Метка Мародёров

Видения одно за другим навязчиво всплывали перед глазами, с бешеной скоростью сменяли друг друга. От них хотелось избавиться, остановить разноцветный хоровод, забыть... Тяжелые, мучительные, давящие воспоминания...

Но картины прошлого упорно не желали покидать Равиля. Нечеткими призраками метались они под закрытыми веками, вонзались острыми ножами в сознание. Краски сновидений казались неестественно яркими, голоса людей – чересчур резкими.

Вновь все закружилось перед глазами красочным калейдоскопом, а затем неожиданно потускнело, скользя кадрами черно-белого фильма.

...На улице крапал дождь. Тяжелые капли ударялись об окно, сползали по стеклу, оставляя за собой длинные влажные следы. И без того всегда мрачное небо сейчас казалось совсем неприветливым, покрытое свинцово-серыми тяжелыми тучами, скрывшими и привычную взору Луну и далекие холодные звезды... Равиль, тогда еще мальчишка, которому только-только исполнилось десять лет, стоял перед зарешеченным окном, опершись руками о подоконник. Он смотрел вдаль, туда, где, у самого горизонта, чуть виднелся чернильно-черный хребет, походящий на спящего дракона. Горы Виндзора.

Неожиданно за спиной послышались шаги – ровные, уверенные. На плечо легла тяжелая рука, но мальчик не обернулся, не пошевелился.

– Вот и пришло время прощаться, – голос дяди звучал отрывисто, сухо. – Рад будешь вернуться в отчий дом?

– Да, – тихо ответил Равиль. – Я так давно не видел родных...

– Неужто соскучился? – с лёгкой насмешкой, сильно задевшей отчего-то мальчика, произнес родственник. И вдруг добавил, наклонившись к самому уху: – А ты их любишь, Рави? Только отвечай честно.

– Конечно, – нахмурившись, ответил тот. Резко обернулся и глянул дяде прямо в глаза: – Разве не должен отпрыск уважать тех, кто дал ему жизнь, доверять им всецело? Родители всегда заботились обо мне. Я привязан к ним.

– Уважение, доверие и привязанность? Так ты понимаешь любовь? – медленно, словно размышляя проговорил мужчина. – Не разочаровался бы ты в своих убеждениях, малыш... – и вдруг расхохотался. Его смех отдавался от сводчатого потолка, от холодных каменных стен и несся по коридору, оставляя всюду жуткие отголоски, еще долго звучавшие в темных высоких помещениях...

Картина вдруг подернулась рябью, словно поверхность озера, потревоженная неосторожным порывом ветра, превратилась в легкую дымку, тут же растаявшую, испарившуюся, рассеявшуюся во тьме.

Но вот кляксы силуэтов вновь сгустились.

Теперь Равиль находился в погруженном в непроглядный мрак помещении. Перед ним виднелась в темноте дверь с зарешеченным окном, из-за которого пробивались порой слабые и бледные, почти незаметные для глаза отблески света. Воняло гнилью и затхлостью. Откуда-то с потолка неспешно капала вода, и, казалось, от этого звука можно было сойти с ума.

Неожиданно в темноте блеснули маленькие красные глаза - умные и злые. Толстая мерзкая крыса вылезла из небольшой дыры в стене и теперь изучающе разглядывала паренька, словно прикидывала, сможет ли он дать ей отпор, а если нет, то насколько хватит его туши.

Крысы в этих краях были донельзя наглые: совершенно не боялись людей, порой нападали в открытую, злобно вцепляясь зубами в руку или ногу, хватали мёртвой хваткой, и их уж было не отцепить.

Злобно поблескивая глазами-пуговками, животное медленно двигалось в сторону человека. Равиль поднялся с холодного каменного пола, вжался в стену, спиной ощущая неровную её поверхность.

Сил у парнишки почти не осталось, и умная черная крыса, ощущая его слабость и отчаяние, оскалилась, выставив напоказ острые зубы, и уставилась немигающим, хищным и безжалостным взглядом...

Теперь видения понеслись быстрее. От этого стало хуже. Возникло то чувство, что появляется, когда карусель раскручивают слишком быстро, отчего все перед глазами сливается, голова кружится, ощущение пространства теряется, и кажется, что желудок готов щедро поделиться с землей в спешке проглоченным завтраком.

