Колесо Фортуны

Часть 15

— Кто придумывает такие тесные платья? — пыхтела я, пытаясь натянуть на себя этот шедевр портновского садизма, который нагло именовался «летним нарядом». Платье было красивым — если, конечно, ты манекен с пропорциями Барби и отсутствием потребности дышать. Но для живого человека? Чистый ад.

Верх сидел в обтяжку, будто вторую кожу мне решили пришить — и забыли спросить, удобно ли мне в ней дышать. Лямки так и норовили соскользнуть, словно стесняясь собственного же дизайна. Юбка, правда, была шикарной — широкая, до колен, расходилась колоколом... Но вся эта красота перечеркивалась одной маленькой, но очень вредной молнией, которая, казалось, издевалась надо мной с особым удовольствием.

Вот ведь знала же, что не надо было соглашаться на этот шоппинг с Ребеккой и Кэтрин. Чувствовала! Но нет, черт дернул меня кивнуть.

Две вампирши, будто стая голодных модниц на распродаже, моментально отобрали мне "идеальные" наряды (по их, конечно, мнению) и стремительно ретировались в свои примерочные. А теперь я стою, краснею, пыхчу и пытаюсь нащупать этот чертов маленький бегунок, который упорно не хочет поддаваться.

— Интересно, Клаус с Элайджа не поубивали друг друга? — пробормотала я себе под нос, а потом вздрогнула, услышав шорох за спиной. Резко развернулась — и нос к носу (точнее, нос к подбородку, ведь Ребекка все-таки выше) со мной стоит сама Майклсон. — А, это ты... Напугала.

— Чего ты тут пыхтишь, как паровоз? — возмутилась Ребекка, будто это я виновата, что платье явно создавалось для человека с тремя руками.

Я молча развернулась к ней спиной, демонстративно показывая на злополучную молнию, которую, при всей своей "гибкости" (читай: полном её отсутствии), не могла застегнуть до конца.

Ребекка тяжело вздохнула — ну вот, сейчас начнется «спасибо, Ребекка, ты лучшая» — и приступила к делу. По крайней мере, я так думала. Но, видимо, у Ребекки были другие планы. Нащупав бегунок, она вдруг замерла, будто наткнулась на древний артефакт.

— Это что? — спросила блондинка тоном, в котором смешались недоумение и что-то ещё.

Я нахмурилась и попыталась разглядеть в зеркале, что её так зацепило.

Из-под кружевного края платья выглядывали бледные шрамы – тонкие, как паутинка. В тусклом зеркале гостиничного номера я едва их замечала, но здесь, в примерочной с огромным зеркалом во всю стену, они были видны отчётливо.

Мой взгляд сразу наткнулся на тот самый шрам — тот, что я искала после моего "долгого сна". Он оказался не таким ужасным, как я представляла. Скорее, казалось, что нож прошел по касательной, лишь слегка задев кожу. Или, может, за двенадцать лет он успел зажить лучше, чем я думала.

— Шрамы, — коротко ответила я.

— Клаус знает? — брови Ребекки поползли вверх.

— Клаус видел, — честно призналась я. И, заметив её подозрительный взгляд, добавила, — И Элайджа с Кэтрин тоже, так что не строй тут теорий.

Ребекка замолчала, но по выражению лица было ясно — в ее голове уже прокручивался целый сериал.

— Они что, настолько ужасные? — не выдержала я.

Честно говоря, я не видела в них ничего страшного. Ну, шрамы и шрамы. У этих вампиров в жизни было столько кровищи и жестокости, что мои царапины должны казаться им детскими рисунками.

— Дело не в самих шрамах, — наконец выдавила Ребекка. — Дело в том, что они вообще есть.

Я медленно повернулась к ней, пытаясь уловить её мысли.

— Мы, конечно, не так давно знакомы, — Ребекка провела языком по губам, подбирая выражения, — но даже я успела понять: мои братья... и Кэтрин... — её губы искривились в странной гримасе при упоминании Пирс, — они очень дорожат тобой. И видеть эти шрамы на тебе для них... болезненно.

У меня вдруг свело живот, будто я проглотила камень. Не просто камешек - целый валун, обточенный волнами стыда и осознания.

"Самовнушение. Чистейшей воды самовнушение," - пронеслось в голове, и я почувствовала, как по спине бегут неприятные мурашки.

Я, конечно, догадывалась. Где-то на краю сознания шевелилась мысль, что мы давно перешагнули черту простого "сотрудничества". Но каждый раз я яростно заталкивала эту догадку обратно в самый темный угол памяти, как неудобную правду, которую проще не замечать.

"Разве может быть иначе?" - твердил внутренний голос, пока я выстраивала целую крепость из рациональных объяснений. Мы просто попутчики. Временные союзники. Помогли друг другу и разошлись - как в море корабли.

Но сейчас, под пристальным взглядом Ребекки, все эти хлипкие оправдания рассыпались как карточный домик.

«Или, может, я просто не смела в это поверить?» — пронеслось где-то на задворках сознания. Что кто-то действительно может... дорожить мной? Серьёзно?

Но жизнь, как всегда, решила подкинуть сюрприз. Каким-то чудом — или, возможно, проклятием — я таки стала для них важной. Теперь-то стало понятно, почему они так бурно реагировали на мои шрамы.

А признаться самой себе, что и они стали для меня дороги... Это было равносильно попытке проглотить ёжика — колко, больно и совершенно противоестественно.

«Они же бессмертные! — яростно убеждала я себя. — Для них моя жизнь — просто мимолётный пшик. Сегодня они забавляются со мной, как с новой игрушкой, а завтра... завтра даже не вспомнят моего имени».

