и лихорадочными, возбуждение накрыло нас с головой. Мы отдавались друг другу, не помня себя, всем своим существом, сгорая в пламени собственных эмоций: наши горячие тела соединялись воедино, как и наши, сердца, и души, и магия — и темп движений нарастал: все быстрее, стремительнее, сильнее, глубже, и вот внутри появилось пульсирующее трепещущее чувство — и наслаждение достигло высшей точки, а разум затуманился пьянящим чувством близости и полного единства. А на руках тем временем вспыхнули и погасли магические брачные браслеты.
***
Когда утром я проснулся, первое чувство было — я больше не один, рядом со мной кто-то теплый, родной и близкий, и, не открывая глаз, я потянулся к нему, обнимая его всеми конечностями сразу и сплетаясь с ним в единое целое. Когда я услышал его ехидный хмык и, наконец, решился открыть глаза, то увидел, что он разглядывает меня.
— Ты такой красивый, — сказал он мне.
— Ты — тоже, — ответил я ему, прокладывая дорожку поцелуев по шее Северуса вниз к ключице.
— Скажешь тоже, может тебе очки купить или сварить зелье для улучшения зрения? — довольно ворчливо проговорил он, скользя кончиками пальцев вдоль моего позвоночника, заставляя прогибаться в пояснице.
— Красота бывает разной, Северус, — сказал ему я, запуская пальцы в его волосы, а тем временем мои — упали вниз водопадом, отгородив его от всего остального мира.
— Как это? — спросил он, скользя тыльной стороной руки по моим волосам.
— Знаешь, бывают красивые розы — нежные, грациозные цветы с роскошным ароматом. «Красная роза возникает из звуков песни при лунном сиянии, обагрённая кровью любящего сердца...». А бывает красивое холодное оружие — у меня есть свой кинжал, и он прекрасен, такой тонкий, такой элегантный... хоть он и холоден и несет смерть.
— И что же красивее?
— И то и другое... Розы — символ любви, страсти, желания. Оружие — символ свободы, независимости человека, предмет его гордости, а ещё — средство защиты от врагов.
— А ещё бывает красивое море, — продолжил я, — оно таинственно, необъятно, непостоянно, а ещё оно теплое и ласковое. А бывают красивые горы, они покрыты ледниками и белыми шапками снега. В горах человек ближе всего к небу. Ведь на склонах гор можно даже увидеть заблудившиеся облака. Они висят так низко, что, кажется, до них можно допрыгнуть и дотянуться рукой. Но при этом горы холодны, неприступны, и опасны: там бывают лавины и камнепады, безмолвная тишина в любой момент может сменится грохотом обвалов и ревом бури. Немногие могут покорить вершины гор — но те, кто смог считают это самым главным моментом в своей жизни.
— Значит, ты считаешь меня красивым?
— Я не могу оторвать от тебя глаз, Северус. Впрочем, сейчас я не могу оторваться от тебя весь целиком.
И мы начали целоваться... Сердце стало стучать как безумное, как будто хотело выскочить из грудной клетки. Потом этого стало мало, ведь целовать можно не только губы. Я с наслаждением исследовал его тело, такое тонкое и горячее, и оно ощущалось, как продолжение собственного, а он выгибался мне навстречу, подставляясь под ласки. Ласкать, как оказалось, можно не только руками и губами, но и волосами, которые, почему-то его ужасно возбуждали, но даже и магией. А в Сумраке наши магические потоки переплелись и явно занимались там чем-то малоприличным.
Когда я дошел в своих исследованиях до самого интересного и чувствительного, Северус издал совершенно невозможно эротичный звук, а потом ещё и ещё, его низкий бархатистый голос сводил меня с ума. Он как будто стал музыкальным инструментом, а я учился играть на нем. А потом мы поменялись ролями — и пришла моя очередь стонать и выгибаться под его руками и губами, теряясь в ощущениях, забывая обо всем на свете.
