UNDEFINED'S.

Что я помню о втором периоде взросления? Мамин аборт. Это - было и остаётся ключевым воспоминанием того периода.

Время летело достаточно быстро. Я достаточно стремительно развивалась в рамках учебного процесса, по-прежнему не видя в нём необходимости как в рутинной практике, я продолжала готовиться к занятиям на переменах, пользуясь лишь краткосрочной памятью, но, вместе с тем, не забывала и о долгосрочной перспективе: меня начала увлекать каллиграфия, я по-прежнему занималась иностранными языками, не брезговала искать себя в качестве вокалиста и старалась уделять внимание и декоративно-прикладному искусству. С теоретической точки зрения у меня должно было на всё хватать времени: я, как и раньше, вставала рано, в районе 6-6:20 утра, смотрела пару мультфильмов под завтрак, добиралась до школы, возвращалась обратно в районе трёх часов дня - и занималась где-то до 10 вечера. В районе одиннадцати вечера я честно пыталась заснуть, невзирая на скандалы дома. Мне в любом случае нужно было проснуться вовремя, потому как прогул был недопустим - за нарушение режима по-прежнему можно было угодить под бойкот или нечаянно нарваться на скандал с матерью.

Под бойкотом порой подразумевались достаточно странные меры: к примеру, мать могла умышленно разбить стакан, а затем на протяжении нескольких дней убеждать меня в том, что его разбила я. Это бы срабатывало, полагаю, если бы я была совсем непроходимо глупа: я ежеразово вспоминала о том, что у моего клитора было нечто вроде плевы вокруг головки, я самостоятельно её удаляла, как и большинство детей (вынув этот кусочек мяса, похожий на мыло по плотности; это было всё мероприятие; минут пять оно заняло; потом ещё несколько лет было обидно - почему не появляется такой же новый, чтобы его снова вынуть, а он не появился, обидно, в общем-то, до сих пор). Я не спросила мать о том, как это делается, потому как ума для этого много и не нужно, более того, меня увлёк этот процесс. Видимо, мать, сопоставив года и события, которые должны были происходить, по логике, не нашла этого вопроса - и обиделась. Мне было обидно ещё больше: я не люблю символизм и под-смыслы, это противоречит моей прямолинейности, я - буквалист, я ждала прямолинейного и честного разговора о моём дальнейшем сексуальном развитии, а его не было. Как явления. Даже про тампоны и месячные - не было, инструкцию о том, как ввести тампон, я читала сама. И даже про СТШ не спросила, вот настолько не компанейская. Мать в отместку придумывала всё новые поучительные мероприятия: то обвинения в том, что я ворую деньги, то скандал из-за тройки, которую можно исправить.Но был и плюс: она честно поругалась с преподавателем по физической культуре, вытребовав мне освобождение (положенное и так).

Скандалы становились всё шумнее - я не могла взять в толк, в чём причина. С моей личной, опосредствованной точки зрения, причины не было: я прекрасно понимала, что наша семья построена отнюдь не на любви, и даже не на взаимном уважении, а, скорее, на чувстве долга, но, как мне казалось тогда и кажется сейчас, разумнее было бы развестись. Со стороны наша семья выглядела вполне обычной, даже в чём-то лучше других: мои родители хотя бы стремились к финансовому благополучию, они старались хорошо выглядеть и динамично развиваться. Мы ездили в отпуск, у нас появлялись новые вещи - и, да, за этот фасад практически никто и не заглядывал.

В моей ситуации было достаточно рискованным что-либо менять: с одной стороны я понимала, что вернее и разумнее в случае скандалов уходить ночевать к кому-то из родственников, и то, что звонить в такой ситуации тоже следует более старшим родственникам, более того, я понимала и тот факт, что есть и преподаватели, и органы социальной опеки, но, по какой-то причине, я вообще не реагировала на подобные варианты решения проблемы. Я уже привыкла даже к тому, что мне умышленно ограничивают общение именно с теми родственниками, которые хоть как-то влияют на дальнейшее развитие самих родителей: вероятнее всего, моё вмешательство могло действительно изменить, в том числе, и уровень их финансового благополучия, а, соответственно, и повысить уровень скандалов. Возможно, именно это меня и сдерживало.