За два месяца в Париже в моей голове чётко выстроилась логическая цепочка: они для меня могут стать всем, а я для них — всего лишь очередным экспериментом, забавным человечком с ограниченным сроком годности. «Экспонат №3: девушка с поцарапанной душой. Срок годности - до первой серьезной опасности».

Но, как оказалось, я ошибалась. Глупо, катастрофически, безвозвратно ошибалась. Потому что теперь они... что-то чувствовали ко мне. По-настоящему. Это бы не просто обоюдный интерес к неизвестному. Это было что-то настоящее. И это... пугало больше, чем любое проклятие.

Я медленно опустилась на пуфик, словно ноги внезапно перестали держать. Мир вокруг поплыл, и только одно стало кристально ясно:

«Господи, какая же я слепая дура».

— Эй, ты чего? — Ребекка резко наклонилась ко мне, её холодные пальцы впились в мои плечи. В следующую секунду шторка примерочной с шумом разлетелась в стороны — Кэтрин ворвалась внутрь, будто собиралась кого-то убить.

— Что случилось? — спросила Пирс, делая вид, что сохраняет хладнокровие. Но глаза её выдавали — зрачки расширились, брови чуть дрогнули. Настоящая тревога, просто хорошо замаскированная.

И как я раньше этого не замечала? Или, может быть, просто решила не замечать?

— Не знаю. Мы просто говорили, ты же слышала. А она вдруг побледнела и начала оседать, — развела руками Ребекка.

— Все нормально, — слабо улыбнулась я. — Просто до меня только что дошло... И... Это как кирпичом по лбу.

Кэтрин скрестила руки, её губы искривились в саркастической улыбке.

— О боже. До тебя только что дошло, что ты нам небезразлична? — она покачала головой, — Серьёзно? Нам пришлось чуть ли не в обморок тебя ронять, чтобы ты это осознала?

— Оказывается, я не очень хороша в понимании чужих чувств, — призналась я, криво улыбнувшись.

— Ну, это было очевидно. В нашей компании просто не может быть психически устойчивых личностей, — съязвила Кэтрин.

— Эй! Я, в отличие от вас, вполне адекватна! — фыркнула Ребекка.

Мы с Кэтрин синхронно закатили глаза — и в этот момент Пирс резко повернулась ко мне, брови её сдвинулись в жесткой складке.

— А теперь слушай внимательно и запомни раз и навсегда, — её голос прозвучал резко, словно натянутая струна, звенящая от странной смеси ярости и... благодарности. — Ты ворвалась в нашу жизнь, как ураган, сметая всё на своём пути. За какие-то недели ты сделала то, на что у нас не хватило столетий. Заставила Клауса раскрыть рот не для яда, а для слов — и он действительно поговорил с Элайджей. Не просто швырнул колкости, а выслушал. Примирила их. Словно какая-то безумная фея, взмахнула рукой — и осколки сложились обратно в целое. Чёрт возьми, даже меня встряхнула, выбила дурь из головы. Вправила мозги.

Я не отрывала от неё взгляда, ловя каждое слово.

— Знаешь, что самое смешное? — Пирс усмехнулась, но в её глазах мелькнуло что-то почти невероятное. — Если бы полгода назад какой-нибудь жалкий гадальщик сказал мне, что я буду стоять посреди гостиной с Клаусом и Элайджей, дышать одним воздухом и не сводить с них глаз — но не потому, что жду момента нанести удар или сбежать, а потому что мне... наплевать? Потому что я больше не боюсь? — её голос дрогнул. — Я бы не просто убила его за наглую ложь. Я бы сожгла тело и развеяла пепел над морем, чтобы даже тени не осталось.

— Как ни странно, я с тобой согласна, — лениво протянула Ребекка, и в её холодном взгляде вспыхнул знакомый стальной блеск. — По крайней мере, сейчас мне не хочется вырвать твоё сердце через глотку.

— Ну, вот и замечательно, — криво усмехнулась Пирс.

— Пока что, — резко парировала Ребекка, сжимая кулаки. — Пока я вижу, что ты действительно искренна с моим братом. Пока не трогаешь Клауса. И пока между ними больше нет той проклятой войны, что разгорелась из-за тебя. Но если ты вздумаешь нас предать...

Она не стала продолжать, лишь провела пальцем по горлу — жест был красноречивее любых слов. Угроза повисла в воздухе, острая, как лезвие гильотины.

— Да-да, я всё поняла, — поспешно отмахнулась Кэтрин, а затем её взгляд скользнул ко мне. — Ну что, успокоила своих внутренних демонов?

Я кивнула, тяжело вздохнув. Теперь в моей жизни чётко нарисовались два варианта: либо стать вампиром, либо умереть. И странное дело... Вместо страха я ощутила странное облегчение — будто с плеч свалилась та самая гиря, что тяготила меня все эти месяцы. Больше никаких «а что если», никаких мучительных метаний. Если раньше я просто радовалась моментам с ними, будто они могли раствориться в любой момент.

Теперь я буду ценить их по-настоящему — отдавать им своё время, внимание и сердце. Потому что теперь я точно знаю — наша связь не разорвётся. Она останется со мной. Навсегда.

Я больше не временный гость в их вечности. Я стала частью их истории - такой же нерушимой, как каменные стены замков, что видели века. И когда Кэтрин смотрит на меня теперь, в ее глазах я читаю то же понимание: мы прошли точку невозврата. И ничто - ни время, ни враги, ни сама смерть (возможно) - не сможет разорвать эту связь.

Я медленно поднялась с кресла, ощущая, как колени слегка дрожат. Сделала шаг к Кэтрин - нерешительный, будто иду по тонкому льду. Потом ещё один. Мои руки сами потянулись к ней, обняли её стройную фигуру, и я прижалась щекой к её плечу, вдыхая знакомый аромат духов. Это так непривычно — инициатива исходит от меня, а не от другого. Но в этот момент я точно знаю: это нужно. Это правильно.