А потом он вошел в меня одним медленным плавным движением, а я зажмурил глаза до алых пятен под веками и отдался наслаждению и растворился в нем: ощущал его сильные жадные толчки, движения становились все быстрее и быстрее, я прогибался в пояснице и двигался ему на встречу, а каждое его движение задевало у меня внутри какую-то волшебную точку, а его низкие гортанные стоны заводили меня ещё больше, а потом удовольствие стало столь острым, нестерпимым и всепоглощающим, что мы закричали, оба забившись в оргазме, который накрыл нас с головой. И не осталось ни одной мысли — всё смыло волной жгучего острого наслаждения.
После мы завтракали клубникой, запивая её шампанским. А что? Мы ведь аристократы, и принимали ванну с пеной, если только можно назвать ванной тот бассейн, что был в нашем номере.
— Северус... Знаешь, ещё вчера я был для тебя двенадцатилетним мальчишкой..., а сегодня... я ведь чувствую твои эмоции, чувствую, что они изменились, — сказал я, целуя его щиколотку, которая высовывалась из пышной розовой пены как раз недалеко от меня.
— Я понял, что ты мой Истинный партнер, как только увидел. На том первом уроке, в Малфой-мэноре. Тогда мою душу сжигала боль, разъедающая её как кислота — я понимал, что мы не сможем быть вместе. У меня была Темная метка — это клеймо. Возвращение Темного лорда было не за горами, и я должен был вернуться к нему и шпионить для директора Дамблдора. Перед слизеринцами и всем миром — я должен был ненавидеть тебя, унижать, и превращать твою жизнь в Ад, — ведь именно ты отправил когда-то моего господина на тот свет. Такова должна была быть моя роль.
Он ненадолго замолчал, а потом продолжил:
— Ты ворвался в мою жизнь, словно вихрь. Я восхищался твоим умом, силой, храбростью, и меня стало затягивать в водоворот эмоций, совершенно не допустимых — в силу твоего юного возраста. И тогда я стал варить себе зелья, сковывающие эмоции, загоняющие их вглубь, — зелье Эддрика. Только вот долго принимать его нельзя, не знаю, что бы стало со мной, принимай я его несколько лет — наверное я бы сошел с ума, или получил раздвоение личности.
— И ты вчера...
— Принял отменяющее зелье. И теперь тону в собственных эмоциях. Всё это время ты был так близко, всегда рядом, было так странно ощущать твою поддержку, ведь должно было быть всё наоборот. Я постоянно ощущал твой взгляд, и все время перебирал в памяти те драгоценные мгновения, когда ты... — он запнулся.
— Подбирался совсем близко, чтобы обнять? — подсказал я.
— Да... И ещё легилименция... Когда я учил тебя закрывать свой разум... Это привязывает тебя к человеку сильнее всего на свете... Сильнее брачных уз. А ещё тот поцелуй, что я подсмотрел в твоих воспоминаниях. Как же мне было жаль, что сам я его не помню.
— Ну теперь-то поцелуев будет предостаточно, — сказал я, нырнув.
Вынырнул я прямо рядом с ним огромной пенной шапкой на голове, и он тут же потянулся ко мне — и стал целовать меня везде — судорожно и куда попало, будто боясь поверить, что всё это теперь — его, и можно дотрагиваться, ласкать, целовать сколько угодно и никто не отнимет — и шептал «Гарри, Гарри, мой хороший, мой любимый, как же я долго ждал тебя».
— Любимый? Правда? — услышал я самое главное.
— Да, — прошептал он, закрывая глаза.
— Я люблю тебя, Северус, я тоже тебя люблю, — тихо проговорил я, целуя его закрытые веки, тянусь к нему всем своим существом, всеми фибрами души, всей своей магией и каждой клеточкой своего тела.
***
Вечером мы все же решили выйти к ужину, и моя семья замучила меня расспросами, даже Дадли задал парочку. А позже, в номере Северус, мучаясь от ревности задавал те вопросы, которые интересовали его — о моем прошлом браке. Это был трудный и тяжелый разговор, который закончился ссорой.
— Северус, ну, а какой измене ты говоришь? Разве мы были вместе? Обещали друг другу что-то? Мне в конце концов ещё тринадцати не было, когда я попал туда.
— Конечно, и в тринадцать лет тебе понадобилась живая грелка в постели?