Чувства - они были, на чём-то формировались скандалы, на какой-то почве, если нет скандалов - тогда можно с уверенностью судить, что чувства на исходе, так считала моя мать на тот период времени. Несмотря на странность их проявления, я верила матери - вероятнее всего, она любила отца, просто настолько нелепо выражала чувства. Да и отец искренне любил мать, хотя пользы в этой любви с точки зрения матери не было.

Мне хотелось общаться с родителями на тему их межличностного союза, однако же, на это было выставлено жёсткое (почти табуированное) запрещение: в ответ на любую попытку провзаимодействовать мне выдавалась одна и та же фраза - "В наших отношениях присутствуют только два человека; тебя это не касается". Я давила недоумение: в случае разрыва их союза до достижения мною 18летнего возраста я точно не превращусь в одного из родителей для другого родителя (того, с которым останусь); более того, уже тогда я понимала, что мне исполнится 18 лет (у меня не было тяги к суициду, даже после таких высказываний в мою сторону её не появилось, по меньшей мере, выраженной - я резала кожу на ногах канцелярским ножом, протыкала пальцы иголками от циркуля, но не более, только поверхностные повреждения, не опасные для жизни; я не глотала таблетки пачками, в случае рецидива запаривала сразу несколько травяных сборов одновременно, создавая видимость овердоза; на тот момент это были непопулярные методы борьбы, достаточно малоизвестные, но они работали и помогали на какое-то время локализовать проблему, сделать её хотя бы заметной - оставалось только выговориться, помогал обычный дневник (тетрадка для личных записей)).

Его действия и не могли привести ни к какому разумному результату - мать была и остаётся человеком, охочим до публичности, ей было важно общественное признание её как члена семьи, для неё была важна статусность - совместные походы на мероприятия, вечерние образы, укладки украшения по праздникам и без повода, букеты, подаренные на глазах у соседей, и так далее, и тому подобное. Эти атрибуты семьи важны практически для любой девушки или женщины, тем более, после родов, ведь атрибут статусности для мужчины (ребёнок) уже создан, он наличествует и развивается, соответственно, должна быть и какая-то обратная динамика. Динамики не было - и я начинала чувствовать себя всё более и более неловко в этой семье. В силу моего возраста мне все эти атрибуты полагались - и походы в кино, и прогулки, и новые вещи, и подарки просто так, как явление порядкового свойства. Я - росла, у меня постоянно появлялись какие-то новые результаты - и за них полагалось поощрение.

После той стычки с матерью из-за непротёртых после урока физической культуры лыж, закончившейся дракой, как обычно, я решила немного отойти от общения с нею (сведя его до уровня "я нахожусь дома"). Это привело к достаточно странному результату: вместо того, чтобы пытаться выйти на разговор, она решила всеми силами привлекать внимание кого-нибудь ещё, ограничивая в нём меня. В конечном итоге я смирилась с тем, что её курсы по гематологии и очередные лайфхаки по ногтевому сервису важнее моей алгебры, а её приятельницы, разумеется, важнее моего желания обсудить хотя бы то, как я сама лично хочу провести будущее лето, закончив год на одни пятёрки. Дома становилось чуть более шумно, я в упор не понимала - зачем, ведь ремонт же уже закончился.

Поощрение полагалось и отцу - он поступил в ВУЗ, пусть и на заочное отделение. У него появилась возможность ездить на сессию, и, как следствие, больше выходить в свет. Мать с собой он не брал - не считал нужным, судя по всему. Зато однажды имел неосторожность взять с собой меня - мне необходимо было восстанавливать зрение после его весьма стремительного падения. Для этого мне необходимо было ежедневно посещать специализированный центр, и в городе моего проживания его попросту не было. Мы встали в очередь - и спустя полгода мне было определено место и назначено время для лечения. Я поехала вместе с отцом, и, видимо, тем самым весьма подшатнула своё собственное положение в глазах матери. Я провела в ареале его обитания, в котором не было места для матери, без малого месяц — и не сумела выяснить ничего полезного, более того, даже бесполезные детали я предпочла оставить себе и умолчать о них, рискуя попасть под молчаливый натиск материнской обиды.

Если говорить совсем серьёзно, на тот период времени наши отношения становились уже совсем конфликтными: отец всё чаще обращал внимание на мою изменяющуюся фигуру, мать, не зная, как вернее будет реагировать, искала в ней изъяны. Соответственно, моя осанка постоянно была "кривой", мне приходилось носить ортопедический корсет (хотя мне это даже льстило в чём-то: я могла сделать вывод о том, что у меня - красивая линия талии; более того, меня продолжали ужасно стричь (повлиять на это я никак не могла, к сожалению, это было не в моей компетенции, платила мать, соответственно, и стрижку выбирала она). Я старалась не реагировать - я уже была осведомлена о том, что ситуации в семьях бывают и более худшими, нежели моя, и старалась попусту не рисковать.

