Ликорис

Четыре месяца спустя.

Как завороженная, Софи смотрела на широкие круги на воде, которые расходились от её рук в стороны. Чем ближе к лету, тем больше народу находилось здесь, на городском пруду. Бледные лица, ещё не тронутые солнцем, хотя уже конец мая, суетливо раскладывали вещи на бугристых берегах. Шумные дети, раскинув руки по сторонам, бегали вокруг, сбивая расстеленные пледы в кучу. В воду, конечно, никого не пускали: слишком холодная. Сезон пока не открыли. Приходилось смотреть на зеленовато-бутылочную гладь воды, изредка опуская в неё руки и тут же вытаскивая: правда холодно.

Вот уже солнце всё чаще сияет в зените, а дни тянутся дольше. Не успеешь оглянуться, как лето вступит в свои права и придётся непросто. Софи терпеть не могла жару. По ночам, просыпаясь, ощущала давящее чувство внутри, будто воздух стал раскалённым и никак не мог протолкнуться в лёгкие.

Она обернулась, взмахнула рукой, с которой слетели капли воды. Свернувшись клубком, как домашний кот, на траве лежала Алиса. Её рыжие волосы раскинулись, как остроконечная звезда, а бледно-голубые джинсы уже испачкались землёй.

Услышав шаги, она резко встала и, сонно моргнув, подняла голову.

– У тебя такое смешное лицо, – хихикнула Софи, подходя ближе. – Ты что, спала?

– Спала.

Алиса потёрла глаза ладонями, зевнула, абсолютно не эстетично распахнув рот, и, несколько раз медленно моргнув, уставилась перед собой.

– Из-за твоей работы мы почти не видимся, а как встретились, я уснула. Может, это к лучшему, что...

– Эй, – Софи села рядом, скрестив ноги по-турецки. – Пытаешься найти смысл там, где его нет. Моя работа – это просто работа, и я всегда рада общаться с тобой.

– Иногда замечаю, как ты меняешься, и чем больше мы знакомы, тем хуже я представляю ту Софи, которую встретила у себя в салоне. Чёрт, – вздохнула Алиса, усмехнувшись, – книжный магазин! Кто бы мог подумать?! Могу поспорить, что ты там улыбаешься и много разговариваешь.

– Да.

– И как оно?

– В общем-то, неплохо. Иногда мышцы лица сводит, но я привыкла. Всегда можно найти того, кто не против обсудить литературу.

– Обсудить... – эхом вторила Алиса. – Невероятно.

– Ой-ой, – тыкнула её пальцем в плечо Софи, – сама выманивала меня, как барсука из норки, а теперь бурчит тут.

– Я не для других выманивала, – вскинула голову Алиса.

– Прости.

Они устроились спина к спине и, закрыв глаза, София ощутила, как её лопатки соприкасаются с острыми лопатками Алисы.

И она вздрогнула, напрягаясь всем телом, словно прислушивалась к голосу, что сливался с ветром и звучал только для неё. Софи оглянулась на воду – никого. Всё было как прежде, как и всегда: дети, играющие в траве, задорно хлопали друг друга по спине, родители сидели, уткнувшись в экраны планшетов, солнце покачивало свои лучи на гребнях волн.

Софи прошла к воде, решительно обходя расстеленные, как в нелепо законченной шахматной партии лежащие фигурки, покрывала, перескочила через мальчика, что отчаянно пытался построить горку из мокрого песка, на секунду задержав на нём взгляд. На самом краю берега она немедленно разулась и ступила в холодную воду. Закрыла глаза, чувствуя, как всё тело покрывается мурашками, а в голове, не стихая, звучит слабый шёпот – дуновение ветра громче. Она откинула голову назад, будто у неё затекла шея, но тут же резко выпрямилась и, глубоко вздохнув, упала вперёд, прямо в ледяные объятия илистой волы.

