«Сломленный наркотиками»

Белый цвет, столь яркий, ассоциирующийся с невинностью, сейчас, словно кислота, выедает мои глаза, заставляет веки опускаться, а губы изгибаться в измученном оскале. Невероятно больно и противно, но я хотя бы знаю где нахожусь. Снова подсознание, снова самокритика и самокопание. Это начинает происходить гораздо чаще — от этого тянет проблеваться и стереть себе память, лишь бы ненавистная мне совесть больше не вгрызалась в нутро. Вот только моего мнения, как обычно, никто не спрашивает, поэтому всё, что мне остаётся — пережидать, стиснув зубы. Выслушать собственный голос, полный насмешки, обсудить самые мерзкие и аморальные поступки со своим подсознанием, и позволить моей самоненависти расти в геометрической прогрессии. 

Физическое самочувствие не менее отвратительное, чем внутреннее самобичевание. Не мне жаловаться, ведь в этот раз я явно это заслуживаю. Жаль, что мой оппонент не вышиб мне мозги. Отмучился и больше не страдал бы. Если бы не грёбанное «бы». Чувствую себя куском дерьма, будто я снова переживаю то время, когда мой младший братец решил самореализоваться за мой счёт, показательно ломая мне кости, чтобы другие монстры его боялись. Смышлёный пиздюк — я горжусь его находчивостью, и дни минувшие охотно поддавался, позволяя ему быть «главным». И он вырос, лелея мысль о том, что он сильнее и умнее, в то время как я навсегда останусь в его глазах ленивым наплевателем. Где же была моя лень в этот раз? Взбесился ни с того, ни с сего, и полез в драку против другого монстра. А ведь изначально притащился в бар лишь для того, чтобы нажраться до потери сознания от очередного своего любовного фиаско. Но я, блядь, не буду собой, если не пущу всё к хуям.

«Видимо, наркотики совершенно расплавили тебе то, что люди называют «мозгом» ...»

Если бы мои глаза не были закрыты, я бы их закатил. Начался самый отвратный период моих кошмаров. Неужели все окружающие слышат меня таким занудным мудачьём? Если да, то моим немногочисленным приятелям стоит поставить памятники, причём при жизни. Да если бы дело было в этих блядских наркотиках, я бы не сидел спокойно в этом противном месте. Я бы снова устроил разруху, пачкая стены кровью и содержимым желудка. Я бы снова и снова разбивал ебучее зеркало и бился в истерике, царапая белую штукатурку в попытках найти дверь, чтобы покинуть несчастную комнату в восемь квадратных метров. Но нет, в последнее время я сижу смирно, словно меня беспрерывно накачивают мепротаном. Ну, разве что отход слюны я контролирую, и на том спасибо. Видимо, я совсем конченый, раз смиренно слушаю, как моё подсознание закапывает меня в моём же дерьме.

«Новая зависимость гораздо хуже старой, верно...?»

Да, если бы не одно «но». Моё влечение к малышке — не зависимость. Это бесконтрольная, пожирающая меня изнутри одержимость, которая требует невозможного и не желает мириться с очевидным. Это отвратительное желание обладать. Желание держать рядом и не выпускать из поля зрения. Желание чувствовать единение и взаимность. Желание зависимости с её стороны. Это куда больше, чем моя зависимость от наркотиков. Это блядское помешательство, которое травит мой рассудок. И это помешательство рано или поздно сломит моё хрупкое самообладание. И тогда пострадаем мы оба — я и моя милая крошка.

«Твой человек неосторожен... Прямо образец человеческого легкомыслия...»

Я скалюсь и всё же приоткрываю глаза, мутным взором натыкаясь на расплывающееся отражение в зеркале. С трудом двигаю искалеченными руками, чтобы всего на секунду поднять правую, показывая средний палец. 

 — Завались, — голос звучит ещё более дерьмово, чем я предполагал. Горло моментально пересыхает, а меня тянет прокашляться. Ну, или выблеваться — я не особо понимаю... Видимо, рот лучше держать закрытым. 

