Мы сделали это

Ноги горят, волосы липнут к вспотевшей шее, голова немного кружится — я танцую под разноцветными лучами софитов и надрываю горло, подпевая песне. Мой голос тонет в нестройном хоре десятка других, поэтому я совершенно не стесняюсь фальшивить. Рот вяжет сладковатая слюна с привкусом кофе, мяты и яблочного бонда. На голове у меня солнцезащитные очки, удерживающие растрёпанные в танце волосы, и я понятия не имею, чьи они и как оказались у меня.

Рядом, выплясывая безумные движения, дрыгаются Хэнк и Киса и смеются над каждым странным изгибом собственных тел. Рита держит меня за руку, и мы вместе кружимся, словно в электро-техно-вальсе, имитируем движения роботов, а потом и вовсе повторяем за парнями. Пышная причёска подруги то и дело бьёт меня по щеке; в отместку я склоняюсь головой к её лицу и яростно трясу волосами, которые, конечно же, не достают из-за короткой длины.

Сорокаградусный мятный ликёр, сперва разбавляемый спрайтом, а потом и вовсе выпитый чистым, течёт по венам вместо крови, и я чувствую, как тепло приливает к голове. Тело такое пластичное, ничем не скованное, лёгкое, словно пёрышко. Мне так хорошо!

Музыка громкая, развязная — она так и требует, чтобы мы подчинялись каждой её ноте, каждому биту, каждому электрическому импульсу. Музыка — чистый наркотик, бесплатный поставщик гормона счастья прямиком в каждый атом и молекулу тела. Я готова танцевать до тех пор, пока у меня не откажут ноги.

Треки сменяются один за другим, и я запрокидываю голову, закрывая глаза. Яркие лучи падают на моё лицо: чувствую их жжение даже сквозь опущенные веки и жмурюсь сильнее. Мычу нечто невнятное себе под нос, качая головой из стороны в сторону, и вздрагиваю, когда руки Кисы опускаются на мою талию, притягивая к себе ближе. Врезаюсь в грудь парня и поднимаю веки.

Неоновые огни кружатся перед глазами, и я не вижу лица напротив. Чувствую сладковатое горячее дыхание на своих губах и терпкий запах только что выкуренной сигареты. Наши лица так близко друг другу, что мы сталкиваемся носами, двигаясь под музыку. Моё тело само льнёт к нему, а голова и не против. Наоборот, каждая мысль посвящена тому, как я хочу быть ещё ближе. До самых костей.

— М-м-м, — медленно тяну я, глупо улыбаясь, — гражданин Кислов, вы что, распускаете свои руки?

— А если и так? — ухмыляется парень, и его пальцы принимаются выводить круги на моей талии — их тепло я чувствую даже сквозь ткань топа. Эти движения посылают сумасшедшие мурашки по всему телу.

— Это запрещено кодексом.

— Дуэльным?

— Уголовным.

— Пиздец, — смеётся Киса, и мои губы приоткрываются сами по себе, ловя этот крышесносный смешок. — Тебе надо меньше контачить с Хэнком. Уже ментовских приколов нахваталась. Я чувствую себя брошенным и оскорблённым.

— Тогда, — тяну руки вверх и опускаю ладони на плечи парня; ощущаю острые, выпирающие ключицы под кофтой, — мы никому об этом не скажем.

— Я могила.

Мы продолжаем раскачиваться из стороны в сторону, хотя музыка даже не медленная. Но я просто не могу расцепить склеенные замком пальцы за шеей Кисы, а его руки намертво прилипли к моей талии. Музыканты в колонке выводят длинную ноту, вперемешку с яростными ударами барабанов, и я, прикрыв веки, запрокидываю назад голову, позволив волосам рассыпаться по плечам.

Кончик холодного носа касается горячей и взмокшей кожи на шее, и я вздрагиваю, но глаза не открываю, позволяя Кислову бесстыже жаться ко мне, приблизившись вплотную. Ладони на спине скрещиваются сильнее — Киса с такой силой вжимает меня в свою грудь, что я чувствую бешенное биение его сердца. Мы уже не танцуем, а просто обнимаемся, качаясь в такт музыки. Мне жарко и так хорошо.

Сама не понимаю, как ладонь скользит выше по шее парня и зарывается пальцами в мягкие волосы. Киса мычит что-то невнятное, и от вибрации его голоса по телу бегут горячие мурашки. От затылка к пяткам.

Киса снова что-то говорит, но я не слышу слов из-за грохота в барабанных перепонках и мягко хлопаю его по спине. Он приподнимает голову, и горячее дыхание опаляет мочку уха.

— Не хочешь передохнуть? — повторяет он. — У меня ноги нахуй отвалятся.

С трудом справляясь с мельтешением перед глазами, я согласно киваю, и Киса переплетает наши пальцы, чтобы увести меня с площадки мимо танцующих подростков. С бара он прихватывает две банки пива и одну протягивает мне.