— Эй, ты чего? - Кэтрин замерла, её тело на мгновение окаменело от неожиданности. Но затем её руки - обычно такие цепкие и холодные - нежно обвили мои плечи. В этом объятии было что-то невероятно хрупкое, будто мы обе боялись сломать этот момент.

— Ты моя первая подруга, — признаюсь я шёпотом, хотя знаю, что она прекрасно слышит. — И я... я очень хочу, чтобы это осталось так. Настолько долго, насколько возможно.

Кэтрин вздрогнула - конечно же она услышала. Её пальцы слегка сжали мою спину, и я почувствовала, как её ногти чуть впиваются в кожу через ткань платья. Не больно - скорее, как будто она пытается удержать что-то ускользающее.

В углу примерочной Ребекка отвернулась, но не успела скрыть, как её пальцы дрогнули. Её глаза блестели под светом люстры - эти слёзы, которые никогда не упадут, ведь вампиры не плачут. Но в них читалось столько... человеческого.

Я не обманываю себя мыслями о вечности. Пройдут годы, столетия — и, может быть, наши пути разойдутся. Наша дружба станет просто строчкой в бесконечной хронике времени, ещё одним забытым днём. Но та нить, что связала нас сейчас, уже не порвётся. Даже если память потускнеет, она где-то останется — тёплой и живой.

— Не заставляй меня плакать, - возмутилась Кэтрин, но её голос дал трещину. Она всё ещё не отпускала меня, и я почувствовала, как её подбородок дрожит у меня на плече. В этот момент я поняла - вот оно. То самое, что сильнее бессмертия, сильнее времени.

Я осторожно высвободилась из объятий, и наши взгляды встретились. В её обычно насмешливых глазах я увидела что-то новое - как будто за броней из сарказма вдруг показалось настоящее лицо, уставшее от вечного одиночества.

— Клаус меня убьет, — вдруг прошептала Кэтрин и, как будто что-то услышав, вылетела из примерочной, сбегая с места "преступления".

— Элайджа, Клаус и Стефан вернулись, — пояснила Ребекка, наконец-то застегнув мне молнию.

Я нахмурилась. И куда это ходил наш местный добряк-Сальваторе? На очередное свидание с собственной совестью?

— Всё, можешь выходить. А я... — Ребекка даже не закончила фразу. Одна секунда — и примерочная уже пуста. Если бы не лёгкое дуновение ветерка (которого, по логике, в закрытом помещении быть не должно), можно было бы подумать, что её тут и не было. «Вот бы так от налогов убегать», — мелькнула у меня мысль.

Я надела новые черные балетки на тонкой подошве — удобные, как тапочки, но куда более стильные. Пальцы автоматически поправили складки на белоснежном платье, пока я накидывала короткую кожаную куртку (конечно же черную). Она идеально сидела по фигуре, заканчиваясь ровно там, где начиналась талия — достаточно короткая, чтобы подчеркнуть линию бедер, но достаточно длинная, чтобы при порыве ветра не пришлось краснеть.

Я замерла у зеркала, слегка прикусив губу. Отражение отвечало мне спокойной уверенностью: да, сегодня я хороша.

Мои светлые волосы слегка завились в мягкие волны — я не стала их выпрямлять или укладывать, и теперь они лежали как придется. Голубые глаза под светом ламп казались неестественно яркими, будто светились изнутри чем-то чужим. Белое платье идеально оттеняло мою бледную кожу, а светлые оттенки моего образа (платье, волосы, глаза) придавали образу что-то неземное. Лишь черная кожаная куртка и балетки слегка "приземляли" этот образ, напоминая, что я все же не пришелец из другого мира. Но в целом... я выглядела прекрасно.

«Ну что, пора», — подумала я, резко выдыхая и расправляя плечи.

На диване, раскинувшись с царственной небрежностью, словно этот магазинный шезлонг был его личным троном, восседал Клаус. В его длинных пальцах изящно покачивался хрустальный бокал с шампанским, золотистые пузырьки которого весело подпрыгивали, словно радуясь своему недолгому существованию. Он оживлённо беседовал с Элайджей, который сидел рядом в кожаном кресле, сохраняя свою фирменную безупречную осанку — будто вместо позвоночника у него был встроен стальной стержень.

Рядом, прислонившись к стене, стоял Стефан, с мастерством профессионального актёра изображая то ли смертельную усталость, то ли полную потерю дара речи (здесь можно поставить галочку в нужном квадрате).

Когда я вышла на этот импровизированный "подиум", три пары глаз мгновенно устремились на меня.

Взгляд Элайджи засиял тёплым светом, будто первые лучи утреннего солнца. В его улыбке читалась такая искренняя нежность, что мое сердце предательски дрогнуло.

— Превосходно... — тихо прошептал он, хотя звучало это скорее как нечто среднее между шепотом и обычной речью, будто голос в последний момент изменил ему.

«Дядя Конфета...» — неожиданно вырвалось где-то из глубин памяти, заставив сердце сжаться от чего-то тёплого и горького одновременно. Я зажмурилась, быстро-быстро моргнула — нет, не сейчас. Сейчас, когда его глаза смотрят на меня так, будто я — действительно что-то ценное, эти старые воспоминания могут подождать.

Но я не смогла сдержаться и ответила ему лёгкой улыбкой — такой же тёплой и искренней, как его взгляд. Какая теперь разница, что подумают остальные?

Мой взгляд самопроизвольно скользнул к Клаусу, который изучал меня с таким видом, будто оценивал не платье, а свою будущую картину. Да, это первый раз, когда я предстала перед ним в чём-то кроме джинсов и футболки, но не надо делать такие глаза, будто я внезапно превратилась в Венеру Боттичелли (Картина «Рождение Венеры»)! Я уже собралась фыркнуть, но вовремя взяла себя в руки.