Тем не менее, я понимаю, что по сути, предъявляю претензии самому себе. Моя девочка и впрямь любит влипать в неприятности. Дружит с монстром, чуть не стала жертвой изнасилования, не в первый раз застаёт меня в хламину разъёбанным такими ненавистными ей препаратами и вместо того, чтобы держаться подальше, с беспокойством несётся на помощь. Она даже согласилась жить со мной под одной крышей. Это либо показатель храбрости, либо показатель глупости. Она знает, кто я такой. Знает, что ожидает её, если о нашей совместной жизни пойдут слухи. Я не удивился бы этому, ведь именно из-за слухов я снова вляпался в какую-то хрень. Люди просто не умеют затыкаться вовремя. Малышка, наверняка, тоже знает об этом. Хотя и свято убеждает меня в том, что не все люди пали ниже плинтуса. Естественно я знаю, что есть те, кто относится к таким как я, более терпеливо. Камнями не забрасывают, ну и хуй с ними. Малышка наивна и человеколюбива. Ей нравится заботиться об окружающих. Нравится помогать, нравится делать добро. И естественно это делает её лёгкой целью для опытного манипулятора. У Алексии свои принципы, которым она слепо следует. Это явно может выйти ей боком...

«Нужны ли тебе эти проблемы? Так убиваться из-за той, что видит в тебе только друга...»

Я стискиваю зубы и снова прикрываю глаза, позволяя комнате вновь погрузиться в темноту. По-хорошему, мне и своего дерьма хватает с лихвой. Брать на себя чужие проблемы? Я уже давно понимаю принцип человечества — каждый сам за себя. Я живу так почти всё время, что провожу на Поверхности, и менять даже малую долю своих устоев мне не хочется. Но так уж выходит, что всем поебать на мои хотения. Даже мне самому. Раз уж я выбираю малышку — я не стану останавливаться. Плевать, нужна ли ей моя неумелая забота и скрытая защита. Мне просто хочется быть рядом, пусть и другом, по её мнению. Плевать, нужна ли ей моя ненормальная одержимость её персоной и едва контролируемая похоть. Я вполне уверен, что при необходимости, моих чувств хватит на нас двоих. Я готов ввязываться в любые неприятности, терпеть любые издевательства. Да что угодно, лишь бы она не оставляла меня.

«Где же твоя свободолюбивость...?»

Нахуй её. К херам свободу и собственное мнение. Я давно не живу в Подземелье, а значит и стремление к свободе мне теперь без надобности. Я в любом случае зависим. От блядских наркотиков, от квартплаты, от чужого поведения и много другого бесполезного дерьма, делающего мою жизнь ещё более загубленной и тошнотворной. Если уж выбирать зависимость — это однозначно будет моя малышка. Плевать я хотел на свободу, потому что, чёрт возьми, я готов стать половой тряпкой под её ногами, стоит ей только попросить. Я готов носить ошейник и лаять подобно псу, стоит ей только сказать. Я готов перегрызть себе вены и перебить сухожилия, если это её порадует. Я отправлю на тот свет весь этот лживый город, если моя малышка того захочет.

«Ты совсем теряешь рассудок... Больной ублюдок...»

Из разодранного горла вырывается истерический хохот, пока я полосую ногтями лицо, пытаясь унять дрожь, пробегающую по телу. 

