Ликорис

Ногтями впиться в тонкую кожу рук, разорвать её, вырвать плоть — ломтик за ломтиком, перевернуть руку, выгнуть её в локте, вскрикнуть, продырявливая костью мышцы.

Вика нерешительно переступала с ноги на ногу. На бежевые плиты пола сыпался грязный песок, влажный от снега. Сзади мигала бледная лампа. Вика впилась обеими ладонями в ручку. Выдохнула, толкнув дверь.

Небольшой кабинет ничем не отличался от большинства офисов малобюджетных фирм. Простой столик, стоящий на нём ноутбук, кофеварка на тумбочке, вытянутое вверх кресло, наброшенный на него плед, бегония в глиняном горшке в углу. К стенам пришпилены белые листы, исполосованные схемами, расчётами, а к ним прилипли, как мелкие рыбёшки к киту, цветные стикеры.

Аренду помещения им давали в полцены. Никто не сомневался, что это дело рук Валерии, но вслух говорить не решался. Офелия иногда чуть слышно упоминала: «Лерочка здесь занимается финансами». Вика кивала, уточнять тоже не хотелось. Зайдя в этот кабинет, она поняла, что отчасти все правы. Валерия здесь действительно работает. Здесь, в торговом центре. Но они обитают в той белой комнате не из-за её заслуг. Была другая причина, но мысль, едва коснувшись её лба, встрепенулась, как птичка, и упорхнула в окно.

Валерия стояла у высокого зеркала, чуть приподнявшись на носочках. Красила губы. Щёлкнула колпачком. Отошла от зеркала на полшага, присмотрелась. Качнув головой, снова подошла почти вплотную, провела кончиком ногтя по верху тонкой губы. Тряхнула головой, взмахнув волосами.

— Вижу, тебе здесь нравится, — простым жестом она поправила причёску и, поймав в зеркале отражение Вики, улыбнулась ей. — Довольна, что пришла?

— Вы про кабинет или вообще?

Валерий усмехнулась одними губами. Помада полетела в аккуратную чёрную косметичку.

— Кабинет мало кому нравится. — Она опустилась в кресло, сомкнув пальцы на животе. — Но что есть, то есть. Я вот не жалуюсь.

Вика села на второе кресло, осторожно отодвинув в угол плед. В куртке сидеть было неудобно, но она поздно спохватилась. А вставать было уже неловко. Пришлось сидеть, сжавшись под тяжестью куртки, нещадно потея.

— На первом этаже вообще ужасные кабинеты. И как они там терпят? Ты видела, а? Это же мышкины норки, а не кабинеты! Так, — Валерия выдохнула, качнув головой. — Ну, довольно. Ты знаешь, о чём я спросила.

— Боюсь ошибиться, — уклончиво произнесла Вика. — Вы про... про общество?

Валерия слабо кивнула.

— Да, я довольна.

— Значит, не зря я тогда дала тебе визитку?

— Не зря я пришла к вам в больницу.

Чуть приподняв брови, Валерия еле слышно рассмеялась.

— Если играть в твою игру, Вика, то, выходит, и сбила ты меня не зря.

— Я так не говорила.

— А как?

Куртка, казалось, стала весить в десять раз больше. Вика потянула ворот чёрной водолазки.

— Никак.

— Ну и ладно. У меня сегодня важная встреча с юристом. Поэтому давай сразу к делу. Ты же не против?

— Разумеется, нет.

Быстрее, быстрее выйти отсюда. Туда, в холод. Быстрее.

— Аренда помещения, мебель, — Валерия загибала пальцы, не сводя пристального взгляда с лица Вики, — кофе, вода в кулерах, я уже не говорю про тренинги, уроки и услуги уборщицы... всё это стоит денег. Последние два года я работаю здесь, и поэтому, только поэтому, — она чуть повысила голос, — плата за аренду выходит не катастрофически большой. Но всё остальное я не могу тянуть одна. Эти встречи, Вик, они же нужны не только мне?

Жара вдруг спала. Вика слегка дёрнулась. Наклонила голову набок, чувствуя, как медным шариком в горле закрутилась тошнота.

Прижать пальцы к лицу, надавить, ощутить камень скул, ногтями царапнуть глазные яблоки, вскрикнуть, когда польётся кровь.

— Ты же хочешь ходить сюда дальше? — громко спросила Валерия, и их взгляды встретились.

Кабинет качнулся перед глазами, будто Вика сидела в кабинке аттракциона, а весь остальной мир остался за дверкой, запертой на поржавевший замок. Лицо Валерии поплыло, воздух стал по-летнему спёртым, душным.

— Хочу.

Улыбка. Валерия миролюбиво кивнула, тут же протянув Вике заранее приготовленный листок.

— Здесь обновлённые правила, хотя это лишь формальности. Не приносить алкоголь, не курить, не снимать на камеру занятия... Мелочи.

— Понимаю.

— А также указанна сумма, которую стоит заплатить до конца месяца.

— То есть отныне надо платить за посещение?

— Я же сказала, что тянуть в одиночку более не могу.

Вика тряхнула головой. Провела рукой по щеке. Содрать... нет-нет, не сейчас. Она зажмурилась. Потом, всё потом.

— Если я и дальше хочу приходить сюда, то мне надо заплатить?

— Да.

Валерия снова улыбнулась.

Стало страшно.

