Часть десятая. Трудности совместного проживания...
— Санс? Ты в порядке? Пожалуйста, открой дверь, — голос малышки удаётся распознать с трудом, но спиной я чувствую, как она бесцеремонно и непрерывно стучит по двери моей комнаты. Эта деревянная хрень и без того держится на соплях, поэтому я более чем уверен, что не подпирай я её на манер мешка, она бы развалилась к чёртовой матери. В уши будто бы набит знатный кусок ваты, потому что все слова Алекс слышатся нереально хреново, и чтобы разобрать их, мне приходится примерно полторы минуты собирать все свои силы в кучу.
— Всё в норме, — голос ломается и дрожит, отчего я поспешно зажимаю рот ладонью, шумно втягивая воздух через нос. По телу гуляет ненавистная дрожь, будто меня херачат электрошокерами со всех возможных сторон, а в горле сухость непередаваемая, словно я сутки гуляю по злоебучей пустыне. В голове что-то настойчиво гудит, пока я с силой стискиваю зубы, силясь подавить стоны. Ёбанные побочные эффекты, как всегда кстати...
— Твой голос убеждает меня в обратном, Санс, — в мозг плотно впивается новая фраза, и я краем зрения замечаю, как шевелится ручка двери. Крошка пытается открыть дверь с той стороны, что немного приводит меня в чувства, но вместе с тем и немного подпитывает моё состояние, призывая поддаться и отступить.
— Детка, дай мне... десять минут... — я с трудом сглатываю слюну. — ... и я выйду сам... Пожалуйста, — не имея другого варианта, я перехожу к вежливости, надеясь надавить на слабое место Алексии. Ручка двери замирает в исходном положении, а стуки в дверь стихают.
— Десять минут. Не больше, — по ту сторону двери слышится смиренный вздох и громкие шаги куда-то, предположительно в сторону кухни, заставляющие меня громко выдохнуть.
— Это твоя вина, малышка, — хрипло шиплю я, недовольно вперившись взглядом в ярко мерцающую душу, что никак не желает успокаиваться. Очередная попытка прикосновения, и мне едва хватает реакции зажать рот руками, чтобы не взвыть от острой боли по всему телу. Как же я ненавижу это дерьмо...
* * *
Предложение о совместном проживании срывается с языка само собой, оставляя после себя медленное осознание и долю испуга. Я боюсь реакции малышки на моё решение, но отчего-то упрямо смотрю на неё, стараясь выглядеть как можно более непринуждённо. Мне нравится видеть её такой, растерянной и удивлённой. Она отнекивается около десяти минут, аргументируя свои отказы тем, что подобное соседство доставит обоим неудобства, что ей жутко неловко навязываться, что она найдёт решение и всё будет хорошо. В конце концов, она почти выкрикивает, что проживание с представителем противоположного пола её смущает. Она краснеет, заикается, запинается на ровном месте, вызывая у меня смешки. Становится как-то легче от того, что такой вариант её смущает. Теперь я уверен, что она воспринимает меня как мужчину, а не как грёбанного плюшевого мишку.
Я успел неплохо выучить повадки своей девочки, потому и наблюдаю за её метаниями с усмешкой, уже понимая, что она сдастся. И оказываюсь прав. Осознав безвыходность ситуации, малышка с обречённым вздохом направляется паковать вещи по сумкам и коробкам, попутно ограничивая нашу совместную жизнь новыми правилами. Теперь мы должны пополам платить за жильё, нужно сделать дубликат ключей от входной двери и установить замок на двери гостиной, которая и станет её новой комнатой. Крошка сразу предупреждает, что возьмёт на себя уборку дома, после чего с упрёком добавляет, что от меня требуется только одно — не наводить беспорядок, как я делаю это обычно.
Я только киваю на её слова, пропуская большую часть мимо ушей. В мозгу плотно разрастается только одна мысль — она будет рядом. Моё драгоценное человеческое существо будет в шаговой доступности. Я буду видеть её каждый день. Я буду касаться её каждый день. Я буду с блаженной улыбкой слушать её очаровательный голос каждый, мать его, день. От этих мыслей в горле застревает ком, а дыхание учащается само собой. Возможно, я наконец-то принимаю правильное решение.