Больной? О, да, я тот ещё псих. Эти отвратительные и в то же время приятные чувства совсем сносят мне башню. Я схожу с ума от чувства, которое люди зовут нежным и приторным словом «любовь». Но моя «любовь» граничит не то, что с безумием — с запущенным психозом. Ещё немного, и крошка сорвётся вниз с лезвия ножа, по которому ходит со своей милой улыбочкой. Я сорвусь вместе с ней, выпуская на волю то, что так долго сдерживаю. Я подарю ей все свои чувства. Я буду раз за разом трахать крошку, раздирая её кожу в кровь, вгрызаясь в её нежное и мягкое тело зубами. Я буду упиваться её криками и мольбами. Я перетяну её запястья верёвкой, с упоением наблюдая, как её кожа стирается в мясо, пока моя девочка со слезами старается вырваться. Я с нескрываемым удовольствием оприходую её ротик, заставляя задыхаться от моего члена. Я с дикой улыбкой намотаю её волосы на кулак, вбиваясь в нежное горлышко, периодически хлопая малышку по покрасневшим от рыданий щекам. Я примерю на неё свой старый ошейник, периодически лишая воздуха и заставляя стоять передо мной на коленях. Я в кровь распорю ей спину плетью и ремнями. А за хорошее поведение обильно угощу собственной спермой, выслушивая слова благодарности.

По маленькой комнате эхом разлетается звук хлопка. Моя голова мотается в сторону, а глаза распахиваются в изумлении, пока ладонь потирает саднящую щёку. Моё отражение, впервые за долгое время перестаёт скалиться. Я помню это выражение. Прямо как тогда, когда мелкая впервые попробовала зачистить Подземелье от монстров. Я смотрел на неё так же — зло, осуждающе и с лютой ненавистью.

«Эта девушка, пусть и наивна, но всё же единственная, кто не смешал тебя с грязью, зная не самую приятную часть твоей подноготной. Она не идеальна и со своими изъянами, но всё же заслуживает своего счастливого финала. Твоя нерешительность вредит вам обоим, хоть ты и пытаешься выставить её, как попытку защитить что-то дорогое. Желаешь ей счастья? Я с тобой солидарен. Но чем больше ты тянешь, тем больше теряешь рассудок. Не тяни с «присвоением», но учись подбирать момент, иначе снова вляпаешься в дерьмо, которое не разгребёшь...»

* * *

Первое, что предстаёт перед резко распахнутыми глазами — белый потолок. Снова ненавистный белый цвет, до которого сейчас совершенно нет дела, но который подсознательно подбешивает всё моё естество. Дыхание громкое, хриплое и частое, в то время как мозг воспроизводит пережитый сон во всех красках и подробностях. Грудная клетка горит огнём и противно хрустит, когда я принимаю сидячее положение. Точнее, когда пытаюсь. Не проходит и секунды, как я со стоном падаю на подушку, скорчившись в три погибели и большими глотками гоняя по искорёженным лёгким прохладный воздух комнаты.

— Санс! — Знакомый голос вырывает меня из плена болезненных ощущений, заставляя сфокусировать взгляд на несущейся к кровати Алексии. Не без труда, меня снова укладывают в исходное положение, заставляя страдальчески выдохнуть. Малышка смотрит на меня с упрёком и недовольно качает головой. Так мило дует щёки, словно маленькая девочка, у которой отобрали конфетку. — У тебя, кажется, рёбра сломаны, — неуверенно произносит Алекс, сцепив пальцы в замок. Я машинально опускаю ладонь на клетку рёбер, силясь найти место перелома, но блядская кожа скрывает кости, что раньше были в свободном доступе. Давлю, не жалея сил, и снова слышу тот отвратительный хруст, который на этот раз прерывается взвизгиванием малышки, что тут же хватает меня за руку. — Спятил?! — Алекс едва ли не бьётся в истерике, пока я расплываюсь в усмешке. 

 — Есть такой грешок, — на непонимающий взгляд Алексии, я только отвожу глаза, понимая, что ответ мой прозвучал двояко. Твою ж мать, ну что я несу?! Ни к чему ей знать обо всех тараканах в моей больной черепушке. Да что там, даже мне не хочется знать о том, какую ересь перемалывает мой мозг в данный момент. — Ты давно должна была понять, что у меня не все дома, — улыбка явно выходит натянутой и кривой, но сейчас совершенно не до любезностей, ибо состояние моего тела реально оставляет желать лучшего. Зато теперь я точно знаю, сколько рёбер у меня сломано.

