Мы сделали это

Щурюсь и прикладываю ко лбу ладонь козырьком, глядя на каменистый берег, где съёмочная команда расставила своё оборудование. Сегодня природа решила осчастливить пригород хорошей погодой — тучи расступились, и появилось яркое солнце. Оно весело плещется на воде, разбрасывая во все стороны ослепительные блики. Кожу лица пригревает, и я запрокидываю голову, подставляясь весеннему теплу. Скорей бы лето.

Чувствую на себе колючий взгляд и приоткрываю один глаз, чтобы спалить Кису за подглядыванием. Он тут же отворачивается, пряча подбородок в воротнике куртки, и хмурит тёмные брови, глядя на Анжелку в костюме русалки, сидящую на коленях у актёра.

Когда Бабич прислала мне сообщение о том, что её взяли на главную роль в рекламе, я очень удивилась. Потому что Анжела казалась мне далёкой от стремлений стать актрисой. А ещё потому, что она написала мне об этом раньше, чем Мелу. Точнее, ему так и не написала, и мне пришлось передать эту информацию самой. Это же не секрет, в конце концов. Вечный посыльный-рассыльный и доставщик дурных вестей, ничего нового.

Мы с Анжелой относимся к той категории людей, которые дружат из-за другого человека. Сами по себе вряд ли бы сошлись, но раз нас объединяет Мел, то мы тоже в какой-то степени подруги. Создаётся впечатление, что в моей жизни как-то уж слишком много людей, с которыми непонятные взаимоотношения, что одним словом-то не обзовёшь — приходится разжевывать даже для самой себя.

В кадре что-то опять не получается, и режиссёр, тот самый дядька в розовой футболке из гостиницы, бросает на стол наушники и торопливым шагом идёт к актерам. Он что-то кричит, и подбегает женщина в голубой куртке. Она поправляет Анжеле парик, но и это опять не устраивает режиссёра. Он грубо отталкивает женщину и припадает на одно колено, пальцами прикасаясь к лицу Бабич. Как мне кажется, ничего особо не меняется, но мужчина, вроде бы, остаётся довольным.

Громкие голоса вперемешку разносятся по пляжу, а за нашими спинами шепчутся другие зеваки, которые, как и мы, решили посмотреть, как москвичи снимают рекламу. Режиссёр машет рукой, и Анжела поднимается с колен актёра. Затем встаёт и сам актёр, а мужчина усаживается на стул и притягивает Бабич обратно, усаживая к себе на колени. Он смотрит на актёра и с видом учителя показывает, как правильно надо работать в кадре. Режиссёр ведёт рукой вдоль тела Анжелы, оглаживает лицо, плечи, грудь и бедра, и я вскидываю брови. От увиденного меня начинает слегка подташнивать.

Во-первых, это просто мерзко. Во-вторых, Бабич несовершеннолетняя, ей ещё семнадцати нет. Ну, и, в-третьих, я слышу злое пыхтение Мела.

— Блять, он её уже склеил, походу, — цедит сквозь зубы Киса, глядя на всю эту картину.

Я незаметно тычу парня в бок, и он опускает подбородок, вскинув в недоумении брови. Качаю головой и взглядом прошу заткнуться. Хэнк же мои мысли озвучивает:

— Да хорош, а. — Он отталкивается от каменного парапета и обращается к Мелу. — У них же так принято, бро. Кино и всё такое.

— А ты из Голливуда приехал или чё? — язвит Кислов. — Он уже её всю облапал. Это, по-твоему, нормально, Хенкалина? А если бы твою тёлку так?

— Не тёлка, а девушка, — на автомате поправляю я Кислова, на что он отзывается недовольным цоканьем и выразительно закатывает глаза.

— Да она же сама захотела в кино сниматься, — всё ещё пытается разрулить ситуацию Хэнк, с опаской поглядывая на мрачного, чернее тучи, Меленина.

У Егора под бледной кожей ходят желваки, а недобрый взгляд буравит режиссёра с Анжелой, будто хочет просверлить в них дыру.

— Сниматься в кино, — подчёркивает Киса. — А он уже обслюнявил её всю, гад.

