Глава 5
Когда дом ведуньи остался позади, все стало иначе, как будто эта встреча изменила их самих или точно что-то между ними. Возможно, это заметила только Мария, когда она наконец обратила внимание с кем и куда, собственно, идет. Мейс смотрел не своими глазами, а будто изнутри, через несколько слоев матового стекла. С ним и раньше такое случалось, но теперь вдобавок он был еще и чем-то недоволен. Мария сняла свою шляпу, давая ветру распустить волосы, и набросила ее на голову Мейса. Он остановился и, быстро моргая, как будто поняв, что прежде забыл это сделать, посмотрел на нее, потом откуда-то достал икону с крестиком и протянул ей.
— Я все-таки думаю съездить отдохнуть. Мне еще в начале лета об этом говорили, — сказала Мария, принимая назад свои украшения.
— Ты... что? — спросил Мейс, слегка покачнувшись.
— Я на две недели уеду. Скорее всего, завтра, если успею вещи собрать. Знаешь, чего я не могу понять? — Мария обернулась. — Сейчас только июль, почему пшеница уже созрела?
— Созрела, говоришь? Давно пора.
Мария, похолодев, резко развернулась обратно — голос, который она услышала, не мог принадлежать Мейсу, разве что если совершенно забыть, как он звучит. Перед ней вместо него стояла Ева с охотничьим ружьем наготове, и по ее виду несложно было догадаться, что она пришла поговорить не о погоде.
— Ева, ты как это...
— Самое время для сезона охоты!
— Не надо! Подожди!
— Ах-ха-ха!
— Стой!
Ева прицелилась и нажала на спусковой крючок. Как убитый зверек, выпавший из лап хищной птицы, Мария ударилась о застывшие комки земли. Хлопья снега тут же прилипли на пока еще теплые ресницы, скатываясь то ли слезами, то ли кровавой водой по бледным щекам. Нет, это был не июль, на осень тоже мало чем походило, и хотя лопата уже не проходила сквозь промерзший грунт, кто-то рядом с ней отчаянно пытался пробить его, увеличивая с каждым разом силу удара, как будто предугадывая скорое усиление метели. Она не боялась умереть или навсегда исчезнуть в свежевыкопанной яме, ей подошло бы все что угодно, лишь бы не видеть, кто там лежит рядом. Но голос, звавший ее, был беспощаден. С болью в груди, сумев задержать дыхание, Мария медленно повернула голову. Это могла бы быть ее последняя надежда уйти спокойно, но она не могла оставить сомнения для своего страха и не проверить. Нона... что с ней сейчас? Сколько они лежат здесь, и неужели их никто так и не нашел? Тихо уйти не получилось, Мария не успела закрыть глаза. Откуда этот образ окровавленного тела и ужасные слова, с грохотом раздающиеся в голове? Как теперь жить, как умирать с этим грузом сожалений и необъятной печали, хватит ли ей должного отмщения, и будет ли оно иметь хоть какой-то смысл? А хотела ли она по-настоящему хоть раз избавиться от брата? Сотни вопросов окружили ее и без того распухшую голову, не давая шанса просочится больше ни единой капле крови. Они налетели как мухи, как голодные падальщики, чтобы исполнить свой жертвенный ритуал. Но внезапно прямо над ними прошлась невесомая тень. Мария сразу же узнала ее, не видя ничего, только чувствуя разломанные кости и гнетущую темноту, которая стремительно затянула в себя все вокруг.
Мария вздрогнула и открыла глаза. На стене перед ней висела «Спорительница Хлебов». Из крана капала вода, а на улице запускали петарды. Она провела рукой по шершавому покрывалу, пытаясь понять, где находится. Четыре дня назад Мария, как и планировала, по приезде в соседний город заселилась в гостиницу, потом после кабинета косметолога зашла в супермаркет, вернулась в номер и забрала сертификат на массаж. Стоп. Еще раньше до этого она была с Амелией в той самой кофейне.
— И теперь ты куда? — Амелия сделала глоток и, сморщив лицо, поставила стакан подальше от себя. — Похоже, что сюда мы больше не ходим.