Я едва не падаю, запнувшись о ступеньку, и крепко стискиваю зубы, чтобы не заскулить как щенок. Ваня только усмехается, и я вскидываю указательный палец, предупреждая: только посмей пошутить об этом, убью.

Не знаю, как на старой винтовой лестнице ещё никто не убился — возможно, я стану первой её жертвой. Мы поднимаемся на второй этаж, где нет источников света, лишь серебристая луна едва-едва освещает площадку с голыми стенами и заваленный мусором пол. Киса резким движением ноги отбрасывает картонки и пустые жестянки в сторону. Надеюсь, тусовка не выгнала из санатория бомжей, которые потом станут мстить нам за погром в их доме.

Музыка продолжает греметь, но уже тише, и чем глубже мы идём по коридору, тем больше шум сдаётся под напором глухой тишины. Я раньше не поднималась выше первого этажа и даже не знала, что внутри здание походит на запутанный лабиринт с тёмными коридорами. Жду, что из-за поворота вывалится гигантский Минотавр и даст нам пизды.

— Если бы это был не ты, — произношу я тихим голосом, боясь потревожить призраков бывших постояльцев санатория, — то я бы подумала, что меня ведут подальше от остальных, чтобы изнасиловать и убить.

— Возможно, ты слишком хорошего обо мне мнения, — отзывается Киса и бросает на меня загадочный взгляд тёмных глаз. Громко фыркаю, и он смеётся, покрепче перехватывая мою ладонь своей горячей.

Странные звуки, доносящиеся из одной комнаты, вынуждают нас остановиться и прислушаться. Я не сразу понимаю, что происходит, но как только протяжные скрипы сменяются глухими стонами и скольжением ножек мебели по полу, к моему лицу приливает кровь.

— Там трахаются, — шепчу я Кисе на ухо и тяну его прочь, подальше от комнаты разврата.

— Эх, — драматично вздыхает он и покорно следует за мной, — счастливые.

Пойти дальше первой была плохая идея. Я абсолютно ничего не вижу в темноте, и тусклый свет в окнах совсем не помогает. Опять запинаюсь и едва не падаю, крепко прижимая к груди драгоценное пиво. Рука Кислова помогает удержать равновесие, но гулкий топот моих неловких шагов разносится по всему этажу. Впрочем, парочке это не мешает продолжать самозабвенно трахаться.

— Второй такой клуши точно больше нет, — смеётся Киса, и я злобно шиплю на него. — Ноги хоть целые?

— Отстань, — обиженно выдаю я и выпячиваю нижнюю губу, всматриваясь в тёмные проёмы. — Куда мы идём? Это уже не санаторий, эта заброшка.

— Оль, — хмыкает Киса, — это и есть заброшка. Потерпи, почти пришли.

Киса не собирается посвящать меня в детали, поэтому я покорно иду за ним. Доверчивая дура, что тут ещё сказать. Поняв, что по его вине я могу переломать все конечности, Кислов предусмотрительно расчищает путь и предупреждает о пороге. Правда, он ещё и смеётся, когда я чересчур высоко поднимаю ногу, потому что не знаю, какой высоты этот самый порог.

— Пришли. — Киса тормозит, и я, продолжая следить за полом под ногами, тоже останавливаюсь и медленно поднимаю голову.

Вокруг стоит звенящая тишина. Мы находимся в центре овальной комнаты, которая пострадала от хулиганов меньше остальных помещений. На стенах по-прежнему висят картины, ещё с советских времён, в углах в горшках стоят растения: одни со временем рассыпались в пыль без человеческой заботы, другие наоборот — зацвели пуще прежнего и обвили своими ветками и листвой стены и оконные карнизы. Гигантская пальма, которую кто-то догадался выращивать в горшке, изогнулась под потолком и выбила стекло рамы, высунувшись наружу.

Сделав шаг вперёд, я понимаю, что под ногами больше ничего не скрипит и не хрустит — небольшой слой пыли поднимается с красного ковра, которым покрыт весь пол в комнате. Вдоль одной стены стоит книжный стеллаж, но книг там почти не осталось — вероятно, растащили сразу после закрытия.

В отличие от всего остального здания, это место заполнено мебелью: небольшими диванчиками и маленькими столиками, чьи поверхности выполнены в виде шахматной доски. Высвободив руку, я опускаюсь на корточки и поднимаю с пола чёрную фигурку ладьи.

— Это же комната отдыха! — осеняет меня, и я поднимаю глаза на Кису, что застыл, глядя на меня сверху вниз.

— Ага, — качает он головой и делает глоток пива из банки, после чего вытирает губы рукавом и указывает пальцем. — Выгляни в окно.

С кряхтением поднявшись, я подхожу к стене, и под подошвой хрустит битое стекло. Осторожно оперевшись на деревянный облезлый подоконник, выглядываю наружу и застываю в восхищении.

— Нихрена себе, — только и могу тихо выдавить я.