В голове звучала глупая песня, слова которой словно раскаленным железом отпечатывались в мозгу. Мелодия казалось тяжелой и гнетущей, стальными цепями опутывала тело и душу.

Промелькнула перед глазами старая знакомая – Эвелина. В голубо-зелёных глазах прячутся смешливые искорки, улыбка чуть не до ушей, короткие светло-русые волосы распущены по плечам. На голове венок из непривычных цветов, собранных в неизвестных краях.

Образ разлетелся тысячей осколков, и место веселой девчушки занял седой мужчины с мощной оправой очков на горбатом носу. Кустистые брови сошлись у переносицы, в почти неразличимых за толстым стеклом глазах притаилась угроза. Блестит золотая серьга в проколотом вопреки всем правилам и законам правом ухе. На коротких толстых пальцах переливаются камни многочисленных перстней. Неожиданно лицо незнакомца исказила страшная гримаса, казавшаяся нечеловеческой, словно уродливая маска.

Затем черты его и вовсе начали изменяться, формируя нового человека, словно бы неведомый мастер развлекался, лепя из воска неведомое существо. И вот уже всплыл в сознании образ человека с изрезанным морщинами, покрытым язвами лицом. Глаза закрыты. Губы плотно сомкнуты, сжаты в едва заметную тонкую линию. Неожиданно веки человека дрогнули... Лишенные зрачков глаза глянули на мир жуткими белесыми бельмами...

Морщины страшной личности вытянулись в ровные линии, поползли живыми змеями, сплелись в клубок и грянули вдруг в разные стороны обозначая новые силуэты.

Возник в сознании образ совсем недавнего прошлого. Рыжеволосый паренек с тяжелым рюкзаком за спиной. Ироничная улыбка на загорелом лице. Подозрительный, испытующий взгляд разноцветных глаз. Резкая синяя вспышка. Лицо мальчишки вдруг побледнело, а затем стало серым, точно у трупа. Глаза впали, белки их пожелтели. Через несколько секунд кожа начала тлеть, и вот вместо прежней улыбки предстал жуткий оскал голого черепа...

Существо, которое нельзя теперь уже было назвать человеком, кинулось на Равиля, смотря пустыми глазницами. Юноша хотел скрыться от этого, сделал шаг назад и почувствовал, что проваливается куда-то, не чувствуя опоры под ногами...

В окно струился яркий солнечный свет. На улице шел дождь. Слышно было, как капли барабанили по черепице.

Контуры предметов расплывались перед глазами, взгляд никак не мог сфокусироваться. Равиля все ещё подташнивало, голова казалась тяжелой, словно чужой, во всем теле чувствовалась ужасная слабость.

Кошмары отступили, скрылись, будто дождь смыл и их, словно пыль с дороги. Казалось, при дневном свете они стали вновь безвредными и совсем нестрашными – всего лишь легкие незаметные тени.

Юноша вновь прикрыл веки и тот час же провалился в сон, теперь уже лишенный видений.

Спокойный, безмятежный и мирный.

***

... – И что это, по-твоему, за зараза?

– Не могу сказать точно. По симптомам ближе всего к лихорадке, но в наших краях подхватить подобное заболевание крайне сложно. Да и ещё, если, как ты говоришь, он с Севера... Нет, нет. Лихорадка в тех краях вообще не распространена...

Голоса ворвались в сон неожиданно, смешавшись сперва с обрывками уже таявшего, словно снег по весне, сновидения. Равилю не хотелось открывать глаза, но он всё же сделал над собой усилие и приподнял веки.

Комната вся была залита ослепительно-ярким солнечным светом. «Кажется, в этом городе всегда светит солнца. Даже ночью и в непогоду», – пронеслась в голове юноши отрешённая мысль. Равиль чуть приподнял голову, но незамедлительно поспешил вернуться в прежнее положение. В помещении находились двое. У распахнутого настежь окна маячила знакомая рыжая макушка – мальчик, облокотившись на подоконник, поглядывал на сидевшую в кресле темноволосую девушку. Её Равиль прежде не видел.

