Твоя любовь мне мерещится
Я приехал из Берлина, твоя любовь мне мерещится,
близость ночи ведёт меня в твои объятия, любовь моя — так мы и взмываем ввысь.
— Соблазнитель, Бертольт Брехт
Мадонна пригласила нас на ностальгический вечер под названием «Возвращение на авеню Жоффре». Праздник проходил на последнем этаже здания на углу улиц Хуайхай и Ядан. Авеню Жоффре в тридцатые годы, ныне переименованная в Хуайхай, была символом старой западной мечты. В неоколониальной атмосфере конца века она вновь пробуждает воспоминания о тех временах — эпохе ципао, старинной рекламы, рикш и джаза — как бабочка, приколотая к сердцу ностальгического Шанхая.
В тот день у Тяньтяня было плохое настроение, но он всё равно пошёл со мной.
Я уже говорила — мы часто как сиамские близнецы: один — тень другого.
На мне было ципао, сшитое на заказ, на нём — традиционный китайский костюм, тоже индивидуального пошива.
Мы зашли в лифт. Вдруг раздался голос:
— Подождите, пожалуйста!
Тяньтянь протянул руку и удержал двери от закрытия.
Вошёл высокий иностранец с широким шагом. С ним вместе в лифт ворвался аромат духов Calvin Klein.
Тусклая лампа освещала наши головы. Я стояла между двумя мужчинами — один справа, другой слева. Маленькие лампочки мигали, указывая, как мы поднимаемся по этажам.
И вдруг в этой тишине я почувствовала невесомость. Начала пристально смотреть на высокого мужчину — рассеянного, но невероятно сексуального. Он двигался, как настоящий плейбой.
Когда двери лифта открылись, нас встретили шум голосов, запах табака и пота.
Высокий мужчина с лёгкой улыбкой жестом предложил мне выйти первой.
Мы с Тяньтянем прошли мимо полиэстерового щита с надписью «Авеню Жоффре». Приподняв тяжёлую шелковую бархатную занавесь, мы оказались внутри большого зала, заполненного самым разным народом. Все танцевали под старинную музыку.
Мадонна сверкала, словно морское существо со своей собственной подсветкой. Она подбежала к нам, сияя в тысячу вольт.
— Мои сокровища! Наконец-то вы пришли! О, Боже, Марк! Как ты? — воскликнула она, кивая высокому мужчине, стоявшему позади нас.
— Подходите, я вас познакомлю. Это — Марк из Берлина. А это — Тяньтянь и Коко, мои хорошие друзья. Коко — писательница.
Марк вежливо протянул руку:
— Привет.
Его ладонь была сухой и мягкой, с лёгкой шерстью — одна из тех, которые дарят чувство уюта.
Тяньтянь уже устроился в мягком кресле, закурил и смотрел в никуда.
Мадонна расхваливала моё чёрное атласное ципао с вышитыми пионами. Оно было сшито в шёлковой мастерской в Сучжоу. Она также нахваливала пиджак Марка — с маленьким воротником и тремя пуговицами, некогда принадлежавший шанхайскому капиталисту. Цвет был слегка выцветшим — что делало его только более утончённым и, конечно же, дорогим.
Продолжаю главу IV романа Shanghai Baby — часть 2: новые герои, странный вечер, соблазн, дым и напряжение.
Подошли ещё люди, и Мадонна представила их:
— Это мой бойфренд Дик. А это — старик У и Сиси.
Дик — юноша с длинными волосами, выглядел не старше восемнадцати. Он был известным авангардным художником в Шанхае, также рисовал мультфильмы. Именно после того, как он подарил Мадонне один из своих анимационных роликов, она влюбилась в него.
Его талант, вульгарная речь и инфантильная аура пробудили в Мадонне материнский инстинкт и ласку.
Старик У был автогонщиком и отлично смотрелся в паре с Сиси — женщиной с мужской внешностью, одетой в костюм и галстук. Они выглядели как два эксцентричных, смешных кролика.
Марк время от времени бросал на меня взгляды, словно в сомнении. Потом подошёл:
— Потанцуем?
Я взглянула в угол — Тяньтянь сидел на диване и сворачивал сигарету. У него была с собой пластиковая упаковка с небольшим количеством гашиша. Он всегда курил, когда начинал чувствовать приступ клаустрофобии.