— Не так уж и далеко. Я тебе ссылку отправляла.
— Точно, просто я привыкла, что ты в ту деревню постоянно ездишь. И что вы только в ней находите? Моя мама оттуда, так она, когда в детстве уезжала, оставила там платок, чтобы еще раз вернуться. И потом моего отца уговаривала, что обязательно нужно съездить. Он так и не согласился...
— Мне очень жаль.
— Да ладно тебе. Никто, кроме нее, и не хотел. А ты, кстати, вроде писала, что с тем официантом туда ездишь?
— Он был администратором.
— Ах, ты думаешь, я помню? Могла бы себе и кого-нибудь поприличнее найти. Он еще и безработный теперь. — Амелия закатила глаза. — Кошмар, одним словом.
— Мы не встречаемся. — Мария взяла печенье из корзинки на столе. — К тому же у меня тоже нет постоянной работы.
— У тебя есть, по крайней мере, две статьи в газете и заказы на фото. А зачем он тебе — непонятно.
— Просто нужен.
— Ничего просто так не бывает. Давай, признавайся. Только убегать не надо. Что это вообще тогда такое было? Ты так и не объяснила.
— Все сложно.
— Ладно, все равно ничего не скажешь. Сейчас и с Арианом ничего не понятно.
— А что с ним?
— Ты с ним не общаешься?
— Нет... уже года два как или больше.
— А, вы ж поссорились из-за чего-то, ты говорила.
— Но все же.
— Да он ускакал куда-то по своим делам. Но, мне кажется, он одумался и понял, что эта женщина ему не сдалась. И правильно сделал.
— Ты так за его личную жизнь переживаешь.
— Конечно, как без этого. Я и за твою переживаю, вернее, за ее отсутствие.
— Мне и так хорошо.
— Только не вздумай с этим безработным оставаться один на один. Он странный какой-то.
— А Ариан не странный, по-твоему? Мы жили с ним в одной квартире.
— Нашла кого сравнивать.
— Ты многого о нем не знаешь.
— Так расскажи.
Мария нахмурилась и, сжав пальцы, сломала печенье напополам. Отряхнув руку, она сказала:
— Не люблю кокосовое.
— А зря.
— Если тебе интересно, то сама у него и спроси.
— Я же не знаю, о чем именно спрашивать-то.
— Тогда забудь.
— Хорошо. Как у тебя хоть дела?
— Я просто думаю, что скоро неплохо отдохну.
— Одна?
— Да.
— Не скучно будет?
— Не думаю.
— Провожать не надо?
— Для этого есть другой человек... был другой человек.
— И где он сейчас?
— Я не знаю.
— Выходит, не такой уж важный этот человек.
— У всех есть что скрывать.
— Но, согласись, это неприятно.
— Да, для очень любопытного человека.
— Или для влюбленного человека.
— Для влюбленного в себя.
Амелия посмотрела в окно, потом на свой телефон и сказала:
— За мной приехали. Удачной поездки.
— Спасибо.
Они встали из-за стола и обнялись на прощание, потом Мария взглядом проводила Амелию до парковки и села обратно на стул, приложив ладонь ко лбу. У нее болела голова. Она почувствовала, как ее виски начало сдавливать что-то очень тяжелое, не давая сконцентрироваться ни на одном объекте вокруг. Амелия как будто открыла консервную банку и, ничего не съев изнутри, бросила ее в мусорный мешок, который тут же попал под пресс. Мария схватилась руками за голову и попыталась подняться, но ноги ее не слушались. Закрыв глаза, она вспомнила, что в кармане оставался блистер анальгетика. Стиснув зубы, Мирра запустила руку в сумку и достала таблетки. Проглотив сразу три, она выпила свой апельсиновый сок, который заказала ранее, и, не думая ни о чем, просто ждала, не шевелясь и почти не дыша. Надо было идти домой за вещами, поезд должен был отправляться через час. Импровизированный отпуск, начавшийся в плену у боли — к чему этот прощальный подарок небес? Может, стоило остаться? Или выбрать другое место? Нет, все уже было решено, она так хотела. И вот, очутившись в малознакомом месте, Мария вскочила с дивана, чтобы осмотреться. Осознав, что не просто так находится в совершенно другом отеле, к тому же на противоположном конце города, Мария присела, потирая лицо руками и обдумывая, как замечательно кстати пришлась бы сейчас возможность стирать память.
