Глава 43
Чтобы узнать, в каком детском доме находится этот ребёнок, мне пришлось связаться с матерью моей бывшей жены. Я не знал наверняка, отдали они его или не успели. В любом случае, я бы забрал его, даже если бы он всё ещё находился у них.
Но её отец быстро постарался, чтобы избавиться от ребёнка. Как я и думал, без меня он им был не нужен.
И по иронии судьбы, теперь он нужен мне.
Лиса сидит на диване в отдельной комнате и смотрит на ребёнка, сидящего у неё на коленях. И прямо сейчас я ловлю себя на мысли, что я с безумным интересом наблюдаю за этим.
Если не врать самому себе, я думал, что она может испугаться и передумать, что всё ещё может переиграться, но кажется, я ошибался.
Лиса смотрит на него влюблёнными глазами, словно не видела ничего прекраснее. И кроме умиления, меня ещё жутко выводит это. Выводит, как она улыбается, гладя его по коротким волосам. Как она шепчет ему что-то, не доносящееся до моих ушей. Мне хочется услышать, что он ему говорит. И мне хочется продолжать смотреть на неё.
Теперь мне сложно будет ужиться с осознанием того, что придётся делить её. Делать её взгляд, прикосновения, любовь с ребёнком.
Кажется, я совсем свихнулся, но это так.
—Мистер Чон, я всё понимаю, но решение суда не может быть принято в вашу пользу. Усыновление разрешено лицам не моложе двадцати одного года, а... — женщина замолкает, пытаясь подобрать верные слова. — Ваша супруга...
— Моей супруге нет двадцати одного года. Тем не менее, мы собираемся забрать этого ребёнка без решения суда.
— Понимаете, ещё и ребёнок проблемный...
Конечно, он для неё проблемный, раз его забрали и так оперативно вернули.
— Я понимаю даже больше, чем нужно. Я понимаю, что вы ранее воспользовались своим положением и отдали ребёнка в кротчайшие сроки другим людям без надлежащего контроля. Я всё понимаю, поэтому буду говорить один раз, а вы слушайте внимательно. Мы с моей женой забираем этого ребёнка, я сам решу все вопросы с судом и его документами.
У меня есть бесчисленное количество выходов на прокуроров, судей и другие формы власти. У нас будут документы о том, что это наш родной ребёнок.
— От вас всех здесь требуется только одно — делать вид, что ничего и не было. Ровно как в тот раз, когда вы его уже отдали другим людям.
Она смотрит на меня напуганными глазами, словно я взял её за шею и через несколько секунд она испустит дух.
— Поверьте, я могу уничтожить вашу жизнь и жизнь каждого, кто встанет у меня на пути. Не будьте врагом себе, я ясно выразился?
— Д-да, — несмело отвечает она. — Но если вы всё же захотите его вернуть, то...
— Этот ребёнок наш. Мы его не вернём.
— Я всё поняла.
Она отходит на несколько шагов назад, в какой-то момент я слышу, как дверь захлопывается. Я подхожу чуть ближе к Лисе, но теперь уже мой взгляд перемещается на ребёнка. Он смотрит на неё с интересом в широко раскрытых глазах, почти изучающе. В какой-то момент его лицо озаряет улыбка и своей маленькой рукой он тянется к распущенным волосам Лисы.
Он... гладит её?
Своими крошечными ладонями он проводит по её каштановым волосам. От этого жеста в уголках её глаз скапливаются слёзы. Определённо, это слёзы умиления, слёзы счастья.
Мне нужно сделать что угодно, чтобы видеть эту трепетную улыбку на её взволнованном лице.
Я не собирался принимать его, когда была вероятность, что он мой. А теперь, когда я точно знаю, что он мне не кровный, я забираю его себе и принимаю ради своей жены. Жалею ли я об этом? Или возможно, пожалею? Морально я не могу жалеть ни о чём, что делает счастливой Лису. А она просто светится от заполняющего её счастья. Честно говоря, я и представить не мог, что у неё возникнет такое желание, что она хочет стать матерью так рано.