Санаторий построили на пригорке, и потому со второго этажа открывается шикарный панорамный вид. Сразу за лесом начинаются вересковые пустоши, которые резко обрываются песчаниками и галькой. Я вижу море, хотя, на самом деле, оно довольно далеко. Ещё дальше, вдоль береговой линии раскинулся город. Его яркие огни горят всю ночь, рассеивая блаженную темноту. По дорогам двигаются крохотные машинки и мельтешат жёлтыми и красными пятнами фар.

В небе горит яркая полная луна, и её серебристый свет льётся мне на руку, которую я просовываю в разбитое окно. Позади раздаётся мягкая поступь по ковру, и тепло Кисы укутывает подобно любимому одеялу. Он меня даже не трогает, а я уже растекаюсь лужицей от одного его присутствия. И снова я пьяная в его компании. Ещё и наедине. От одной этой мысли дрожат ноги и к голове приливает кровь. Хорошо, что он сейчас не видит моего лица.

— И часто ты приводишь сюда девушек? — интересуюсь я как бы невзначай, продолжая любоваться пейзажем из окна.

— По шкале от одного до десяти: насколько мой ответ прозвучит банально, если я скажу, что ты первая?

— Одиннадцать, — смеюсь я и поворачиваюсь к Кислову. Он смотрит на меня, прищурившись, с пьяной полуулыбкой на губах. — Точно одиннадцать.

— Но это правда, если что.

— Что ж, мило. — Я не могу сдержать ответной улыбки. — И зачем же ты привёл меня сюда? Отдохнуть от музыки и танцев можно было и на улице.

— Хотел побыть в тишине, — пожимает он плечами и делает маленький шажок мне навстречу. — Снаружи вечно кто-то подходит. То косяк, то сигарету, то зажигалку. Заебут. А ещё, — поставив банку пива на пол, он достаёт из кармана пачку сигарет, вынимает одну, зажимает её губами и поджигает, — я очень хочу узнать, что же ты так хотела мне сказать.

Моргаю, не сразу поняв, о чём он говорит. Заметив замешательство на моём лице, Киса вытягивает рукав кофты, стряхивает осколки стекла с деревянной рамы за моей спиной и упирается в неё ладонью, нависая сверху.

— На улице, — поясняет он. — Ты хотела о чём-то о-очень серьёзно поговорить.

— А, — понимание вспыхивает в моей голове подобно лампочке. Лицо мигом краснеет, и остаётся только уповать на темноту. — Да, об этом... Может, завтра?

Хмыкнув, Киса выпрямляется, вынимает из кармана телефон и демонстрирует мне вспыхнувший экран.

— Солнышко, завтра уже наступило. Не давай заднюю. Дай лучше мне, — сделав многозначительную паузу, он затягивается никотином и выдыхает дым мне в лицо вместе со словами: — Ответ на вопрос.

Я смотрю в его тёмные глаза с расширенными, как две бездонные ямы, зрачками. Залипаю на тень от длинных ресниц, небольшую горбинку на носу, припухшие от алкоголя губы. И только он открывает рот, чтобы поторопить меня, я выпаливаю:

— Ты мне нравишься, Кис.

Киса застывает, так и не донеся сигарету до рта. Моргнув, он медленно поддаётся вперёд, вновь опирается рукой на раму и, приблизившись к моему лицу спрашивает:

— У меня галлюны? Или ты только что...

— Это правда, — задохнувшись, перебиваю его я, глядя в широко распахнутые глаза. — Очень нравишься, Кис.

Он молчит, внимательно изучая моё лицо внезапно трезвым взглядом. Будто не пил и не курил весь вечер. Наши губы так близко, что становится невыносимым просто смотреть на них. Тёплое дыхание окутывает моё лицо — Киса резко выдыхает и прикрывает веки. Уронив голову, он тихо смеётся, и у меня внутри всё падает, разбиваясь насмерть. Сердце в груди трепещется с такой скоростью, будто отбивает свои последние секунды.

— А ты шустрее, чем я, Чехова, — негромко произносит он, качая головой.

Глупо моргнув, я переспрашиваю:

— Что, прости?

— Не прощаю. — Киса тушит сигарету о стену, бросает сплющенный в гармошку бычок на пол и поднимает на меня смеющиеся глаза. — Вообще-то, я рассчитывал сказать тебе об этом первым.

— И когда бы это случилось? — не подумав, спрашиваю я. — Ещё через десять лет?

Киса снова смеётся. Низко, утробно — от этого звука шея под волосами покрывается будоражащими мурашки.

— Справедливо, солнышко. Не в бровь, а в глаз.

Я не успеваю задать сотню логичных вопросов, которые вспыхнули в голове, как огоньки гирлянды. Киса грубо хватает меня за затылок, зарываясь пальцами в волосы, и притягивает к себе, врезаясь своими губами в мои.

Из груди вырывается булькающий звук, но я тут же затихаю, обмякнув в руках парня. Так и не открытая банка с пивом валится из ослабевших пальцев и с глухим стуком ударяется об пол.

