Ликорис

Пластилин гибок в тёплых руках и податлив. Софи — человек. Пока ещё человек. Сложно согревать себя самостоятельно, отрывать лоскутки по размеру и пытаться втиснуться в нужную рамку. Вика могла упрекать её в слепой вере, в наивном стремлении быть ближе к новой подруге, но это не выходило за рамки кухонных бесед, что выливались в раковину точно так же, как и остатки остывшего горького чая. В реальности София, наспех застегнув куртку и нахлобучив бежевую вязаную шапку, уже мчалась сквозь танцующие белые снежинки в центр города, заслоняя рукой лицо от колкого ветра.

Она не понимала, почему. И даже не хотела думать над этим. Едва Вика ушла, гремя игрушками в коробке и оставив после себя въедливый запах краски, София тут же переоделась. Это был сплошной механизм. Движения, доводящие робота до зависти. Алиса звала её, и София была готова сорваться с места и бежать куда угодно, только бы встретиться с ней. Слова Вики эхом звучали в голове, но шум ветра звучал громче. Выбирала ли София этот путь или же отказалась даже от права на выбор? Софи забыла надеть перчатки, и пальцы краснели, погруженные в игольчатый зимний воздух. Она выдохнула, потерев озябшие руки.

Мимо проехал автобус, и грязный снег вперемешку с песком волной повалил на тротуар. Липкие желтые крупинки пристали к джинсам. Софи остановилась, подняла голову, поправив спадающую на лоб шапку. И вдруг увидела город.

Странное зрелище, проходящее мимо нас. Пустое и совершенно безрадостное. Шумное течение, сфера, наполненная звуками, стоящий гул. Дома — разбросанные богом кубики, разные, кривые, косые, вавилонские высотки, обрубочные пятиэтажки, смехотворные магазины, кистозные супермаркеты, вываливающиеся из нутра первых этажей. Ржавые машины, гремящие чудики, лаковые иномарки, сигнальные гудки, потешные светофоры — зелёные, жёлтые, красные леденцы. И люди. Разбитые галактики, помещённые между кожей и костьми.

София сделала глубокий вдох, но так и осталась стоять посреди улицы, изумленно высматривая хоть что-то знакомое во всей этой пугающей бешеной жизни.

Люди.

Слишком много.

Вся человеческая история от Христа и до «сейчас» — это меньше, чем Египет, но о нём почти ничего не дошло до всех этих людей. Три тысячи лет — пирамиды, у которых продают сувениры хозяева верблюдов и учат правильно снимать кадры, чтобы вышел этот безумный поцелуй Сфинкса.

Этот город исчезнет точно так же, как исчез Вавилон. Всё сотрётся. Время не оставит ничего. София всегда это знала, но сейчас, вглядываясь в белый вихрь, покрывающий дорогу, она чётко осознала всю бесконечную абсурдность мироздания.

Город — это всегда пропасть. И глагол, и существительное одновременно.

И где-то там, дальше, на самой глубине пропасти была Алиса. Софи отчётливо видела и её. Рыжие волосы сияли огнём, не давая Софи заблудиться. Она никогда не была по-настоящему частью этого города, как бы ни пыталась вклиниться в его неостанавливающуюся систему. Он вечно был быстрее её, слишком уж торопился. Другие, таская её за собой, как ребёнок носит за ослабленную лапку игрушечного зайчонка, даже не догадывались о том, что просто пытаются запихнуть лишний кусок в уже сложившийся пазл. София родилась в этом города и выросла в нём, но её жизнь шла только по касательной со всем остальным, царящим здесь. Однажды она уже поняла это. В тот день, когда город не скрыл её своей тенью. С тех пор она отказалась от всякой опеки, позволив только себе решать, что делать и как быть. Но... Даже находясь во тьме, человек имеет право на зажженную свечу.

Кто-то толкнул её в спину, и, покачнувшись, едва не рухнув в сугроб, заскользив сапогами, София распахнула глаза. Свет ударил ей в лицо. Яркий, пронзительно белый, невыносимо живой и даже дышащий. Она протянула к нему руку, пытаясь поймать то, что было за светом, но промахнулась, сжав пальцы в кулак. Где-то, как бы насмехаясь над ней, просигналила машина. Крепко зажмурившись, София посчитала до трёх, будто играла в прятки, и, как водится, стоило ей раскрыть глаза, свет оказался самым обычным, городским, снежно-белым.