* * *
Прошло всего чуть больше месяца, и я понял, насколько поспешил с выводами.
Первая неделя проходит великолепно. Совместные завтраки, беседы перед телевизором, прогулки на сон грядущий и много другой банальной, но до одури приевшейся мне ерунды. Совместная жизнь кажется, действительно, грёбанной сказкой со счастливым концом.
Я даже помню, как малышка, с улыбкой и румянцем на щеках вручает мне весьма полезный подарок. Мобильный телефон, чтобы я «всегда был на связи». И именно тогда случается непоправимое. В тот день малышку снова мучает бессонница, как меня мучает ломка. Мы наспех прощаемся, разбегаясь по комнатам и запирая двери. Каждый из нас глотает грёбанные таблетки, но, к сожалению, разного предназначения. В ту ночь я даже не помню, как оказываюсь в её спальне. Но помню, как я ломаюсь, вспоминая идентичную ситуацию, которая так долго не давала мне покоя. В тот вечер мне знатно отшибает память, уже после первого, глухого стона малышки.
Утром, не сумев вспомнить продолжение минувшей ночи, я прихожу к выводу, что оно и к лучшему. Но мой новоявленный подарок так не считает, и в памяти устройства связи красуются фотографии и несколько видео, которые подтверждают, что я снова наворотил дел. С отвращением к самому себе, я практически весь день провожу на улице, шатаясь по подворотням и глухим районам городского парка. Сколько не стараюсь, я так и не могу заставить себя удалить то, что так будоражит моё воображение. Моя обнажённая крошка, что так беззащитно раскидывает руки, будто бы позируя перед камерой. Те ебанные видеозаписи, на которых отчётливо слышны стоны и всхлипы Алексии тоже остаются в памяти телефона, занимая почётное место в отдельной папке. Когда я возвращаюсь домой, обеспокоенная малышка моментально бросается ко мне, расспрашивая о том, всё ли у меня хорошо. Она долго что-то щебечет, прижимая руки к груди, пока я непроизвольно кусаю губы, вспоминая ночную фотосессию. Всё просто охуительно, по-другому и не скажешь...
Грёбанная мастурбация под чужие стоны из наушников — каждое, блядь, ебучее утро. Это теперь настолько обыденно, что вызывает отвращение. Дожил, мать его. Я перетрахал стольких девушек, что всех и не вспомню. И вместо того, чтобы найти развлечение на парочку ночей, я запираюсь в комнате и утыкаюсь мордой в подушку, чтобы заглушить стоны до того момента, пока не доведу себя до разрядки. Мне можно смело вести под венец собственную правую руку, которую я конкретно затрахиваю далеко не первый день. Причём буквально. Видимо, мой брат был прав, называя меня жалким куском дерьма. С того дня я именно так себя и ощущаю. Ещё более неловко становится перед малышкой, которая, как ни в чём не бывало, улыбается мне.
Труднее всего во время ломки и приходов. Идя к двери квартиры с новой дозой в кармане, я едва ли не молюсь о том, чтобы крошки не было дома. Чтобы я мог запереться в своей комнате и спокойно расслабиться, без риска навредить Алексии. Я несколько раз натыкался на неё, находясь в таком состоянии. И ни разу это не заканчивалось хорошо. Она отчитывает меня, пока я не зажимаю её в ближайшем углу. Помню, как один раз, я даже умудрился впиться зубами в её плечо. Благо дело не дошло до крови, но какая-то часть меня, не мучимая стыдом, была невероятна довольна тем, что на теле моей девочки красуется своеобразная метка. Я оправдывался за этот конфуз с глупой улыбкой, и даже пару раз извинился. С того случая, крошка старается не находиться со мной в одной комнате, если ей кажется , что ситуация начинает накаляться. Она побаивается меня, за что я не могу её винить.