Вместе с шумом брызг, удивлёнными криками людей и стальным молчанием Алисы мимо неё пролетело что-то далёкое, полусонное, чужое: старые воспоминания о детстве, кажется, даже её.

– Почему ты сидишь там одна? – спросил мальчик, покрутив в пухлых руках маленькое яблочно-зелёное ведёрко.

Софья, свесившись с балкона так, что её каштановые волосы спутались и повисли лианой, покачала головой.

– Мне нельзя гулять.

– Почему?

– Мне мама не разрешает.

– Почему?

– На улице опасно.

Мальчик нахмурился.

– Почему?

– Эй! Прекрати уже спрашивать, – резко вскочила София, – мне откуда знать?! Это мама так сказала.

– Хм, знаешь, я тут часто гуляю, и мне нравится. Выходи. Погуляем вместе.

– Я не могу.

– Смотри, – он довольно поднял вверх ведёрко, придерживая его двумя руками, – что мне подарил папа. Я дам его тебе, если хочешь. Но ты только отдай.

Ведёрко было чудесным. Совсем новенькое, ещё с этикеткой на дне, сверкающее в лучах летнего солнца, с яркой жёлтой ручкой. Софии часто покупали игрушки, но с ними можно было играть только дома.

Улица, как говорила мать, таит в себе много вещей, что могут угрожать Софи. Девочка не понимала её, но интуитивно знала: спрашивать не стоит. Разговоры их всегда были короткими и лишёнными ласки.

Со временем Софи выучила, что проще смириться со своей участью, чем уговорить маму погулять с ней. Иногда она совершала променад по близлежащему скверу с бабушкой. Та не отпускала её руку и запрещала быстро бегать, громко смеяться, едва не плакала, если София спотыкалась. Стоило подойти ей к другому ребёнку, как бабушка тут же мрачнела и тянула Софи к себе. А после они сразу шли домой, где бабушка, возмещая тревожное одиночество маленькой девочки, готовила множество вкусностей, и Соня, забыв обо всём, уминала за обе щёки.

– Эй! – крикнул мальчишка, приподнимаясь на носочках, – ты уснула там? Пошли гулять.

– Нет, – упрямо сказала Софи, поджав губы. – Я не могу.

– Ладно, – смирился он. – Как хочешь. И ведёрко я тебе не отдам, так что не проси.

– Я и не думала.

– Вот и не проси, – фыркнул мальчик.

Он уже собрался уходить, но что-то его остановило. Поднял голову и встретившись своим взглядом с её, он улыбнулся.

– Если хочешь, я приду ещё раз.

София хотела.

Потому что ей было действительно очень одиноко. Мама много – до ужаса много – работала, с бабушкой было скучно. Иногда приезжали родственники и привозили её одногодку – щуплую кучерявую девочку, вечно наряженную в безешные беленькие платья, но она была отвратительно высокомерна. Соня предлагала ей играть в куклы, рассказывала страшные истории, услышанные краем уха по радио, просила поиграть с ней в «резиночку», но девочка только носом воротила. Животных ей тоже не покупали. Как бы она ни выпрашивала маленького щенка, бабушка решительно говорила: «Или я, или щенок», – поэтому, разводя руками, мама отказывалась от идеи завести собаку.

Любимой игрушкой маленькой Софи был старый, чуть перекошенный мишка. Как-то расстроившись, она оторвала его ухо, и с пришитым он казался, чуть-чуть косым. Но, пережив эту боевую травму, мишка резко вырос в глазах маленькой Софии и стал её фаворитом. Его звали... да никак его не звали. Фантазия Софи была скудна, а имя вряд ли бы многое поменяло. Мишка был любимцем даже без имени. Сейчас он стоит среди других игрушек на полке, а перед ним выставленный в ряд парфюм, и София лишь иногда замечает его, протирая пыль, и, словно бы извиняясь, улыбается, но в детстве мишка всегда был с ней. С мишкой было интересно. Плюшевый собеседник никогда не спорил, всегда смотрел на неё понимающим взглядом коричневых немигающих глаз. София его любила больше всего на свете, но даже мягкий друг не мог заменить ей радости живого общения. Поэтому – да, она очень хотела, чтобы мальчик ещё раз пришёл к ней.

