Это не Я

10 Декабря

Не знаю, что он мне вчера там давал пить, но моя голова не страдает от похмелья, а тело — от сушняка. Мучают только вопросы: что это вчера было? Зачем я рассказала Яну, что шпионила за ним? Почему он не наказал меня сразу? И что теперь сделает в школе?

Боже, ну что я за идиотка! — чищу зубы.

Надо же было так облажаться! — завтракаю.

И ещё это: "ты такой красивый тирааан..." — копошусь в шкафу.

А о маме зачем было вспоминать?

Он точно на этот раз меня убьёт, сожжёт и развеет пепел на милых клумбочках своего особняка.

Представляю, как он вручает урну с моим прахом маме, тянет горькую слезу и вешает лапшу на уши про то, что меня сбил трамвай на перекрёстке. А мои родители ему верят, как всегда! Предлагают его усыновить, и вот уже МОЯ МАМА угощает его своей фирменной лазаньей.

От этих мыслей тело начинает чесаться. Всё зудит, и я нервно чешу шею.

— Солнышко, у тебя всё в порядке? — мама смотрит, как я уже десятый раз перекладываю пару носков и неистово чешу красное пятно на шее.

Да-да, та самая предательница, которая потом угощает лазаньей моего убийцу.

Трясу головой.

— Да что-то чешется, — бубню я, оголяя проблемное место. Мама подходит ближе.

— Странно. Ничего нет. Как будто ты просто расчесала кожу.

— Не может быть. Посмотри на свет! — подскакиваю к окну, чтобы она рассмотрела получше.

— Говорю тебе: просто не трогай. И сними наконец свой чокер.

Она ласково тянется к застёжке и снимает мои «кандалы».

Я глубоко вдыхаю, потом выдыхаю.

Дышать легче. Воздух — будто слаще.

Я как раз натягиваю форму, когда мама, проходя мимо, бросает фразу:

— Кстати, сегодня можешь не идти в школу.

— Чего?! — выпаливаю я.

— У них там праздник какой-то. То ли День учителя, то ли ещё что-то. В общем, торжественное мероприятие. Для вас, смертных учеников, посещение свободное.

Свободное.

То есть без расписания.

Без толпы.

Без свидетелей.

Идеально.

Если Ян решит распялить меня прямо на школьном флагштоке — никто даже не заметит. Никто никогда ничего не замечает.

— Ну ты всё равно сходи, — добавляет мама, ни о чём не подозревая. — Вдруг там будет что-то интересное. Праздничное настроение, музыка, конкурсы...

Конкурсы?!

Типа "Кто быстрее наденет ошейник"?

"Угадай, в какой кладовке тебя запрут сегодня"?

Я нервно усмехаюсь, бросаю рюкзак и решаю остаться дома. НО! Всё равно надо будет составить завещание. И заказать себе красивую надгробную плиту с блёстками и надписью:

"Погибла на поприще образовательного рабства. Покойся с миром, дурында."

11 Декабря

Успокоившись и в боевой готовности принять свою судьбу, я отправляюсь в школу.

Проверяю ошейник — на месте. Но, кроме меня, это больше никого не интересует.

В лицее вздрагиваю от каждого шороха, невольно прислушиваюсь к каждому слову и любому шепоту. Но никто ничего против меня не готовит. Ян теряет ко мне интерес. Видела, как он ласково улыбается Марату возле класса. Всем на меня плевать. Даже слизню.

Видела его в коридоре — так и прошёл бы сквозь меня, если бы мог. Стала невидимой. И правильно: своё наказание я отбыла, и трогать меня теперь смысла нет.

Хотя... хромает он что-то, бедолага. Кряхтит громче обычного, а под глазом — здоровенный фингал. Боже, ну наконец-то докашлялся.

Карина пытается говорить со мной, но я ещё не готова простить её молчание. Наказываю её тем же — ледяным игнором.

Илюшка довольный шляется по школе, жизнь у него наладилась окончательно.

— Без него как-то странно, да? — кидаю я Илье, когда ловлю его за школой на перекуре.

Он фыркает, делает затяжку и чуть улыбается.

— Та ну его, — отмахивается.

Я улыбаюсь в ответ искренне.

Боже, как я соскучилась по нормальным разговорам, без этих шипящих полутонов и стрёмных полувзглядов.

— А я думала, ты тут всё это время кайфовал, — подтруниваю.

— Кайфовал, ага, — улыбается он уголком губ. — Особенно когда швабры в кладовке считал.

Мы оба смеёмся. Не громко, но достаточно, чтобы стало чуть теплее.

Илья тушит сигарету о подошву, роется в кармане.

— На, — вдруг говорит он и протягивает мне маленькую конфету в золотистой обёртке. — Антистресс.

Я моргаю, как идиотка.

— Ты что, таскаешь с собой тайный запас сладкого? — спрашиваю, улыбаясь.

— Естественно, — серьёзно кивает он. — Самый мощный способ пережить этот цирк.

Я принимаю конфету, чувствуя, как внутри становится чуть легче.

— Спасибо, Илюш, — тихо говорю я.

Он только смеётся.

12 Декабря

В школе обстановка почти не меняется. Спокойно, и даже немного одиноко.

Сегодня мой хозяин только проверил наличие ошейника, привычным жестом дотронувшись до шеи. Но это был его максимум.

Словно поставил галочку и занялся более важными делами (любыми).

Ну и ладно.

Мне же лучше.

Мне же всё равно.

Я займусь учёбой.

Разве не об этом я мечтала? Спокойствие, тишина, никакого внимания...

Вот только внутри всё скребётся и зудит, как назло.

Я ловлю себя на том, что постоянно кошусь в его сторону.

Не смотрит. Не замечает.

