Воровка||Кощей

Мурка, Машенька … Как кошка — нежная, но может и царапнуть. Красивая… А глаза какие! Серо-зелёные, глубокие, ресницы длинные, личико аккуратное. А фигура? Не слишком худая, не слишком полная — золотая середина. Голос звонкий, аж по ушам режет, но слушать его хочется. Спокойная, холоднокровная… Что-то в ней есть.

Костя размышлял обо всём этом, параллельно удовлетворяя похоть с очередной шлюхе, что повелась на деньги.

А он вообще кого-то любил? Этот вопрос Костя задавал себе не раз. Конечно, любил. Но по-настоящему – только один раз.

Люда.

Запомнилась на всю жизнь. Тогда он ещё не был вором в законе, мог позволить себе постоянную женщину. И была у него Людочка – красивая, неглупая, и любила его, кажется, искренне. Жили душа в душу. Он приносил деньги в дом – откуда, она не спрашивала. Может, заработал, может, своровал – ей было всё равно. В дела Кости не лезла.

И он любил возвращаться домой. Открывал дверь, а его встречала она – тёплая, родная, нежная. В доме порядок, на кухне ужин, на губах – улыбка.

Только длилось это недолго.

Однажды он пришёл домой – а навстречу никто не выбежал. В квартире было тихо. Слишком тихо, только глухие стоны раздавались с спальни.

Он прошёл в спальню.

И увидел там Людочку.

С лучшим другом.

В его постели.

Под ним стонет, извивается, а у Кости будто земля из-под ног ушла. В груди неприятно засосало, даже не злость — сначала пустота. Людку любил, думал, что и она его... а оказалось — всё это было иллюзией.

Друг. Лучший. Тот, с кем хлеб делил, кому спину доверял.

Костя молча смотрел на эту картину, пока они не заметили его. Люда вскрикнула, метнулась к нему, соскочила с постели, глаза полные ужаса. Начала что-то лепетать — про ошибку, про минутное помутнение, про то, что любит только его.

— Костик... Костенька, родной, пожалуйста...

Она чуть ли не на колени перед ним падала, вцеплялась в его руку, а ему было мерзко. Впервые в жизни так мерзко, что даже злость не сразу пришла.

Друг потом долго не мучился — рыбы на дне Казанки не жаловались.

А Люду Костя выставил к чёрту, без вещей, без всего. Просто развернулся и ушёл, даже не посмотрев, что с ней стало дальше.

Вот и нет у него с тех пор ни лучших друзей, ни постоянных женщин. Только знакомые, товарищи, шлюхи, лярвы и временные любовницы. Никто не остаётся надолго. Никто не проходит дальше дозволенной черты.

Он спал с женщинами, тратил на них деньги, но не подпускал близко. Они могли шептать ему на ухо что угодно, могли стараться очаровать, могли верить, что он когда-нибудь останется.

Но он всегда уходил первым.

Уходил и приходил к другой. Та снова пыталась его обласкать, приласкать, дать теплоту, которую он даже не искал. Он смотрел, слушал, но ему было всё равно.

Рано или поздно он уйдёт.

Рано или поздно она поймёт, что для него это ничего не значит.

А он просто найдёт новую. И так по кругу.

Женщины сменяли друг друга, шептали ему на ухо слова, гладили по плечу, оставляли следы помады. Но внутри него уже давно ничего не шевелилось.

Привычка. Только привычка.

Женщин он любил.

Любил их тела—чтобы грудь в руку не помещалась, но и худеньких любил, чтобы ключицы резко выступали. Любил бёдра, длинные ноги, изгиб спины. Любил блондинок и брюнеток, голубоглазых и кареглазых.

Любил, но не запоминал.

Ещё с первого класса—дёргал за косички соседку по парте, а уже в восьмом лапал ей грудь за школой.

А Машку мужчины любили.

С ней можно было говорить обо всём—она знала, когда промолчать, когда усмехнуться, когда сказать что-то меткое. Красивая, умная, с холодным взглядом.

Но ни один не получил от неё того тепла, которого ждал.

То ли гордость мешала, то ли сама по себе она была такая—не позволяющая подойти ближе. Корона на голове мешала наклониться, лечь рядом, стать чьей-то.

Мужчины хотели одного—приходить домой, а там любимая жена, тихий голос: "Я люблю тебя", запах ужина, тепло.

Но с Машей всё было иначе.

Даже самые сильные прогибались под ней. Полковники, офицеры КГБ, моряки—казалось, она испытывала их на прочность, но никто не выдерживал.

А она и не держала.

***

– Мурка.

Послышался хриплый, едва не переходящий в крик, голос. Маша сразу узнала его. Кощей. Она обернулась, и он неспешно подошёл к ней.

– Привет, – произнесла Маша, не желая, но всё же соблюдая элементарные правила вежливости.

Он кивнул в ответ, а затем, не отрывая взгляда, произнес:

– Побазарим.