— Это потому, что ты мало спишь, — строго сказал голос разума.

— Если бы ты чаще молчал, то я бы высыпалась, — пробурчала София, отряхивая плечи, покрытые снежинками.

— Сегодня ляжешь спать раньше.

Бросив взгляд на часы, София пошла быстрее. Она снова опаздывает. В который раз. Алиса наверняка уже ждёт, сложив руки на груди и топая ногой, как разгневанная крольчиха. Софи мысленно усмехнулась своим мыслям и, накинув капюшон, перешла на лёгкий бег.

«Я видела, — пронеслось у неё в голове, — точно видела этот свет, и там что-то было. Это не из-за плохого сна, это не видение... Я видела».

До парка оставалось несколько метров. София, тяжело дыша, нервно одёргивала куртку и поправляла растрёпанные волосы. Одиннадцать часов и десять минут. Стоило ехать на автобусе. В широкой раскрашенной в фиолетовый цвет арке главного входа в парк стояла Алиса и — Софи не удержалась и рассмеялась — нервно притопывала правой ногой.

— Ты опоздала.

— Прости, — выпалила София, протягивая руку. — Я случайно.

— Не могла поторопиться? — спросила Алиса, прищурившись и бросив напряжённый взгляд на руку.

— А, — вспыхнула София, — я решила прогуляться. Ты же не против?

И улыбнулась. Так же сияюще и открыто, как могла бы улыбнуться Элла, если бы была здесь. Алиса слабо кивнула.

— Ладно, только знай: я замёрзла и это тебе ещё аукнется. Серьёзно, у меня ноги превратились в ледышки.

— Это потому, что ты легко одета. Кто носит капрон в минус пятнадцать?

— Я, например.

— Хорошо, — усмехнулась София, — я правда задержалась. Знаешь, со мной случилось кое-что, — она посмотрела на Алису, — будто я выпала на время из реальности и увидела всё со стороны. А потом ещё меня накрыло тем, как мы мало знаем про историю. Но это обычное дело, — губы растянулись в улыбке, — ведь так? Не молчи, а то я подумаю, что сошла с ума.

— Все люди выпадают, — равнодушно произнесла Алиса, беря Софи за холодное запястье. — И некоторые не возвращаются.

София нервно дёрнула уголком рта.

— Ты меня пугаешь, Аля.

— Пафосные глупцы считают, что монстры живут внутри нас. Такой подход — лишь оправдание собственной жестокости. Вместо того чтобы признать самих себя чудовищами, люди слагают легенды о внутренних демонах. Люди просто решают, что с них достаточно и позволяют спустить себя с поводка. Как думаешь, что толкает их к этому?

— Эм... стресс?

— Если ты так считаешь, то я не стану спорить.

И, развернувшись на каблуках, она зашагала вглубь парка, медленно и чинно, оставляя за собой аккуратные квадратные следы на снегу. Рыжие волосы, потемневшие от мокрого снега, слегка покачивались из стороны в сторону, в такт её движению.

— У тебя есть ответ хотя бы на один вопрос? — крикнула София. — Ты всегда оставляешь меня ни с чем.

— Кто я такая, чтобы давать ответы? Если ты не способна найти их для себя, то разве я могу тебе помочь? Я такой же человек, как и ты.

— Врёшь!

София резко схватила её за ворот пальто и с силой развернула к себе. Алиса встрепенулась, удивившись, но её лицо осталось спокойным.

— Ты говоришь со мной о монстрах, потому что знаешь больше, чем...

— Чем кто?

— Больше, чем показываешь.

— А-а-а, — просияла Алиса, и её болотного цвета глаза резко сузились, — я умело играю свою роль.

— Роль? — переспросила София, разжимая пальцы, — ты о чём?

— Господи, — Алиса провела рукой по волосам, отряхивая их от снега, — ты всерьёз думаешь, что наша встреча случайна? Я тебе что, сказочная фея, чтобы помогать случайной клиентке? Всё было предрешено.