Однако несмотря на страх, в обычные будни, она ведёт себя как обычно, не вспоминая о произошедшем. Не знаю, радуюсь я этому, но точно удивляюсь. Такое милое, беспечное создание. Ещё немного времени, и всё вроде как налаживается, до новой неловкой ситуации.
* * *
Я возвращаюсь домой довольно рано, закончив со своей «подработкой» и набив карманы лишними купюрами. Меня совсем не удивляет, что Алекс всё ещё на учёбе. Такая примерная и ответственная ученица, никогда не пропускает занятия. Мне остаётся только иронично ухмыляться — мы с ней совершенно разные.
Невыносимо хочется спать, поэтому я со спокойной совестью скидываю куртку, шагая в сторону комнаты. Но моё внимание отвлекается ещё до того, как я переступаю порог личного пространства. Дверь гостиной приоткрыта, что явно указывает на то, что моя крошка утром очень торопилась на учёбу. Обычно она запирает комнату, на мои вопросы выдавая что-то про девичьи секреты. Но даже с закрытой дверью мне до одури легко попасть в её «райский уголок». А в этот раз мне даже не приходится прибегать к услугам магии.
Эта комната никак не вяжется с образом того пустого помещения, которое было тут до переезда малышки. Её комната. Её личная обитель, сплошь пропитанная её запахом и её энергией. От приятных чувств хочется начать мурлыкать, как грёбанному, сытому коту.
Мягкая кровать манит, вырисовывая свои превосходства перед моим спальным местом. И я не сопротивляюсь, бухаясь на мягкий плед и удовлетворённо вздыхая. Сон приходит невероятно быстро. Кажется, он совершенно пустой, но какой-то странно-уютный.
Я распахиваю глаза с громким, протяжным стоном, резко принимая сидячее положение и бегая взглядом по комнате. Сколько времени я проспал — я понятия не имею, но тело отчего-то бьёт озноб, а дыхание обжигает горло.
— С-Санс...? — Я с ужасом поворачиваюсь на дрожащий зов малышки, замирая в изумлении. Но из моего горла тут же вырывается хриплый стон, когда Алексия рефлекторно сжимает пальцы. В её руках красуется душа. Моя душа, которая активно бьётся, выделяя жидкую энергию.
Блядь, в таком ужасе я, пожалуй, впервые. Буквально выбивая светящийся сгусток магии из рук совсем растерянной малышки, я, сломя голову, бросаюсь в свою комнату, сползая по поверхности двери. Горящая душа болезненно ноет и ярко мерцает, призывая к действиям. А я всё ещё в шоке от того, что столь сокровенная часть была в хрупких руках моей девочки. На эти мысли душа отзывается волной жара, прокатившейся по всему телу, очевидно поддерживая мои фантазии.
Происходит что-то очень страшное. Что-то, чего случиться было не должно. Душа — самая сокровенная и уязвимая часть любого монстра. Ни один из нас, никогда не покажет свою душу, если не доверяет партнёру, и не имеет хорошего самоконтроля. В моём случае, страдает второе. Потому что именно сейчас, всё ещё чувствуя отголоски её осторожных касаний, я хочу вернуться в чужую комнату, чтобы грубо и без промедлений овладеть своим дорогим, беспомощным человеком. Любая манипуляция с душой имеет свои последствия. Души монстров гораздо более хрупкие и чувствительные, нежели у людей, потому как представляют собой эквивалент человеческого сердца и являются источником магии. Такие откровенно нежные и осторожные касания присущи только парам. Даже занимаясь сексом, монстры редко задействуют душу. А моя крошка так просто сжала её в своих ладонях. Я понимал смысл биения души в её руках. Стремление к слиянию — ещё большая головная боль. Моя взбудораженная душа взывала к душе партнёра, силясь вытянуть её из тела, чтобы совершить грёбанное слияние. А ведь это привело бы к огромным, непоправимым последствиям. Мне и без того туго с моей вшивой выдержкой, а слияние и установление связи между нашими душами и вовсе лишит меня рассудка. Но теперь у меня другая проблема. Не менее болезненная и требующая всего моего внимания. Удовлетворить себя самостоятельно в этом плане я не могу. Душе необходимо присутствие партнёра рядом. В противном случае любое касание отзывается режущей болью. Остаётся только переждать это, или...