Как выяснилось вскоре, я оказалась недальновидна: помимо предполагаемой глухой обиды мать пошла ва-банк - она заявил о том, что сделала аборт в силу того, что у отца появилась любовница. Мне было десять лет - для меня того возраста эти знания были мало того, что бесполезны, так ещё и непонятны: это сейчас я могу трезво оценивать тот факт, что наличие любовницы даже у соседа по квартире обижает и напрягает, она шумит, бузит, оставляет везде свои вещи, дома пахнет чужими духами, они, возможно, дороже, всё не сочетается по цветам с любимой гаммой, опять же, эта помада на чашках, чужая помада, потом нужно всё мыть с пятновыводителем, и то не отмывается, даже если двадцать минут шоркать, потом ещё и нужно бороться с запахом чистящего средства, и сосед, разумеется, не оплатит ни средство, ни губку, ни клининг, ничего; на тот момент я воспринимала условную "тётю Катю" как конкурентку в детском саду - от неё можно отбиться большим деревянным кубком, можно залезть под стол, можно вообще уйти домой, начав жутко реветь, можно пойти в глухую несознанку, отказавшись общаться даже с воспитателем, все эти варианты казались мне разумными, х нужно было адаптировать в соответствии с возрастом, разумеется, но, в принципе, они были неплохи. Мать вместо кубика выбрала аборт - по моим меркам, слишком опасный кубик, видимо, железный. Мне показалось сразу очень рискованным данное мероприятие, ведь есть риск сильно повредить оппонента, это - первый риск, и, да, мне казалось странным сразу, что конкурентом почему-то стал сам отец, а не условная "тётя Катя", в случае поражения отца брак мог развалиться, и это было вторым риском. Но я промолчала - единожды предложив родителям развестись в силу несоответствия характеров, я услышала в ответ задумчивое - "а вот я её люблю" от папы. "Ладно", - подумала я.

На тот момент меня стали реже отпускать к репетиторам, аргументируя это тем, что заниматься дома - удобнее. Репетитор по английскому приходила к нам домой, по-моему, дважды в неделю. К сожалению, её приходы тоже нередко омрачались скандалами: самым вопиющим был случай с блопенами - я не слишком аккуратно им пользовалась и имела неосторожность испачкать лицо. Краска оказалась стойкой. Мать, недолго думая, оттерла мне лицо обычной "Белизной". К репетитору я вышла, несмотря на алые пятна на коже. Та ни о чём не спросила, видимо, считая, что это - аллергия, чем уменьшила моё доверие к себе на долгое время. Я потеряла пенал сразу после её ухода, и действительно подозревала её в краже, несмотря на абсурдность этой идеи, мне очень хотелось вывести её на диалог, это было неплохой возможностью, однако же, диалога не случилось - пенал нашёлся, перед репетитором извинялась, разумеется, мать, создавая себе лицо порядочной матери заново, я же осталась при своих интересах, начиная понимать, что меня может никто не защитить. Впоследствии репетитор уехала, кажется, в Швецию, мать, вполне довольная собой, передавала мне новости от Лилии Васильевны, которая согласна даже на работу уборщицей. лишь бы закрепиться в другой стране. Меня коробило, но я молчала - ни к чему мешать женщине реализовываться в качестве женщины (с её точки зрения, женщина и должна была быть такой - куском склочности, привлекающим внимание любой ценой).

