27. Щенок
С того снежного вечера прошла неделя, но ощущение встречи не покидало Лу ни на секунду. Он знал, что у него появился шанс. Маленький, хрупкий, но всё же шанс. Поэтому, когда ему предложили учёбу в том же университете, он не колебался — пошёл на актёрский, туда же, где училась Софа. И не потому что так было проще, а потому что это было правильно.
Софа с детства мечтала быть актрисой — её мама рассказывала, как маленькая Софа могла часами репетировать сцены из фильмов, сажать игрушки в круг и делать вид, что ведёт ток-шоу. А теперь она здесь — взрослая, сосредоточенная, уже не та Софа, что смеялась в поле с ромашками, но всё ещё — она.
На парах Лу сидел позади. Всегда. И смотрел. Не как сталкер, не навязчиво, а... как человек, который помнит, каково это — держать её за руку. Он ловил каждое её движение: как она заправляет волосы за ухо, как чуть морщит лоб, когда думает, и как нервно ёрзает, чувствуя его взгляд.
Когда их глаза сталкивались, Софа мгновенно отворачивалась. Сжаты губы. Напряжённые плечи. Словно от его взгляда обнажается всё, что она так старается спрятать.
А он не давил. Просто передавал газировку на перемене. Иногда — шоколадку или батончик. Без слов. Без улыбки. Просто жест.
Софа фыркала, бросала мимолётное "спасибо" — и всё.
Иногда на контрольных она забывала названия актёрских техник, хотя понимала смысл — и тогда, не поднимая головы, Лу тихо подсказывал, чтобы она не потеряла баллы. Она закатывала глаза, но писала.
— Впервые вижу его, — говорила подругам, когда те расспрашивали.
Лу слышал. И вздыхал.
"Пусть. Если ей так легче — пусть."
Он завёл знакомство с парнем по имени Ярослав — весёлым, общительным, который, как оказалось, знал Софу давно. Иногда через него узнавал мелочи: что она любит чай с жасмином, что в кафе берёт всегда один и тот же десерт, что по утрам не говорит до второй пары.
Но не всё было спокойно.
Илья, парень Софы, начал замечать. Илюха не был внимательным или добрым. Он не дарил подарки, не открывал двери, не спрашивал, как она себя чувствует. Он был "своим пацаном", который считал девушку — своей территорией. А Лу — был угрозой.
Однажды, на перемене, конфликт прорвался наружу. Всё началось с недовольства:
— Что это за батончик у тебя в сумке, а? Он тебе тоже домой таскает жратву?
Софа устала. Она не хотела сцены.
— Илья, ты бредишь.
Он подошёл ближе, голос стал резче:
— Ты мне в глаза скажи, тебе что, он нравится?
Люди начали оборачиваться. Софа попыталась уйти, но Илья схватил её за запястье, не сильно, но настойчиво.
И тут появился Лу. Он не сделал ничего героического. Он просто встал между ними и, не повышая голос, сказал:
— Если ты ревнуешь её — значит, ты не уверен в себе. Или знаешь, что можешь её потерять.
Илья замер. Не ожидал.
Софа замерла тоже. На секунду — будто её на миг вернули в ту самую летнюю ночь, когда Лу впервые встал за неё.
— Не лезь куда не надо, — буркнул Илья, но отступил. В его голосе впервые было не превосходство, а сомнение.
Софа вырвала руку и ушла, не сказав ни слова. Но перед тем как скрыться за поворотом коридора, на миг оглянулась. Их глаза снова встретились. И в этот момент Лу понял:
Да, она всё ещё злится. Да, у неё другой.
Но в её взгляде была не ненависть.
А растерянность.
И, может быть, надежда.
Софа заметила его ещё до того, как он подошёл ближе. В коридоре было шумно: студенты перешёптывались, кто-то смеялся, кто-то спешил к аудиториям. А он стоял у окна — спокоен, невозмутим, словно отрезан от всего этого суетного мира. Худи, растрёпанные светлые волосы, свежий прокол в ухе — странно, но даже это смотрелось чертовски уместно.
