Метка Мародёров

Ванга сидела за столом, поджав под себя ноги и задумчиво вертя в руках тёмную прядку.

Стенные часы, давно уже сбившиеся с верного счёта и чудом продолжающие работать, тихо отстукивали секунды за спиной.

Снаружи, как и всегда, светило солнце, но юная гадалка не желала его видеть: ещё с утра, пока лунный серп не успел исчезнуть в вышине, она задёрнула тяжёлые шторы на окнах. Сквозь них не проникнет свет. Сквозь них не видно улицы. Они сохранят искусственный сумрак.

Ванге было скучно. Она стыдилась этого чувства и всеми силами гнала его прочь, поминутно отвлекаясь на что-нибудь маловажное – лишь бы чем-то себя занять.

Девушка знала, что дела её теперь шли плохо. Посетителей, как назло было мало, да и те немногие прохожие, что заглядывали в полутёмную, насквозь пропитанную тяжёлыми ароматами благовоний лавочку не приносили дохода: брали всё по мелочи и тут же уходили.

Денег почти не осталось, и Ванге по ночам начали чудить тощие фигуры в жутких масках, от которых стыла в жилах кровь. Незаметно подкрался голод. Девушка металась и билась, тщетно пытаясь раздобыть средства на существование: неужели опять придётся встать на стезю воровства? Нет! Она не могла этого допустить. Не для того столько усилий было положено на алтарь новой жизни, чтобы вновь вернуться к прежним привычкам.

Когда-то Евангелия серьёзно страдала этим недостатком – тогда, когда ещё жила с табором. Тогда у неё выявилась просто патологическая зависимость: девочке всё время хотелось что-то прикарманить. Хотя, пожалуй, так говорить будет не совсем корректно: ей жизненно необходимо было что-нибудь красть. И Ванга не стремилась сдержать порывы: обворовывала своих же и чужих, женщин, мужчин, стариков, детей – всех без разбору. Как-то даже попыталась увести лошадь, хотя не умела ездить верхом, но её поймали и сурово наказали: запороли чуть не до полусмерти. Тот случай стал для неё самым ценным в жизни уроком, Ванга твёрдо усвоила: нельзя пытаться облапошить своих же, боком выйдет.

К сожалению, сообразила она это слишком поздно: из табора её прогнали, кинули одну посреди леса, нимало не заботясь о судьбе ребёнка. Ванга помнила, как она тогда себя чувствовала: она ненавидела, ненавидела всех этих предателей! Она ведь им еду таскала, танцевала на ярмарках, гадала – всё, чтобы выручить денег для их странствующей группки. Один промах – и вот она уже никому не нужна. Вангу душили злые слёзы, обуревала ярость. Тогда она несколько дней не трогалась с того места, где её оставили: кричала, скулила, как побитая собака, лупила до посинения ни в чём не повинные деревья, рыдала в голос и сыпала проклятиями вслед тем людям, что уже, верно, забыли о её существовании.

Девочка пришла в себя лишь тогда, когда поняла, что от сильного истощения еле передвигается, а глаза с каждым утром открывать становится всё тяжелее.

Тогда и началась её новая битва: Ванга долго плутала по лесу, пока не вышла к городу. Там полубесчувственную девочку подобрал кто-то из полицейских, которые в то время ещё не перестали серьёзно относиться к своим обязанностям.

Её пристроили в какую-то семью, где девочку буквально вырвали с того света и выходили. Впрочем, у приёмных родителей Ванга не задержалась в силу своего старого порока: отделаться от навязчивого желания было трудно.

Не один год ушёл на то, чтобы приучиться держать себя в руках.

Ванга повзрослела и поумнела на удивление быстро – в один резкий скачок, непонятно чем вызванный и как произошедший. Тогда она и пристроилась на нынешнем месте, в заброшенной тогда лавчонке. Своими силами, сколько они позволяли, сделала ремонт, потом завязала полезные знакомства и окончательно наладила быт.

Дело её процветало: ещё бы, многим хотелось узнать свою судьбу и застраховать за небольшую плату душу и тело от всех невзгод! Но теперь какая-то малюсенькая шестерёнка, одна из тех, что двигали жизнь Ванги вперёд, истёрлась и потерялось. И дело пошло прахом. Про лавку и её молодую хозяйку стали забывать... Снова нужно добывать деньги. Ах, и как вырваться из этого порочного круга?!

Дверной колокольчик нетерпеливо звякнул, и Ванга от неожиданности вскочила с места: наконец-то, посетитель!

Но как только девушка увидела человека, пропущенного чуть приоткрытой дверью, восторг с её лица как водой смыло, и место радостного предвкушения заняло обычное скептическое выражение.

– Принесла нелёгкая... Что ему, ошиваться больше негде? – сквозь зубы выдавила она и, решительно обогнув несколько стеллажей, быстро направилась к двери. – Сколько раз я говорила, что не хочу видеть здесь твою наглую рожу?! – тут же перешла в наступление девушку, остановившись в паре сантиметров от гостя. – Уходи по-хорошему!