— Да, понадобилась, мне было одиноко! Я был там совсем один!
— Ты мог бы просто вспоминать меня!
— А я и вспоминал! Но ты был так далеко, Северус! А я — живой человек!
— И что, тебе так понравилось, что ты решил и брак заключить?
— Северус, в те времена сначала заключали брак, а уж потом разбирались — нравится или нет!
— Ты не ответил!
— А ты бы конечно хотел заполучить себе девственника, не так ли? Но у нас полный магический брак, а значит, я всю жизнь буду только с тобой и не с кем больше. Тебе не кажется, что я имею права получить хоть какой-то предварительный опыт! И да, мне понравилось, секс — это довольно приятное занятие, но это не затронуло ни мою душу, ни моё сердце. Я всё равно постоянно думал о тебе.
— То есть и со мной тебе — довольно приятно?
— Я сказал, что секс — довольно приятное занятие, но мы с тобой не сексом занимаемся. Мы занимаемся любовью. Я люблю тебя. А ты занимаешься ерундой, ревнуешь к парню, который умер тысячу лет назад.
Он глубоко вздохнул. И даже попытался улыбнуться, как только он умеет — самыми кончиками губ.
— Я же не спрашиваю тебя о твоих прошлых связях, ведь наверняка, у тебя было больше одного любовника! — и с этими словами я скользнул на его колени.
— Ты — мой! — прошептал он и до боли стиснул в меня в своих объятиях, — Только, мой и больше ничей!
И он стал жадно целовать меня, повалил на кровать, его дыхание сбилось — стало рваным, лихорадочным, а собственнические поцелуи становились все глубже и требовательнее.
— Я твой... Твой... — шептал я, отдаваясь ему, плавясь как воск в его руках.
На следующее утро я проснулся снова в его объятьях — таких теплых, родных, нежных, надежных. Это было таким счастьем. И я думал — неужели теперь так будет всегда? Он — мой муж и будет рядом и никуда не денется? Я боялся в это поверить.
Этот месяц на магической Ривьере стал нашим медовым месяцем и, пожалуй, самым счастливым временем в моей жизни. Мы узнавали друг друга, общались, сорились, мирились, занимались любовью, плавали в море, встречали вместе закаты и рассветы, иногда — прямо на пляже.
Но всему на свете приходит конец — вот и наш отпуск закончился, и мы вернулись в Малфой-мэнор.
***
По приезду Нарцисса сразу окунулась в подготовку приёмов — по случаю моего дня рождения и по поводу помолвки Дадли и Миллисент Булстроуд.
В первый же вечер мэнор посетили гоблины: Горак Хватский — управляющий рода Перевелл и Крарикух.
— Лорд Перевелл, — сказал Крарикух, — вот то, что вы просили.
И передал мне длинную резную шкатулку из темного дерева.
— Благодарю вас, господа, — ответил я, принимая шкатулку.
Открыв крышку, я увидел свою новую палочку из гоблинской стали, лежащую на красном бархате: она была прекрасна, её покрывала тончайшая резьба, изящные узоры складывались в сложный рисунок, ручка же была гладкой и удобно ложилась в руку. Я взмахнул ею, и гостиную омыла волна магии.
— Ух ты, что это, Гарри? Волшебная палочка? Разве они бывают не из дерева? — спросил Драко, разглядывая её через моё плечо.
— Строго говоря, наследник Малфой — не бывают. Волшебные палочки изготовляются лишь из древесины. Изредка встречаются металлические рукояти — сказал Крарикух.
— Но в истории магического мира есть лишь два исключения из этого правила, — добавил Горак Хватский, — это палочка Лорда Перевелла и посох Мерлина — оба артефакта были изготовлены из гоблинской стали.
Драко вздохнул. Он уже понял, что ему за мной не угнаться и старался не завидовать.
— Опробуешь? — спросил Северус, хмурясь и складывая руки на груди, — такой закрытый жест, значит, он чем-то недоволен.
— Ну я, конечно, мог бы отложить первую пробу — как-никак три года ждал, можно и ещё подождать...
— Ну, Гаррри... — протянул Драко, — не тяни!