Киса целует меня с такой страстью, будто ждал этого момента всю жизнь. Обхватив талию, он прижимает меня к себе, и я в отчаянии цепляюсь за ткань его кофты на спине. Наши губы движутся в хаотичном ритме, носы сталкиваются, но нам так плевать — сердце разгоняется до такой скорости, что вот-вот проломит рёбра насквозь. Кровь бурным потоком разгоняет алкоголь и влюблённость по всему телу, окончательно снося мне крышу.

Пальцы с трудом выпутываются из взъерошенных волос — не разрывая поцелуй, Киса подхватывает меня под бёдрами и отрывает от земли, а я скрещиваю щиколотки у него за спиной. Он пятится и падает на пыльную обивку дивана. Я устраиваюсь на его широко разведённых коленях и приподнимаюсь, осыпая поцелуем всё лицо парня.

Руки Кисы бесцеремонно, по-хозяйски блуждают по моему телу и ныряют под край топа, обжигая своими прикосновениями. Пальцы нашаривают лямку лифчика и грубо дёргают вниз, оголяя грудь. Я издаю глухой стон, когда горячая ладонь сжимает мою грудь и поглаживает набухший сосок. Киса ловит мои тихие стоны и сжимает волосы на затылке. Его язык скользит по губам, подбородку, ниже по шее, а ладонь массирует грудь, заставляя бёдра сжиматься в приятных конвульсиях. Он зубами цепляет разгорячённую кожу, и я сильнее стискиваю пальцы на его плечах, из последних сил держась за этот мир. Ваня посасывает кожу, царапает клыками и тут же зализывает языком, спускается ниже к ключицам. Меня будто бьёт током, и я вздрагиваю всем телом. Тихий смешок опаляет, и грудной стон отправляет меня куда-то в другое измерение — измерение фанатизма по Ивану Кислову.

Ёрзаю на его коленях, пытаясь хоть на мгновение перехватить инициативу, но Киса на даёт мне этого сделать. Секунда, и я оказываюсь опрокинута на спину, прижатая нетерпеливым телом к обивке дивана. Киса напирает, и я понимаю, чего он сейчас больше всего хочет. Его стояк упирается мне в бедро, а руки настойчиво оттягивают край кожаных штанов. Кислород полыхает и вокруг, и в моих лёгких, но остатки разума ещё теплятся где-то на задворках опьяневшего от алкоголя и чувств сознания, поэтому я тихо прошу, не надеясь быть услышанной:

— Вань, мне тоже хочется... Но давай не здесь.

Но Киса меня слышит — его ладонь оставляет в покое мои штаны и мягко опускается на голый живот под топом. Шумно сглотнув, от утыкается своим лбом в мой и сдавленно кивает.

— Да, ты права... Не самое удачное место для нашего первого секса.

Он произносит это так легко и обыденно, что я удивлённо вскидываю брови, пытаясь восстановить сбивчивое дыхание.

— Правда? — высоким от перевозбуждения голосом спрашиваю я. — Даже не станешь настаивать?

— А надо? — Киса приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на меня. Его губы приоткрыты — он тоже пытается восстановить ровное дыхание. — Нет, я могу и поиграть в домогателя. Но... — Он кивает в сторону. — Тут дохрена пыли — негигиенично типа, — а в соседней комнате кто-то ебётся. Не хочется ни болячек, ни лишних зрителей. — Помедлив, он добавляет: — Да и у меня нет презиков, я только сейчас вспомнил.

Хихикнув, я роняю голову на диван и прикрываю веки.

— У тебя нет презиков — звучит, как анекдот.

— Вообще-то, — хмыкает он мне на ухо, — у меня изначально был план затащить тебя сегодня в постель. Но потом подумал, что ты типа это, ухаживания любишь. Вот и тормознул.

Приоткрыв глаза, я выгибаю дугой бровь, многозначительно глядя на парня.

— Чувак, мы остановились буквально в одной минуте. И то я попросила. Это, по-твоему, тормознул?

— А у меня тормоза барахлят, — ухмыляется Киса и приподнимается на руках.

Тело парня перестаёт давить сверху, и он опускается рядом на обивку, прижимаясь бёдрами к моим. Горячая ладонь снова забирается под топ и сжимает грудь, мягко поглаживая. Пальцы сжимают один сосок, затем второй, и я прикусываю нижнюю губу, утопая в новых, ранее неведомых ощущениях. Моя грудь чувствительная, и, кажется, Киса может довести меня до оргазма просто лаская её.

Придвинувшись, Киса касается губами моей шеи и слегка прикусывает тонкую кожу.

— Решил потихоньку давить на газ? — хихикнув, спрашиваю я. — Думаешь, я не замечу?

— Мхм, — мычит он в шею и приподнимается выше, чтобы найти мои губы и поцеловать.