— Перестань придумывать себе недостатки. А вообще, тебе не помешал бы врач, ты в ужасном состоянии, — Алекс задумчиво поднимает взгляд к потолку. Я же кривлю лицо на её предложение. Безусловно меня прельщает то, что моя девочка обо мне беспокоится, но таскаться по врачам я не хочу. Бывал я однажды в местной больнице, и тогда же поклялся, что больше не переступлю порог этого адского места. Я попал туда впервые, когда от переизбытка препаратов у меня собрался весь букет недугов — передозировка в лёгкой форме. Я едва волочил ноги, и для чего? Для того, чтобы эти твари, вооружившись шприцами, накачали меня непонятными лекарствами, от которых моё тело выворачивало во все стороны. Меня били судороги, в глазах темнело, а дышать становилось практически невозможно, будто бы в лёгкие залили свинец, позволяя застыть и тянуть меня к полу. Я так и не понял, что они мне вкололи, но отчётливо запомнил выражения их лиц. Глумление, чувство превосходства, отвращение и злоба — то, что так часто виделось мне и задолго до выхода в этот прогнивший мир.

— Не беспокойся, мой нервный комочек заботливости, я поправлюсь без посторонней помощи, — я перевожу беседу в шутку, надеясь, что крошка не заметит того, как напрягает меня эта идея. И она действительно не замечает. Только вымучено вздыхает, усаживаясь на край кровати, чтобы тут же внимательно уставиться на меня. Я никогда не страдал от такого неудобного чувства, как смущение, но сейчас ощущаю что-то смутно похожее, с трудом не отводя взгляд. Неловкость проходит, уступая место уверенности и удовлетворённости, когда вместо игр в гляделки я занимаюсь осматриванием лица малышки. Очаровательная крошка.

— У тебя сломаны рёбра! Каким образом ты исправишь это самостоятельно? — Алексия скептично выгибает бровь, скрестив руки на груди. Её недоверие меня умиляет. Мой очаровательный скептик явно не в курсе, на что способна магия монстров.

— Просто дай мне несколько дней, и я буду в порядке, обещаю, — я протягиваю руку, чтобы потрепать малышку по голове. И шумно сглатываю, когда мои пальцы касаются её волос. Непозволительно нежный и бережный для меня жест, который, к моему же счастью, немного успокаивает крошку.

— Хорошо, верю тебе на слово...

* * *

— Ты ведёшь себя, как маленький! А ну выходи оттуда, сейчас же! — Дверь снова содрогается от громких хлопков — моя крошка не жалеет силы и прикладывает сжатыми кулачками по деревянной поверхности. Я же стою у раковины, ополаскивая лицо и сдерживаю вой отчаяния. В собственном доме, как на минном поле, где и шагу не ступишь без риска напороться на опасность в виде излишне строгой Алексии. На этот раз смена повязок, с которой она вызывается помочь. И сколько я не талдычу ей, что для срастания моих рёбер бинты не нужны — всё без толку. Она настаивает на том, что раз я не хочу посещать врачей, должен хоть что-то сделать со всеми своими травмами. Чего только стоят те неприятные мази, которыми приходится обрабатывать сбитые костяшки, царапины и повреждённые скулы. И пусть то, что моя крошка сама занимается нанесением медикаментов, немного скрашивает всю картину в целом, проблема остаётся проблемой. Одно дело, когда она размазывает холодную мазь по лицу и рукам, отчего ссадины неприятно ноют и охлаждаются. И совсем другое, когда её руки касаются моей грудной клетки, снимая бинты. Опасная близость, особенно для моей беспокойной души, которая так и рвётся к адресату столь мягких и бережных касаний. Грёбанная душа, как верная проститутка. Ведёт себя распущено, требует близости и буквально течёт, если Алексия поблизости. Я, блядь, с ума от этого схожу!