Отец узнал об аборте уже по факту - по возвращению с сессии. Скандала не было. Не было ни извинений в мою честь (а ведь лишилась целого братика), ни каких-то новых подарков матери, ни букетов примирительного свойства, не было даже попытки пригласить мать на свидание. Разумеется, это вылилось боком - мать подняла нешуточный скандал, одиозно и громко крича, швыряясь вещами, была драка, выбили зеркало из шкафа-купе, мать с гордостью разрезала на отце галстук - и выставила его вместе с чемоданом в подъезд, обратно на сессию. На дворе было два часа ночи - но я, абсолютно неспящая, не понимала: то ли плакать (что было логичным), то ли хохотать в голос (потому как выглядела данная сцена дико смешно) - феминизм в провинции является смешным по определению. Всё бы ничего, всё было в точном соответствии с логикой, но мать прошляпила свой шанс на красивую сцену - на кой-то ляд она всё же выбежала в подъезд, решительно крича "Вернись!" Это выглядит весьма эффектно в исполнении мужчины, но леди - леди в такой ситуации рассыпает всю сложившуюся картинку, весь скандал насмарку, и вот уже она не грозная фурия, а весьма такая съёжившаяся идиотка.Изучив повреждения квартиры, я поспешила изобразить спящего человека. Вовремя - мать, громогласно протопав, решила отыграться на мне. Драка была краткой - попытавшись меня придушить, мать осела на пол. Мне было, как водится, неловко - но ведь я же не папа, всё-таки. Успокоив мать и уложив её спать, я честно подремала - и вернулась к обычной рутинной бытности.

Отец вернулся спустя пару дней. Его уволили с работы - и мать проиграла дважды. Теперь ещё и в глазах и собственной матери, и свекрови она выглядела, как недальновидный человек.

Я пыталась держаться: в моей памяти ещё не затёрся новогодний скандал, ознаменованный непонятно чем - мать уронила ель, разбросала всё по всему дому, порвала новогодние билеты в Москву и убежала - на ночь глядя неизвестно куда. Отец действительно пытался её найти - вполне успешно, действительно, спустя несколько часов мать была возвращена домой. Билеты пришлось восстанавливать, родителям пришлось ещё раз поехать в железнодорожную кассу, полагаю, о чём-то им пришлось лгать, ведь по какой-то причине исчезли предыдущие билеты. В Москву мы поехали - давали кремлёвскую ёлку для дипломатических семей и "Буратино" в Моссовете, я честно ходила со снобским лицом, выбора у меня не было - билеты были куплены заранее, несмотря на всё моё желание идти на Виктюка, мне покупали билеты только на "Буратин" всей мастей, я внутренне визжала, но ходила. Что поделать - в мою миссию входил ещё и поход в гримёрку с обязательным фото на коленках у примы. Я ощущала себя идиоткой - но терпела, меня смущало и отсутствие букета, и нелепость ситуации в целом - имя примы так и оставалось не узнанным, несмотря на программку в руках, качество актёрской игры меня не впечатляло, я тянула улыбку во все стороны, она не натягивалась, зато было по-честному - грим ещё не был смыт, вместе мы выглядели органично. Я надеялась на появление "Буратино" в репертуаре Виктюка, тогда у родителей не было бы возможности отказаться, но он не появлялся. Пришлось надеяться на скорое взросление.

Я до сих пор не понимаю - то ли она это сделала, дабы уравнять наши шансы, то ли действительно эмоции зашкалили, но баланс был восстановлен.На некоторое время в нашей семье наступил дзен. В школе меня наконец-то перестали шпынять - в сравнении с начальной школой, когда меня роняли с лестницы и неумышленно кидали лицом о стол, всё стало намного лучше: теперь в драку меня заманивали измором, доводя медленно и постепенно, как томлёное мясо. После нескольких стычек стало понятно, что ко мне лучше не лезть - в ответ на попытку у меня что-то украсть я кидала парту в противоположный угол класса и молча ждала, когда мне вернут моё. Возвращали быстро. В ответ на попытку хамить я либо молчала, либо наступала ножкой стула на ногу оппоненту. Где-то к классу шестому попытки наконец-то стихли. Я была довольна получившимся результатом, продолжала учиться на пятёрки - и даже начала радоваться отпускам, несмотря на их сложность.

Я имела неосторожность сглупить: в ходе проведения совместного отпуска с бабушкой, папиной мамой, я решительно прибавила в весе, начав выглядеть здоровой, и даже согласилась на ношение спортивных топов. Вот топ оказался лишним - после приезда родителей и встречи с ними он был отбракован (как излишне вызывающий), я сама была посажена на строгую диету, и, спустя месяц, вернулась домой вновь дистрофиком. Зато на фоне матери (по-прежнему 40го размера, европейского, слава всему) я выглядела вполне себе сородичем. Я уже привыкла к придиркам по этому поводу - я и так была крайней в том, что на долгое время мать была лишена красивой, по её мнению, фигуры (в ходе беременности мною она решительно располнела), я выслушивала нападки на тему этого минимум раз в неделю. С моей точки зрения, её фигура была ужасной - на ней не сидело ничего, болтались купальники, джинсы-скинни смотрелись мешковато, ей было трудно подбирать платья. Но и скрывать истинное положение дел ей было просто - всё сваливалось на обувь, которую якобы на маленькую ножку сложно искать, соответственно, магазины одежды она просто обходила стороной, якобы "проковырявшись в обуви". Я прекрасно понимала, что это - враньё (обладая ножкой ещё более маленького размера), но молчала (мне было необходимо сохранить свой вес, а не помочь кому-то ещё, это - нормально).