* * *
— Ну наконец-то! — Едва я, пошатываясь, покидаю комнату, Алекс выбегает мне навстречу. Малышка обеспокоена, и даже немного напугана. Она поджимает и кусает губы, сцепив пальцы в замок и уставившись в пол. — Санс, прости! Прости пожалуйста! Я не должна была...! — Я мягко треплю её по голове, захлопывая дверь своей комнаты. Перед глазами всё немного мигает и расплывается, но я упорно стараюсь держать себя в руках.
— Всё нормально... ты не знала, — каждое слово раздирает горло изнутри, в конце концов увлекая за собой кашель. Я снова пачкаю полы выплюнутой кровью, заставляя малышку отступить на пару шагов и прижать ладони о рту. Я обречённо мычу, когда спустя несколько секунд, её пальцы касаются моего плеча, мягко поглаживая. Её действия мне совершенно не помогают. Я выпрямляю спину, стирая кровь с губ краем футболки. Грубо отстраняю ладонь крошки и спешу на выход, срывая с вешалки свою куртку. — Буду поздно, — хриплые слова напоследок, после которых я хлопаю дверью и собираю остатки магии, чтобы переместиться в намеченное место. Вколотый в душу крэк надолго меня не задержит. Нужно заглушить эту нужду чем-то ещё. Вполне подойдёт алкоголь...
* * *
Посадка выдаётся дерьмовой, оставляя мне на память разбитую губу и разодранные ладони. Ненавижу эти грёбанные разваленные здания. Тем не менее, свежий воздух немного приводит меня в чувства, позволяя продвигаться к выбранному зданию более-менее ровной походкой.Намеченное место впускает меня в помещение с душным воздухом, мрачной атмосферой и несколькими занятыми столиками. Внимания на меня, практически никто не обращает. Все они здесь такие же, отбитые и ненормальные. Однако, как только я оказываюсь за барной стойкой, мне в лицо прилетает что-то мокрое, но не особо твёрдое. На проверку, снаряд оказывается тряпкой, кинутой в меня недовольным барменом.
— Какой тёплый приём, — выдавливая каждое слово тяну я. Гриллби раздражённо скалится, подходя ближе.
— Ты, уёбок, мне всю стойку кровищей заляпал, — стирая бордовые разводы с лакированной поверхности, шикает Гриллби. Я наспех стираю с лица и рук следы неудачного падения. — Только не говори мне, что ты припёрся залить глотку... — недовольно произносит бармен, забирая из моих дрожащих рук изрядно перепачканную ткань.
— Бинго, мой дорогой друг, — с усмешкой соглашаюсь я, сглатывая накопившуюся слюну.— Ты ни получишь от меня ни капли алкоголя, — прищурившись, объявляет мне приятель.
— Ты итак под неслабыми ништячками. Дебошир мне тут нахуй не сдался, — коротко и ясно объясняет свои мотивы Гриллби. Я недовольно фыркаю, роняя голову на барную стойку. Мозг плавится, мыслей в голове туча, теперь меня ещё и алкоголя лишают. Блядство, сегодня явно не лучший день в моей жизни.
— Приятель, у меня веский повод....
— Хм... Удиви меня.
* * *
Собрав остатки сил, я в очередной раз выговариваюсь старому другу-мудаку. Который, на удивление внимательно и серьёзно меня слушает, вплоть до того момента, как я заканчиваю пересказывать события этого дня. Передо мной с громким стуком опускается ещё один стакан, наполненный виски, который я спешу залить в страдающий организм.
— Трахни её, и дело с концом, — непринуждённо выдаёт бармен, заставляя меня подавиться отпитым алкоголем.
— Да мы с ней даже не пара...