Вообще, я на все сто согласна с ним, но лучше бы Кислову выбирать выражения, потому что мы стоим рядом с Егором, который все слышит. И походит на бомбу с часовым механизмом. Тик-так, сейчас взорвётся.

Бросаю взгляд на режиссёра и ёжусь, сунув руки в карманы куртки. Нет, всё-таки он очень неприятный. А ещё я готова поставить свои недельные карманные расходы на то, что этот хрен в шапке запросто трахается с малолетками. Всё-таки хорошо, что я не пошла на кастинг. Странно только, что Анжела согласилась.

Поворачиваю голову к застывшей фигуре Мела. Словно палку проглотил.

Меленин выглядит до тоски удручающе. Сдвинутые к переносице брови, хмурый немигающий взгляд, наблюдающий за всем происходящим на пляже. А ещё он весь в сером. Поэтому получается обычный меланхоличный Мел, но трижды умноженный сам на себя.

Внизу шуршит гравий под шинами, и полицейская машина майора тормозит у подножия небольшого холма, где мы вместе с остальными зеваками растянулись вдоль каменных ступеней. Касаюсь носком кроссовка ноги Хэнка и киваю в сторону тёмной фигуры его отца, выбравшегося из тачки. Боря недовольно вздыхает и спускается по лестнице.

— Чё он тут забыл, — буркает Киса и косится в сторону Хенкиных.

— Может, он приехал в очередной раз сказать, что ты невоспитанный мудак и запретить Хэнку с тобой дружить? — выдаю я предположение и посылаю парню ехидную усмешку.

— Ха-ха, как смешно.

Киса вынимает руку из кармана и запускает пальцы в мои волосы, ероша. Бью его по ладони, и из моей груди вырывается глупый смешок. Так я пытаюсь спрятать мурашки, побежавшие не только по шее, но и щекам. Надеюсь, моё лицо не залилось смущённым румянцем, потому что я не знаю, как объяснить другу свою реакцию. Как же трудно скрывать свои чувства — хочется, чтобы Киса меня трогал и позволял мне трогать себя.

Прикусываю губу и отвлекаюсь на Хенкиных, стараясь прогнать навязчивые желания, которые после той самой ночи стали только сильнее и ярче. Разговор Бори с отцом кажется напряжённым: Константин Анатольевич повышает голос, что-то агрессивно доказывая сыну. Хэнк упрямо качает головой, уставившись себе под ноги. Спустя минуту или даже меньше Боря уже идёт обратно в нашу сторону.

— А ты ещё хотела на кастинг пойти. — Киса возвращается к предыдущей теме разговора и кивает на режиссёра, который, наконец-то, вернулся на своё место перед экраном. — Прикинь, он бы так тебя лапал.

Челюсть Кислова напрягается, и под бледной кожей ходят желваки. Первый порыв подразнить друга гаснет на корню, и я чувствую непреодолимое желание его обнять. Заботится, пусть и в своей слегка грубой манере. А может, это ревность? Да господи, я бы отдала всё на свете, только бы Киса и правда меня ревновал. Делаю глубокий вдох и опираюсь на парня плечом.

— Думаю, нам просто со стороны кажется всё таким... — запинаюсь, пытаясь подобрать правильное слово. — Не таким. Мы же не знаем, как всё на самом деле. Так что не будем делать поспешных выводов, да, Мел?

Поворачиваюсь к другу, и в его глазах отражается мука сомнений. Протягиваю ему раскрытую ладонь и шевелю пальцами. Уголки губ Мела едва вздрагивают, но он всё же протягивает свою руку, накрывая мою.

Съёмки тем временем продолжаются, а время близится к четырём часам дня. Ленивым взглядом скольжу по фигурам рабочих из группы и замечаю знакомое лицо. Дима, словно почувствовав мой взгляд, поднимает голову и вскидывает ладонь, приветствуя. Улыбаюсь и машу в ответ. Над ухом раздаётся недовольное цоканье.

— Вань, язык отсохнет, если будешь так часто делать.

— Понятия не имею, о чём ты говоришь.

Хмыкаю и присаживаюсь на парапет. Над пляжем разносится звук громкоговорителя, который голосом режиссёра объявляет об окончании сегодняшней съёмки. Наконец-то.