Восемнадцать лет. Куча психологических травм, связанных с её родителями. Возможно, это и было ключевым фактором. Это и чувство вины, жалости, её доброта, но что бы ни было, мне плевать.
Она хочет разделить со мной путь по воспитанию ребёнка. Грёбанная честь для меня то, что я тот, с кем она может решиться на такое. С кем ей не страшно. В ком она видит опорчу и защиту для себя и... для него.
Для этого ребёнка. Нет, для нашего ребёнка, нашего сына, нашего первого сына.
—Чонгук? —восторженно шепчет Лиса.— Он чувствует меня, ты видишь?
— Да, — твёрдо отвечаю я.
Он действительно чувствует её, как бы абсурдно для меня это ни звучало. В прошлый раз, когда я видел этого ребёнка в руках своей бывшей жены, он разрывал глотку от рыданий. А сейчас он прижимается к Лисе, ласково гладит её и даёт ей сделать то же самое.
— Когда мы можем его забрать? Я так хочу забрать его прямо сейчас.
— Прямо сейчас, — подтверждаю я. — Мы заберём его прямо сейчас.
— Ты слышишь, что папа сказал? — чуть ли не плача спрашивает она. — Мы тебя заберём.
Меня передёргивает, когда моя жена называется меня «папой». Прямо в этот момент я действительно стал отцом этому ребёнку, стал ему опорой, стал человеком, на которого он всегда сможет положиться.
— Знаешь, — она поднимает внимательный взгляд на меня, — мы ведь даже не знаем, как его зовут.
И вправду, он для нас чистый лист.
Который мы заполним своим почерком.
— Как бы ты хотела его назвать?
— В каком смысле? Разве у него?..
— У него будут все новые документы. Мы теперь его родители, поэтому мы сами выберем ему имя. Теперь подумай, как ты хочешь назвать его.
Она смотрит на меня, словно я её бог, её собственный волшебник, её раб.
И я готов быть для неё кем угодно — богом, волшебником, рабом, тенью, прислугой. Кем угодно, лишь бы она всегда смотрела на меня так нежно, будто не может мною надышаться.
— Мне нравится Дамиан или... Может, Эмиль, — улыбается она, глядя на мальчика. — Тебе нравится? Дамиан Чон.
— Уверен, ему понравится, — я обхожу небольшой протёртый диван и становлюсь сзади, целуя свою жену в макушку. Наблюдать за тем, как она сюсюкается с ребёнком — слишком занимательное и забавное занятие. Даже я не мог подумать, что я буду настолько восхищён.
— А тебе? Нравится?
— Да, — я смотрю на ребёнка, который так же пристально наблюдает за мной. Такое ощущение, будто я для него какой-то неопознанный объект. — Мне нравится, как это звучит.
— И мне. Ты сделаешь ему новые документы?
— Да. В ближайшие дни все документы будут у нас.
Новые документы. С его новым именем. Для нашей с ним новой жизни.
— Тогда решено. Тебя зовут Дамиан, — шепчет она, целуя его в пухлую щёчку, тем самым заставляя его засмеяться. Этот момент добивает меня окончательно и бесповоротно, я влюбляюсь в неё, но уже по-новому. Я влюбляюсь в то, какой матерью она может быть.
Нельзя быть такой. Нельзя делать меня таким зависимым. Таким одержимым. Таким ненормальным.
Но ты делаешь, моя принцесса.
Ты заполняешь собой моё сердце, когда оно и так уже целиком и полностью принадлежит тебе, когда оно не бьётся без тебя, когда оно остановится за тебя и для тебя.
— Нам пора.
— А дома у нас ничего нет для малыша, — всё ещё воодушевлённо подмечает Лиса.
— Я обо всём позабочусь.
— Ты слышал, малыш? Папа обо всём позаботится. Нам очень повезло с ним, — она звучит так гордо и нежно, что я готов сдохнуть в самых диких муках, лишь бы она всегда звучала так.
Словно я её мир.
Точно так же, как и она мой.
