30. Ревность
Университет жил своей обычной суетой — звонки, смех, громкие шаги по коридорам, шелест тетрадей, шум перемен. Софа сидела у окна в аудитории, уткнувшись взглядом в улицу, по которой лениво ползли машины. Солнце пробивалось сквозь облака, создавая лёгкий золотой ореол на её волосах. Она не писала, не говорила — просто молчала, ловя себя на том, что в очередной раз думает о Лу. Сколько бы она ни пыталась вытолкнуть его из головы — он всё равно возвращался. В улыбках, в песнях, в случайных моментах.
И именно в такой момент к ней подошла одногруппница. Та самая — с надменной улыбкой и глянцевыми глазами, всегда на каблуках, всегда с идеальной укладкой.
— Слушай. Не общайся с Лу, хорошо? — сдержанно, но с нажимом, — Я его люблю. Он вообще-то мне писал. И ты ему не нужна. Поняла?
Софа медленно перевела взгляд на неё. Не повернув головы, лишь чуть приподняла бровь. В груди что-то неприятно сжалось. Слова прозвучали как вызов. Как колкий укол. Она ведь не общалась с Лу. Не подходила. Не писала. Он всё делал сам. И всё равно — больно. Вспышка ревности вскипела, как пар под крышкой чайника.
— Тогда иди и держи его подальше от меня. Если можешь. — холодно ответила Софа и снова отвела взгляд в окно.
Но на этом одногруппница не остановилась. Задела плечо, толкнула. И это стало последней каплей.
Следующие секунды были бурей. Резкое движение. Слова, которые потом она и сама не вспомнит. Падение. Крики. Они катались по полу, волосы разлетались, кто-то визжал, кто-то смеялся от шока, а кто-то уже бежал за преподавателем.
И всё остановилось только тогда, когда тёплые сильные руки резко и крепко схватили Софу, оторвав её от визжащей девушки. Сердце колотилось, дыхание сбилось, она вырвалась — но на мгновение остановилась, вглядываясь в лицо Лу.
Он смотрел на неё почти с испугом, но спокойно. Его ладони были всё ещё на её плечах, и от этого было жарко. Слишком жарко.
— Ты с ума сошла? — выдохнул он, но не грубо. Скорее... с тревогой.
— Отпусти! — огрызнулась Софа, отталкивая его. — Ты всё только портишь!
— Я? — Лу нахмурился, но голос не повысил. — Ты же сама говорила, что я тебе никто. А теперь устраиваешь драку из-за меня?
— Это не из-за тебя! — резко сказала она, но тут же отвернулась.
Сердце предательски сжалось. И он это почувствовал. Он видел, как она отводит взгляд, как её пальцы дрожат, как она не может сдержать эмоции, хотя так старается выглядеть безразличной.
— Софа... — мягко. Почти шёпотом.
— Заткнись. — тоже шёпотом. — Ты мне не нужен... Но если ещё раз кто-то будет говорить, что ты с другой — я ей лицо расцарапаю.
Он замер. Его глаза расширились, потом на лице появилась медленная, непрошеная, тёплая улыбка.
— Ты ревнуешь.
— Нет! — резко. Почти крик.
— Ревнуешь. — спокойно повторил Лу, а потом, наклонившись к её уху, добавил: — И это чертовски мило.
Софа толкнула его в грудь.
— Ты идиот! — сказала она, но не с яростью. В голосе была усталость и смущение, и злость на саму себя, что не может его игнорировать, как пыталась.
— Иди к своей Лизе, раз такой герой. — бросила напоследок, и почти сразу отвернулась.
Лу только посмотрел ей вслед. В груди что-то тёпло сжалось. Он чувствовал её борьбу — с собой, с ним, с тем, что она всё ещё неравнодушна. И, несмотря на обиду и злость, он не собирался уходить.
Он знал: такая реакция не из ненависти. Это из боли. И чувства.
Софа вышла из кабинета директора, тяжело выдыхая, будто несла на плечах целый день. В глазах стоял гнев, смешанный с обидой, а в груди всё ещё звенело от напряжения. Она еле сдержалась, чтобы не хлопнуть дверью. Очередное внушение, очередной выговор. И всё из-за глупой драки — хотя она бы дралась снова, если бы та девчонка снова посмела говорить про Лу.
Коридор был пуст. И как всегда — именно это её немного радовало. В пустом пространстве она чувствовала себя собой, без чужих взглядов, без суждений. Только она и стены. Стены, которым можно доверить больше, чем людям.