Сам мэтр рекламы пирожных, лапающий несовершеннолетних, спешит к актёрам и хватает из рук ассистентки букет роз, который передаёт в руки смущенной Анжелы. А следом он с радостной улыбкой подхватывает Бабич под коленями и поднимает на руки. Мои губы сами собой кривятся в отвращении от вида кружащейся на песке парочки.

— Ладно, харе уже смотреть, — Киса с хлопком опускает ладонь мне на плечо и спускается на ступень ниже. — Мне надо с оператором насчёт товара перетереть.

Хэнк тормозит его и с каменным лицом спрашивает:

— Ты охерел?

Мы оглядываемся на припаркованную полицейскую машину, и Кислов недовольно цедит:

— Бдительный, сука. — Он шмыгает носом, прочищает горло и упирается в парапет поясницей. — Ну ладно, чё, тогда перехватим оператора возле гостишки.

Заметив, что Мел стоит насупившись, глядя себе под ноги, и его губы слегка подрагивают, будто он сейчас расплачется, Хэнк легонько толкает друга плечом.

— Да ладно тебе, бро, ты чего? Это Анжелке просто по-кайфу сниматься. И всё.

Согласно киваю, пряча руки в карманах. Пусть день и кажется теплым из-за солнца, но не стоит обманываться — со стороны залива дует холодный ветер, и я немного замерзаю.

— А чё ты хочешь? Главная роль. На её месте любая бы заторчала. Да ладно, — Киса приподнимает локти и ёрзает на месте, — давайте по пивку возьмем, — он кивает в сторону съемочной команды, собирающей инвентарь. — Через пару дней этот Спилберг сдриснет отсюда и, считай, всё забыто.

Да, Кислов прав. Надо немного потерпеть: пережить приезд мамы с отчимом, помириться с лучшей подругой, разобраться с непонятками в отношениях с Кисой, убедить Егора, что Анжела не станет раздвигать ноги перед этим хреном в шапке, и всё будет как раньше.

***

Увидев Диму вместе с другим оператором, стоящих возле украшенной гирляндой террасы кафе, я начинаю сильно нервничать. Незаметно поправляю волосы, одергиваю куртку и натягиваю улыбку. Надеюсь, я выгляжу достойно. Сегодня даже нет синяков под глазами, и губа выглядит уже значительно лучше.

Впрочем, я зря переживаю о своём внешнем виде. Киса даже не даёт подойти к парню и довольно грубо толкает меня в руки Хэнка, буркнув, чтобы я не мешала ему перетирать с клиентами. Хочу сказать, что мне насрать на его дела и вообще, я собираюсь поздороваться, но Боря с Егором подхватывают меня под руки и ведут дальше по улице. Успеваю махнуть ладонью усмехающемуся Диме, и он прикладывает к уху сложенные в виде телефона пальцы.

— Это было очень некультурно, — ворчу я себе под нос, послушно следуя за парнями в тёмный переулок, откуда мы сворачиваем во двор гостиницы. — Даже поздороваться не дали.

— Ага, скажи это Кисе, — отзывается Хэнк, не оборачиваясь. — Он бы тебя за шкирку оттащил.

— Вот кого-кого, а за шкуру надо таскать его, — продолжаю негодовать и бросаю рюкзак на асфальт возле кучи бетонных блоков, которая, кажется, лежит на этом месте сотню лет. — И вообще, чего он так себя ведёт? Не то, чтобы он сегодня какой-то другой, но, как будто, чересчур психованный.

Хэнк тормозит передо мной, сунув руки в карманы куртки, и вскидывает брови, посылая многозначительной взгляд.

— И что это, блин, значит?

Вместо ответа Боря качает головой и его светлые кудри мягко переливаются в грязноватом свете фонарей. Где-то недалеко, за соседними домами, лают собаки. Во дворе пахнет выпечкой, потому что рядом, за соседним домом, располагается пекарня. Мой рот тут же наполняется слюнями, и я понимаю, что ничего не ела с самого утра. Стакан кофе со сливками не считается.