— Вы живёте вместе, вместе содержите жильё, едите за одним столом одну еду, сюсюкайтесь друг с другом... — принимается перечислять хозяин бара. — Скажи-ка мне, Санс, как у монстров называется подобное слащавое дерьмо? — Вздёрнув бровь, интересуется Гриллби. Я удивлённо замираю. Для монстров это и значит «быть парой». Заботиться, защищать, делить кров и испытывать привязанность. Но...
— Там всё пиздецки запутанно, приятель, — с мученическим стоном я допиваю содержимое стакана.Дальнейшая беседа, к счастью, немного отвлекает от тотального пиздеца, который я называю «сегодняшним днём». Но, блядь, ирония, кому-то снова нужно до меня доебаться.
— Эй, Санс, — я оборачиваюсь на смутно знакомый голос, и вижу перед собой явно знакомого монстра. Он выглядит недовольным и смотрит на меня, прям как Папс в своё время. С презрением и превосходством. Я не отвечаю на его мнимое приветствие. Чем, кажется, немного задеваю его образ крутого парня. Ах, как жаль, что мне похуй.
— У меня был отвратный день, поэтому либо говори, какого хуя тебе надо, либо отъебись, — сухо бросаю я. Желания вести с кем-то диалог явно отсутствует, и своим молчанием этот приятель меня вымораживает.
— Птичка напела нам, что ты спутался с человеком... — я только фыркаю, нахмурившись. Грёбанный город. Не место для жизни, а бесперебойное сарафанное радио.
— У тебя проблемы с этим? — раздражённо спрашиваю я, разворачиваясь к собеседнику. Мне бы заткнуть рот, или же просто соврать, списав всё на слухи. Я отлично знаю, что делают монстры с тем из своих сородичей, кто решает втереться в доверие к людям. Но что-то мешает мне солгать и пустить всё на самотёк. Малышка не такая, как другие представители ненавистной монстрам расы.
— Думаю, нам есть, что обсудить... — холодно, но с ноткой азарта тянет забытый знакомый, указывая на выход. Я скалюсь, понимая, что этот парень жаждет не столько информации, сколько драки. Что ж, он её получит.
— Только после тебя...
* * *
Я битый час наматываю круги по кухне, судорожно набирая номер Санса уже в который раз. Но снова и снова мне слышатся только длинные гудки по ту сторону линии. Было невероятно стыдно и совестно перед ним, ведь, судя по его поведению, он явно, как минимум раздражён моей выходкой. Хотя я и сама не особо понимаю, что произошло.
Взгляд на часы, и я с паникой примечаю, что обе стрелки ушли за цифру двенадцать. На улице уже темно, поэтому отправляться на поиски — бесполезно. Да и куда? Он никогда не рассказывает, где бывает целыми днями. Только усмехается, и говорит, что я слишком любопытная.С надеждой бреду к окошку, но по ту сторону вижу лишь пустой двор, освещённый парочкой фонарных столбов. Отчего-то жутко неспокойно.
Телефон в моей руке начинает вибрировать, прежде чем разразиться громкой мелодией. Едва не выронив от удивления аппарат сотовой связи, я внимательно смотрю на экран, чтобы тут же поднять трубку.
— Где ты?! — Я едва ли не срываюсь на крик, чувствуя, как на глазах наворачиваются слёзы.
— Открой дверь, — голос на той стороне провода звучит устало и... незнакомо. Я снова смотрю на имя звонящего, и осторожно бреду к входной двери, отпирая замок.
— Боже мой! Что произошло?! — Незнакомый мне мужчина буквально волоком затаскивает в дом едва шевелящегося Санса.
— Оставь вопросы при себе, человек. А хочешь быть полезной, так принеси аптечку, пока этот придурок тут не сдох.
— Ч-Что...? — Незнакомец волоком тащит Санса до моей спальни, поскольку его комната закрыта на ключ. И после этого, не говоря ни слова, покидает квартиру, оставляя меня один на один с израненным монстром.
Этой ночью мне так и не удаётся отдохнуть...