Уже не так напористо, но всё также глубоко и чувственно. Цепляюсь за ткань кофты у него на плече и поворачиваюсь, чтобы закинуть ногу ему на бедро. Киса стискивает пальцы на моей заднице и притягивает ещё ближе.

Никогда и ни с кем я не доходила до такой степени близости, но моё тело само, на уровне рефлексов знает, что делать — я легонько ёрзаю, бедром мучая несчастный член Кисы. Он глухо стонет мне на ухо, впиваясь пальцами в ягодицы с такой силой, что утром я точно найду на коже синяки. Вроде и надо бы остановиться, но я просто не могу. Слышать, как Киса получает из-за меня удовольствие на грани мучительной пытки, — высшее наслаждение.

Вдруг его ладонь скользит по краю моих штанов и ныряет под резинку. Пальцы очерчивают кромку кружевного белья, и Киса снова издаёт жалобный стон.

— Кружево. Чехова. Блять. Скажите ещё, что оно чёрное. Хотя нет, — он в отчаянии мотает головой, дёргая кадыком, — лучше молчи. Если оно реально чёрное, я трахну тебя прямо на этом диване.

Я прикусываю язык, борясь с желанием сказать правду. Кружевные трусы и правда чёрного цвета. Но даже будучи возбуждённой до натянутых нервов, я не хочу заниматься сексом на этом диване. Как сказал Киса, это негигиенично. А ещё хрен знает, сколько невидимых жучков может ползать в этом месте. Даже секс с этим парнем не стоит того, чтобы потом месяцами лечиться.

Рука Кисы скользит ниже и касается меня между ног через тонкое кружево. Дыхание над ухом становится оглушительным — я слышу, как скрипят его зубы. Моё бельё намокло, низ живота пронзает мучительная судорога, а горячая ладонь парня внизу заставляет моё несчастное тело рыдать.

Я прикусываю ткань кофты Кисы на плече, когда он принимается выводить пальцами узоры. Господи, как хорошо.

— Блять, — Киса жмётся лбом к моей вспотевшее шее, надавливая на клитор через ткань, — я даже так чувствую, какая ты мокрая и горячая. Чехова, умоляю, достань мою руку.

Нашёл, кого просить. Я не в состоянии даже пошевелиться. Стрелка маятника в моей голове с бешеной скоростью раскачивается от «Никакого секса на заброшке» до «Чёрт возьми, просто трахни меня сейчас же».

Мольба парня остаётся без ответа, потому что я тупо задыхаюсь. Пальцы Кисы двигаются вверх-вниз, заставляя мою грудь бешено вздыматься, а бельё всё больше и больше пропитываться смазкой. Хочется хныкать от того, как хочется большего.

Да, всего полминуты назад я думала о том, что не хочу заниматься сексом на этом диване и в этой комнате. И даже остановила Кису. Но попробуйте устоять перед этим парнем, когда он умело пытается вас, а эта пытка — лучшее, что вы когда-либо переживали. Я вот не могу.

Когда указательный палец почти проникает в меня через трусы, я слабо вскрикиваю и прогибаюсь в пояснице. Мои щёки жарко полыхают, в груди тесно, а от дыхания Кисы я и вовсе глохну. Он всё-таки нашёл способ проникнуть в меня.

Ёрзая, я бездумно пытаюсь сильнее насадиться на палец, но бельё мешает, и Киса удерживает меня на месте, потому что при каждом движении я задеваю его нервно пульсирующий стояк. Чертыхнувшись, он цедит что-то невнятное себе под нос, а затем резко приспускает штаны, оставшись в одних боксерах, и снова прижимается к моему бедру.

— Давай, солнышко, — почти шёпотом просит он, — двигайся.

И я делаю то, что он хочет. Свободная рука Кисы наматывает мои волосы на кулак и кусает меня за шею, не переставая стонать, а я, схватившись за свою грудь, двигаю бёдрами, ускоряясь.

Ткань на боксерах Кисы мягкая, скользящая, поэтому твёрдый член скользит вдоль бедра легко, словно находится в моей руке. От одной этой мысли голова окончательно слетает с катушек. Я обхватываю пальцами стояк парня и неумело двигаю рукой по всей длине. Киса шипит и проталкивает в меня пальцы с такой силой, что я слышу треск ткани. Кружево бывает ненадёжным, ведь в нём масса дырок, которые легко растягиваются

В голове успевает промелькнуть безнадёжная мысль «Руки же грязные», но мозг моментально затыкается, когда Киса погружает в меня палец на всю длину. Стон, сорвавшийся с моих губ, выходит таким громким, что я сама себя боюсь. Соприкосновение раскалённого нутра с влажной кожей парня отправляет меня в новое космическое пространство. Мне становится плевать на всё и на всех.

— М-м, — мычит Киса и, сильнее разорвав кружево, добавляет второй палец, растягивая меня, как глину, — больно?

— Нет, — с трудом отвечаю я, задыхаясь от восторга, — мне просто охренительно... Не останавливайся, умоляю...