— Ну как? — покрутилась я на месте, демонстрируя наряд.

Клаус сделал театральную паузу, наслаждаясь моментом, прежде чем ухмыльнуться:

— Тебе хватит моего ответа, что ты великолепна, или нужно рухнуть перед тобой на колени?

Он поднял бокал шампанского в мою честь, и в этот момент в его глазах — обычно таких насмешливых — я поймала что-то новое: искренний восторг, который он даже не пытался скрыть за привычной маской цинизма. И улыбка... Чёрт возьми, она была по-настоящему доброй.

Я скрестила руки на груди, игриво приподняв подбородок.

— Можешь пасть ниц, если хочешь. Я не против, — парировала я в той же шутливой манере, направляясь к дивану.

На Стефана я даже не взглянула. Меня волновало его мнение примерно как прогноз погоды в Антарктиде — в теории интересно, но на практике бесполезно.

— Ты не будешь больше примерять одежду? — поинтересовался Элайджа, в то время как Никлаус молча подвинулся, освобождая мне место.

Я грациозно опустилась на диван, приняв из рук Клауса стакан с соком с благодарным кивком.

— Пока вы обсуждали важные дела, я уже успела примерить пару нарядов, — небрежно бросила я, расслабленно откидываясь на спинку.

Тепло руки Клауса, всё ещё лежавшей на спинке дивана, неожиданно показалось мне уютным, а не раздражающим. Ну и пусть остаётся — мне это даже нравится.

Элайджа уже открывал рот, чтобы что-то сказать, когда из примерочной вышла Ребекка. На ней было эффектное чёрное платье до середины бедра, слегка расклешённое книзу, подчёркивающее все её достоинства.

— В этом веке все одеваются так... откровенно? — блондинка кокетливо повернулась, демонстрируя наряд. — Ну как?

— Хорошо.

— Отлично.

— Превосходно.

Три вампира ответили в унисон, и я сузила глаза в сторону Стефана. «Хорошо»? Разве он не знает, что это слово запрещено на шоппинге?

Ребекка медленно повернула голову к Стефану, изучая его взглядом хищницы, выбирающей точку для удара.

Я инстинктивно подвинулась ближе к Клаусу, почувствовав, как мое плечо коснулось его. Он не отодвинулся, лишь едва заметно наклонился мне навстречу. Да и мне... совсем не хотелось отстраняться.

— Если твоя сестра его прикончит, — прошептала я, — я даже не пикну.

Клаус тихо фыркнул, и наши бокалы (его бокал и мой стакан) встретились в молчаливом тосте за зрелище, которое вот-вот развернется.

— Хочешь дожить до следующего века, Стефан? — раздался медово-сладкий голос Кэтрин, выходящей из примерочной. Её платье было шедевром портновского искушения — глубокий изумрудный шёлк, облегающий каждый изгиб её тела с почти неприличным совершенством, словно был вылит специально для неё. Ткань переливалась при каждом движении, то вспыхивая яркими бликами, то уходя в таинственную тень. А этот разрез... Начинаясь с середины бедра, он не просто открывал ногу — он играл с воображением, позволяя взгляду скользить по идеальной линии, то скрывая, то демонстрируя ровно то, что нужно.

«Вот это роковая женщина», — мелькнуло у меня в голове.

— Никогда не говори женщине, что она выглядит «хорошо», — прошептала Пирс, намеренно растягивая слова, будто пробуя их на вкус. — Это звучит так, будто ты пытаешься убедить себя, а не её.

Я медленно перевела взгляд на Элайджу — и сердце мое радостно ёкнуло. Он смотрел на Пирс с таким восхищением, словно перед ним было само воплощение всего прекрасного в этом мире. О боже, это зрелище согревало мою душу сильнее, чем глинтвейн в зимний вечер! Я чувствовала, как по щекам готовы побежать предательские слёзы умиления.

«Господи, да я прямо как шипперша», — мысленно засмеялась я над собой. Та самая, что ночами мониторит фан-арты любимой пары и с придыханием перечитывает каждый их диалог. Только вот передо мной была не выдуманная история, а самая что ни на есть реальность — и от этого становилось ещё теплее на душе.

— Красотка! — вырвалось у меня при виде Кэтрин.

— А мне ты таких комплиментов не делаешь, — надула губы Ребекка.

— Надень то красное платье, — кивнула я в сторону вешалки, — и даже вечно хмурый Стефан упадет к твоим ногам.

Три вампира — Элайджа, Кэтрин и Клаус — синхронно подняли брови, глядя на меня с таким выражением, будто я только что предложила им перейти на веганскую диету.

— Ты назвала его «Стефан», милая. Ты запомнила его имя, — протянул Клаус, с невозмутимым видом подливая мне ещё сока. Но в уголках его глаз танцевали чертики — он явно наслаждался моментом.

— Ну как его не запомнить, когда он у меня перед глазами маячит целый день, как назойливая муха в августе? — фыркнула я. Честно говоря, я бы прекрасно прожила и без этого знания. Стефан он, Стефано или вообще Степан — какая мне, в сущности, разница?

Ребекка между тем, бросив на меня оценивающий взгляд (который я предпочла проигнорировать), ловко схватила то самое красное платье и скрылась в примерочной с видом хищницы, идущей на охоту. Интересно, выйдет ли Стефан живым из этого магазина?

Я поставила пустой стакан на столик с легким звоном и снова устроилась поудобнее, утопая в мягкой спинке дивана. Кэтрин уже скрылась в примерочной в поисках новых нарядов — похоже, шопинг для нее был настоящей страстью.