— Я справлюсь сам! — Мне ничего не остаётся, кроме как повысить голос, чтобы от меня, наконец-то отстали. Разворачиваюсь к зеркалу и на губах расползается нечто среднее, между усмешкой и оскалом. Красавец, чёрт возьми. Теперь я понимаю, почему люди такие трусливые, если дело доходит до драки. Синяки и кровоподтёки выглядят отвратительно, перебитая в нескольких местах губа саднит, костяшки покрылись неприятной коркой, а про рёбра я вообще молчу. Ощущения мягко говоря не самые приятные.

— Хорошо, сам, так сам, — я прикрываю глаза, вслушиваясь в голос Алекс. — Я пока займусь твоим спальным местом. И даже не думай отнекиваться! Тебе вообще нельзя было вставать в таком состоянии, — я даже не успеваю ответить, как улавливаю звук отдаляющихся шагов, вкупе с невнятным бормотанием. Боже, кто бы мог подумать, что моя малышка такая дотошная в плане чужого здоровья. Но даже несмотря на всё это, мазаться всякой хернёй мне ни разу не хочется.

Как ни странно, но обрабатывая раны самостоятельно, я немного отвлекаю себя от ненужных мыслей. Тот бедолага, что дёрнул меня на разборки, к сожалению, не пережил схватку. От этого теперь немного паршиво, ведь, в каком-то смысле, я могу его понять. Но с другой стороны, он должен был знать, чем закончится такая выходка. Я не назову себя самым сильным монстром, но мой уровень явно больше, чем у рядовых жителей Подземелья. А тот парень, что так не вовремя подвернулся под горячую руку, либо этого не знал, либо слепо надеялся на то, что выпитый мной алкоголь сыграет ему на руку. По сути, он почти не ошибся. Мешанина в моей крови действительно заставила меня потерять бдительность, но, к счастью, наученный горьким опытом, я умею защищаться даже в полуобморочном состоянии. Этот выблядок неплохо меня потрепал. Останься он жив, возможно я бы угостил его выпивкой. Но сейчас я могу думать только о том, как же чертовски больно перетягивать бинтами грудь, чувствуя, как сломанные кости впиваются в лёгкие.

Хотелось бы мне, чтобы моя душа тратила магию на восстановление грёбанной человеческий оболочки. Но, видимо, этот бестолковый сгусток энергии предпочитает тратить силы на то, чтобы снова оказаться в руках Алексии.

С мыслями о том, что происходящее мне не нравится, я выключил воду, стремясь быстрее покинуть ванную, пока малышка не решилась вытащить меня за шкирку. Это было бы весьма занятным зрелищем, надо признать.

* * *

Моя комната встречает меня тишиной и прохладой. Чёрт, надо бы всё же сделать что-нибудь с убитым в хлам окном. Моя импровизированная кровать уже расстелена, отчего на губах расползается легкая, но воистину идиотская, довольная улыбка. С тех пор, как малышка живёт у меня в доме, тут стало гораздо уютнее. Конечно же, я не пускаю её в свою комнату без надобности, запирая дверь на хлипкий, но всё же работающий замок. Никакой уборки, перестановки и ремонта в этом забытом цивилизацией месте. Ещё не хватало, чтоб она наткнулась на мои «запасы». Рядом с торшером обнаруживается вода и пара таблеток — обезболивающее. Но, пара минут шевеления извилинами, и я понимаю, чего не хватает. Того, к чему я привык за непродолжительное время. Подаренный Алексией телефон. Мой личный сборник приятных воспоминаний в электронном виде. 

Парочка таких воспоминаний о сохранённых файлах, и меня уже бросает в дрожь. Я чувствую, как во рту копится слюна, но тут же мотаю головой, недовольно шикнув от боли. Нашёл, блядь, время пофантазировать!

Преисполненный возмущением и понимая, насколько же мой мозг себя ограничивает, я покидаю родную обитель.