— Ты такая узкая, солнышко, — хрипло говори он мне на ухо. — Прости, но сейчас я могу думать только о своём члене внутри тебя.

От этих слов хочется расплакаться. Киса так держится, терпит, старается. Я очень хочу, чтобы ему было также хорошо, как и мне.

— Тогда сделай это, — шепчу я пересохшими губами.

Рука у меня между ног замирает, я тоже перестаю двигаться. Киса поднимает голову и смотрит на меня безумными от возбуждения глазами.

— Чё ты сказала?

— Я хочу, чтобы ты занялся со мной сексом, — севшим голосом отвечаю я. — Прямо сейчас.

— Но тут грязно... И у меня нет презиков... — Каждое слово даётся ему с невероятным трудом.

— Насрать, — запальчиво говорю я. — Пофигу. Вообще пофигу. А презики... Утром куплю в аптеке экстренные таблетки.

— Солнышко, — Киса почти умоляет, — не надо... Я... Нормально... Я дотерплю.

Схватив парня за ткань кофты, грубо встряхиваю.

— Киса, блять. Сделай это уже, потому что ещё немного, и я потеряю сознание от напряжения.

И всё. Киса кивает, быстрым движением приспускает боксеры на колени, а я устремляю глаза в потолок, схватившись за собственный затылок. При том, что сейчас происходит, мне неловко смотреть на член парня. Я готова заняться с ним сексом, но смотреть — пока нет.

Я приподнимаю бёдра, чтобы Киса снял с меня штаны, а затем и порванное бельё. Я смещаюсь на середину дивана, и Ваня нависает сверху, упираясь руками по обе стороны от моей головы. Я смотрю ему в глаза и решительно киваю.

— Будет немного неприятно, — предупреждает он. — Ёбни меня по башке, если переборщу.

Я снова киваю и закидываю ноги ему на торс. Опустив одну руку, Киса направляет пульсирующую головку члена к моим разведённым бедрам. Ноги дрожат, и я крепче стискиваю ноги вокруг талии парня. Киса толкается вперёд и легко входит в меня.

Первый толчок болезненный. Не так, чтобы я закричала или заплакала от боли — у меня вырывается только сдавленный стон. Это непривычно. Моё тело не знало подобных ощущений. Киса медленно двигается, с каждым толком входя всё сильнее и сильнее. Его руки у моего лица дрожат от напряжения — ему хочется войти сразу и до конца, но он боится сделать мне больно.

Через несколько толчков неприятные ощущения притупляются, и их заменяют новые. Ощущения гладкого скольжения, смущение от тихих хлюпающих звуков, осознание, что член парня во мне — это естественно и... приятно. Мои бёдра начинают плавно покачиваться — я помогаю Кисе, чтобы он понял, что я уже привыкла к нему и хочу большего. Хочу, чтобы он получил удовольствие от того, что делает это со мной, пусть у меня это и впервые.

Поднявшись, Киса подхватывает мои голые ягодицы и, крепко сжав, входит до конца. Я громко ахаю и накрываю рот тыльной стороной ладони, закатив глаза. Боль вспыхнула всего на секунду и тут же исчезла. Киса уже не так осторожничает — его движения становятся резче, толчки грубее, скорость нарастает.

Я цепляюсь ногтями за подлокотник дивана и шумно выдыхаю, когда Киса останавливается всего на мгновение, чтобы потянуться вперёд и задрать мой топ вместе с лифчиком к шее. От сквозняка в комнате соски становятся твёрдыми и болезненно пульсирующими. Пригнувшись, Киса проводит языком по одному соску, легонько прикусывает, заставляя меня сжаться, а затем вбирает его в рот, посасывая. Если он не остановится, то от меня останется одна только лужа.

Киса проделывает то же самое и со вторым соском, мучая меняя и терзая. Его пальцы касаются меня между ног, рядом со своим членом и надавливают на набухший бугорок. Я извиваюсь, и он опять прикусывает сосок, потирая клитор.

— Киса... Я сейчас умру.

Слышу смешок, но не нахожу в себе сил, чтобы ответить — Киса снова двигается. Теперь толчки потеряли всякую аккуратность. Наша кожа с громкими шлепками соприкасается, член врезается в меня до упора, растягивая стенки, а я, окончательно перестав соображать, где я и кто я, качаю бёдрами, насаживаясь.

Киса трахает меня с такой яростью, будто наказывает за то, сколько времени он хотел это сделать, а не мог. И, чёрт возьми, мне это так нравится. Поддавшись порыву, он шлёпает меня по заднице, и я вскрикиваю от неожиданности.

Мои стоны, которые я уже даже не пытаюсь заглушить, и бешеное дыхание Кисы заполняют комнату отдыха вместе с влажными шлепками. Парень то ускоряется, то притормаживает — явно хочет растянуть удовольствие.