Пальцы Клауса едва касались моей шеи — настолько осторожно, будто боялись спугнуть. Неожиданно приятные мурашки пробежали по спине, и я расслабленно выдохнула, даже не пытаясь отодвинуться. Всё-таки, мне нравились его прикосновения.

Лениво повернув голову, я поймала взгляд Элайджи — он наслаждался шампанским с той самой своей загадочной полуулыбкой, которая всегда заставляла задуматься, о чем же он сейчас размышляет.

— Ого! — вырвалось у меня, когда из примерочных выпорхнули Ребекка и Кэтрин. Я подняла оба больших пальца. — Если бы вампиры участвовали в конкурсе «Мисс Вселенная», я бы голосовала дважды.

Видели бы вы, как Ребекка буквально прожигала взглядом Стефана после его очередного "восхитительного" комментария. Хотя в этом красном платье она выглядела настолько эффектно, что даже самый равнодушный вампир дрогнул бы. Впрочем, на этих двоих — Ребекке и Кэтрин — даже мешок из-под картошки смотрелся бы как произведение искусства.

Когда раздраженная блондинка снова скрылась в примерочной, к нашему дивану подошел Стефан. Я даже не удостоила его взглядом — мое внимание было полностью поглощено изучением линий на потолке. Он что-то пробормотал Клаусу и поспешно ретировался.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Элайджа с той мягкой заботой, которая сейчас заставляла меня мысленно улыбаться.

— Конечно, — автоматически ответила я, ощущая, как пальцы Клауса начинают ленивый ритмичный танец по моему плечу. Этот навязчивый барабанщик явно наслаждался моментом.

— Хорошо, если так. Но тебе действительно нужно еще немного отдохнуть, — продолжил Элайджа с нотками «я-тебе-не-верю-но-спорить-не-буду» в голосе.

Я ответила улыбкой и кивком — универсальным языком «оставьте меня в покое».

— Кстати, а куда подевался твой протеже? — перевела я тему, обращаясь к Клаусу.

— Разбирается с братом, — лениво протянул Никлаус, отставляя пустой бокал с видом человека, которому смертельно надоел этот день. — Деймон все никак не усвоит, что «нет» означает «нет».

Внезапно перед глазами всплыл тот самый вечер 60-х и его... запоминающееся окончание.

Злорадная усмешка невольно расползлась по моему лицу.

— Я ведь предлагала вполне логичное решение этой проблемы, — заметила я, наблюдая, как Клаус и Элайджа переглянулись. Они явно вспомнили тот разговор, где я на полном серьезе советовала просто прикончить Даймона.

— Иногда мне кажется, что ты дьявол, который пришел меня искушать, — фыркнул Клаус, лениво протягивая руку за мандарином. Его пальцы на мгновение задержались на фрукте, будто оценивая его спелость, прежде чем с характерным щелчком ногтя вонзились в кожуру.

Он медленно убрал руку со спинки дивана, но перед этим его пальцы задержались в моих волосах на мгновение дольше, чем нужно — нежное прикосновение, полное скрытого смысла. Когда он отстранился, я вдруг почувствовала странный дискомфорт. Будто вместе с его прикосновением ушло что-то важное, и я едва не потянулась следом.

Запах цитруса мгновенно заполнил пространство между нами, когда он начал чистить фрукт с преувеличенной аккуратностью, явно наслаждаясь создаваемым напряжением.

— Никлаус, — Элайджа покачал головой, но в его голосе сквозило скорее усталое принятие, чем настоящее осуждение.

Разговор прервала Ребекка, выходящая из примерочной в белом платье, украшенном золотистыми брызгами. Оно струилось по ее фигуре, не обтягивая, а лишь намекая на то, что скрыто под тканью — достаточно свободное, чтобы дышать, но достаточно короткое, чтобы заставить меня мысленно молиться об отсутствии сильного ветра.

— И о чем это вы тут беседуете? — спросила она, держа в руках несколько вешалок с отобранными нарядами. По едва поднятой брови было видно — она уловила обрывки разговора, но не могла сложить картину целиком, ведь не присутствовала при том памятном обсуждении в моем доме.

Я вдруг вспомнила о пакете с моими вещами, оставленном в примерочной. Там лежала моя обычная одежда — то, в чем я пришла и сумочка с телефоном и документами. Хотя я специально сложила все в пакет, чтобы не забыть, в итоге все равно оставила его там.

— О, это очень интересная история, — с театральным придыханием объявила Кэтрин, появляясь с моим пакетом в руках. Она держала его двумя пальцами так, как будто это была либо бомба, либо особенно противный образец мусора.

— Ты чудо! — искренне обрадовалась я, вскакивая с дивана. Мой энтузиазм заставил Клауса едва заметно поднять бровь — ему я таких комплиментов не делала.

В этот момент к нашей компании подошли консультанты, подобно хорошо обученному спецназу, и с профессиональными улыбками приняли от Ребекки и Кэтрин выбранные наряды. Их глаза уже подсчитывали процент с продаж.

Я невольно задержала взгляд на Кэтрин. Джинсы, облегающие как вторая кожа, и черный топ, который, казалось, держался исключительно на силе вампирского обаяния. Это была либо проверка выдержки Элайджи, либо новый способ пытки — смотреть, но не трогать.

— Мы как раз можем сесть и поговорить об этом, — предложила Ребекка, оглядываясь в поисках места.

Элайджа лишь взмахнул рукой — и будто по волшебству появились два кожаных кресла, которые служащие бережно установили рядом. Видимо, в этом магазине существовала специальная кнопка «Богатый клиент», нажав которую можно было получить все что угодно.

Я поймала себя на мысли, что Кэтрин с интересом наблюдала за Элайджей, а в ее глазах читался немой вопрос: «Ну что, Майклсон, сможешь сохранить свое достоинство?»