***
Эти несколько дней поменяли нашу жизнь. Всё ещё я пытаюсь принять тот факт, что её время теперь не всецело принадлежит мне. И мне пиздец как сложно делить её с кем-то, даже если этот кто-то — наш ребёнок. Кровный или нет — для меня всё не важно. Мне приходится ломать себя, чтобы привыкнуть к этому и осознать, что это нормально.
Для меня, блядь, ненормально всё, что отнимает её у меня. Будь то ребёнок, её отец, моя работа, её учёба, её хобби, её друзья — всё это отнимает Лису у меня. Но так же всё это делает её счастливой, лишь поэтому я стараюсь себя пересилить.
Очень, блядь, сильно стараюсь, потому что она — мой воздух. Без моей девочки я буквально не могу дышать. Я задыхаюсь, и это просто безумие, которое вросло в меня и стало моей неотъемлемой частью.
Оперевшись о стену и скрестив руки и ноги в лодыжках, я наблюдаю за тем, как Лиса купает Дамиана в детской ванне.
Моя прекрасная, заботливая, милосердная девочка. В её больших зелёных глазах я вижу столько нескончаемой нежности, что восхищение болью отдаёт в боку.
Мог ли я представить себе подобное, когда встретил её в парке дождливым вечером? Что эта девочка станет для меня больше, чем жизнью, что я женюсь на ней, возьму ребёнка из детского дома для неё? Нет, это было что-то области фантастики. И счастлив ли я теперь? Каждый день и каждую грёбанную секунду.
— Любимый, можешь помочь? — зовёт она, вытаскивая Дамиана из ванной. Сразу же я подхожу к ним и беру полотенце, в которое заворачироваю его. Вокруг всё мокрое, потому что во время купания он слишком активно махал руками и ногами.
Осторожными и лёгкими движениями она выбирает его почти насухо, после чего мы несём его в спальне и кладём на пеленальный матрас на комоде. Она быстро надевает на него памперс, хоть он и брыкается. Складывается впечатление, что материнство заложено у неё в крови, она так быстро и ловко с ним справляется.
Ещё раз покормив Дамиана перед сном, она укладывает его спать в кроватке нашей спальни. Мы только узнаём его, но я уже могу сказать, что он беспокойный и активный ребёнок.
— Ты устала, принцесса, — замечаю я, подходя к ней сзади, пока она наблюдает за Дамианом, и массирую её плечи. Приторный аромат персиков заполняет мои ноздри, когда я целую её шею, а её сладкая кожа заставляет мой мозг полностью отключиться.
— Это приятная усталость.
— Тогда нужно приятное расслабление.
Беру её на руки, когда она беззвучно смеётся. Несу обратно в ванную и включаю горячую воду.
Я целую Лису, пока ванна наполняется. Целую её губы, щёки, подбородок, лоб, глаза, шею, ключи.
Целую, забывая дышать, потому что она заменяет мне воздух, потому что всё, что мне нужно — это она.
Её тело в моих руках. Её мысли, заполненные мною. Её улыбка, направленная на меня.
Сны, которые ей снятся. Вещи, на которые она смотрит и которых она касается. Земля, по которой она ходит.
Всё это мне нужно. Я готов молиться на всё, что имеет к ней отношение.
Когда я опускаю Лису в ванну, сам сажусь на краю и намыливаю персиковым гелем для душа каждый уголок её сладкого тельца. В какой-то момент она покладисто облокачивается о моё колено, словно готовая сейчас заснуть.
—Чонгук, — начинает это. Я мог бы умереть, слыша среди тишины её голос. Умереть от немыслимого наслаждения, которое невозможно описать словами.
— Да, принцесса?
— Спасибо тебе.
— Я должен благодарить тебя, Лиса. Благодарить каждую минуту за то, что мне позволено быть с тобой.
Дотянувшись до шампуня, я открываю его, выдавливаю себе на ладонь и наношу на её волосы, массируя и поглаживая её голову. Она испускает болезненный вздох, прежде чем запрокинуть голову и одарить меня невинным взглядом. Невинным, но решительным и до дрожи спокойным.