Тогда я взмахнул волшебной палочкой, и посреди гостиной раскрылся сверкающий и переливающийся всеми цветами радуги Портал — прямо в кабинет Крарикуха.
— О, какой тонкий намек, лорд Перевелл! Но нам и правда пора! До свидания. Господа, — и гоблины раскланялись с присутствующими и прошли через Портал, закрывшийся за их спинами — их сторона реальности стремительно закрутилась спиралью и сжалась в одну точку.
Стоит ли говорить, что вся моя семья была мягко говоря в шоке, увидев столь необычную магию. «Новый Мерлин», — со вздохом пробормотал Драко, выражая общую мысль.
А я открыл другой Портал — на Исантию.
Показывая Люциусу, Северусу и Драко свою школу и дом, рассказывая им о своих планах, я нет-нет да поглядывал на эльфийский город с третьего уровня. Но решиться вытаскивать его из глубин Сумрака я пока не мог. И не мог понять — хочу ли я этого. Если бы рядом была Анаксунамун, я бы сделал это не задумываясь. Но зачем волшебникам эльфийский город? Вдруг их магия будет плохо сочетаться? Жаль, что я не сказал ей, что я возможно смогу сделать это, может быть тогда надежда придала ей сил, и она бы выжила. С другой стороны, если бы я не справился и тысяча лет надежд бы не оправдалась... Масштабы такого разочарования я себе даже представить не мог...
— О чем ты всё время думаешь, Гарри? — тихо спросил меня Люциус.
— О прекрасном эльфийском городе, который здесь когда-то был. Я боюсь моих сил пока недостаточно, чтобы вернуть его.
— Может, вернешь частично? — предложил Северус, по-хозяйски осматривая дом — наверняка думает, где бы устроить лабораторию. Зря — я уже всё предусмотрел, в доме огромный подвал, и он уже оборудован. И я часто приходил туда когда-то давно, тысячу лет назад — чтобы подумать о нём.
— Почему бы и нет. Можно начать с подземной части города. Кто-нибудь хочет посмотреть на средоточие моего места Силы?
— Что значит твоего? Места Силы — это слишком редкое явление в наши дни, чтобы быть чьим-то, — довольно резко сказал Люциус.
— Я имел ввиду, что это я создал его. Это искусственно созданное место Силы. И я не собираюсь его монополизировать, школа будет для всех, и город — тоже.
— А если у тебя не получится вернуть его? — спросил меня Драко.
— Тогда я думаю, он будет строиться тут сам, постепенно. Сначала кто-нибудь таверну построит, потом — кто-нибудь ещё — магазин, глядишь лет через пятьдесят здесь будет второй Косой переулок.
Мы спустились в подземелья, и я провел их через центр древних катакомб, туда, где центром звезды сходились девять подземных галерей и показал Огненное пламя. Его магия завораживала, а его потоки неспешно растекались в разных направлениях, поддерживая магию этого места, делая его волшебным. Маги подошли к пламени совсем близко, и во все глаза разглядывали это чудо.
Северус весь день был подозрительно молчалив. Он обижен на меня — я это видел. Я отвел его в сторону — поговорить.
— Прости, Северус. Я знаю, я должен был рассказать тебе обо всем этом заранее. Но нам было так хорошо на Ривьере, и мне не хотелось возвращаться домой, даже мысленно. И я не ожидал, что это будет выглядеть так, будто я что-то от тебя скрываю.
— Хорошо, но это в последний раз. Я бы хотел знать, что происходит в твоей жизни.
— Договорились, — сказал я и незаметно погладил его по спинке. Странно, но это почти всегда срабатывает.
Итак, я начал готовиться к ритуалу: достал три Сумеречных накопителя Иной Силы и ещё три обычных магических. Разложил их с умным видом между колонн ротонды, в центре которой сияло и переливалось всеми оттенками красного Огненное пламя. И задумался — что дальше-то? Черт возьми, ведь даже Мерлин такого не делал!
— Мы тебе не помешаем? — немного неуверенно спросил Драко, подразумевая под этим: «Ты нас не угробишь?».