За спиной слышится возня, и мы оборачиваемся. Мел трясущимися руками вынимает из кармана телефон, тыкает пальцами в экран и прижимает к уху, запрокинув голову. Следуя по направлению его взгляда, в окне одного из номеров вижу застывший женский силуэт с цветами в руках. Он прячется за белой тюлью.

Не нужно гадать на картах, чтобы узнать в нём Анжелу. Она смотрит в окно всего несколько секунд, а затем поворачивается к подошедшей со спины мужской фигуре, и пара сливается в поцелуе.

Окей, вот сейчас меня точно стошнит. Это мерзко, отвратительно и... мерзко! Ему сколько, сорок? Это же пиздец!

Мел цепляет зубами перчатку, снимая с руки, и резко стягивает с головы шапку. Он мечется из стороны в сторону, и мы с Хэнком тоже дергаёмся, не зная, что делать и как помочь. Что Анжела отвечает — не слышу, но Егор бледнеет и медленно отводит телефон от уха, продолжая пялиться в окно.

— Ну чё, пацаны и одна дама. — Кроссы Кислова стучат по асфальту в вязкой тишине, и он подбегает к нам с радостным выражением на лице, — шоу-бизнес попёр по полной! Ещё хотят. Я даже аванс, сука, малёк выторговал. Как насчёт роллов, Чехова? Я башляю. — Парень толкает меня плечом, но я остаюсь стоять на месте, уставившись невидящим взглядом в облезлую штукатурку здания. — Чё такое? Чё случилось? Помер кто, пока меня не было?

Мел медленно оседает и ложится спиной на сваленные блоки — с его лица сходит вся краска, и он становится того же серого оттенка, что и его пальто. Я и Хэнк хватаем Кису под руки и отводим в сторону.

— Тут такое дело, братан, — начинает Боря

— Анжелка там, — продолжаю я за него. — И не одна. То есть, прям вообще не одна.

— Мы видели её там.

Киса запрокидывает голову и смотрит на окно, куда мы показываем пальцами. Его губы кривятся в усмешке, и он кидает на нас недоверчивый взгляд.

— Да не может Анжелка с этим Спилбергом обрыганным ебаться, — качает он головой и идет к пожарной лестнице.

Проржавевший металл с грохотом стучит о стену обшарпанного серого дома. Киса забирается по ней до балкона люксового номера и перелезает через прутья. А я молюсь, только бы этот придурок не шлёпнулся вниз с высоты второго этажа.

Колупаю носком обуви треснутый асфальт и нарезаю круги на освещенном фонарями пятачке. Когда Кислов возвращается, выражение его лица не сулит ничего хорошего — он протягивает нам телефон и кривит губы в отвращении. И я сразу понимаю почему. Всего раз взглянув на экран, отворачиваюсь и стискиваю пальцами переносицу. Блять, Анжела, ну какого хрена?

На видео, даже через полупрозрачную тюль, видно, как голый режиссёр лежит на такой же голой Бабич, целуя её в губы и спускаясь ниже. Хочу это развидеть, сейчас же.

Лицо Кисы, напряжённое и злое, отражает моё собственное настроение. Я возмущена тем, что это действительно происходит прямо сейчас на втором этаже гостиницы. Анжела трахается с сорокалетним мужиком! И хуже всего то, что Мел, который даже не видит видео, тоже об этом знает. Не могу смотреть на его опустошённое лицо и влажные от слёз глаза, которыми он смотрит в небо. Мел держит руки скрещенными на груди, словно боится, что сердце выскочит наружу.

Киса подходит к Мелу и предлагает, набрав ещё пива, пойти к Зуеву. Предложение остаётся без ответа. Делаю несколько шагов вперёд, глядя себе под ноги, и останавливаюсь перед Кисловым. Поднимаю голову и сталкиваюсь с взглядом тёмных глаз напротив. Мы молча соглашаемся с одной мыслью: Мела пиздец как жалко. Я протягиваю руку и стряхиваю с плеча друга невидимые соринки. Он перехватывает мою ладонь, которая успела замерзнуть в вечернем холодном воздухе, и прячет в кармане своей куртки. Его пальцы на этот раз тёплые — они сжимают мои, пожалуй, даже слишком сильно, но мне не больно. Делаю ещё шаг и прижимаюсь лбом к груди Кисы.