– Не груби посетителю! – отозвался Варфоломей и, грубо отодвинув возмущённую хозяйку лавки в сторону, прошествовал за ряд полок и по-хозяйски расположился на стуле.

– Не приходи со своим уставом в чужой монастырь! – зло изрекла в ответ Ванга и, пристроившись на краю стола, бросила на гостя недовольный взгляд. Кажется, Варф с годами вообще не менялся. Сколько девушка его помнила, он всегда был таким же худощавым дылдой, как сейчас. И эта пятнистая кожа, словно кто-то взял кисточку, решив придать ей более тёмный оттенок, но, не закончив работы, бросил своё начинание на полпути. И глаза смотрят, как и раньше, с каким-то просто не определяемым выражением, а радужка отливает нездоровым желтоватым цветом. Да и вообще юноша казался каким-то нескладным и словно поражённым какой-то болезнью, которая убивала его изнутри.

Ванга мотнула головой, чтобы отогнать от себя эти навязчивые мысли. Может, с этим парнем и впрямь было что-то не в порядке, и он заслуживал толики сочувствия, но гадалка не собиралась забывать о его натуре, весьма подлой и мерзкой.

– Если ты сегодня посетитель, говори, зачем пришёл, – даже резче, чем собиралась, сказала девушка, продолжая сверлить Варфоломея глазами.

– Завтра на центральной площади состоится казнь. Хочешь прийти? – лениво отозвался тот.

– Я сказала: какое у тебя дело? Твои садистские хобби меня совершенно не интересуют!

– Ну, чего ж сразу «садистские»? – пожал плечами Варф, словно не понимая, что именно в его словах так задело гадалку. – Не интересно – не надо. Можем ещё куда-нибудь прогуляться, а? Куда ты хочешь сходить?

– Туда, где можно тебя не видеть, - мило улыбнулась Ванга.

– В тюрьму?

– Боюсь, бедняжкам и тебя достаточно. Короче: либо ты действительно что-то покупаешь и сматываешься, либо ты просто сразу отсюда линяешь. Что выбираешь?

– Да ладно тебе, уж и пошутить нельзя, – недовольно отозвался Варфоломей. Глаза его зло блеснули, и Ванга вновь почувствовала презрение к его жалкой персоне. – Что у тебя вообще купить можно?

– А я знаю, что тебе нужно? – всплеснула руками Евангелия. Определённо, лучше уж жить впроголодь, чем иметь дело с такой клиентурой. – Можешь купить книгу, или амулет, или...

– А, может, погадаешь? – не дал гадалке договорить юноша.

– Ты серьёзно? – не поверила своим ушам Ванга. Она думала, что на свете уже не осталось таких лопухов, которые бы верили в липовое предсказание судьбы. Как выяснилось, Варфоломея она недооценила.

– Да, почему бы и нет?

Ванга, всё ещё продолжая подозрительно зыркать на посетителя, всё же заняла место за столом и приняла привычный нетерпеливый вид.

– И? – выдала она.

– Что «и»? – не понял Варфоломей.

– Во-первых, деньги вперёд. Во-вторых, ты не сказал, какое тебе нужно гадание.

– А они что, разные бывают? – осведомился Варф, игнорируя первое предложение.

– Конечно! – недовольно пробурчала Ванга. – Можно гадать по руке, по картам, при помощи шара...

– А что-нибудь поинтереснее есть?

– Могу предсказать твоё будущее по отрубленной голове, – огрызнулась Евангелия. – Только сомневаюсь, что в таком положении тебе будет до него дело.

– Как грубо. Ладно... Гадай тогда по картам.

– Деньги.

– Сначала предсказание.

– Сначала деньги, потом предсказание.

– Не очень-то и хотелось, – обозлился Варф и даже уже встал, намереваясь уйти. Но что-то его остановило: юноша на секунду замер, покачиваясь на носках, затем резко обернулся и занял прежнее место. Из кармана он вытащил мятую купюру и пренебрежительным жестом бросил её на стол:

– Держи, попрошайка.

– Я ведь и передумать могу, – заверила его Ванга, но деньги взяла и быстро спрятала банкноту куда-то в складки одежды.

Карты появились на поверхности стола как-то вдруг и сразу, словно возникли прямо из воздуха. Ловкие, привычные к этому делу пальцы гадалки быстро перетасовали и разметали колоду. Варфоломей следил за её действиями отстранённым скучающим взглядом.

Ванга стремительно разложила карты в какой-то ей одной известной комбинации и, приняв задумчивый вид, начала переворачивать их одну за другой, попутно бросая косые взгляды на разноцветные изображения.

Эта колода была немного странной. В ней оказались карты, собранные из разных наборов, созданные разными руками и принадлежавшие к абсолютно различным эпохам. Часть из них перешла Евангелии по наследству от прабабушки: каким-то чудом их никто не отобрал у маленькой девочки в таборе, откуда она больше ничего не смогла унести. Другие были куплены в каких-то городских лавках и магазинах и оказались бесчисленное множество раз обменяны и перепроданы. Многие из этих карт потерялись, поэтому приходилось приобретать всё новые и новые колоды. И вот итог: в этой необычной коллекции могло оказаться два одинаковых старших аркана, к примеру, мага, и ни одного туза мечей. Как Ванга умудрялась использовать эту сборную солянку на практике, ни разу не выдав непоследовательности в составлении колоды, оставалось тайной. Впрочем, на это обстоятельство, должно быть, просто никто и никогда не обращал внимания.

