Глава 2
От чего же во мне проснулась такая страсть к путешествиям? Будучи ещё совсем ребёнком, я любил наслаждаться красотами природы. Помнится, отец возил меня на Кавказ, когда мне было ещё только около десяти лет. Меня очаровывали прелести высоких гор. Позже я любовался и многими другими красотами. Я объехал всю Россию в поисках прекрасных мест. Да, я их находил, но мне было этого мало. Мне хотелось открыть для себя новые горизонты — и я стал путешествовать по Европе. Как я уже сказал ранее, мне особенно любопытно познавать самые потаённые уголки человеческой души: меня это очень завлекает. Узнать, каков народ в Европе, было для меня просто необходимо. Нынче я в Страсбурге; приехал сюда во многом за тем, чтобы посмотреть на Сент-Одиль. Это гора в департаменте Нижний Рейн, на которой также возвышается монастырь. Конечно же, пока я здесь, я не могу отказать себе и в удовольствии проплыть по течению Рейна. Но это как-нибудь в другой раз, а на второй день пребывания в Страсбурге я нацелен на Сент-Одиль.
В монастыре было много людей; то были и местные, и приезжие. У входа, на холодном камне сидел мужчина. Он явно был уже пожилых лет; морщины покрывали всё его лицо; он имел длинные седые волосы и бороду. Одет он был в какие-то тряпки; на него было жалко смотреть. Перед ним лежала грязная, железная и абсолютно пустая миска. Люди проходили мимо, не замечая его, словно слепые. Моё сердце не было наполнено жалостью к этому человеку, но я подошёл к нему и положил в миску сто франков. Он поднял на меня глаза, и я прочитал в его взгляде изумление, смущение и даже какую-то злобу.
— Заберите это! — сказал он мне.
— Почему?
— Это неприлично много, — ответил он с отвращением.
Быть может, он разглядел в моём поступке желание посмеяться над ним, потому и не принял моих денег. Мне совершенно нет дела до этих ста франков, ровно, как и до этого человека. Если он требует забрать деньги обратно, зачем я буду противиться? чтобы раздразнить его ещё более? Мне это совершенно ни к чему: гораздо проще сделать так, как того желает этот человек. Я забрал сто франков и положил на их место серебряную монету. И так стало противно мне. Сколько людей вокруг меня, и никто не подаст ни гроша этому старику. Никто не обеднеет, если положит хоть по одному франку, — но нет же, грязная миска полностью пуста. Омерзительное чувство овладело мной, и ни за что я не согласился бы войти в этот монастырь. В ту минуту я проникся чувством отвращения к людям. Больше всего мне не хотелось бы смотреть, как человек сперва замолит свои грехи, а затем самодовольно пройдёт мимо нуждающегося. Я решил прогуляться вокруг монастыря.
Люди один за другим выходили из монастыря. Взгляд каждого человека почему-то всегда останавливался на мне; всякий разглядывал меня с каким-то любопытством. Я чувствовал себя лишним.
Вдруг моё внимание привлёк мужчина высокого роста, одетый в военную одежду. Рядом с ним стояла женщина, и он что-то кричал ей и размахивал руками. Я подошёл ближе и узнал в этом мужчине того самого француза, который дважды нахамил мне за вчерашний день. Чувство отвращения в моей душе усилилось. Он махнул на женщину рукой и пошёл от неё прочь. Француз, проходя мимо, даже не посмотрел на меня. Я подошёл к незнакомке и спросил у неё по-французски:
— Как этот мужчина посмел на вас кричать? Да ещё и в таком месте. Сущее неуважение!
Она была очень хороша собой: высока, стройна, красива. Её лицо — обворожительно; у неё был прекрасный нос, очаровательные губы, пышные щёки и большие карие глаза. В этих красивых глазах я заметил слабую искру отчаяния, а румянец на её щеках выдавал смущение от моего вопроса. Впрочем, я плохо умею описывать внешность людей. Одним словом, она была, что говорится, красавица.
— Он порой бывает очень вспыльчив. У него вчера явно не задался день; я его ни в чём не виню, — сказала она с таким спокойствием в голосе, что я даже удивился. Я был уверен, что она крайне возмущена таким невежественным поступком.
— А всё-таки я бы не спустил ему этого с рук.
Она пристально посмотрела на меня и сказала совершенно по-русски:
— Я знаю этот акцент; вы можете не говорить со мной на ломаном французском.
Для меня было полной неожиданностью встретить в чужой стране человека, родившегося со мной на одной земле.
— Вы тоже из России? — спросил я.
— Вы совершенно правильно меня поняли: я русская. Как вас зовут?
— Анатолий Белов.
— Я Мари. Будем знакомы.
Мари приятно улыбнулась и предложила мне прогуляться. Когда мы спускались с горы, я чувствовал большое облегчение: это место меня явно разочаровало и оставило во многом плохие воспоминания. Но случайная встреча с Мари меня крайне обрадовала. Я уже год не был в России, поэтому поговорить с кем-то на своём родном языке было для меня большим наслаждением, ведь никто не сможет понять русского человека так же хорошо, как другой русский. И состояние моё преобразилось в эту минуту: я уже не думал о том, как отвратительны люди вокруг меня; я наслаждался общением с человеком, который во всём меня понимал и был так же мною понят.
Мы так легко разговаривали, что я и не заметил, как мы уже оказались у самого подножия горы. Я рассказал ей, что привело меня сюда. Из моего разговора с Мари я узнал, что она не путешественница, как я. Родом она была из Петербурга, но вместе с матерью уехала в Страсбург и живёт здесь уже три года.
— Вы не желаете прогуляться завтра в центре города? Я могу показать вам места, на которые точно стоит взглянуть, — сказала она мне с заметной радостью в голосе. Я ответил ей согласием.
— Тогда завтра увидимся, — сказала она.
Когда она уходила, я смотрел ей вслед и сказал себе: «В этой женщине определённо что-то есть. Понять бы только что». Я не придал значения этому вопросу.