Но он не пришёл.

Вскоре Соня поняла, что быть одной – это даже весело. Мишка был верен слову, хоть и досадно молчалив, бабушка окружала её любовью, а в куклы можно было играть даже в полном одиночестве. А ещё были книги.

Хрустящие, вкусно пахнущие, приятные на ощупь книги. Бабушка давала ей сказки в мягкой обложке, и Софи любовалась пёстрыми картинками, чиркала на них ручкой, когда хотела сделать что-то ярче, по-своему, криво, неумело срисовывала на альбомный лист яркие картинки. Иногда она забиралась к матери в комнату и таскала оттуда мрачные, напечатанные на желтоватой бумаге книги.

Мать тихо смеялась и забирала книгу из её рук.

– Рано тебе ещё такое читать.

– Буду счастлива, если она никогда не захочет брать в руки эти книги, – говорила бабушка.

Мама снова смеялась. И была такой красивой, что у Софи на мгновение замирало сердце. Через несколько лет мама, собрав свои книги, уехала в Москву, почему-то решив, что всем будет так лучше.

Чем больше Соня читала, тем сильнее она любила книги. Каждая открывалась с приятным звуком, словно хлебец разламывали напополам, и перед носом возникал вкусный запах бумаги. После сказок была фантастика, которую Софи проглатывала за пару дней. Серии, длинные линии повествования, хитро переплетённые в одну паутину, легко поддавались ей. Девочка вчитывалась в книги, прячась за ними, как за каменной стеной, даже не думая о том, что чаще всего стена рушится и первый камень падает на того, кто стоит за ней.

Это было славное и уютное время, как рождественский вечер. София чувствовала себя маленькой девочкой, сидящей напротив камина, в котором мерно потрескивал огонь. В руках раскрытая книга, рядом сидит, привалившись к ноге, мишка. Пахло румяной жареной картошкой и тушеной капустой. Мир, наполненный теплом и домашней радостью – скромной и порой совершенно незаметной, заботился о Софи.

Но в этом мире были ещё сны, приводящие за собой её.

***

Девушка медленно поднялась, не поворачиваясь к берегу. Отряхнулась, игнорируя все вопросы и услужливо протянутое чужое полотенце. Быстрым движением руки закрутила мокрые волосы в тугой узел, отжала футболку, с каким-то презрением осмотрев себя.

– А где серьги? – спросила чуть слышно и тут же прошептала: – Она их забыла... Глупая.

Алиса молча наблюдала за тем, как София сохнет, трясёт одеждой, пытаясь просушить её, трогает своё лицо, точно пытаясь узнать его на ощупь. Не выдержала.

– Ты говорила, что хочешь начать новую жизнь, преобразиться, но... не советую начинать с попытки самоубийства.

София замерла. Усмехнулась так громко, что Алиса вздрогнула и наконец-то поняла. Даже не посмотрела на Софию, поняла по одному смешку. Такому призрачно знакомому, острому, болючему, как игла.

– Такое чувство, – она сжала пальцы в кулак, пытаясь скрыть дрожь, – что мы не виделись вечность.

– Там, где я живу, вечность – всего лишь секунда.

*** 

– Как твои дела? – задорно поинтересовались на той стороне.

Глаза невольно расширились, и Алиса, с трудом скрывая дрожь в голосе, заметила:

– Были бы лучше, будь ты рядом, Ру. Странно, что ты так резко пропала, а сейчас звонишь. Неужели старушка Аля тебе понадобилась?

– У нас мало времени, – прозвучало спокойным, но торопливым тоном, и Алиса крепче сжала трубку. – Ты же знаешь, что я... в общем, что я не могу постоянно существовать?