В холе почти никого не было. На белом кресле рядом с доской объявлений под кондиционером сидел массажист и плавно перелистывал журнал. Стены, как и прежде, украшали травяные панели, а из раздевалки приятно веяло минералами и мятой. Под расслабляющую музыку она открыла свой шкафчик и положила туда рюкзак. В комплекте шел мягкий белоснежный халат с нашивкой цвета селадоновой глазури. Мария провела по ней рукой и немного покрутила под разными углами. Она было почти развернула халат, попутно размышляя о том, как проще всего добраться до местного музея керамики, который ей внезапно захотелось посетить, и что еще можно сделать с переменным светом на фотографиях заказчика, про которого Мария благополучно забыла, когда боковое зрение поймало какое-то движение рядом с фикусами в квадратных горшках. Она обернулась и, никого кроме себя не обнаружив, подняла руки, чтобы собрать волосы в хвост. Как вдруг кто-то схватил ее за запястье и затолкнул в туалет, закрыв дверь изнутри. Когда включился свет, последним человеком, которого Мария готова была увидеть, был ее брат. Только не он и только не в это время. Ее глаза мгновенно остекленели, и все конечности как будто укоротились от внезапно накатившего страха. Наверное, если бы пришлось выбирать последний день своей жизни, то как-то так она и представляла свой самый худший исход.
— Я тоже рад тебя видеть. Но сделай лицо попроще. Я не собираюсь никого убивать.
Ариан навис над ее онемевшим телом и продолжил:
— Неожиданная встреча, не так ли? Наверное, интересно, как я тебя нашел? Хотя у меня и не было такой цели, как говорится, я только поздороваться. Твой номер удивительным образом оказался сразу под моим. Молчишь, значит. Что мне сказать... — он сменил тон и продолжил: — Я клянусь, что не хотел возвращаться в наш город. Наверно, я просто надеялся, что ты сделаешь все, чтобы отомстить. Тогда в баре твоего отца мне стоило догадаться, что у тебя силенок не хватит. Нет, даже раньше. Ты никогда не была бойцом. Но я хотел верить, ведь кто, если не ты? Что, сестра? Только не говори, что до последнего оправдывала меня. Как же мне все это надоело... хотя бы кивни, что понимаешь, о чем я.
Мария осторожно покачала головой, все больше зажимаясь в угол и изо всех сил стараясь не выдавать дрожь.
— Тебя оказалось легко обдурить, — он провел рукой по ее голове, — а что же нынче так легко поверить в самоубийство? Хотя я был уверен, что ты не будешь никому говорить. Ведь все довольно просто: даже если бы труп лежал на твоем пути, ты бы прошла мимо, как будто и вовсе его не увидела. Интересно выходит: никто не обнаружил тело; все эти слухи, что якобы мне пришлось срочно уехать. А что все это время делала ты? — Ариан наклонился к ее лицу и сказал шепотом: — Ты же обещала...
— Что ты с ней сделал? — Мария, не узнав собственный голос, закрыла руками лицо.
— А если я скажу, что ты могла спасти не одну жизнь? Неужели ты решила, что я настолько тупой, что буду разливать человеческую кровь по своей квартире?
— Ч-что ты имеешь в виду?
— Не знаю, считали ли вы его членом семьи, но он явно был важен для вас.
Мария медленно опустила руки, сползая по стене на пол.
— Дурман... я поняла, ты каждый раз заводил нового пинчера. Мы редко встречались, и ты говорил, что я просто забыла, как он выглядит, — прошептала она. — Сколько их было?
— Знаешь, к людям с собаками больше доверия.
— Сколько...