— Всё хорошо, Драко, просто я думаю, — ответил я намного увереннее, чем чувствовал себя.
В конце-концов, я просто сделал то, что подсказывала мне интуиция — находясь в реальном мире, я потянулся в глубины Сумрака, все глубже и глубже, потом охватил своей Силой всё, до чего смог дотянуться — и стал тянуть сюда, в реальность. Я открыл самый широкий и мощный канал Силы на какой был способен, работая своей новой палочкой, но этого было мало, так что один за другим я активировал все свои силовые накопители.
Когда магические вихри улеглись, подземный зал, где мы находились расширился, его воды поднялись ввысь и сомкнулись где-то в вышине над нами восьмиугольным сводчатым куполом, а впереди, прямо напротив ротонды появилась эльфийская арка потрясающей красоты. Это был вход в эльфийский город Мертвых.
Всё вокруг — и купол зала, и стены, и арка — были усыпаны мириадами сияющих, словно звёзды, брильянтов и выложены крошечными прозрачными цветными кристаллами, образуя витражи, которые светились изнутри, придавая залу нереальный, эфемерный и совершенно неземной вид, вызывая чувство восхищения.
Мы подошли к Арке — туннель, который открывался нашему взгляду вызывал совершенно другие эмоции — он был полностью выложен костями. Стены и пол полностью состояли из человеческих черепов. Чуть дальше по коридору виднелись ниши в стенах — для захоронений. Отсюда было видно, что ниши не пусты — очевидно, уходя эльфы оставили своих мертвых здесь.
Подземелья уходили глубоко под землю на пять, а то и шесть уровней — петляющие галереи и туннели которого составляли огромный поземный лабиринт, — полный опасностей и смертельных ловушек. Я их не видел, но почувствовал, когда протаскивал сюда, в реальный мир, а ещё я ощущал, как он сплетается в одно единое целое с тем лабиринтом, по которому я уже ходил и где нашел диадему. Значит, подземелья были здесь всегда, эльфы просто расширили и переделали их под себя.
Конечно, в эльфийский город Мертвых мы не пошли, даже ворота в него навевали тяжелое чувство тревоги и сожалений, заставляли чувствовать холод и необратимость смерти. Я решил сходить туда как-нибудь сам. Один.
Обратно мы вернулись через Портал Исантийской школы и рынок Косого переулка. Экскурсия была признана впечатляющей, и мы ещё долго обсуждали увиденное.
Позже, в спальне мы с Северусом продолжили обсуждение — его очень интересовало, где будет лаборатория в нашем будущем доме и какая она будет.
— А почему мы туда не зашли?
— Мне показалось, что это такое же личное пространство, как и спальня, и Малфоям там делать нечего. Ты сам потом всё посмотришь.
— А почему ты начал с подземной части города?
— Там сосредоточена история этого места, там его сердце.
— Что у тебя за палочка?
— Она из гоблинской стали. С её помощью мне легче колдовать, пользоваться своей особой магией. Теперь, я думаю, выдать её за магию высших эльфов.
— Ты собираешься пользоваться своими силами открыто?
— Нет, только как обычно, — в случае крайней необходимости. Но теперь у меня будет отговорка — я смогу объяснить, что это за магия, и где я ей научился.
— А на самом деле — где?
— Я не могу рассказать тебе этого, Северус.
— Не можешь или не хочешь?
— Ну хорошо. Не хочу. Ты вот лучше мне скажи, как ты думаешь, мне ещё надо прятать свой магический уровень?
— Какая жалкая попытка меня отвлечь! — он смотрел на меня с легкой усмешкой, одна бровь скептически приподнята. Мне сразу хочется поцеловать её, но, боюсь, сейчас он это не оценит.
— И всё-таки?
— Думаю сейчас подходящий момент. Завтра у нас запланировано уничтожение всех крестражей, так что... сам понимаешь... Лучше скажи, как тебе удалось создать место Силы? И откуда ты знаешь про эльфийский город?
— Это рассказ на всю ночь, Северус!
— Ничего страшного, мне совершенно не хочется спать!
Я глубоко вздохнул и спросил:
— Ну может, мы займемся чем-нибудь более приятным?