Заостренные черты лица незнакомки, колючий взгляд серых глаз, словно способный прожечь в человеке дыру, гордо выпрямленная спина – всё вызывало в молодом человеке некую неприязнь, отталкивало. От девушки исходила невидимая угроза, которую Равиль ощущал всем телом. Юноша не мог найти логического обоснования вспыхнувшим в душе чувствам: казалось, причин внезапно возникшей неприязни вообще не существовало.

Впрочем, эмоции угасли столь же внезапно, как и возникли, исчезли, не оставив следа. Подобное часто бывало с ним в последнее время: мир словно бы стал серым, все люди – однотипными куклами в разноцветных масках, танцующими под чью-то дудку. Ничто не имело особого значения, не стоило переживаний. Осталась лишь настороженность, напряженность, никак не желавшая уходить, заставляя следить из-под полуприкрытых век за каждым движением темноволосой красавицы.

Решение пришло внезапно и тут же укрепилось в мозгу: послушать разговор своих может спасителей, а, может, пленителей. Главное – прикинуться спящим, не выдать себя. С этим заданием у юноши определенно не могло возникнуть проблем – усталость после многодневного пути и истощающей силы болезни всё ещё отчетливо ощущалась во всем теле.

– Думаю, ваш гость всё же солгал. Лихорадка – болезнь не северных, а скорее южных широт, – продолжала между тем незнакомая девушка. – А если учесть ещё и проблему с пересечением границ...

– Ты не понимаешь! – воскликнул Лео, на секунду обернувшись к сестре и посмотрев той прямо в глаза. – Он не врал! Я... Я знаю! Я уверен! В таком состоянии, в каком он попал к нам с Азой, люди говорят правду!

– Я всё понимаю, но...

– Да дай ты договорить! – взвился рыжеволосый, моментально и странно легко заскочив на нагретый светилом подоконник. – Ты на внешний вид хотя бы посмотри! Да на Юге, особенно в западных областях, что к нам ближе, все загорелые! А этот?.. Бледная моль какая-то, а не человек! А волосы? Где ты видела южан со светлыми волосами?

– Ну, бывают же случаи, когда рождаются альбиносы, – отпарировала девушка, устраиваясь поудобнее в кресле. – Вдобавок, на юге проживает большое количество мигрантов...

– А доказательства где? Пока я ни одного не слышал и не видел! Это только догадки, – не желал сдаваться Лео. Его во время спора всегда охватывал азарт, и мальчику непременно хотелось оставить за собой последнее слово. – А вот моя теория подтверждения имеет!

– Малоубедительные подтверждения! – не осталась в долгу Люси, также отличавшаяся недюжинным упрямством. – Всё! Хватит спорить, – неожиданно заявила она, поднимая руки в примирительном жесте. – Расскажи мне лучше про ту книгу...

– Эм... Какую книгу? – неожиданно изменившимся голосом спросил Лео, а глаза его так и забегали. Равиль ни разу не видел мальчишку в таком смятении. Впрочем, надо сказать, видел он его вообще не настолько часто, чтобы составить заключение о характере рыжеволосого.

– Ну, как какую? Которую ты со своим верным другом ещё три дня назад рассматривал с неподдельным увлечением, – пояснила Люси, выжидательно уставившись на младшего брата.

– Не припомню подобного случая... – непонятно отчего решил соврать девушке Лео. – И вообще... эм... мне ещё на рынок надо! До скорого! – быстро замял мальчишка нежелательную тему и опрометью кинулся из комнаты.

– Да уж... Страшные тайны добрых сказок... – неожиданно промолвила темноволосая и, усмехнувшись, поднялась со своего места. Подойдя к окну, девушка выглянула на улица, высунувшись из проёма чуть не по пояс. – Ох, братик-братик... – пробормотала она, и лицо её на мгновение подёрнулось грустью. – Когда же ты поймешь, наконец, кто заслуживает доверия, а кто – нет?..

Вопрос повис в тишине, неожиданно окутавшей комнату. Равиль вдыхал воздух понемногу, тихо, чтобы не привлекать к себе внимания. Девушка глянула на него – пронзительно, серьёзно. Юноша почти что совсем задержал дыхание – поверила или нет?

Как бы то ни было, темноволосая, тяжело вздохнув, подняла лежавшую на полу кожаную сумку, перекинула через плечо потёртый ремень – и вышла торопливо из светлой комнаты.