Мы просто друзья, мы просто друзья, мы просто друзья.

Эта мысль невыносима, но я упорно её повторяю, чтобы запомнить и высечь на внутренней стороне черепа. Предательские слёзы выступают на глазах, и я не могу точно ответить, из-за Кисы они или Мела.

Мы стоим так какое-то время, неподвижно, и слушаем, как во дворах лают бездомные собаки. Раздается звук открывающейся двери, и я поворачиваюсь, становясь спиной к Кислову. Его руки тут же обнимают меня, скрещивая ладони на груди. Пока на балкон выходит режиссер, я уговариваю своё взбесившееся сердце не вылетать из груди громким фейерверком. Мужчина завёрнут в белое одеяло и прижимает к уху телефон, в зубах у него зажата сигарета с тлеющим концом. Через несколько секунд понимаю, что он разговаривает со своей женой. Затем трубку берёт его ребёнок.

Эта скотина не только трахает малолеток, так еще и изменяет своей жене! У него, блять, есть семья! Всего мгновение вместо режиссера вижу лицо отчима, и челюсть сводит от приступа злобы. Как можно быть настолько эгоистичной тварью, чтобы осознанно и намеренно обманывать тех, кто тебе всецело доверяет? Остались ли ещё люди, которые заводят семьи не для того, чтобы потом по чужим койкам прыгать?

— Слушай, малыш, купи ему пистолет игрушечный, а я приеду и подарю, типа сам привёз... Да в этой дыре нет ни одного нормального магазина! Стрёмный городишка, отсталые люди — деревня, одним словом. Пёзды? Да что ты такое говоришь, какие пёзды!.. Героиня?.. Да нашли. Хоть на человека похожа... Я тебе покажу, да... И я тебя, пока. Пока, пока.

Сверлю взглядом фигуру на балконе возле освещённого окна и уговариваю кусок стены отвалиться, чтобы этого хрена похоронило под грудой раскрошившегося бетона.

— Я убью его, — тихо произносит Мел, остановившись рядом со мной и Кисловым, и я медленно поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. В серых глазах застывают злые слезы — он с лютой ненавистью смотрит на мужчину, который бросает непотушенный окурок с балкона и исчезает в номере.

***

К старому культурному центру мы подходим молча. Говорить не хочется, да и нечего сказать. Мне приходит сообщение от мамы, в котором она требует купить белые грибы для любимой закуски отчима, и это в дополнение к списку продуктов, которые я должна приобрести к их приезду. Двигаю ногтём кнопку и отключаю звук на телефоне. Как говорила Скарлетт О'Хара, я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра.

Ещё на входе в центр слышу грохот барабанной установки и вопли. Будто репетирует целая рок-группа. Но, кроме Гены, там никого нет. Парень изо всех сил отбивает бешеный ритм, и его фигура резко выделяется на фоне зелёной неоновой подсветки. Завидев нас, он в последний раз бьёт по тарелке, и её звенящий грохот атакует ушные перепонки. Гена радостно вскакивает на ноги, раскинув в стороны руки, и кричит:

— Я не вижу ваши руки!

Обычно бы я завизжала, изображая фанатку на концерте, но сегодня на это нет никакого настроения. Как и у парней. Даю сгрести себя в охапку и оставить на щеках слюнявые поцелуи и с тихим вздохом падаю на диван рядом с Мелом.

— Чё стряслось? — Гена бьёт по ладоням ребят и хватает Кислова за голову. — Чё, Кисуля, менты за жопу взяли?

— Тише, не кипишуй, — ворчит Киса, отталкивая друга, — с этим все в порядке. Тут другое.

Он протягивает Гендосу телефон, и тот медленно присаживается на корточки, вглядываясь в видео.

— Это чё за мужик на Анжелке?

— Режиссёр, который рекламу пирожного снимает, — поясняю я, двигая молнию на замке куртки вниз.

— Он ей роль дал, — добавляет Киса, отходя в сторону.

— Нормальная роль, — брови Гены ползут вверх в недоумении.