— Заманчиво, но нет.
Мы проговорили до рассвета — чередуя разговоры и чем-то гораздо более приятным.
А на следующий день мы уничтожили все крестражи: медальон Салазара Слизерина, чашу Пенелопы Пуффендуй, кольцо с воскрешающим камнем, дневник Тома Реддла и диадему Кандиды Когтевран. По поводу Нагайны мои бывшие Пожиратели ничего не знали, значит она появилась последней... или появится... Появится ли?
***
В «Пророке» вышла большая статья о моём изменившимся статусе — мне пришлось дать интервью Рите Скитер. Я поведал магической Англии, о том, что стал главой рода Перевелл, принял эльфийское наследие и вступил в полный магический брак с Северусом Снейпом. Её фотографу пришлось изрядно потрудиться — я заказал ему художественную фотосессию, за отдельную плату, конечно. В статью разрешил пустить только три снимка. Фотосессия проходила в зеленой гостиной Малфой-мэнора и в полном эльфийском облачении — фотографии вышли великолепными, я на них выглядел абсолютно сказочным существом, сошедшим со страниц древних книг. Я очень старался не позировать по девичьи — как-никак с прошлой жизни у меня был богатый опыт, который сейчас лишь мешал мне.
От Молли Уизли я ожидал Громовещатель — но она пришла лично. Вместе с Сириусом. Миссис Уизли устроила настоящую истерику — конечно, Северус — совратитель малолетних, каких поикать! Блэк же пришел банально подраться — он пытался набить моему Северусу морду, но куда ему!
Возмущенно кричащих Громовещателей, кстати, пришло довольно приличное количество, но подарков было больше, что не могло не радовать.
Оставшиеся каникулы прошли весьма ординарно — мы посещали многочисленные приёмы, светские рауты, учились — дети аристократов и будущие главы Родов должны многое знать и уметь.
А ещё нас стали натаскивать по ЗОТИ — Люциус составил расписание занятий по дуэлингу. Мы должны были заниматься с Люциусом, Северусом и... с Блэком. От последнего наставника я был не в восторге — мне его и в школе за год хватило. Но вот уроки остальных двух мне были весьма интересны. Конечно, после трех лет неслабой муштры в прошлом, я был очень хорош, и к тому же научился нескольким десяткам неслабых Тёмных заклинаний, но... они тоже были ух, так хороши. Особенно Северус — ведь он был Мастером Боевой магии. Но и я их впечатлил тоже.
— У тебя аврорский уровень, Сохатик! — пролаял довольный Блэк после первого же спарринга, — если бы ты подучил теорию, мог бы хоть завтра ТРИТОНЫ сдать!
— Я бы начал с СОВУ, но только если вместе с Драко — он тоже очень хорош!
Лицо белокожего Драко покрылось румянцем, после продолжительной тренировки он был взлохмачен и тяжело дышал, — и был таким симпатичным сейчас — что я невольно загляделся на него. Сириус, впрочем, загляделся тоже — и его масляный взгляд мне совершенно не понравился. Этого только не хватало!
— Отлично, я попробую договориться. Министерство всегда предоставляло такую услугу за дополнительную плату — любой экзамен уровня СОВУ или ТРИТОН можно было сдать или пересдать Министерской комиссии. Вряд ли теперь что-нибудь изменилось.
Через неделю я впервые посетил министерство Магии в сопровождении супруга — где блестяще сдал два своих первых серьезных магических экзамена: по ЗОТИ и по истории Магии. Что касается ЗОТИ — я держался строго в рамках школьной программы, но комиссию потрясла прежде всего моя скорость, грация и пластика движений. А вот Драко с нами не пошёл. Он не успел выучить теорию за три года вперед, что не удивительно.
Про историю Магии я подумал в последний момент, ведь я был неплохо начитан, да и конспекты Бинса, найденные когда-то в Выручай-комнате, я тоже читал. Хорошо иметь идеальную память — я решил не мучиться и сразу сдать ТРИТОН. Закрыть вопрос, так сказать.
А потом нам пришли письма — пришла пора собираться в школу.