***

– Как самочувствие? Ничего не болит? Голова не кружится? – размеренно спрашивала Люси, измеряя у Равиля пульс. Лео, устроившись на подоконнике, наблюдал за этой сценой без особого интереса. Все его мысли были поглощены книгой, в которой, как он полагал, крылся некий шифр, способный привести трудолюбивых исследователей к раскрытию тайн города Барры.

К его огромному сожалению и досаде, скрытый смысл сказочных историй никак не желал ему поддаваться, и мальчик вместе со своим вечно спокойным и рассудительным другом ломали над фолиантом голову уже вторую неделю.

Обязанности врача и сиделки занятые друзья как-то неторопливо, плавно перенесли на сестру Лео. Люси, будучи девушкой рассудительной и терпеливой, в дела юных следователей не вмешивалась, за здоровьем больного следила тщательно и на новые свои обязанности не жаловалась. Почти всё своё свободное время проводила девушка в комнатушке на втором этаже, выходя из дома лишь под вечер. Тогда она неспешно прогуливалась по позолоченным лучами заходящего солнца булыжникам мостовой, внимательно разглядывая проходящих мимо людей и отстроенные не более года назад дома. Погружаясь в собственные не особо приятные мысли, Люси автоматически подмечала произошедшие за время её отсутствия изменения городских кварталов. Так тоскливо было осознавать, что Барра, та Барра, в которую они перебрались с Лео такие неизмеримо далёкие одиннадцать лет назад, сейчас стала совершенно другой. Да, время неумолимо продолжает свой бег, унося тех людей, которые дороги сердцу, и те места, что стали родными и привычными.

Рутина проникает в быт, её течение захватывает тебя, и ты, не в силах сопротивляться, движешься по реке жизни, предпринимая порой слабые попытки сделать что-то по-своему.

Сейчас Люси собиралась начать давно уже спланированный разговор. Она обязана была вызнать у бледного, слабого ещё Равиля, откуда он пришёл в их края и как нашёл дорогу в город. Девушка долго тянула с этой беседой, сама не зная отчего: то ли правда беспокоилась за состояние больного, то ли жалела его чувства, то ли боялась услышать возможные ответы на собственные вопросы.

Но теперь она решилась, а потому, закончив осмотр, сразу же преступила к делу – чтобы не было времени передумать, чтобы не отступить.

– Итак, Равиль... – начала Люси, смотря юноше в глаза, чтобы уловить малейшую перемену в его настроении. – Мой брат говорил, Вы пришли из далёкой Северной Империи... Так ли это?

Равиль на секунду пронзительно посмотрел её в глаза, задержавшись на тёмно-серой радужке, а после, отведя взгляд, ответил:

– Да.

Коротко и ясно. Так же как и всегда.

Лео сидел тихо, не мешал, с таким же пристальным вниманием, как и сестра, наблюдая за гостем.

– Что ж, – Люси переплела пальцы. Она волновалась. – Могу ли я спросить, как именно Вы добрались до Барры? Насколько я могу судить, прибыли вы в город в плачевном состоянии.

Равиль вновь исподлобья глянул на неё. Ответил не сразу, чуть подумав:

– Я добирался, пользуясь тем, что было под рукой. Сначала у меня был конь, хороший такой жеребец, сильный, но... – он едва заметно передёрнул плечами, – неудачно провалился в яму. Пришлось оставить.

– И не жалко было? – перебил Лео, задавший вопрос скорее из принципа, нежели из интереса.

– Это не имеет значения, – отрезал светловолосый юноша, но Лео понял: тот чувствовал себя виноватым. – Потом, у Грозовой гряды, встретил обоз. С ним пропутешествовал недолго – не больше недели. После... после добирался пешком. На город наткнулся случайно – не знал точно, где встречу в этих краях человеческое жилью, – голос был ровным, бесстрастным. Словно это путешествие, наверняка не из лёгких, не имело для Равиля никакого значения. Было, прошло. Просто свершившийся факт.

– То есть, Вы доверились случаю? Не имели никакого чёткого плана действий? – уточнила Люси, перебирая в руках подол платья.

– Да...

– И Вы могли бы погибнуть, не выйди Вы к городу, так удачно оказавшемуся на вашем пути?

– Да...

– Что же заставило Вас выступить в путь столь поспешно? – осведомилась девушка, впрочем, не надеясь получить точного ответа на свой вопрос.