— Ты ведь знаешь, какая у меня была жизнь? Ты ведь помнишь, почему ты меня нашёл?
— Да, малыш. Я помню это и хочу, чтобы ты об этом забыла.
Забыла о том, как оказалась на улице из-за матери, которая выгнала тебя. Которая оставила на тебе отметину от сигареты. Которая приводила к тебе домой блядских бухих ублюдков.
Эта тварь у меня не выйдет из клиники до тех пор, пока не научится как любить свою дочь. Медперсонал сделает всё, чтобы сделать из этого куска мрази человека, хотя я сомневаюсь в том, что когда её мышление поменяется.
И если в её голове ничего не изменится, она будет сидеть там, пока не сдохнет.
— Знаешь, моя жизнь была хуже, чем я считала. Но если бы я понимала, насколько всё ужасно, я бы не выжила.
Стараясь держать себя в руках, я смываю шампунь с её волос и чувствую тик в своей челюсти, как от злости играют желваки, я не могу это контролировать.
— Эти люди. Мамины друзья. Они смотрели на меня. — Лиса обнимает себя руками, опуская голову. Мне, блядь, нужно сейчас только одно — украсть все её воспоминания о прошлой жизни, чтобы больше ничто и никогда, никогда не делало ей больно. — Я почти никогда не чувствовала себя в безопасности в собственном доме, в своей комнате. Я так много читала книг по ночам, чтобы как можно дольше не засыпать и услышать, что кто-то из них ломится ко мне.
У меня заканчивается терпение. Я должен, обязан найти каждого из них и убить. Убить, как и тех двоих, кто посмел притронуться к моей девочке. Не просто притронуться, они посмели думать, что их преступление останется безнаказанно. Они собирались её изнасиловать, собирались надругаться над её телом и душой.
Эти сучьи создания поплатились своими ничтожными жизнями. Они не просто сдохли, это было долго и больно. Я издевался над ними, ломая их конечности и забивая их до смерти. Но этого всё равно мало. Каждый, кто причинил ей боль, должен страдать.
В моменте я замечаю, как смыл с неё и шампунь, и пену, а теперь крепко сжимаю её хрупкие предплечья. Я ослабляю свою хватку, замечая, что на коже отпечатались следы моих рук.
Она не сказала, чтобы я прекратил.
— Книги спасали меня от реальности. Когда я убегала в эти выдуманные миры, мне становилось легче — будто моей жизни и вовсе не существует. А потом появился ты. Мне стоило бояться ехать куда-то с незнакомым мужчиной, но... После того страха, который я испытывала каждый день рядом с теми людьми, только с тобой я почувствовала себя в безопасности. Несмотря на то, каким грозным и жёстким ты выглядел.
Каждое сказанное ею слово отдаёт резкой болью в моей груди. — Ты стал моим безопасным местом. Моим убежищем.
Я помню тот день.
Я помню каждый день после того, как встретил её. Помню её взгляд, помню, как она была растеряна и напугала. И теперь я знаю, что стал её безопасным местом, стал её убежищем.
— Даже в самых смелых мечтах, самых невозможных фантазиях я не могла представить, что моя жизнь может стать настолько прекрасной. Я хотела любви, хотела, чтобы у меня появился заботливый человек и забрал меня из того ада. Забрал меня и папу, но это было таким невозможным, таким далёким желанием. Я не позволяла себе мечтать, чтобы не разбиваться о свои мечты. А теперь... — она запинается, замолкая.
— Что теперь, малыш? — выпаливаю я, буквально подыхая от невозможности читать её мысли.
— Теперь ты делаешь мою жизнь такой, что мне даже не нужно мечтать. Но я всё ещё не понимаю, как такое произошло? Как такое возможно? Вдруг в один момент всё разрушится.
— Никогда, — рыча я ей на ухо. — Это никогда не разрушится. Я убью любого, кто попытается это сделать. Пока я жив, твоя сказка будет продолжаться. Делать тебя счастливой — это единственное, что мне нужно, моя девочка. Это единственное, что делает меня живым.