Внезапно в опустевшей голове вспыхивает одна единственная мысль — мем про дыхание маткой. Я как-то пыталась сделать её, не знаю зачем, и от этой мысли стенки моего влагалища вдруг сжимаются вокруг члена Кисы. Он глухо стонет, содрогается всем телом и прогибается в пояснице, кончая. Я чувствую это внутри себя. Его член всё ещё пульсирует, изливаясь, а Киса дрожит, до боли сжимая мои разведённые бёдра.

Я жду, что он выйдет из меня, но Киса, сделав пару шумных вдохов, выпрямляется, трясёт головой и закидывает мои ноги к себе на плечи. Я испуганно смотрю на него из-под растрёпанные волос, прилипших лицу, и Киса одаривает меня сексуальной усмешкой.

— Солнышко, ты должна кончить. Да и я могу ещё раз.

Теперь мои ноги выше, член толкается под другим углом, и я извиваюсь на диване, как змея, хныча и постанывая. Громче, громче, ещё громче. Когда к члену добавляется рука, размазывающая влагу по клитору, перед глазами всё темнеет.

В животе взрывается фейерверк, я отчаянно ловлю ртом воздух, и всё тело, от низа живота до головы пронзает сладкая судорога, от которой мои глаза сильно закатываются, увидев кромешную темноту. Прогнувшись в спине, я без сил падаю на диван и роняю руку, коснувшись кончиками пальцев пола. Киса, ускорившись, заканчивает в два толчка и со стоном падает сверху. В этот раз ему понадобилось гораздо меньше времени.

— Пиздец, — пыхтит он, утыкаясь лбом мне в шею и со стоном протягивает вперёд руки, цепляясь пальцами за волосы. — Ты как? Всё норм?

Вяло качаю головой, неспособная ничего ответить. Веки наливаются тяжестью, внизу живота постепенно стихает пульсирующий спазм. Меня резко покинули силы, и я чувствую себя так, будто меня чем-то накачали. Если сейчас кто-то войдёт и застанет нас в таком виде, я даже не дёрнусь.

Киса легонько хлопает меня по щеке, и я с трудом открываю глаза, фокусируясь на лице напротив.

— Чехова, ты норм? Выглядишь так, будто обдолбалась.

Это похоже на правду. Я реально обдолбана.

— Всё хорошо, — тихо отвечаю я, едва ворочая тяжёлым языком. — Просто... дай мне прийти в себя. И не уходи.

— Не уходить? — лениво ухмыляется Киса. — Или не выходить? Уточни, пожалуйста, а то я не догоняю.

Спустя несколько секунд я понимаю, что член парня всё ещё во мне. вяло шлёпаю Кису по плечу, и тот ржёт, кусая меня нос, а затем целует в губы. Я бы ответила, не будь сейчас такой ватной и безвольной.

— Нет, Чехова, с тобой точно что-то не так. — В голосе Кисы появляется беспокойство. — Ты в ахуе или тебе хорошо? Скажи уже хоть что-то.

— Я в ахуе от того, что мне так хорошо.

Вскинув ладони, тру накрашенные веки и хлопаю себя по щекам. В комнате явно не жарко, но даже сквозняк не приводит меня в чувство. Киса поднимается на руках, выходит из меня и, натянув боксеры, помогает мне сесть, опуская задранный топ вместе с лифчиком. Натянув спортивки и плюнув на завязки, он даже помогает мне одеться — как на ребёнка натягивает сперва трусы, затем штаны. С кряхтением поднимаюсь, затем неловко приседаю, чтобы поднять с пола сумку. И когда она успела упасть? Осоловело моргаю глазами, и меня кренит в сторону. Выругавшись, Кислов ловит меня под руки.

— Так, а ну сядь. У меня чё, сперма теперь с наркотой? Хули тебя так развезло?

И как ему объяснить, что это всё из-за того, что мои чувства наконец выплеснулись наружу? Я отдалась моменту и порыву страсти, а теперь ощущаю приятное опустошение. Как после долгого дня, когда заходишь под горячий душ, а потом ложишься на мягкую кровать. Именно так я себя ощущаю. Будь мы сейчас не в санатории на тусовке, а дома у Кисы, я бы свернулась калачиком и заснула.

Протянув руку, я обнимаю Кису за талию и прижимаюсь щекой к его плечу. Он гладит меня по волосам, расчёсывая пальцами спутанные пряди.

— Ещё бухнём или сразу пойдём ко мне? Я таксу вызову, если ты не можешь идти.

— Нет, — хрипло отвечаю я. — Всё хорошо. Можем ещё тут побыть, на тусовке. Я ещё не выпила свой взнос.

Киса ведёт большим пальцем по моему подбородку, стирая размазанную помаду. Я вижу следы своих губ и на его лице, о чём и говорю. Он вытирается краем кофты, а затем оглушительно чихает и встряхивает головой.

— Ой, бля. Пыль в нос забилась. Пошли уже отсюда, десять минут назад это место мне казалось чище, чем сейчас.

— Идём, — киваю я, уронив голову на грудь и с трудом вернув на место.