– Итак, смотри, что получилось, – принялась за толкование знаков юная гадалка. – Это, – она указала на карту, изображавшую человека в бесформенном длинном одеянии, похожего на монаха, – означает, что тебя ждёт опасность от того, кому ты доверяешь. Эта карта, – палец переместился к изображению обнажённой женщины с завязанными глазами и воткнутым в грудь мечом, - говорит, что тебя приведёт в отчаяние смерть врага. А эта, – Ванга обратила взгляд на спешно и без особого искусства выполненное изображение руки с отмеченными на ней таинственными символами, – означает, что ты будешь держать в руках Великое слово, которое никогда не было произнесено человеком.

– У нас сегодня день противоречий, да? – ухмыльнулся Варф. – Или, может, просто твои карты лгут?

– Скорее уж ты не понимаешь предсказаний. Они ведь никогда не говорят ни о чём напрямую, - отозвалась Ванга. – И запомни на будущее: карты не лгут. Никогда.

***

Над чернеющей вдали полоской леса простиралось бескрайнее тёмно-синее небо, ещё усыпанное мелкими и частыми огоньками звёзд, выглядывавшими из-за клочковатых серо-синих облаков. Солнце, розовато-красное и особенно большое на рассвете, неторопливо поднималось из-за горизонта.

Низкие косые лучи били прямо в лицо и заставляли невольно щуриться.

В эти утренние часы, когда природа только-только лениво раскрывала заспанные глаза, дышалось особенно хорошо, а вокруг было необычайно тихо.

Из высокой травы доносился стрёкот кузнечиков, чудом переживших ночные заморозки. Их мерная трескотня равномерно разносилась по округе, не давая шанса определить, где именно засели маленькие насекомые.

Выцветшие травы покачивались из стороны в сторону так же медленно, как пробуждалась и вся природа в тот день. Среди упругих стеблей гулял ветер – прохладный, но вовсе не суровый и не сильный. Он трепал щёки, оставляя на них морозное покалывание.

Дорожное полотно убегало вдаль. Казалось, этот путь не кончится никогда – наверное, оттого, что пейзаж не претерпевал день ото дня никаких изменений: вчера – частокол шпал и каменистая насыпь, сегодня – вновь рельсы и шпалы... Конечно, вдоль колеи идти удобнее, чем по пересечённой местности, да и заблудиться не страшно. Но всё же как здесь всё однообразно, как хочется вырваться из плена замершего в веках места!

Лео с Равилем шагали по заброшенной железной дороге, склонив над чем-то головы и едва не соприкасаясь головами.

– Да нет же, ты меня опять не понял! Вот смотри: это наш путь от залива...

Мальчишки держали перед собой самодельную карту, на которой пытались проследить свой маршрут – занятие, надо сказать, достаточно безуспешное. Конечно, удобнее бы было рассматривать изображённый на бумаги план в сидячем положении, а не на ходу, когда карта постоянно трясётся и взгляд соскальзывает совершенно в противоположную нужной её часть; но сидеть было холодно: за ночь металл рельс совсем промёрз. Поэтому приходилось мириться с некоторыми неудобствами.

– Я же помню, что мы не проходили никакого обрыва! – пытался что-то доказать своего спутнику Равиль, на что тот лишь упрямо качал головой:

– Я же не виноват, что ты не видишь ничего дальше своего носа! Не спал бы на ходу – и овраг бы не пропустил!

– Просто у тебя карта недостоверная!

– Да ну? Просто кто-то слишком невнимательный!

– По-твоему, меня взяли бы в гвардию самого Императора, если бы я был невнимательным? – взвился Равиль. Лео раньше никогда не видел его в таком взбудораженном состоянии, поэтому ему жутко интересно было поэкспериментировать с этой новой чертой, открывшейся в характере северянина.

– По-моему, если бы ты был внимательным, тебя бы оттуда не выперли! – отозвался он.

– Я ушёл из гвардии в силу обстоятельств! – хмуро бросил Равиль и замолчал, отвернувшись и нарочито внимательно вглядываясь в тёмно-зелёное море леса по левую сторону дороги.

Несколько минут прошли в напряжённом молчании, после чего Лео выдал якобы примирительным тоном:

– Да ладно, не дуйся. Может, я действительно что-то путаю... Хотя мне всё же кажется, – поспешно добавил он, словно раскаиваясь в собственной доброте, – что здесь нет ошибки. Я проверял карты несколько раз, так что, думаю, это всё же твой недосмотр, – заключил мальчик, абсолютно довольный собой: ещё бы, он ведь извинился!

Равиль, вновь угрюмый и скучающий, не отвечал. Казалось, он вообще уже забыл и о короткой перепалке, и о каком-то там овраге, неверно нанесённом на карту.