Я вздохнула:
— Давай потанцуем.
Из колонок лилась «Песня четырёх времён года» в исполнении Чжоу Сюань. Несмотря на потрескавшуюся запись и искажения звука, все в зале были очарованы.
Марк с полуприкрытыми глазами явно наслаждался атмосферой.
Я заметила, что и Тяньтянь закрыл глаза — он полулежал на кресле.
Красное вино и гашиш легко убаюкивают. Я готова была поклясться, что он уснул: он всегда быстро засыпал в шумных местах или там, где сталкивались странные образы и звуки.
— Ты где-то в своих мыслях? — вдруг спросил Марк по-английски с сильным немецким акцентом.
— А? — ответила я без интереса. Его глаза блестели в полумраке, как у зверя, прячущегося в кустах. Во мне вспыхнуло неловкое волнение.
Он был идеально ухожен, волосы залиты гелем — весь он напоминал новую сложенную зонт-трость.
Глаза были центром всей его внешности — похотливые, с сильной энергетикой. Да, это были глаза белого мужчины.
— Я смотрела на своего парня, — сказала я.
— Похоже, он спит, — улыбнулся Марк.
Его улыбка меня удивила.
— Смешно, да? — спросила я.
— Ты перфекционистка? — задал он неожиданный вопрос.
— Не знаю. Себя на сто процентов не понимаю. Почему ты спрашиваешь?
— Это видно по тому, как ты танцуешь, — ответил он уверенно, почти спокойно.
Я усмехнулась с лёгкой насмешкой.
Музыка сменилась. Начался фокстрот. Нас окружали бархат, шёлк, набивной хлопок — всё сливалось в винтажную мозаику, наполняя пространство уютом и иллюзией.
Мир вокруг закружился — в вихре удовольствия.
Когда мелодия закончилась и люди начали расходиться, я обернулась: диван был пуст — Тяньтяня не было. И Мадонны тоже.
Я спросила старика У — он ответил, что Мадонна и Дик только что ушли, а Тяньтянь до недавнего времени всё ещё был на диване.
Спустя несколько минут Марк вышел из ванной — с вестью, отчасти успокаивающей:
Тяньтянь лежал на полу в туалете, не в рвоте, не в крови — видимо, уснул, пока справлял нужду.
Марк помог мне спустить его вниз и поймать такси.
— Я поеду с вами. Ты одна не справишься, — сказал он.
Я взглянула на Тяньтяня — он точно не собирался просыпаться. Хоть он и худой, но без сознания был тяжёл, как слон.
Такси мчалось по улице в два часа ночи.
За окном — здания, витрины, рекламные щиты, редкие, одинокие прохожие. В этом бессонном городе всегда происходит что-то странное, всегда откуда-то появляется кто-то неожиданный.
В салоне стоял тяжёлый запах алкоголя, смешанный с лёгким, постоянным ароматом Calvin Klein, заполнявшим мои лёгкие.
В голове было пусто.
Два мужчины по бокам: один — потерял сознание, другой — молчал.
В этой тишине я вдруг увидела отражение тени на сиденье и почувствовала взгляд незнакомца, пристально наблюдающего.
Такси быстро домчало до дома.
Марк и я вдвоём затащили Тяньтяня по лестнице в квартиру. Он лёг в кровать, а я укрыла его одеялом.
Марк огляделся и, указывая на мой письменный стол, спросил:
— Это твоё рабочее место?
Я кивнула:
— Да. Я не умею пользоваться компьютером. Говорят, от него появляются кожные болезни... кто-то говорит — он делает тебя замкнутым, одержимым чистотой, отшельником... я не знаю...
И вдруг я поняла: Марк подошёл ближе, с рассеянной улыбкой, той самой, от которой всё внутри дрожит.
— Было приятно познакомиться. Надеюсь, мы ещё увидимся, — сказал он.
Он поцеловал меня в обе щёки по-французски, мягко произнёс «спокойной ночи» и ушёл.
У меня в руках осталась его визитка.
На ней было имя, адрес и телефон его фирмы — немецкой международной финансовой компании, расположенной на авеню Хуашань.