Тоскливо. Глупо.

Я даже мысленно вернулась к вопросу ошейника Марата. Вспомнила, что он теперь свободен же... почему?

— Ты знаешь, почему Ян отпустил Марата? — спрашиваю Карину, когда мы с ней в группе по биологии препарируем какую-то гадость.

Она — единственная, кто может знать такую информацию. Да и я хочу вроде помириться.

Меня тянет к Яну с Маратом невообразимо. Не признаюсь себе, хоть и хочу узнать секретики, будто читаю желтую прессу.

Карина чуть улыбается, аккуратно разрезая лягушку скальпелем:

— А почему ты спрашиваешь? — тихо интересуется она.

— Просто любопытно, — пожимаю плечами. — Про Марата раньше много слухов ходило.

Карина качает головой:

— Ничего особенного там не было. Просто спор между ними.

Я внимательно смотрю на неё:

— Какой спор?

Она спокойно объясняет:

— На одной вечеринке Марат сказал что-то лишнее... Ян предложил пари. Проигравший должен был временно носить ошейник.

Карина слегка усмехается:

— Марат проиграл. И чтобы сохранить лицо, согласился на это. Но всё это было несерьёзно. Просто шутка.

— Значит, это всё... была игра? — уточняю я.

— Да, — мягко говорит Карина. — Порой здесь многое выглядит важным, хотя на самом деле всё просто для видимости. Для атмосферы.

Она поднимает на меня взгляд — спокойный, добрый:

— Не переживай, Эва. Главное — не принимать всё это слишком близко к сердцу.

Ну да, а мое сердце тихонько стонет от одиночества.

13 Декабря

Кажется, он меня избегает.

Утренний ритуал с ошейником — и Ян снова испаряется. Не обедает с нами, не даёт поручений.

Но разве не этого я хотела? Терпела все издевательства и унижения.

Это же моё желание. Получите — распишитесь!

Но почему так горько внутри?

Почему хочется к нему явиться и всё выяснить?

Расспросить его про фотографию с мамой, поговорить про отца, про семью.

Я хочу всё узнать!

Ведь я уже увидела настоящего Яна. Его смех и... чёрт!

Да какого вообще меня всё это интересует?!

Дура! Дура! Дура!

Сегодня пятница, и нас собрали в классе, чтобы подбить итоги конкурсов за этот «День благодарности учителю», который я благополучно пропустила.

Может, Ян из-за этого злится?

Та нет, я уже брежу.

И вот классный рассказывает про конкурсы и победителей.

А заодно благодарит всех за участие в какой-то тройной олимпиаде по физике, алгебре и геометрии. Там какие-то перемешанные задачки.

Говорит, что Ян — его гордость! Ну конеееечно! Первое место в школе, районе, городе, планете, вселенной. Чуть ли не вручает ему Нобелевскую премию, золотую медаль и Премию мира!

После пафосных речей выдают нам итоговые оценки — теперь уже не прогноз, а окончательные цифры. В моих дрожащих мокрых руках тает листочек: почти везде отлично!

Ну блин, вот это я молодец! Сияю!

Классный тоже доволен, нахваливает меня за то, как я резко и успешно подняла успеваемость. И уже почти вручает МНЕ МОЮ персональную Нобелевскую премию! (Только чуть поменьше, чем у Яна.)

— Твоя работа? — слышу, как Марат обсуждает мои оценки.

Не оборачиваюсь, но «ушки на макушке».

— Нет, сама взялась за голову, — лениво отвечает Ян.

И на этом мой звёздный час окончен.

— И ещё! Наша поездка! — оживляется классный. — Надеюсь, вы уже собрали чемоданы! Буду рад видеть вас всех в Париже!

Я в шоке. Какой Париж??

Оказывается, они тут с классом время от времени летают на экскурсии — проветриться и познакомиться с культурой других стран.

Мда уж! А в нормальных школах дети ездят в городской музей, или в Макдональдс.

После классного часа я всё-таки решаюсь.

Подхожу к Яну, нервно теребя край рукава.

— Я... — начинаю я и сразу злюсь на себя за дрожащий голос. — Я не поеду в Париж.

Он лениво поднимает на меня взгляд:

— Почему?

— Просто... — мямлю я, чувствуя, как щёки предательски краснеют. — Не хочу.

Ян криво усмехается, будто всё давно понял.

— Уже поздно, — говорит он спокойно. — Ты в списке.

— Я серьёзно! — взрываюсь я. — У меня нет возможности... (родители и так пашут на износ, чтобы оплачивать обучение, а Париж в их бюджете не прописан).

Он обрывает меня, безжалостно и коротко:

— Всё уже решено. Твою поездку оплатит ученический фонд.

Фонд. Ага. Сказочник.

Но я молчу и не спорю.

В тот же день после уроков Ян без лишних слов кидает мне в руки конверт.

— Отдашь родителям, — приказывает он, как-то безучастно.

Конверт толстый, тяжёлый.

Бумага дорогая, гладкая, с тиснением. На обороте — какой-то герб, а внутри — официальное письмо.

Я разворачиваю лист и моргаю, ошарашенная:

"Фонд развития ученических инициатив благодарит за выдающиеся академические достижения и покрывает расходы на участие в образовательной поездке в Париж."

Ниже — целая россыпь печатей. Вензеля. Подписи. Штампы.

Да тут, кажется, даже запах бумаги какой-то правильный — такой, что хочется поверить.

Я поднимаю взгляд на Яна.

— Это... это правда?

Он лениво усмехается:

— Конечно.

И вот я уже сама почти верю, что так оно и должно быть.

Что где-то там, в недрах школы, действительно есть благородные меценаты, оплачивающие поездки бедным отличникам.

Почти верю.

Почти.