Вампирши грациозно опустились в кресла, их движения были настолько отточенными, что казалось — они годами тренировались правильно садиться. Я плюхнулась следом, небрежно отшвырнув пакет с одеждой в угол — пусть полежит, но надеюсь, что не забуду его снова.

— Бирки, — с профессиональной улыбкой протянула консультантка. Я с торжеством достала целую горсть ярлыков из карманов своей новой кожанки (да, я специально выбрала модель с кучей карманов — кто знал, что шопинг превратится в квест по сбору бирок?).

Когда девушка удалилась, я с наслаждением провалилась в мягкую спинку дивана. Казалось, он обнимал меня, как давно потерянный друг.

— Так, и как долго мы еще можем гулять? — Кэтрин постукивала длинными ногтями по подлокотнику, явно жаждая новых покупок. Эта девушка могла бы опустошить весь магазин, если бы мы ей позволили.

— Глория ждет нас у себя в баре к восьми вечера, — Клаус протянул мне блюдце с мандарином с таким видом, будто это был государственный секрет. — Сказала, что будет достаточно темно для ритуала поиска ожерелья.

Я приняла угощение, не скрывая улыбки. Кто бы мог подумать, что гибрид-убийца окажется таким... заботливым? Дольки мандарина лежали идеальными полумесяцами, будто гибрид потратил на их выкладку больше времени, чем было разумно.

— Можем выдвигаться через пару часов, — произнес Элайджа, его пальцы на мгновение задержались на хрустальном бокале, прежде чем передать его Кэтрин. Между ними пробежала почти незаметная искра.

Кэтрин приняла бокал с изящным изгибом запястья, ее алые губы прикоснулись к краю стекла ровно на секунду дольше необходимого. «Спасибо», — прошептала она, но взгляд ее говорил куда больше.

— Не могу понять, куда оно делось, — Ребекка нахмурилась, сжимая бокал так, что стекло застонало под ее пальцами. — Я точно помню, что оно было на мне. Клаус?

— Я его не брал, — гибрид развел руками с театральным недоумением. Я тем временем смаковала мандарин, наслаждаясь зрелищем семейных разборок.

— Ну да, в противном случае он тебя вообще бы не разбудил, — Кэтрин сделала глоток, бросив Клаусу взгляд, полный немого «ну ты и идиот».

Ребекка лишь вздохнула в ответ, всем видом показывая, что Пирс была права.

Пока я доедала последнюю дольку мандарина, наблюдая, как консультантка с благоговейным трепетом принимает от Элайджи черную кредитку и наличку. По тому, как расширились ее зрачки при виде суммы, можно было понять — чаевые превышали не только ее годовую зарплату, но, возможно, и стоимость всей примерочной.

«Кажется, первородный заказал что-то еще», — заметила я, когда девушка стремительно удалилась, будто боясь, что вампир одумается.

— Так что там за интересная история? — не выдержала Ребекка, нетерпеливо постукивая ногой.

Мы переглянулись вчетвером — молчаливый обмен взглядами, в котором читалось понимание: только я знала всю историю от начала до конца, тогда как братья располагали лишь обрывочными сведениями. Пришлось взять слово на себя.

Я объяснила, кто такой Даймон и как мы познакомились. Потом рассказала о ситуации на вечернике, где мне любезно помог Клаус, который тогда был Алариком.

Когда я дошла до конца истории на вечеринке 60-х, Ребекка залилась таким искренним смехом, что я всерьез обеспокоилась за ее жизнь.

Потом мы плавно перешли к знакомству Клауса, Ребекки и Стефана.

Всё началось в Чикаго 1920-х — в эпоху, когда джаз звучал громче выстрелов, бандиты зарабатывали быстрее банкиров, а вампиры... ну, вампиры, как обычно, устраивали бардак. Именно там сошлись три не самых добропорядочных сердца: скучающая Ребекка, её вечно параноидальный братец Клаус и Стефан Сальваторе, который в те времена был не столько «трагичным романтиком», сколько «потрошителем с обаятельной улыбкой».

Клаус, чьё хобби включало коллекционирование опасных личностей, сразу проникся к Стефану — мало кто так вдохновенно крушил бары и разрывал глотки, сохраняя при этом манеры джентльмена.

«О, — наверное, подумал тогда Клаус, — этот психопат с глазами грустного щенка — гениально!»

Ребекка же просто радовалась, что наконец-то у неё появился соблазнительный компаньон для танцев между кровавыми разборками.

— Интересно было бы увидеть Стефана в те времена, — прокомментировала Кэтрин, доливая шампанское.

Клаус ухмыльнулся, явно наслаждаясь воспоминаниями:

— О, это было очень занимательное зрелище, — протянул Клаус, лениво вертя бокал с шампанским. — Он тогда был гораздо веселее.

— А ты предлагаешь ему радоваться рядом с убийцей его девушки? — не удержалась я.

Ответом мне стала лишь загадочная улыбка гибрида, словно он знал что-то, о чем мне лучше не ведать.

— Фелисити, — кажется, это был уже второй раз, когда Элайджа окликнул меня, прежде чем я наконец оторвала взгляд от искрящихся глаз Клауса.

"Не знаю почему, но в последнее время его глаза словно гипнотизировали меня. Мне нравилось, как в них отражались эмоции Клауса — каждая, как открытая книга. И даже тот золотистый отблеск, что мелькнул тогда в баре, — не пугал меня. Напротив. Он завораживал".

Старший Майклсон сидел передо мной с тем самым невозмутимо-доброжелательным выражением лица, которое в последнее время стало для него... слишком обычным. Раньше его улыбки были редкими, словно он тщательно взвешивал, стоит ли тратить на них силы. А теперь его улыбка стала такой... непривычно открытой. Будто тысячелетние оковы наконец ослабли.