— Вероятно, больше двух, может, четыре. Так и не вспомнить. Если ты про собак, конечно. Девушки так остро реагируют на смерть домашних питомцев. Сначала ты даешь им гулять с ними, а потом, какой ужас, они умирают, и вот ты, убитый горем, просишь закопать собачку на пустыре, потому что самому тяжело. Но домой возвращается только один. И это я. С Ноной, конечно, история другая. Пришлось повозиться, чтобы вывезти из города то, что от нее осталось.
Мария больше не могла сдерживать слезы. Она боялась, что может разозлить его, но сейчас на это не оставалось совершенно никаких сил. Закрыв глаза рукавом, она резко поднялась и попыталась оттолкнуть брата, но он схватил ее за локоть и швырнул обратно на пол.
— Я не закончил.
Ариан слегка отстранился, затем схватил ее за волосы и резко рванул вниз, подтащил к стене и замахнулся с намерением разбить лицо о кафель, но в последний момент остановился, буквально за секунду до того, как в дверь постучали с просьбой поскорее освободить туалет. Когда он отпустил руку, кажется, что-то начало проясняться в ее голове. В памяти неожиданно воскресла ночь в лесу рядом с домом Розы, как потом они возвращались, как Ариан спросил ее о чем-то важном, только вот о чем именно — она не могла вспомнить.
— Держи, — он вложил в руку сестре, по ходу приподнимая ее, какую-то бумажку с ключами, — это код от сейфа под кроватью в моей квартире, на случай, если ты действительно захочешь узнать ответы на свои вопросы.
Он сказал это и исчез, прямо как тогда ночью. Но осознание случившегося ничего не решило, как и не оставило конкретного ответа, что ему в конечном счете было нужно и хотел ли он на самом деле рассказать хоть что-то. Мария опасалась еще одной такой встречи где-нибудь на улице или на вокзале, поэтому, сменив отель, больше не выходила наружу. Родители или Амелия могли приехать за ней, она принимала такой выход, но все же не хотела объясняться перед ними и впутывать в свои проблемы. Рассказать обо всем Мейсу было страшно, к тому же он стал каким-то странным, и почему — это еще только предстояло выяснить, а пока ей хотелось лишь, чтобы замков на двери было как можно больше. Однако ближе к ночи на пятый день ее стали посещать мысли о том, что можно было бы и вернуться домой ради того, чтобы наконец все выяснить, но, внезапно сочтя все это полнейшим бредом и как можно быстрее загнав эту идею в самый дальний угол, Мария открыла папку с фотографиями. Задумчиво щелкая по клавишам, она пролистала снимки, удалив пару неудачных, где Мейс как-то неестественно держал ветку барбариса. Вспомнив, что этот куст рос рядом с домом Евы, Мария печально улыбнулась, оперевшись головой на руку. Пожалуй, есть вещи, стоимость которых нельзя оценить, ведь она все время считала, что приносит ему одни неудобства, тогда почему этот человек оставался рядом? Наверное, Мария не знала, как правильно ответить на этот вопрос, но, отдавая должное, он втянул часть паранойи и сомнений в себя, чего оказалось достаточно, чтобы набрать номер Мейса.
— Мария?
— Прости, что так внезапно звоню. Кое-что случилось.
— Я готов говорить с тобой в любом случае.
— Тогда скажи, что происходит между нами.
— А что происходит?
— Ты не прочитал ни одного сообщения от меня, хотя я отправила их еще на прошлой неделе.
— Не хотел тебя отвлекать и напоминать о здешних проблемах.
— А то, что я просила меня проводить, а ты не пришел?
— Меня пригласили на собеседование, и я просто не успел.
— И как работа?
— Ты хочешь о моей работе поговорить?
— Мне интересно.
— Что интересно?
— Почему было так сложно сказать мне об этом.
— Вот вернешься, покажу и расскажу все, что захочешь.
— А почему не сейчас? Это какой-то секрет?
— Послушай, что с тобой? Я как будто с другим человеком говорю.
— С тем же самым.
— Тогда моя жизнь подождет, а сейчас лучше скажи, что тебя беспокоит?
— Нет, ничего не беспокоит.
— А что тогда?