— Выруби, — просит Мел едва слышно.

— Погоди, — вскидывает указательный палец Гена, продолжая смотреть видеозапись.

Но Мел не собирается ждать. Он вскакивает с жутким криком и швыряет рюкзак в аппаратуру, которая тут же опрокидывается на пол и разбивается. Я вздрагиваю и, прижав ладони к лицу, вжимаюсь в обивку дивана. Осколки стекла разлетаются по всему полу, и их звон ещё долго звучит в освещённой неоном комнате.

***

Подношу горлышко к губам, и Киса резко стучит своей бутылкой по дну моей — пивная пена поднимается наружу, выливаясь мне на руку и штанину. Кислову тут же прилетает удар под дых от меня и звонкий подзатыльник от Гены.

— Что за двойное нападение? — возмущается Киса и отбирает у Гены косяк.

— А че ты Ольку обижаешь?

— Да она сама, кого хочешь, обидит!

Я вскидываю брови, делаю глоток пива и, не глядя на парня, выпрямляю средний палец руки, которая держит бутылку. Раздается смешок, и Киса глубоко затягивается, выпуская дымовые колечки под потолок.

Вечер уже стоит на пороге ночи. Мы сидим за столом и болтаем о всякой чепухе — Гена предлагает включить какую-нибудь комедию и возмущается тем, что его мозг начинает разлагаться и по-настоящему угарать с этого бреда и низкосортного юмора. Киса подтрунивает над ранней деменцией Зуева, а Мелу не нужно никакое кино — он хочет оказаться в тёмной комнате и отключиться, погрузиться в прострацию. Звучит слишком драматично, впрочем, самое то для пьяных посиделок.

Я съезжаю вниз, чтобы опереться затылком на спинку стула и закинуть ноги на полуразваленную тумбу. В отличие от пацанов я не курю травку, но мозг от пива и никотина размяк как мокрый зефир. Меня начинает клонит в сон.

Сама не замечаю, как моё тело заваливается набок, и я опускаю щёку на плечо Вани. Я не сплю. Так просто удобнее. Потому что с другой стороны голый пол, и падать будет больно. Намного лучше мягкий Киса, от которого ещё и вкусно пахнет парфюмом. Парень ёрзает, и я хочу поднять голову, решив, что ему неудобно, но он меняет позу и опускает ладонь мне на макушку, укладывая обратно к себе на плечо. Его рука откидывается на спинку стула, и длинные пальцы скручивают пряди моих волос в пружинки.

До мурашек. До трепета внизу живота.

— Слушай, Мел, — Гена хлюпает пивом и ставит бутылку на стол, — а если мы этого чела закажем? Ну, дядька, у которого я затариваюсь, он сам проблемы не решает. У него есть специальные челики. Я могу поспрашивать.

— А я согласна, — вскидываю ладонь и приподнимаю голову, чтобы посмотреть на друзей. — Сколько стоит кастрация с последующим расчленением?

— Остынь, Ольга Батори, — ухмыляется Киса и хватает меня за запястье.

— А причем тут Батори? — Я недоумённо вскидываю брови, поворачиваясь к нему. — Она только женщин убивала.

— Ну пусть будет Уоронс.

— Во-первых, Уорнос, а во-вторых, она была проституткой. Так что не надо тут.

— А тебя только её род деятельности смущает? — улыбается Кислов, и я тут же, по примеру Гены, даю ему подзатыльник. — Да хватит меня бить!

— Я сейчас тоже добавлю. — Зуев сжимает в зубах косяк и поднимается со стула.

Кислову приходится молотить воздух ногами, чтобы отразить атаку Гены, но я быстро считываю сигнал от друга и сама ещё раз бью Ваню. И тут же получаю в ответ ощутимый тычок в бок.

— А только меня смущает, что Киса шарит в убийцах? — усмехается Хэнк и опускает ладонь на стол, пододвигая стул ко мне.

— Просто повезло, что Чехова не присела тебе на уши со своими психопатами. — Изловчившись, парень щёлкает меня по носу, и я тут же шлёпаю его по бедру. — Ну точно мужеубийца!