Низ живота ноет — немного болезненно, но терпимо. А ещё очень хочется в туалет. Ноги немного дрожат, а кончики пальцев, сжимающих ремень маленькой сумочки, покалывает электрическим током, но я стараюсь этого не показывать. Если дать Кислову понять, что он затрахал меня до подкашивающихся ног, тот раздуется от самомнения, как воздушный шар.

Прислушиваюсь к внутренним ощущениям, но пока ничего не понимаю. Стала ли я теперь какой-то другой? Взрослее и женственнее? Как это вообще должно ощущаться?

Как назло, плохо закреплённая лямка лифчика срывается с крючка, и я, притормозив в проёме, прошу Кису:

— Помоги застегнуть.

Его терпения хватает только на то, чтобы молча кивнуть и без пошлых шуток схватиться за лямку, встав у меня за спиной. Открываю сумочку, чтобы убедиться, что не потеряла телефон, и пальцы нашаривают бархатный мешочек. Подарок!

— Всё, готово. — Киса одёргивает край топа и уже несётся к выходу, но я его останавливаю, схватив за рукав.

— Кис, подожди. — Вынув мешочек, я протягиваю его парню, и Киса удивлённо вскидывает брови. — Держи, это тебе.

— Что это? — недоумённо спрашивает он и тянет тонкие завязки.

— Ты же проебал своё кольцо на новогодней вписке, — поясняю я, скрестив руки в замок за спиной и перекатываясь с пятки на носок, — вот я и подумала, что надо как-то восполнить потерю.

Задумчиво хмыкнув, Киса опрокидывает мешочек, и ему на ладонь падает серебряный перстень. Его рот приоткрывается, а затем губы вытягиваются в трубочку, присвистывая.

— Охренеть! — Он щурится и поднимает кольцо на лунный свет, чтобы разглядеть печатку. — Ебать, зрение говно, это же кошачья лапа? — Я киваю, и он от восторга широко распахивает глаза. — Ништяк! Я!.. Блять, да я даже не знаю, что сказать! Спасибо, солнышко!

— Знаю, «Кисе — кошачья лапа» — это банально, но, — я не успеваю договорить, как Киса сгребает меня в охапку и дарит ещё один поцелуй, от которого у меня снова подкашиваются ноги.

Под закрытыми веками сияют неоновые огни, а пальцы дрожат, держась за плечи парня. Киса кусает меня за нижнюю губу и хрипло произносит:

— Ебать, у меня чё, сегодня днюха? Один подарок за другим.

— Тут я должна сказать, что десерт ждёт тебя дома, — опьянев от чувств, хихикаю я, пытаясь привести в порядок растрёпанные волосы. — Но ты, вроде как, нажрался сладкого ещё до обеда.

— Если чё, после обеда хавают чай с тортом. — Ухмыльнувшись, Киса до боли сжимает мои ноющие ягодицы. — Всё, идём. Иначе я за себя не отвечаю.

Натянув кольцо на фалангу среднего пальца, он хватает меня за руку и, переплетя наши пальцы, тянет в коридор. Из комнаты, где кто-то недавно трахался, не доносится не звука, и я порываюсь посмотреть, что там внутри. Кровать? Картонки? Голый пол? На чём та парочка развлекалась, если не дошла до комнаты отдыха?

— Чехова, — останавливает меня Киса, дёрнув за руку, — не мешай людям.

— Людям? — удивлённо вскидываю я брови, следуя за парнем дальше по коридору. — Но я ничего не слышала.

— Ты просто глухая, — хмыкает Киса, а затем, сжав пальцы в кулак, ведёт рукой у лица, толкая языком щёку.

— Фу, — морщусь я.

— Чё ты фукаешь? Это, вообще-то, приятно.

— Ага, рада за вас.

Тряхнув волосами, я склоняю голову к плечу, чтобы посмотреть на парня, а он вдруг останавливается и ловит пальцами мой подбородок.

— Слушай, а может добьём троицу? — вкрадчиво спрашивает Киса, приблизившись к моему лицу.

— В смысле? — непонимающе хмурюсь я. — О чём ты?

— Ну как, — губы Кислова касаются моих и медленно произносят: — Первое — мы только охуительно потрахались. Ты вон, как обдолбалась. Второе — у меня теперь есть новое кольцо. Ну, и осталось только третье.

Он многозначительно умолкает, а до меня доходит. Вспыхнув, я отталкиваю его и тут же получаю шлепок по заднице.

— Сам себе соси, придурок!

— Так не достану же!

— А я причём?

— Действительно, — фыркает Киса, разводя руками. — Причём тут ты.

Схватившись за перила, я оборачиваюсь к парню и, усмехнувшись, вскидываю средний палец. А затем приближаю его к лицу и веду языком по воздуху. Удовлетворившись тем, как Киса вновь напрягается, я довольно хмыкаю и, на удивление резво, сбегаю по лестнице вниз. Мне срочно надо выпить.