* * *

Малышка находится в гостиной, что, в общем-то, вполне логично. Даже сейчас, когда мы живём под одной крышей, мы отличаемся кардинально. Прям чёрное и белое. И к гадалке не ходи, чтоб узнать, кто есть кто. Она стоит у балкона, спиной ко мне. Видимо, дышит свежим воздухом на сон грядущий.

— Эй, малышка, ты не видела мой телефон, никак не могу найти его, — спрашиваю я, на что ответа не получаю. Чувствуя неладное, я иду к Алексии, быстро замечая, что её бьёт дрожь. — Эй, детка, ты совсем продрогла...

— Да неужели? — Я замираю на месте, услышав тихий ответ Алексии. Что-то было не так. Что-то явно было не так. Её голос звучит странно и непривычно, что не может не насторожить меня. — Ну, думаю, ты поможешь мне согреться, — Алекс поворачивается ко мне, делая пару шагов и приближаясь почти вплотную. Я рвано выдыхаю, не понимая, что происходит. Её слова определённо имеют именно тот смысл, о котором я думаю. Но выражение её лица совершенно противоположно сказанному. Она неимоверно... зла? Да, полагаю, это определение подходит. Но, какого чёрта?

— Что ты имеешь в...? — Слова застревают поперёк горла, когда по комнате разносятся уже знакомые мне звуки. Тихие, мягкие стоны малышки, периодически перебиваемые моими хриплыми комментариями. В душе липким комком застывает ужас — я узнаю одно из тех видео, которое сделал когда... Ох, блядство!

Алексия поднимает руку, демонстрируя свою находку. Та самая запись крутится на экране, заставляя меня паниковать всё больше. Экран дрожит, и я перевожу стыдливый взгляд на малышку, с ужасом замечая, что она на грани истерики. О, нет-нет-нет!

— Детка, я не... — я протягиваю руку, в надежде успокоить Алекс и спокойно обсудить всю ситуацию. Но малышка резко вздыхает, отталкивая мою ладонь. Телефон тут же выпадает из её руки, падая на пол, но дела до этого нет никому.

— Как давно? — Ещё один тихий вопрос дрожащим голосом, от которого что-то внутри меня неприятно скребётся и извивается. Блядь, я же знал. Знал, что это кончится дерьмово. Но нет же, вместо того, чтобы обезопасить малышку от себя, я только что раскрыл ей новый неприятный факт своего больного характера. Отличная работа, мудак!Её вопрос заставляет меня повернуть голову и прикрыть глаза. Неимоверно стрёмно от того, что сейчас происходит. Клал бы я хуй, предъяви мне претензию другое живое существо. Но доводить до слёз свою крошку я совершенно не хочу.

— Достаточно давно, — только и могу ответить я, переводя сожалеющий взгляд на шокированную и растерянную Алекс. Она на дрожащих ногах плетётся к кровати, усаживаясь на край и уставившись в одну точку. О, чёрт, так не пойдёт! — Малышка, прости... — не придумав ничего лучше, я осторожно шагаю к своей девочке. Она переводит на меня отстранённый и непонимающий взгляд, который мне совершенно не нравится.

— Зачем, Санс...? — Мне не остаётся ничего, кроме как вздохнуть. Блядь, в её голосе столько горечи и растерянности, что мне становится просто нереально тошно от своей несдержанности. Сейчас происходит что-то очень важное, и я понимаю, что от моего ответа зависит то, какими станут наши отношения. Она смотрит на меня с ожиданием и толикой разочарования. Она ждёт моего ответа...

Но, чёрт, я не знаю, что мне ей сказать?! 

И, прикрепляю опрос~

А) - Постараться оправдаться - найти оправдание своим поступкам и попытаться уладить конфликт.
Б) - Постараться извиниться - возможно, это успокоит Алекс прежде, чем она впадёт в истерику и подведёт к мирной беседе.
В) - Постараться объясниться - рискованно, но тем не менее, раскрыв свои чувства, можно достучаться до чувств собеседницы.