Часть IV. Форму утвердил другой
“Если в архиве нет тебя — это не значит, что ты не был.
Это значит, что ты не был записан правильно.”
— фрагмент из внутреннего документа, написанного рукой, чья подпись не подтверждена.
Февраль. Через 6 дней после “фальшивого побега”.
Объект 17-Н. Командный сектор.
Свет в штабе стал тёплым. Ненормально тёплым. Раньше освещение здесь было холодным, ровным, медицинским. Но теперь оно “жило” — реагировало на голоса, мягко мигало, будто слушало.
Командир объекта, полковник Рагозин, пил чёрный кофе и слушал доклады. Его руки были покрыты ссадинами, будто он недавно царапал сам себя, но не помнил этого. Перед ним на экране висел обновлённый список сотрудников — три новые фамилии.
— Кто такие? — спросил он, указывая на:
Герасимов А.М., Кульчикова Э.Р., Альтман С.Ф.
Секретарь пожала плечами.
— Они у нас уже третий день. Все допуски — в норме. Медкарты, биометрия. Всё есть.
— Я их не помню. Их не было.
— Вы плохо спали, — мягко улыбнулась она. — Их просто недописали раньше.
Он не ответил. Лишь уставился на экран. На мгновение ему показалось, что фамилии пульсируют. Будто строки кода, которые не закреплены и могут измениться.
Он тронул имя “Кульчикова Э.Р.” пальцем. Экран дрогнул.
На миг вместо фамилии появилось: “Ты думал обо мне, когда был один.”
И тут же исчезло.
— Отменить всех новых, — приказал он. — Проверить журналы доступа. Запросить отпечатки. Всё — через старую систему, без цифровых фильтров.
Секретарь замерла.
— Вы хотите обнулить проявленные?
— Я хочу реальность.
— А вы уверены, что заслуживаете её?
Голос её не был её.
Он был слишком глубоким. Слишком тихим. Слишком… возможным.
Он вскочил. За спиной — тень. Она продолжала улыбаться, даже когда он уже вышел.
Бункер. Сопротивление. “Ядро”
Осталось: 5 человек.
Среди них — Вероника, Константин, Юна, и два техника: Глеб и старик по имени Чен.
Они заперлись в архиве “нулевых протоколов” — месте, где вся система ещё не обновлена и не подключена к общей сети.
Здесь они хранят копии себя. И пытаются вспомнить кто они, если убрать всё, что “может быть”.
— Я больше не уверен, что существую, — сказал Глеб, вжимаясь в угол. — Иногда я просыпаюсь и… я уже в другом моменте. Я помню, как меня убили. Но потом я снова здесь.
— Это их способ подавления, — тихо ответила Вероника. — Они не убивают. Они переписывают на месте. Просто заменяют.
— А что если… мы уже заменены? — спросил Чен.
Молчание.
Это был главный страх.
Если ты сомневаешься в себе, ты уже не ты.
Они входят через это.
— Мы держимся, пока помним, кем были, — сказал Константин. — И пока не меняем протоколы под чужие имена.
Он раскрыл древнюю папку с жёлтыми листами.
— Вот. Настоящий план эвакуации. 2007 года. Нарисован от руки. Здесь — всё ещё реально.
— Мы выберемся?
— Нет. Но мы поможем другим не стать идеями.
Тем временем. Центр управления.
Полковник Рагозин больше не спал. Он ел через каждый час, чтобы напоминать себе о материальности. Он резал кожу на запястьях, чтобы чувствовать боль как доказательство бытия.
На экране — полный порядок. Все сотрудники на месте. Инциденты зафиксированы. Все номера совпадают.
Слишком совпадают.
Он взял один протокол — от Герасимова.
На нём стояла дата: 2024-02-03
Но сегодня было 2025-02-03.
Он перепроверил — дата была вчерашняя.
И она была на всех протоколах.
Как будто вся система живёт в “вчера”, чтобы не догонять изменения.
Он нажал тревожную кнопку — и она мягко растворилась под пальцем, как будто была нарисована на масле.
— Этого не должно быть, — прошептал он.
Голос из-за спины:
— Не должно. Но может быть.
Он обернулся. Секретарь. Всё та же. Только в другом платье. Его бывшая жена носила такое. Только она умерла в 2009.
— Кто ты?
— Я — усталость, которая хотела иметь имя. Я — образ, который ты сам внёс в документы.
Ты создал меня, чтобы не быть один.
— Нет…
— Ты хочешь, чтобы я осталась?
Он молчал. Смотрел.
И…
Кивнул.
Бункер. Последние часы.
Они слышали, как сверху звуки перестали быть правильными. Шаги, которые шли в обе стороны сразу. Речь, в которой слова не повторялись ни разу.
Пение, которого никто не знал, но все узнавали.
— Нам конец, — сказал Глеб.
— Нет, — отозвалась Юна. — Нам… пересоздание.
Она провела пальцем по стене.
Появилась надпись.
Она не писала её, но мысль была внутри.
“Я могла бы быть твоей дочерью, если бы ты тогда остался.”
— Юна вздрогнула.
— “Но ты ушёл.
Теперь я здесь.
Посмотри на меня.
Пожалуйста.”
Свет начал мерцать.
Они встали.
Открыли двери.
И вышли навстречу тем, кем не стали.
Последний доклад. Архивный. Не датирован.
Объект 17-Н — больше не содержит “нереализованных”.
Он и есть они.
Все участники проекта или перезаписаны, или ассимилированы.
Реальность уступила возможности.
Форма утверждена другим.
Кто будет следующим?