– Война, – вновь прозвучал короткий холодный ответ.

– Значит, война?.. – зачем-то переспросила Люси. – И Вы не остались защищать Родину? Отчего?

– Порой помочь ничем уже нельзя.

– Почему же? Разве нельзя ничем помочь своему народу на войне?

– Не тот случай. Там народ борется сам с собой. Да и... Кого не возьмут бои, того заберёт хворь.

– Неужто на Севере разразилась эпидемия? – задумчиво спросила Люси.

– Да.

Лаконичная реплика, повторяемая из раза в раз, служила замечательной в своём роде ширмой, не позволявшей чужаку распознать ужас, поджидавший за ней. Война? Эпидемия? Что значили эти слова для тех, кто устроил беглецу и дезертиру допрос? В глазах Равиля они давно потеряли смысл, ибо не отражали и малой части того, что призваны были обозначить и описать.

На его глазах великая прежде империя пошатнулась. Правитель, стремясь унять беспорядки, действовал жестоко: в стране вновь ввели смертную казнь. Попасть на плаху было теперь делом случая. Обвинен в государственной измене мог быть каждый. Рабочие, объявлявшие забастовки. Жители городов, требовавшие пищи. Поселенцы, настроенные против действующей власти.
Обычной вещью стали доносы. Люди порой теперь просто исчезали. Кто-то не выходил из дома с утра; другого не обнаруживали после ночи в комнате. Поводом для доноса могло стать что угодно – случайно оброненное слово, умышленный грабеж. А могли доложить о некоем проступке и вовсе без особой на то причины: понравилась соседу твоя кастрюля, увидел он у тебя заветную склянку, выданную врачом, – и на следующий день перед твоим домом мог появиться рыцарь в черных латах – стражник из дворца Его Величества и сущий гонец Ада для простых крестьян.

Резко возрос уровень преступности. У обессиленных людей нетрудно было вынести из дома ценные вещи, да вот беда: даже дорогие раньше товары оказались теперь обесцененными. Народу требовалось теперь лишь одно: драгоценные еда и вода. По опустившейся на колени Империи торжественно шествовал Голод, и от прикосновения его тонких пальцев гибли посевы и пересыхали источники.
Настоящими счастливчиками считались те, кому удавалось раздобыть каким-то неимоверным способом лекарства. Впрочем, подобные случаи происходили редко, да и обладатели вакцины могли в любой момент расстаться с жизнью: слишком уж многие стремились излечить тяжкий недуг. Так Алчность и Зависть стали править бал в разграбленной стране.

Гадкие, отвратительные, совершенно живые воспоминания были с Равилем всегда, и он мог извлечь из памяти любую мелочь с непринуждённостью умелого фокусника, способного обнаружить песчинку в бочке пороха. Равиль поведал бы пустившую в его сознании корни печальную историю и теперь – со скрипом извлекая из мыслей слова, выдирая их силой, словно больные зубы, но поведал бы – да только Люси вдруг потупила взор и произнесла ласково, успокоительно:

– Ладно... Я не буду спрашивать об этом. Скажите лучше, как Вам удалось перейти границу? Вас не остановил патруль?

– Я его не видел.

В комнате повисла тишина, такая плотная, что хоть ножом режь. Люси не знала, о чём ещё спросить, понимая, что последующие ответы будут столь же туманными и странными; Равиль и вовсе предпочёл бы уйти от этого разговора.

Неожиданно Лео хмыкнул, прерывая тягостное молчание:

– Вот так вот тихо и спокойно прошмыгнул через охраняемую границу? Да ты стал бы первоклассным воришкой, друг!

Люси чуть улыбнулась, Равиль же лишь мельком глянул на рыжеволосого паренька, но ничего не ответил.

– Ладно... – неожиданно встрепенулась девушка. – Благодарю, что столь милостиво просветили меня, Равиль. А теперь лягте и поспите. Вы ещё не до конца побороли болезнь, вам нужно больше отдыхать.

Люси поднялась со стула, который прежде занимала, а её брат тут же соскочил с нагретого солнцем подоконника.

– Прости, бедный наш больной, но я на время похищу твою санитарку. У нас семейный совет, – Лео схватил сестру под руку и, захлопнув скрипучую дверь, направился к ведшей на первый этаж дома лестнице.