— Но даже если ты захочешь уйти, то всё равно придётся заплатить. За прошлые курсы. У нас в этом году был испанский или я ошибаюсь? Плюс мои тренинги по мотивации... А я, знаешь ли, дипломированный психолог, мои-то услуги тоже надо оплачивать.

— Вы не предупреждали.

— За всё рано или поздно будет выставлен счёт.

Деньги у Вики были. В родительском кошельке были.

Вике казалось, что надо сказать что-то ещё. Что-то ёмкое и одновременно нужное. То, что могло бы поставить точку в этом разговоре, закрыть все двери, пропускающие к данной теме. Но финансовые вопросы обычно любят тишину.

***

Элла просыпалась рано — не было и шести. Босые ноги ступали по холодному полу. На улице температура минусовая, и дома холодно, надо тапки найти. А может, это Элла мёрзнет. Да, скорее всего, так. Сиреневые тапочки с вышитыми лиловыми нитями щенками, забавные плюшки, кривые носы. Куплены в обувном магазине за полцены, последний размер, хорошие.

Она пошагала на кухню, зевая, прикрыв рот кулаком — привычка от отца досталась. Чисто мужская. Хоть что-то досталось от отца. На кухне теплее, даже можно скинуть с себя халат, повесив его на стул. Элла так и сделала, одновременно чуть потянувшись. Спала, видно, в неудобной позе, вот спину и ломит. Чай пила едва тёплый, пакетик тонул в воде, заварка почти не отдавала свой вкус. Нужен кипяток. Элла ненавидит ждать, пока чайник закипит.

Нет, это одна вода, нельзя так пить. Ждала, пока чай заварится лучше, и тонким слоем наносила на лицо густой, как сливки, крем. Пальцы после него противно липли. Посмотрела на чай — нет, всё ещё светлый. Достала тушь. Всегда красила только глаза. В детстве смотрела на кукол и восхищалась этими космическими, на пол-лица глазами. А ещё была Сейлор Мун — тут уж точно космические глаза, красивые такие, добрые. Когда было восемь лет, покупала раскраски и любовалась. Не портила, не раскрашивала, просто любовалась. Какие же они красивые: длинноногие, высокие, изящные куклы с большими глазами. Волосы завязаны в забавные узлы. Пробовала так же, но её прядки всегда были слишком коротки. И почему Элла их стригла? Кто просил?

Да, глаза должны быть большими. Два больших зеркала.

Элла пила чай, наконец-то готовый, крепкий, противно горьковатый, пахнущий лавандой и бумагой. В следующий раз, если не забудет, Элла купит другой, более дорогой, рублей за сто, с невероятным вкусом. Запредельная трата для одиночки, но вкусная. И вафли. Хрустящие, похожие на медные соты, с шоколадом. Откусишь — и крошки летят по сторонам, вкусно. Что ещё? Масло? Масло в доме есть? Надо составить список покупок, да и за интернет заплатить. Это самое важное: без интернета и еды жить совершенно точно нельзя. Или хотя бы не рекомендуется.

Элла одевалась быстро, не тратя часы на выбор наряда, брала, что видела, знала, как в этом выглядит. Не в первый раз же надевает, ей-богу. Хотя перед выходом смотрела на себя бегло: так, тушь не растеклась, губы не шелушатся, юбка не мятая, сзади всё чисто, можно идти.

Перед самой дверью лежала сумка, почему-то до сих пор пахнущая солью. Морем. Никакой порошок не брал. Стирала уже несколько раз, и вещи совсем другие уже лежат, но всегда, видя сумку, Элла думала, что ничто не поменялось. Там столько всего: и одежда, и бижутерия, и химия всякая. И воспоминания, аккуратно сложенные утром в пятницу, свёрнутые бережной рукой под еле слышный мужской смех: «Элла, всё равно стирать потом, бросай, как есть, что ты мучаешься». Лежащая среди платьев и трусов никому не нужная влюблённость.

Да, надо зайти на почту и в магазин, позвонить Вике, узнать про оплату газа, а то квитанция не пришла. Главное не вспоминать. И не думать. Не позволять себе ни то, ни другое, вообще ничего не позволять. Самой же хуже будет.

Закрыла за собой дверь. Ключи, звякнув, полетели в сумку, переброшенную через плечо. Элла быстро оглянулась, словно сзади кто-то должен был быть. Идти за ней. Но сзади пусто. Уже полтора года как пусто. С лестницы спустилась быстро, на ходу проверяя наличие телефона в кармане узких джинсов и застёжку серёжек. Вылетела из подъезда, распахнув тяжёлую домофонную дверь, ворвалась в стремительный танец снега.

Элла накинула на волосы капюшон, но снежинки всё равно попадали ей на ресницы и, тая, мешали видеть. Она вытирала глаза рукой, щурилась, часто моргала. Серебряные сердца, звёзды и якоря звенели, дрожа на браслете. До университета ехать полчаса. Но это только на метро. Синяя, как колокольчик, ветка, дзынь-дзынь. Двери открываются. Десять минут на трамвае до станции, и немного — правда, немного даже для Москвы, — пешком. Снег неприятно колет лицо.

Возле станции Элла достала из сумки сигареты, крутанула пачку в руке — чужая привычка, чужая. На секунду зажмурилась, будто попыталась что-то вспомнить, но не смогла. Снова не смогла. Курить не стала. Просто смотрела на пачку в своих руках, крепче сжимала зубы. Ничего, ничего, скоро всё закончится.

Когда спускалась вниз, снова обернулась, как и там, у двери, но и сейчас за ней никого не было.