Она вытащила из рюкзака чёрный маркер, уже чуть стёршийся от частого использования. Его щелчок был как ритуал — чёткий, спокойный. Софа подошла к стене, будто это было полотно, и уверенным движением начала писать:
«Голубые глаза — дом.»
Строчка легла ровно, красиво, как дыхание.
Следующая:
«Если влюбиться в голубые глаза — ты будешь их искать...»
Она прижала маркер к стене, собираясь закончить: «вечно.» Но не успела — сзади раздался знакомый голос.
— Софа?
Он звучал тревожно, и слишком близко.
Софа резко обернулась. Лу. Конечно, Лу.
Он остановился в нескольких шагах, вглядываясь в неё, в её лицо, в дрожащие пальцы с маркером. На его лице — явное беспокойство.
— Ты в порядке? Тебя не исключили? — спросил он, подойдя ближе. — Я слышал, что ты у директора. Я... волновался.
Софа быстро, почти панически, развернулась и прикрыла собой надписи на стене. Брови её сурово нахмурились, а щеки начали предательски розоветь.
— Не твоё дело, — коротко ответила она.
— Софа...
Он снова посмотрел на стену, пытаясь рассмотреть, что она там написала, но она сделала шаг вбок, перекрывая строчки.
— Ничего. Просто... пишу. От скуки.
— Голубые глаза — дом, да? — медленно, почти шепотом, повторил Лу, его голос стал мягким, как кашемир.
Софа метнула в него взгляд. Опасный. Злой. Но под ним — растерянность и боль.
— Случайные слова. Не пытайся что-то там себе придумать.
— Я ничего не придумываю. Я просто читаю.
— Заткнись. — устало. — Ты снова лезешь туда, куда не просят.
— Но ты пишешь это, когда думаешь, что тебя никто не видит. Значит, хочешь, чтобы кто-то всё-таки прочитал.
— Это... не про тебя. — сказала она, но голос дрогнул.
— Может, и не про меня. Но точно от тебя.
Софа смотрела на него несколько секунд, в которых было всё: гнев, боль, защита, слабость, тоска. А потом, всё ещё стоя перед своими словами, тихо пробормотала:
— Почему ты вообще пришёл?..
— Потому что ты важна. Даже когда орёшь. Даже когда толкаешь. Даже когда фыркаешь. Даже если никогда больше не скажешь мне ничего хорошего.
Она отвернулась. Маркер всё ещё был в руке. Она не дописала слово «вечно».
— А если я скажу, что я не хочу, чтобы ты был рядом?
— Я всё равно останусь. Просто в другой точке. Не у тебя на пути, а рядом. Потому что я не ищу пути к себе. Я ищу путь к тебе.
Софа закрыла глаза и стояла молча. Лу не приближался, не трогал её, не настаивал. Просто ждал. Просто был рядом.
А потом она вздохнула и медленно дописала слово:
...вечно.
И лишь тогда отошла от стены. Маркер исчез в кармане.
— Ты — дурак, Лу.
Он улыбнулся.
— Только если дурак по тебе.
Софа посмотрела на него ещё пару долгих секунд, и в этот момент в её взгляде было слишком много всего: злость, обида, ранимость, растерянность... но и мягкость. Та самая, невидимая для всех — кроме него. Он уловил это. Он чувствовал.
Но она, конечно, не дала ему этого признать. Она фыркнула, подошла ближе и пихнула его в грудь — не сильно, но с упрямством, которое было скорее детским.
— Хватит говорить так, будто ты всё знаешь. Ты ничего не знаешь, Лу, — буркнула она, отворачиваясь. Но прежде чем уйти, её глаза всё же скользнули по нему, задержались на его лице. Глаза были уже не жёсткие, а мягкие, почти тёплые, как осень в последний тёплый день.
Он не ответил. Только улыбнулся.
Софа ушла, не оборачиваясь, но её шаг был не таким злым, как голос. Маркер в руке — как меч, её защита.
Лу остался стоять у стены.
Он вытащил свой маркер — тёмно-синий, немного стертый. Повернулся к стене, той самой, где оставалась её фраза, слегка прикрытая её телом до этого. Он провёл рукой по холодной поверхности, как будто гладил чужую мысль, чужое сердце. И дописал:
«У моей мечты — карие глаза.
У моей любви — в имени пять букв.»
Он посмотрел на написанное. Медленно, почти с благодарностью. Как будто говорил это не стене, а прямо ей.
А потом убрал маркер в карман, вдохнул прохладный воздух коридора и ушёл. Не оборачиваясь.
За спиной остались только надписи. Две разных фразы, но один смысл. Два сердца, одно чувство.