На лето меня отправляли в лагерь - и я каждый раз искренне надеялась, что это будет лагерь для взрослых адекватных детей. Получалось, как водится, кумелькой - если выбирался элитный лагерь, в ответ мы получали какую-то тусовочную локацию с возможностью быстро доехать до ночного клуба, спасибо хоть на этом, но ведь при этом группа была излишне молодой по возрасту, не было даже романтических прогулок по пляжу, не только у меня, а в принципе; всё сводилось к банальной трате денег - мы честно ездили на эту тусовочную полосу, на маршрутке, честно танцевали, честно учились пробовать алкоголь, честно, как взрослые, дулись на отсутствие курортного романа и сидели в номере, а что делать - раз романа нету, всё, как положено, всё, как у больших; если выбирался обычный лагерь, в ответ мы получали санаторий, в котором нужно было просто сидеть и ходить на пляж, мы впадали в депрессию, зато приезжали домой загорелыми; если выбирался вау-лагерь (был и такие) - в ответ мы получали лагерь для тех, кто не может похудеть, закрытого типа за забором с колючей проволокой, у нас отбирали телефоны, мы должны были ходить на пляж (три километра в одну сторону) дважды в день и звонить родителям с таксофона раз в неделю, еды было мало, к алкоголю было не подобраться, дискотека заканчивалась в десять вечера, вместо прогулок развлечением было мероприятие "открой дверь своей собственной палаты, запертую якобы тобою же"; попытки найти какой-нибудь другой лагерь приводил к патовому результату - "а что вам ещё надо?" Мне лично нужен был лагерь для разведёнок, если переложить на взрослые категории, что-то типа секс-туризма, но для подростков, без секса. Таких вариантов, увы, не было - были только про "поймай таракана" и "разлепи макароны". Мне хватало ума, чтобы понять подтекст - я собирала грудь в лифчик и разлепляла ресницы иголочкой, как умные люди. Я искренне надеялась на то, что скоро вырасту - и мне перестанут вешать эту лапшу на уши, но терпела.Ежелетняя пытка одним-единственным на всю группу туристов красивым парнем стала уже привычной. Он действительно был один, на всех, как аниматор, несмотря на то, что сам обладал путёвкой. В этом я тоже старалась не видеть подтекста - я пыталась не сочувствовать ему хотя бы в лоб, я пыталась изображать влюблённую идиотку, как полагается, на все лады, перебирая варианты по-одному, в надежде, что какой-то выгорит. Надежда, разумеется, входила в набор мероприятий, но я очень старалась, чтобы выглядело натурально. Тщетно - в тот период времени я выглядела, как человек, который станет очень красивой моделью, но через семь-двенадцать лет, и пока нужно потерпеть: я отбилась от детского пуза, продолжала вести борьбу с огромными щеками, меня перестала задалбывать растущая грудь, я смирилась уже и с брекетами, и с очками. Мой вес прыгал от непомерно большого (по меркам матери, т.е. нормального) к непомерно нормальному (по меркам матери, т.е. к недобору).

Разумеется, я издевалась - я надевала майки в облипку, натягивая их на пузо, я носила ультракороткие платья, я действительно закалывала чёлку назад, дабы щёки казались толще - и продолжала клеить этого несчастного мальчика. За неимением другого развлечения, это казалось вполне нормальным - в мероприятие также входило "застать его с другой", "надуться", "пореветь на пирсе", "пойти и склеить другого", "демонстративно прийти с ним на дискотеку", "совсем надуться уже на обоих", "уйти в туман гулять", "потеряться, чтобы все искали". Год на третий все эти развлечения перестали мне казаться интересными, мне стало даже неловко - из фазы "о Господи, да что ты несёшь, ну я же малолетка, мне всё можно" я переросла в фазу "да, я действительно видела себя в зеркало, увы". Загнав себя таким образом в локальную бесконечную депрессию лимбического типа на спорадике, я прекратила попытки хотеть в приличный отпуск. Более того, хотеть и в семейный отпуск я тоже не начала - набор мероприятий "ходи везде с папой или мамой, зато тебе никто не нахамит" казался мне белым флагом поражения. Несмотря на это, меня возили в отпуск - и мы мучительно гуляли, потому как других вариантов времяпрепровождения не было. Зато мы осваивали аттракционы и ездили на экскурсии - это казалось чуть более полезным, нежели дефиле мимо не обращающего на тебя внимания человека кругами.