— Сок? — он протянул стакан с чем-то рубиново-красным. Вишнёвый, наверное. Или гранатовый. Или...

— Спасибо, — я взяла предложенный стакан с соком и...

Яркая вспышка.

Маленькие руки. Мои? Подвигаю тарелку с десертом — кусок пирога, усыпанный корицей и торт, какой-то слишком знакомый.

Тёплый взгляд. Шоколадные глаза...

Стакан выскользнул из моих пальцев.

— Черт! — Клаус поймал его в воздухе быстрее, чем я успела моргнуть, но несколько капель всё же успели разлететься по столу, оставив алые брызги, как следы миниатюрного преступления (платье не пострадало!).

— Во-оу... — выдавила я, чувствуя, как комната слегка плывёт перед глазами.

— Фелисити?! — хор встревоженных голосов.

Я моргнула, отгоняя... видение? Или воспоминание? Теперь я буду видеть свое прошлое так?

Элайджа уже вскочил, готовый ринуться за помощью. Ребекка замерла рядом, её брови почти срослись от беспокойства. Кэтрин, не задумываясь о приличиях, устроилась прямо на столе передо мной.

— Всё в порядке! — поспешно заверила я, ощущая ладонь Клауса на спине. Его пальцы слегка сжали ткань моего платья, будто он готов был в любой момент поймать меня, если я решу рухнуть в обморок. — Просто... слишком яркое воспоминание.

Я посмотрела на злополучный стакан. Виноват ли он? Нет. Но теперь он выглядел как миниатюрный портал в параллельную реальность, из которого только что выплеснулось что-то... моё.

— Ты уверена? — Клаус наклонился чуть ближе, и в его глазах мелькнуло что-то необычное — беспокойство?

— Абсолютно, — Я сделала глубокий вдох. — Просто, видимо, теперь мои воспоминания решили возвращаться не через дверь, а через окно. С разбегу.

Кэтрин фыркнула:

— Ну, если уж вспоминать прошлое, то с драматизмом. Иначе какой смысл?

Ребекка бросила на неё убийственный взгляд.

Клаус же, не убирая руки с моей спины, проворчал:

— Если будешь падать — предупреждай заранее. Я не намерен сегодня ловить тебя каждые пять минут.

Но в его тоне было больше заботы, чем раздражения.

Я протянула руку к стакану. В конце концов, он ни в чем не был виноват, а сока мне всё ещё хотелось. Клаус, заметив мой жест, пододвинул бокал ближе, одновременно бросив красноречивый взгляд на Кэтрин, которая по-прежнему восседала на столе с видом кошки, устроившейся на чужой подушке. Ребекка, кажется, немного расслабилась, хотя её нахмуренные брови выдавали, что она всё ещё не до конца понимала, что происходит.

Сделав глоток, я замерла. Привкус был... странным. Гранатовый сок, но с металлическим оттенком.

— Там кровь, — невозмутимо пояснил Элайджа, наблюдая за моей реакцией.

Моей первой мыслью было выплюнуть "сок" прямо ему в лицо. Но здравый смысл (и внезапное осознание, что это его кровь) заставили меня сглотнуть.

— Просто Элайджа слишком сильно за тебя переживает, — Кэтрин, будто читая мои мысли, мгновенно материализовалась в кресле, игриво подперев подбородок рукой. Видимо, она либо убедилась, что я не упаду в обморок, либо просто ждала момента, когда я сделаю этот роковой глоток.

— «Дядя Конфета», как всегда, заботливый, — проворчала я в пустоту, снова забыв, что в комнате полно вампиров с обострённым слухом.

На этот раз бокал выпал уже из рук Элайджи. Кэтрин, словно профессиональный жонглёр, ловко поймала его в воздухе и уставилась на первородного с неподдельным интересом.

— Неужели тебя это так сильно впечатлило? — прошептала она, явно наслаждаясь моментом.

Элайджа проигнорировал её. Его голос дрогнул, когда он произнёс:

— Ты... помнишь?

— Ну... — я сделала ещё один глоток "сока", стараясь сохранять невозмутимость, — вспомнила кафе с десертами. И как называла тебя. Забавное прозвище, надо сказать.

Уголки моих губ предательски дёрнулись. В памяти всплыл образ маленькой девочки с придыханием произносившей его имя... Она была мной, но в то же время — совсем другой. Чужой и родной одновременно.

Я ловила себя на том, что до сих пор мысленно разделяю «тогдашнюю меня» и «нынешнюю». Как будто между нами пролегла не просто временная пропасть, а настоящая метафизическая граница.

Клаус, заметив мою улыбку, приподнял бровь с немым вопросом. Но как объяснить это странное чувство? Что я одновременно и та восторженная девочка, и совсем не она. Что его имя, произнесённое детскими устами, звучало для меня сейчас как эхо из другого мира.

— Я... рад, что твои первые воспоминания не такие ужасные, как я опасался, — Элайджа наконец выдохнул, принимая бокал обратно из рук Кэтрин.

— Надеюсь, когда вспомню больше, ты всё ещё будешь рядом, «Дядя Конфета», — сказала я искренне, хотя тут же пожалела о своей сентиментальности.

— Я что, единственная здесь, кто вообще не понимает, что происходит?! — Ребекка резко вскинула руки, бросая на меня взгляд, в котором смешались ревность и раздражение.

— Мы тоже пока не во всём разобрались, — Клаус пожал плечами, но в его глазах мелькнуло что-то тёплое.

Я неожиданно рассмеялась.

Возможно, из-за абсурдности ситуации. Или из-за того, что впервые за долгое время чувствовала — что-то щёлкнуло на своё место.