Удерживая подмашыками, я поднимаю Лису и усаживаю себе на колено. Её тонкие пальцы скользят по моей шее, останавливаясь на моих скулах. Она пристально смотрит на меня, пока я держу её голое мокрое тело и отвечаю на её взгляд.
— Я хочу делать тебя живым. Хочу построить с тобой семью. Хочу, чтобы у нас были ещё дети.
— У нас будет очень много детей. Поверь, я сделаю всё для этого.
Она хихикает и тянется к моим губам.
— Я в этом не сомневаюсь, — бросает она, прежде чем подарить мне поцелуй. Робкий, нежный и невинный. И вместо того, чтобы превратить его в дикий, страстный и больной, я подавляю все свои бешеные и яростные инстинкты. Подавляю, чтобы почувствовать на себе её нежность и ласку.
Моя девочка. Моя одержимость. Моя мечта.
Взяв её на руки, я отношу её в спальню и одеваю на неё ночнушку. Ещё какое-то время она рассказывает мне о том, какие игрушки хочет купить Дамиану.
— Я писала сегодня своему куратору о переводе на заочку, но наш декан сказала, что я могу учиться на очном, но материалы все будут присылать и я смогу сдавать сессию как обычно.
— И по какой же причине?
— Наверное, потому что я очень старательная студентка, — смеётся она, прижимаясь лицом к моей груди.
— Да, малыш. Я не сомневаюсь в этом.
— На самом деле, я почти уверена это потому, что заочная форма обучения стоит вдвое дешевле за год, чем очная, а им всё равно, как я буду посещать пары. У нас есть те, кто вообще на них не ходил, но первую сессию закрыли.
Про себя я улыбаюсь ходу её мыслей и соглашаюсь с её версией.
— Побыстрее хочу познакомить папу с Дамианом. Мне кажется, он будет счастлив, — зевая, говорит она. Я целую её макушку и прислушиваюсь к её сопению. Она засыпает, а я слушаю её дыхание, я глажу её влажные волосы и гадаю, что может ей присниться. Я завидую этим снам, ведь они рядом с ней, в её голове каждую ночь.
С появлением Лисы в этом доме я стал спать меньше, чем обычно. Потому что наблюдать за ней — моя особо удовольствие, и я не хочу пропустить ни минуты любования ею. Если у меня есть лишний час на сон, я потрачу его на то, чтобы просто смотреть на свою девочку.
Сейчас я не знаю, сколько наблюдаю за ней. Возможно, часа два или три, время как всегда слишком размыто, когда дело касается её. Лиса уже лежит перевёрнутая на другой бок, я собираюсь подвинуться к ней ещё ближе, но крик ребёнка мешает мне. Лиса сонно стонет, собираясь подняться, но я не даю ей этого сделать.
— Спи, малыш. Я его уложу.
— Точно?
— Конечно, — я целую её в висок, прежде чем встать на ноги и подойти к детской кроватке.
Дамиан кричит во все горло, но когда я беру его на руки, его крики становятся тише. Но всё равно не прекращаются полностью, поэтому я укачиваю его на руках.
— Тише, сынок, — хриплю я, ловля себя на мысли, что впервые за эти четыре дня обратился к нему так. Кажется, одним словом я переступил через выстроенный до этого барьер. И теперь больше никогда не буду думать иначе.
Он — мой сын.
У меня с моей девочкой будет ещё много детей, но Дамиан — наш первый сын. И теперь я стану убежищем для них обоих.
Постепенно он успокаивается в моих руках, и я кладу его обратно, ещё несколько минут наблюдаю за тем, как спокойно и умиротворённо он спит.
Мог ли я даже подумать, что смогу принять не кровного ребёнка, смогу считать его своим сыном? Едва ли. И рад ли я теперь этому? Да, чёрт возьми.
Главное, чтобы принятые мною решения делали мою девочку счастливой, всё остальное не имеет значения.