Это звучало не как предложение, а как утверждение. Маша, поняв, что избежать разговора не получится, кивнула.

Он подошёл ближе, легко положил руку ей на плечо и чуть наклонился, выдыхая дым в сторону.

— В Универсам ко мне в супера хочешь?

Маша удивлённо подняла на него взгляд.

— А мне что, можно?

Костя хмыкнул, усмехнувшись одними губами.

— Ты ведь в моём районе живёшь, подо мной ходишь, людей тут обворовываешь, а мне с этого какая выгода? Ходишь, всем управляешь, а я тут, по-твоему, кто?

Она на мгновение замерла, обдумывая его слова, но промолчала.

— Чего молчим, красавица?

— Авторитет, — наконец ответила Маша.

Он кивнул, выдыхая дым.

— Авторитет. А ты кто?

Маша пожала плечами.

— Тоже, получается, авторитет.

Костя усмехнулся, сильнее притягивая её к себе и наклоняясь так, чтобы заглянуть в глаза, преодолевая разницу в росте.

— Нет, не правильно. Тут авторитет я, и моё приближение чего-то стоят. А ты — нет. Но когда станешь такой же, войдёшь в их число.

Маша вздохнула, обдумывая его предложение. Заманчиво, слишком заманчиво… но девушка в круге из двух сотен мужчин?

— Хорошо, согласна.

Костя довольно расплылся в ухмылке и небрежно отбросил сигарету куда-то в сторону.

— Вот и отлично. Гульнём часок.

Сказал он так, будто уже всё решил за неё. Взяв Машу под руку, двинулся вперёд уверенным, неторопливым шагом.

Маша лишь усмехнулась, легко выдернув руку из его захвата.

— Нет, у меня ещё дела сегодня.

Костя резко остановился, схватив её запястье стальной хваткой.

— Какие же это у тебя дела, а?

Она замерла, пристально глядя ему в глаза. Голос её прозвучал спокойно, но твёрдо:

— Которые тебя не касаются. Отпусти.

Он сжал её руку ещё крепче, сквозь зубы процедив:

— Прогуляешься. А потом пойдёшь, куда твоя душенька пожелает.

— Нет значит нет. Отпусти.

Маша не отступала, её голос звучал ровно, но в глазах вспыхнуло упрямство.

Костя усмехнулся, не думая разжимать пальцы.

— Не отпущу.

Ухмылка не спадала с его лица, и от этой самоуверенности Машу передёрнуло. Он шагнул ближе, не ослабляя хватки, но теперь в голосе не было и тени веселья — только сталь и холодная решимость.

— Пойдёшь спокойно, или мне тебя силой вести?

Маша сжала зубы, но промолчала. Просто пошла вперёд, не оглядываясь, а Костя лишь довольно ухмыльнулся, беря её под руку. Запястье он отпустил, но шаг оставался твёрдым, уверенным.

Шли молча — ни один не решился заговорить. Да и не хотелось. А Косте и вовсе было хорошо — вот она, рядом, идёт под боком, и внутри разливается странное, непривычное тепло. Будто с ней даже холод не такой колкий. Она сама — как лёд, а греет по-особенному.

Они прогуливались около получаса, ловя на себе взгляды прохожих, но не обращая внимания. И только когда он довёл её до квартиры, Маша остановилась, уже вставляя ключ в замок.

Костя шагнул ближе, не давая ей скрыться за дверью. Практически прижал к стене, глядя в её глаза, и, не задумываясь, наклонился, намереваясь поцеловать.

Она сразу поняла его намерения, и её лицо помрачнело. В след его движению раздался резкий, звенящий звук пощёчины, который эхом прокатился по подъезду.

– Ты что, совсем оборзел?

Сказала она, не оборачиваясь, уже входя в квартиру и закрывая за собой дверь.

Костя стоял, как вкопанный, глядя на дверь, и провел рукой по уже покрасневшей щеке. Он не мог сосчитать, сколько раз его били — боль была знакома с самого детства. Сначала мать пыталась отдать его в музыкальную школу, но вскоре подключился и отец, с его строгими взглядами на жизнь, полными правил и запретов. "Он не баба, чтобы скрипку мучать! Бокс!" — сказал он, и маленький Костик оказался на боксерском ринге.

Изначально ему было тяжело: он боялся взрослых мужчин, которые тренировались в зале, боялся боли и ударов. Но постепенно он привык. И вот, лет с девяти, его уже было не оторвать от ринга. А затем пришла улица — она затянула его в мир криминала, где боксерские перчатки, тренер и ринг стали для него прошлым. Он стал драться без защиты, без правил. Бои стали частью его жизни, а иногда и вопросом выживания.

Женщины его никогда не били. Видимо, они его боялись. Хотя кто бы не испугался? Он был высокий, крепкий, значительно сильнее любой девушки. А Маша, еле дотягивала до 162 сантиметров и весила едва ли 50 килограмм. И вот, она и ударила.