Алиса кивнула, но, вспомнив, что собеседник её не видит, ответила:

– Ты упоминала что-то такое, – слишком равнодушно ответила она, желая скрыть свой интерес.

– Я не хочу уходить, – Ру говорила быстро, тоже стараясь казаться флегматично отвлечённой, но её голос сбивался, а дрожь скрыть было невозможно. От Алисы – тем более. – Но если я не рождалась, значит, и не должна бояться исчезнуть, верно? Ничего не говори, я просто уговариваю себя не бояться, – она грустно усмехнулась, – я ведь всё-таки трусиха. И, чёрт возьми, я действительно не хочу этого...

– Я могу помочь?

Алиса, предлагающая помощь, была достойным кандидатом в музей редких экспонатов. Оттого, наверное, Ру сделала крохотную паузу, обдумывая внезапное предложение.

– Чем? Хотя, с одной стороны, я как раз звоню, чтобы просить о помощи. Аль, я хочу, чтобы ты позаботилась об одном человеке, – вдруг Ру засмеялась, но смех у неё выходил осипшим, придавленным грузом страха. Даже не смех, а кашель какой-то. – Надеюсь, ты не растеряла навык няни и хотя бы в этот раз справишься с просьбой.

– Прекрати, – сквозь зубы выпалила Алиса.

– О, я, конечно, не собиралась напоминать тебе про прошлую досадную оплошность, но... ой, снова напомнила.

Пальцы до скрипа сжали телефон.

– Остановись, или я брошу трубку.

– Не думаю, что тебе удастся меня напугать, Ал. В общем-то, я могу повторить всё, что сказала, но ты будешь меня слушать... а знаешь почему? Просто мы слабые. И нам нравится терпеть. Моральный мазохизм, как говорит один наш знакомый. Я могла бы ещё пару раз вогнать иголки под твою броню, но у меня правда мало времени.

– Ты исчезаешь, – выдохнула Алиса, закрыв глаза. – Это конвульсии. Хочешь вылить на меня весь свой яд, потому что прекрасно понимаешь: больше тебе не удастся это сделать. Сейчас, Ру, ты как пчела, ужалившая в последний раз. Хочешь продолжить? Да пожалуйста. Ты всегда была озлобленной сукой. Хотя я в этом тебя не виню, у тебя есть полное право быть такой. Жаль, сколько угодно.

– Тебе будет с ней трудно, – печально заметила Ру.

– Постараюсь быть кроткой и милой. Так что это за человек? Я его знаю?

– Это девушка... Она скоро придёт к тебе на татуировку. Я уж не знаю, как вы договоритесь, но она давно хотела что-то сделать, а я подсуетилась и подкинула ей номер твоего телефона.

– А как её зовут?

– София. Друзья называют Софи. И ей так, кажется, нравится.

Рот невольно распахнулся. Алиса резко встала и уставилась перед собой.

– И как мне с ней общаться?

– Обычно.

– Ты в своём уме?! Это же...

– Сделай вид, что это просто клиент, – простонала Ру. – Ну, сходи с ней в кафе, поболтай... чёрт, Ал, я думала, ты умеешь общаться с людьми, хоть и ненавидишь это. У тебя же талант – что-нибудь придумаешь.

– Ага. Буду водить её за ручку по парку.

– Да хоть так! – сорвалась на крик. – Мне плевать, главное – будь с ней. Просто... я не должна оставлять её без присмотра. Софи до сих пор не оправилась после того ужаса, и я хочу, чтобы она была в безопасности.

– Делаешь из меня сиделку для собственного зверька.

– Скорее, помещаю тарантула к муравью.

– И тебе не страшно?

– Страшно исчезать? Очень страшно... Если ты о ней позаботишься, то у меня будет хотя бы маленький шанс.

– И ты вернёшься?