И она, оскалившись, вцепилась в ворот Софьиной куртки, потянула её к себе. София напряжённо выставила ладони вперёд, пытаясь оттолкнуть Алису, но застыла, пригвождённая к месту испепеляющим взглядом.

— Все суррогаты, одна ты настоящая.

Алиса закрыла глаза и прикоснулась двумя пальцами ко лбу Софи.

— И больше ничего у меня не спрашивай. Придёт день — и ты сама всё поймёшь.

Спокойно хлопнув Софию по груди и улыбнувшись, Алиса пошла дальше, словно ничего не случилось. И тогда Софи поняла, что никогда её не забудет: Алиса всегда будет в её сердце, прямо в его середине, среди множества воспоминаний. Во всём этом хаотичном потоке жизни силуэт Алисы обречён неизбежно мерещиться самым ярким, влекущим за собой пятном, но она никогда не оглянется и не позовёт.

Это будет очень долгое, пронзительное «никогда» — почти что вечное, но все знают: ничего, кроме геометрического луча, бесконечного нет. Ничего, ничего нет, господи, какие же страшные слова — «ничего» и «никогда», а потерять Алису ещё страшнее.

— «Прислал ли ад тебя иль звездные края? — одними губами продекламировала Софи. — Твой демон, словно пёс, с тобою неотступно».*

— Можешь кривляться сколько угодно, — сказала она, догоняя Алису, — но я от тебя не отстану.

Алиса бросила на неё беглый взгляд из-под опущенных ресниц.

— Ты тащишься за мной, потому что я вижу в тебе то, чего не видят остальные. Вот и всё.

— Ну-у-у, а ещё ты во мне нуждаешься, — задумчиво произнесла София, прижимая пальцы к губам. — Иначе зачем тебе мёрзнуть здесь?

И Алиса засмеялась звонко и ясно, совсем как ребёнок, закинув голову назад и обнажив белые острые зубы. Софии вдруг почудилось, что они внутри стеклянного шара, кто-то большой и всевластный потряхивает этот шар — вот снег и сыплется. Крупный, невыносимо белый — до ослепления, чуть-чуть зависающий в воздухе, чтобы с изящным благородством упасть на людские головы. Плавно падая, он, робко кружит вокруг. И дома, покрытые им, как конфеты, опущенные в кокосовую стружку, зябко жмутся друг к другу. Над головами висели пока ещё бесцветные, мёртвые лампочки, готовые к вечеру разгореться всеми цветами. Мир был непринуждённо кукольным, пряничным, хрустящим под ногами — точно переламываешь белый шоколад, распахнув шелестящую фольгу.

Неспешно они пошли по аллее, окружённой со всех сторон елями и миниатюрными кафетериями. Вдали виднелось колесо обозрения, застывшее до конца зимы, но всё ещё сияющее палитрой красок и горящее золотыми огоньками. Им встречались женщины с колясками, промозгло кутающиеся в пуховые платки и оставляющие за собой тонкие дорожки, немедленно застилаемые снежинками. Иногда мимо, тявкая и подпрыгивая, — снег-то смешно падает на чёрные пуговичные носы — пробегали собаки. С детской непосредственностью София приветствовала каждую и в ответ получала довольное виляние хвостом.

— Он такой милый, — проскулила она, провожая взглядом крохотного щенка, утопающего лапками в сугробе. — Ты посмотри, а, какие ушки. И этот хвостик! Аля, ты видела этот хвостик?!

— Видела. Светлый и тонкий.

— Упругий такой, он им так забавно снег месит, — засмеялась София. — И видела, как он стал ловить хвостик? Весь в снегу, мокрый и тявкает сам на себя! Интересно, это девочка или мальчик? Уверена, что девочка. Они всегда очень красивые.

— Видела. Здорово.

Нахмурившись, София внимательно посмотрела на Алису.

— Можешь сразу сказать, что тебе не интересно меня слушать, и я заткнусь. Я же вижу, что тебе откровенно скучно.

— Не люблю живность.

— Эй, а как же Олли? Крыса тоже зверёк. И поверь мне, не самый приятный.

— Зато не гавкает, — бесстрастно ответила Алиса.

— Ты позвала меня гулять, чтобы я слушала твоё бурчание? — поинтересовалась София, хватая Алису под руку. — Это не годится. Сейчас мы зайдём куда-нибудь и выпьем горячего шоколада, у тебя сразу же улучшится настроение.