Она почувствовала, как сердце застучало чаще. Ненавидела эту реакцию. Ненавидела его. И... себя — за то, что до сих пор чувствует.
— Из-за тебя, ублюдок... — тихо прошипела она себе под нос и пошла прямо к нему.
Он заметил её, как всегда — спокойно, даже с лёгкой улыбкой. Уголки губ дрогнули, глаза прищурились: он словно знал, что она подойдёт. Он всегда знал.
— Слушай, — начала она резко, как удар хлыстом. — А ты чего радуешься? Думаешь, всё, что ты делаешь — это геройство?
— А что я делаю? — тихо, спокойно, но не насмешливо.
— Ты. Всегда. Рядом. — выдохнула она, подступив ближе. — Не говоришь ничего, но и не исчезаешь. Сидишь на парах за спиной. Батончики эти твои. Подсказки. Как будто я не замечаю.
Он чуть приподнял брови.
— Но ты ведь не отказываешься.
— Ой, не начинай. — Софа фыркнула, откидывая волосы с плеча. — Думаешь, я всё это хаваю? Думаешь, ты такой весь правильный, молчаливый, с глазами как у щенка, и сразу всё прощено?
Лу опёрся на подоконник, скрестив руки на груди. Всё ещё не повышая голос. Спокойный, как утро в деревне, где они когда-то смеялись под ромашками.
— А разве ты простила? — спросил он.
— Нет. — холодно отрезала она.
— Но пришла. Ко мне. Злишься. Кричишь. Значит — тебе не всё равно.
Софа прищурилась.
— Ты, наверное, кайфуешь, да? Когда я вот такая — злая, бесячая? Когда эмоции через край? Когда я как дура от злости трясусь, а ты — спокоен. Прям Будда хренов.
Он не ответил. Просто смотрел на неё. И в этом взгляде было всё: принятие, тепло, и эта чертова выдержка. Он будто не боялся ни её ярости, ни её боли.
— А может, ты хочешь, чтобы я сломалась, да? Чтобы снова вернулась и распласталась перед тобой? — выпалила она.
— Нет. — коротко, спокойно. — Я просто хочу, чтобы ты перестала ранить себя, находясь рядом с теми, кто этого не заслуживает.
Софа сделала шаг ближе.
— И ты, по-твоему, заслуживаешь?
Он посмотрел ей прямо в глаза. Глубоко. Без тени страха. И с болью — той, которую он прятал, но которая всегда была под кожей.
— Я не знаю. Но я знаю, что никогда бы не толкнул тебя. И не сделал бы так, чтобы ты плакала от одиночества, лежа рядом с тем, кто якобы любит.
Эти слова ударили, как камень по стеклу. Она отвернулась, чтобы скрыть, как дрогнули губы.
— Чёрт... — прошептала она. — Почему ты не орёшь в ответ? Почему ты не уходишь, как все?
— Потому что я люблю тебя, Софа, — так просто, как будто он сказал: небо голубое.
— Ты дурак, — её голос сорвался. Она снова повернулась к нему, глаза блестели. — Ты идиот. Ты... ты реально веришь, что всё можно просто вот так, обратно? После всего?
Он шагнул ближе.
— Я ничего не хочу обратно. Я хочу по-настоящему. Пусть заново. Пусть с нуля. Пусть ты снова орёшь и фыркаешь. Но я рядом.
Она смотрела на него, не зная — ударить его, обнять, или разрыдаться.
Слишком много чувств. Слишком мало сил.
— Я... — Софа снова потеряла слова. Сердце било по рёбрам, дыхание было резким, и в какой-то момент она просто пихнула его в грудь. Не сильно, но с досадой, как будто хотела выбить из него эту чертову невозмутимость.
— Убейся, Лу, — процедила сквозь зубы.
А он... рассмеялся. Тихо, почти беззвучно. Смешок с хрипотцой.
— Ты не изменилась, — сказал он, подхватывая её взгляд. — И слава богу.
Она стояла и смотрела на него, чувствуя, как будто весь воздух в коридоре исчез. Остались только они. Два сердца, всё ещё связанных чем-то, что не умерло. Просто потерялось в боли.