– Я не знаю. Сомневаюсь, что хотела бы этого. Сама знаешь: есть места, откуда не стоит возвращаться.

***

От Алисы не скрылось то, как вздрогнула София, отвернулась на мгновение, чтобы посмотреть на водоём. Пришлось выждать несколько минут, пока она растерянно глядела, будто пытаясь что-то вспомнить. Напрасно. В то время как Алиса снова опустилась во впадину своих воспоминаний и теперь отчаянно пыталась сделать вид, что всё нормально и ей ни капли не страшно.

Тряхнув головой, София провела пятернёй по волосам. Она будто только сейчас поняла, что промокла.

– Я что, перегрелась? – тихо спросила она, не смотря на Алису. – И упала?

Ей не ответили. И пришлось дальше смотреть на безмолвную воду, старательно скрывая и собственную растерянность, и спонтанно накинувшийся на неё страх.

– Ты не умеешь заботиться о себе, – заметила Алиса, – но почему-то двинута на опеке над теми, кто тебе хоть чуточку дорог.

– Разве это плохо?

– Это вообще ненормально. Ты из тех полоумных, кто, не умеючи плавать, кинется воду, чтобы спасти дражайшего друга. Это даже мерзко! Нимбом не бьёшься, когда входишь в комнату?

– Я всего лишь хочу помогать тем, кого люблю. Да ты ещё не знаешь Вику...

– И слава богу, – усмехнулась Алиса, – мне тебя и твоей пылкой святости хватает.

– Вот Вика, – продолжила София, игнорируя последнюю реплику рыжей, – помогает всем. Кошечкам, собачкам, друзьям, чужакам, знакомым и не очень. И это делает её счастливой. Я, по крайней мере, забочусь только о своих.

– Твоя Вика счастьем что-то не светится.

– Глупости. Она довольно энергичная, часто смеётся...

Они стояли у края воды, чувствуя, как солнце, лаская, касается спин.

– Ты видела лампы в сотню ватт? Яркие, очень яркие, могут осветить огромную комнату, но прикол в том, что стоит вырубить электричество, и они окажутся всего лишь стекляшками со спиралью внутри. Вика – лампа в сто ватт, не более. А ты – прикроватный ночник, который включается только по особой надобности и в самый душевный момент – при чтении книги, например. Но когда мы не читаем, ночник нам и не нужен. Ты и твоя подруга горите для других, напрочь забыв о том, что это вообще никому не надо.

– Я не хочу искать корысть в своей доброте.

– Буду искать её для тебя.

– Алиса, прекрати.

– Зачастую мы пытаемся прикрыть свои ошибки, проблемы, а может, и комплексы, создавая иллюзию деятельности. Преимущественно – положительной. Так, например, некоторые люди, склонные к насилию в молодости, в зрелом возрасте тратят очень много денег на всякие приюты для животных. Я мало знаю о Вике, но зато знаю тебя.

– И?

– Это не забота о близких, Софи, это попытка спрятать что-то, очень важное, заставляющее тебя убегать всё дальше и дальше.

– Ты пытаешься влезть в душу, но тебя никто не звал, – в голосе Софи звенела сталь.

– Я пытаюсь... нет, я просто хочу, чтобы ты перестала убегать. Это, ей-богу, уже смешно.

Софи дёрнула плечом.

– Так посмейся.

– Софи...

– Ну что?

– Я скажу тебе, что мне нужны деньги, и что...

– Я дам тебе. Найду и дам. Прости. Ничего не могу с этим поделать. Вообще ничего.

Алиса рассмеялась, опустив ладонь на голову Софии, и растрепала её кудри. Недавнее воспоминание, обрушившееся на неё, дрожало и рычало, как зверь, попавший в клетку, и не позволяло расслабиться до конца.

Софи, конечно, милая девочка и слишком чудесная, но: это не её дом.

Не её.

Алиса, знающая это, никак не могла принять правила такой игры.