— Будь осторожнее, Кисуль. — Гена садится на своё место и берёт в руку бутылку пива. — Доведёшь Олю, и она траванёт тебя, как эти женщины... — Он вскидывает руку и щелкает пальцами, пытаясь вспомнить. — Как там назывались те бабы? Которые всю деревню мужиков перетравили.

Я щурюсь, подняв глаза к потолку.

— Ты про «Ангелов Нагирёва»?

— Да! — радостно подскакивает Гена и тут же плюхается назад. — Нельзя злить женщин, внатуре! Мне так батя всегда говорил!

— Чё за ангелы? — Киса переводит взгляд от моего лица к Зуеву и обратно.

— В одной венгерской деревне в начале прошлого столетия женщины в течение пятнадцати лет травили жителей деревни, — поясняю я и тянусь к полупустой пачке сигарет, лежащей на столе. — А всё началось с желания одной женщины избавиться от мужа-алкоголика, который избивал её. Она отравила его мышьяком. Другие несчастные жёны об этом узнали и тоже захотели прикончить своих неугодных благоверных. Так и появилось объединение, если можно его так назвать, «Ангелы Нагирёва». А руководила ими медсестра-акушерка, которая этот яд женщинам и давала. Мышьяк и выварённые мухоморы. Там в сумме убийств было жуть как дохера.

— Зачем убивать-то? — качает головой Хэнк и чешет затылок. — Можно же просто развестись.

— Ты не забывай, что время другое, — тычу пальцем себе в висок, косясь на друга. — Тогда браки заключались по договору и без согласия девушек, разводы в Венгрии были запрещены. К тому же, ангелы убивали не только своих мужей, там много кто поел супчика с мышьяком.

— Ну и жуть, — Киса ёжится и качает головой, встряхивая чёлку.

— А я не понял, — хмурится Гена и окидывает нас недоумевающим взглядом. — Как мы к такой теме пришли?

— Ты предложил Мелу нанять головорезов, — подсказывает Хэнк и подаётся вперед, чтобы протянуть тлеющий косяк Егору.

— А, точняк! Ну, так что, братан?

— Да нет, спасибо, Ген, — Мел медленно качает головой из стороны в сторону и прикрывает веки. — Он мне живым нужен. Чтобы глаза в глаза, через дуло пистолета.

Парни смеются, и я тоже издаю короткий смешок, зажимая губами сигарету.

— Геныч, а ты знаешь, как Пушкин помер? — интересуется Киса, глядя на друга.

— На дуэли, — Зуев жмурит глаза и вливает в себя одним глотком половину бутылки пива.

— Да, а с кем?

— С Дантесом, — Гена ставит бутылку на стол и вытирает рот тыльной стороной ладони.

— А Дантес кто был? — не успокаивается Кислов, и по его ухмылке, что становится вё шире и шире, я понимаю, к чему ведёт парень.

Гена трёт ладони друг о друга, глядя в пустоту.

— Француз?

— Ну, не только.

Повисает тишина, в которой слышно, как крутятся шестеренки в голове Зуева. В принципе, если бы я не слышала об этой теме, то тоже не поняла, чего от меня хотят.

— Масон? — делает последнее предположение Гена и оглядывается на Кислова.

— Отсосон, — ухмыляется тот и толкает языком внутреннюю сторону щеки.

Вопреки ожидаемой реакции, Гена отворачивает голову, облизывает губы и впивается задумчивым взглядом в пространство перед собой. Рука, сжимающая бутылку пива, замирает в воздухе. Клянусь, я слышу, как громко он думает.

— Че завис? — Киса откидывается на стул и задевает меня плечом. — Расстроился?

Рот Гены приоткрывается и снова закрывается. Он прикусывает щеку изнутри, затем делает короткий, но сильный вздох.

— Слушайте, ребят, мне тут идейка одна пришла. — Он обводит наши фигуры рассеянным взглядом. — Ну, насчет дуэли...

— На водяных пистолетах? — ехидничает Хэнк, но Зуев не улыбается в ответ.

Он смотрит каждому из нас в глаза, и я понимаю: у Гены появился план. Скорее всего, дерьмовый, как и все остальные до этого. Но я точно в деле.