В этом году мне пришло дополнительное письмо — с великолепными результатами экзаменов.
Мой список учебников был немного нестандартным — я должен был изучать трансфигурацию и ЗОТИ с шестым курсом, чары и зелья с пятым — Северус устроил мне персональный экзамен, но я его с блеском сдал — за три года в прошлом я научился многому, и даже смог удивить его, показав пару давно забытых практических приёмов.
Всеми же остальными предметами мне предстояло заниматься с родным третьим курсом: астрономией, травологией, рунами, традициями волшебного мира, да ещё и двумя новыми предметами по выбору: уходом за магическими существами и арифмантикой. Я впервые пожалел, что не продолжил изучать все эти предметы в прошлом: я предпочел обучаться магии стихий, рунной магии, основам колдомедицины и артефакторики. Ну и латыни, конечно. Желание прочесть книги из библиотеки Слизерина никуда не делось.
Перспектива ходить на шесть предметов с третьим курсом, будучи шестнадцатилетним парнем, неожиданно вызвала сильнейший приступ апатии: и я написал директору, что хотел бы посещать их параллельно с третьим и четвертым кусом. Конечно, домашних заданий и экзаменов будет в два раза больше, но я нисколько не сомневался, что справлюсь. После того как меня гоняли сами основатели на своих уроках, мне уже ничего не страшно. Директор ответила согласием — ведь так ей будет даже проще составить моё личное расписание, будет больше вариантов, на какой предмет меня отправить.
В последний день каникул за ужином Люциус с заговорщицким видом сообщил нам «потрясающую новость» — в этом году в Хогвартсе будет проводиться Турнир Трёх Волшебников.
— Переговоры между главами школ длились уже несколько лет, — рассказывал он, — и директора Шармбатона и Дурмштранга уже давно пришли к консенсусу, и лишь директор Дамблдор всё тянул и тянул с решением. Турниры довольно опасны, и в прошлом участники не редко погибали или получали серьезные травмы. Думаю, если бы директором остался он — решение о проведение Турнира откладывалось бы бесконечно. Не знаю, велись ли переговоры с Фламелем на этот счёт, но вот директор МакГонагалл оказалась весьма сговорчива — так что Турнир пройдет в этом году.
— А что там будет, отец? — спросил его Драко.
— Осенью в Хогвартс прибудут делегации из других школ, позже независимый судья выберет трех участников соревнований — по одному из каждой школы. Все участники должны быть совершеннолетними — это обязательное условие. В течении года будет проведено три тура испытаний, по результатам которых будет определен победитель. Он получит тысячу галлеонов.
— Эй, Гарри, не хочешь поучаствовать? Ты же совершеннолетний? — поддразнил меня Драко.
Северус на него шикнул — это ещё не хватало! А я гонял ужин по тарелке — аппетит у меня начисто пропал. Я думал о том, как подать свое предзнание. Участвовать в Турнире я не хотел категорически, потому что, во-первых, не смог бы поддаться и проиграть, а во-вторых, очевидно, если меня туда в тянут — Воландеморт всё-таки возродится.
— Мне сегодня снились состязания — и я был одним из участников. Там были драконы. И вся школа — в качестве зрителей. — в конце-концов решился я.
— О, Мерлин! — воскликнул Северус. — Макгонагалл как раз интересовалась моими связями с Румынским драконьим заповедником!
Вся семья отложила вилки.
— Что же делать? — спросила Нарцисса.
— Ты не можешь участвовать в Турнире — тебе всего тринадцать! — возмутился Дадли.
— Мы что-нибудь придумаем! — обнадежил меня Люциус.
— И что было дальше в твоем сне? Ты победил дракона? — поинтересовался вредный Драко.
— В нашей библиотеке есть что-нибудь об этих турнирах, Люциус? Надо найти какую-то лазейку, чтобы я мог отказаться от участия в Турнире — если меня туда втянут.
— Мы обязательно что-нибудь найдем, Гарри, — сказал Северус, беря меня за руку и глядя в глаза — его поддержка была мне очень нужна. Новость Люциуса меня взволновала — Северус чувствовал это и тоже был обеспокоен.