— Я в полном порядке. Сложно говорить, когда эта белая ерунда забивает тебе глотку.

Раздался тихий смех.

— Ты будто впервые вышла на улицу зимой!

— Ой, а ты прям целыми днями гуляешь, — фыркнула Алиса. — Давай пойдём чуть быстрее, нам надо успеть кое-куда до полудня.

— О, — удивлённо моргнула Софи, — значит, мы не просто гуляем?

— Я хочу тебе показать одну вещь.

И больше Алиса ничего не сказала. Так они и шли дальше — молча, упрямо прорываясь через сугробы, ещё не протоптанные никем. София выходила на улицу правда редко, а зимой так вообще старалась как можно больше времени проводить в тепле. Но с Алисой было здорово. Будто все тревоги, пугаясь этой властной девушки, устремлялись прочь, наконец оставляя Софи. И она, неожиданно ощутив полную свободу и прочувствовав это снежное царство, звонко смеялась, утопая в сугробах, махала руками, хватаясь за Алису, и валилась на спину, ловя ртом снежинки.

Алиса хмурилась, качала головой, но ничего не говорила. Внутри себя она, конечно, цвела. Память досужливо подсовывала ей воспоминания о той скромной, напряжённой девочке, появившейся на пороге её салона. Белые кеды, глупая бабочка. Отличница с обложки. Забитая, испуганная, молчаливая, упрямо сдвинувшая брови, готовая к чему-то новому, только бы что-то поменять. Будто руна помогала и София, отринув себя прошлую, превращалась в кого-то нового. Но Алиса прекрасно понимала, что это всего лишь плацебо, и дело не в набитом рисунке, потому что краска остаётся краской, даже проникнув внутрь, а в новой, странной связи между ними двумя. И как бы сама Алиса ни пыталась отпугнуть её от себя, стараясь держать дистанцию, она не могла не чувствовать пульсирующую радость от одного лишь вида Софии.

Через некоторое время они вышли из парка и свернули к спальному району, спрятанному между теплосетью и крошечным прудиком. Оставив Софи на улице, Алиса забежала в магазин и вышла оттуда с двумя пакетами. Не удержавшись, София заглянула в один из них, и, заметив баночку с гуашью, недовольно цокнула языком.

— Сегодня день живописи или я что-то пропустила?

Алиса ухмыльнулась. Ветер медленно стих, и выглянуло солнце — чуть размытое, молочное. София сняла шапку и пригладила влажные волосы. В этом районе она была нечасто, и поэтому слепо шла за Алисой. Они приближались к бетонной коробке школы, пугающе пустой во времена каникул, мрачной и опоясанной решетчатым забором.

— Нам — туда, — сказала Алиса, открывая калитку. — Здесь работает моя мама, так что я знаю, как пройти внутрь даже без пропуска.

— Значит, мы идём в школу?

— Навевает воспоминания?

София окинула взглядом здание, медленно изучая каждый этаж, снизу-вверх. Она тоже училась в точно такой же. Серая, мрачная, с глупой вывеской на входе. Осунувшиеся шарики, бордовый навес над крыльцом, старые скрипящие двери с пыльными стеклянными витражами.

— Немного.

— И что ты чувствуешь?

— Тоску.

Алиса кивнула, распахнула дверь и приглашающе махнула рукой. В холле Софи немедленно расстегнула куртку и огляделась. Точная копия. Те же зеленоватые стены, обвешанные фотографиями, искусственными цветами, жалостливо скрипучий паркет, грязно-коричневая лестница. В углу за столом сидел охранник, тоскливо почитывая газету.

— Эм, — Алиса решительно двинулась к нему, — доброе утро. Моя мама забыла здесь свои вещи и попросила меня забрать. Я могу пройти?

— А мама у вас где работает?

— Сто второй кабинет.

Охранник задумчиво потёр подбородок.

— Это физичка, что ль?

— Да.

— Ладно, вы только быстро, и полы не пачкайте.

— Конечно, — радостно закивала Алиса, — мы мигом.

Она схватила Софию за куртку и потянула к лестнице.

— Он забудет о нас минут через десять, но пока не шуми, — прошелестела она, не оглядываясь.