Помимо этого, я дважды пыталась серьёзно заболеть - пережив первый заход непонятного процесса с повышением температуры до 40,6 градусов по Цельсию, мой организм решил пойти на повтор прямо в отпуске. Смысла в этом было немного - никакого привлечения внимания не получилось, попытаться выяснить - что на самом деле меня так бесит, - тоже никто не захотел, в конечном итоге, я оставила и эти попытки выйти на диалог.

Идиотические приёмы своих родителей, направленные на, видимо, снижение моего желания понимать эротику, в принципе, разумное по возрасту, я тоже старалась не замечать - вместо свечей домой по-прежнему притаскивались ректальные жаропонижающие или самозадувающиеся для торта на ДР, их полагалось ждать, как манны небесной. Я молчала - мне было решительно фиолетово на родительский секс, заинтересованности в их жалобах на эту тему, поданных под любым соусом, у меня тоже не находилось. Редко - и ладно, раз ребёнок оказался нежеланным уже два раза подряд, наверное, и к лучшему. Соус я покупала на сэкономленные деньги в магазине около дома - для рисования.

Что логично, я начинала замыкаться в себе, но уже немного иначе - создав видимость того, что у меня нет свободного времени, я могла быть уверена в том, что моё право на свободный диалог с самой собой никто не ущемит. Несмотря на это, мне было обидно из-за того факта, что никто и не пытается наладить общение. Помимо этого, я достаточно болезненно пережила и объявленный мне в школе бойкот - мне пришлось перейти в другую школу, два с лишним месяца я училась там и, съездив в групповой отпуск с тем классом, вернулась обратно только по личному приглашению директора школы. На меня пытались обращать внимание - мною же по-прежнему двигала обида: на меня свалили нарушения со всего похода на День Здоровья, все, якобы обо всех них доложила я сама единолично. Мне казалась абсолютно бесполезной предложенная возможность выйти на очную ставку, я просто приходила на занятия - и делала вид, что меня всё более чем устраивает. Я начинала замечать враждебность и понимала, что рискую уйти из школы после девятого класса, не выдержав давления. Более того, я понимала, что альтернативных вариантов для перевода в другую школу у меня более нет, оставшиеся школы и гимназии приняли бы меня с ещё большей неохотой ("выскочка", такая никуда не впишется).

Именно поэтому я старалась не выходить даже на прогулки - я могла ляпнуть что-то, не подумав, я могла нарваться на драку, я действительно могла и просто попасться под руку. Мне хватало домашних занятий. До репетиторов и обратно, так же как и на олимпиады, я добиралась самостоятельно, чаще всего, дворами, стараясь обходить оживлённые участки маршрута, дабы никого не встретить. Полагаю, со стороны это могло быть расценено как снобизм, но, как мне хватало ума понять, проще попасть в категорию снобов, нежели потом разбираться с последствиями собственной вспыльчивости. Я практически не ходила ни к кому из одноклассников в гости, насколько я помню, и к нам домой крайне редко кто-то из них приходил (только в том случае, если родители куда-то уезжали, или же занести домашнее задание).

Помимо прочего, я продолжала увлечённо ходить плавать и периодически добредала до тренажёрного зала. В конечном итоге, с учётом наличия дома пса (тем более, девочки, т.е. с регулярными течками), у меня действительно почти не оставалось времени - и со стороны всё выглядело более чем прилично.Как ни странно, родители пытались войти в моё положение - понимая, что мне сложно заново адаптироваться в коллективе, они предлагали мне переехать в соседний город. Я отказалась сама (на мой взгляд, в этом решении бы не было смысла, сплетни распространяются слишком быстро). Возможно, в этом и была некоторая доля ошибки - но на конечный результат она не повлияла.