— Мне... не надо было звонить.
— Почему?
— Он снова вернулся.
— Кто он?
— Ариан... Мейс, у тебя там что-то упало?
— Не совсем, это окно.
— Я собираюсь в квартиру, где он жил раньше. Так я пойму, что происходит.
— Это он тебе сказал?
— Да.
— Пожалуйста, не говори, что ты поверила.
— Я хочу закончить эту историю. И пойду куда угодно, чтобы перестать жить в страхе. Даже не за себя. Разве ты не сделал бы так же?
— Речь не обо мне, а о том, чем это именно для тебя может закончиться. Скажи, где он сейчас?
— Не знаю. Может, еще в отеле. Да какая разница?
— А то, что он каким-то сказочным образом просто купил твое доверие. И мне не понятно почему. Может, я чего-то и не знаю, но это выглядит как ловушка.
— Это не так важно.
— Подумай, надо ли тебе это.
— Мейс! Это выбор отчаяния, мой выбор.
— Подожди!
— Еще увидимся.
Завершив вызов, Мария бросила телефон в рюкзак и лицом вниз упала на подушку. Ей стало невыносимо больно от того, что он не предложил пойти вместе с ней, что близкий человек оставил ее в самый неподходящий момент. Если бы та ведунья предсказала, что такое произойдет и произойдет не единожды, она отдала бы все возможное, чтобы изменить свою судьбу. Но сколько бы раз ей понадобилась такая способность... два, четыре, десять? Сколько потом еще надо будет проиграть, чтобы оказаться в числе тех, кто выбрал сломать себя. Но хоть кто-то научил их, что можно по-другому, кто-то сказал им, что в этом мире не все можно вытерпеть? Ведь другие были закатаны в свой собственный асфальт, а те, кто был до них — уже давно глубоко под землей. И есть ли смысл искать виноватого, если дорога, которую они так отчаянно искали, упирается в то, что каждый имеет то, что имеет, и в конце концов придется стать самому себе близким другом, чтобы не быть врагом.
Кому теперь было верить Марии? Ведь каждый человек пытался доказать, что знает, как лучше жить. Она лишь хотела однажды положиться на кого-то из них, чтобы все слова были правдой. Но вот эти люди исчезли вместе со всеми обещаниями, вернее, все оборвалось на одном, кто, казалось, смог доказать невозможное. Мария никак не могла понять раньше, что это было именно невозможным, нереальным, недостижимым. И сейчас у нее не было ничего, что можно было бы противопоставить этому. Кроме ее собственной жизни. Но вот что с ней делать дальше? По крайней мере, Мария не хотела лежать посреди этой душной печали и мыслей, которые все-таки, спустя столько лет, добрались до нее. Она встала, затем быстро сложила свою одежду в чемодан и, подойдя к зеркалу, сняла с себя все украшения, бросила их на подставку и, оперевшись на нее руками, ухватилась взглядом за свое отражение.
— Я сейчас злюсь и абсолютно растеряна. Почему все это происходит со мной? Почему так сложно жить, так сложно доверять кому-то? Мы с тобой понимали друг друга? Я хочу думать, что так оно и было, но почему-то какая-то часть меня все время была в стороне, потому что ты не давал мне сомневаться, потому что это было важно для меня. И во мне до сих пор остается надежда и, как бы сильно я ни хотела, отказаться от нее будет равным самоубийству. Все останется там, где нас нет сейчас, и будет ждать меня, но я не приду. Потому что одна только мысль о том, что тебя не окажется на прежнем месте, убивает меня. Тяжело будет идти без тебя — намного и намного труднее. Мне больно, плохо и грустно от того, что из моей жизни пропадает еще один дорогой человек. Ты залез мне в душу, а я ведь больше не могу так жить. Сколько я еще протяну? Никто не услышит, и никто не увидит, как я перестану дышать. А ты просто сказал мне, что я улыбаюсь как в последний раз. Это правда, ведь я думала, что какой-то из дней закончится по-настоящему и я не доживу до следующего. Ты дал мне надежду. Нет. Я дала ее себе сама.