А может, просто потому, что «Дядя Конфета» — это действительно смешно.

***

— Пиздец, — вырвалось у меня, когда взгляд упал на тело старой ведьмы.

Мы, конечно, почувствовали неладное ещё по дороге — та же мёртвая тишина, что висела вокруг того бара, где Клаус и Стефан устроили свою "вечеринку". Только теперь пахло не только кровью, а еще полынью и горелой кожей. Здесь явно была драка.

— Фелисити! — Элайджа снова поморщился, будто я нарочно материлась, а не констатировала очевидное.

— Стефан? — предположила Кэтрин.

— Я чувствовала, что с ним что-то не так! — Ребекка в ярости вцепилась в спинку стула, оставляя в дереве трещины.

Клаус не стал ничего говорить. Вместо этого он швырнул барный стул в стену так, что тот разлетелся в щепки. (Месть за мое "падение"? Или просто ему нужно было что-то разбить?)

Я сделала шаг вперед, чувствуя, как воздух вокруг нас стал густым от невысказанной ярости. Мои пальцы, дрогнув на мгновение, легли на плечо Клауса — и я тут же ощутила, как под тонкой тканью его рубашки играют напряженные мышцы. Он был как живая бомба, готовый взорваться.

— Так... Спокойнее, — прошептала я, и мой голос прозвучал удивительно мягко, будто я успокаивала разбушевавшуюся стихию, а не древнего гибрида.

Ребекка застыла с поднятой рукой, ее пальцы сжались в кулак, но не завершили движение. Элайджа стоял неподвижно, но в его обычно спокойных глазах бушевали настоящие ураганы. А Кэтрин... она просто оскалила клыки в улыбке, от которой по спине пробежали мурашки.

Но Клаус... Он был другим. Его гнев не был холодным или расчетливым — он пылал, как лесной пожар, не оставляя после себя ничего. Я чувствовала, как его тело дрожит от сдерживаемой ярости под моей ладонью.

Клаус медленно повернул голову, и наши взгляды встретились. Мои пальцы слегка сжали его плечо, и я почувствовала, как под ладонью дрожь постепенно утихает. Его дыхание выровнялось, став глубже, спокойнее. Глаза, еще мгновение назад полные бешенства, теперь смотрели на меня с какой-то новой, странной мягкостью.

Клаус закрыл глаза на долгую секунду, и когда открыл снова — в них осталась лишь усталая решимость. Его рука накрыла мою, сжимающую его плечо, легким, почти благодарным прикосновением.

В комнате напряжение спало, будто все разом выдохнули. Ребекка разжала кулаки, Элайджа кивнул мне с едва уловимой благодарностью, а Кэтрин... Кэтрин просто ухмыльнулась, будто знала, что так и будет.

А я стояла, все еще чувствуя тепло его руки на своей, и понимала — в этот момент что-то между нами изменилось навсегда.

Медленно, словно нехотя, Клаус отпустил мою руку. Я тут же убрала ее за спину, пальцы непроизвольно сжались в кулак.

«Гениально, Фелисити. Просто гениально. Схватить разъярённого гибрида, как будто он плюшевый мишка, нуждающийся в утешении».

«Это было... невероятно глупо. Что, черт возьми, на меня нашло?» — мысленно ругала я себя. Горький привкус страха застрял в горле. Мысль «Клаус мог меня убить» казалась настолько абсурдной и противоестественной, что вызывала тошноту. Но не потому что это было невозможно — а потому что... потому что в последнее время я начала верить, что он этого никогда не сделает.

Элайджа прервал мои размышления, произнеся с невозмутимостью человека, привыкшего разгребать чужие кризисы:

— Предположим, Стефан убил Глорию, чтобы помешать найти ожерелье.

— Что ему еще нужно? Куда он мог направиться? — подхватила я, цепляясь за логику как за спасательный круг.

Тишина...

— Гробы! — вырвалось у нас одновременно. Мы переглянулись — пять пар глаз вспыхнули пониманием. Словно всем нам одновременно стукнули по лбу кирпичом с надписью «Ну конечно, дураки!»

Клаус замер, и в его позе появилась та самая опасная грация хищника:

— Я его убью! — произнес он с ледяной яростью, от которой по спине пробежали мурашки.

— Стой! — мой крик заставил всех замереть как в плохой театральной постановке.

«Нет-нет, я не защитник Сальваторе, просто...»

— Прежде чем устроить ему экскурсию в загробный мир (вырвать сердце, оторвать голову или что там еще у гибрида по расписанию?), внуши ему и спроси, что он скрывает. Да, это может показаться скучнее твоих привычных развлечений, но все же спроси. Понял?

Клаус кивнул — один резкий, почти механический жест. То ли соглашаясь, то ли просто чтобы я отстала.

— Я с тобой, — сказала Ребекка с той самой решимостью, что когда-то заставляла целые армии отступать. Потом она исчезла из бара, даже не оглядываясь.

Клаус задержался на мгновение. Его взгляд скользнул по мне — в нем читалось что-то сложное, почти... обещание? Затем он исчез вслед за сестрой.

Тишина...

Теперь нас трое. Плюс труп. Весело.

Кэтрин повернулась ко мне, потирая руки:

— Поговорим? - она облизнула губы, и в ее глазах вспыхнул тот самый огонь.

«О, да. И, судя по блеску в её глазах, '"поговорим" — это новый код слова "попытаю"».

Я умоляюще посмотрела на Элайджу, мысленно обещая ему свою вечную преданность, если он остановит свою девушку.

— Мне тоже вдруг стало... интересно, — улыбнулся он тепло, как котёнок, и безжалостно, как налоговый инспектор.

«Клаус, вернись за мной пожалуйста!»