Глава 37
Лиса
Мои веки тяжелеют.
Словно в каком-то туманном состоянии, я захожу в ванную в нашей спальне и закрываю дверь на замок. Я пытаюсь вытереть слёзы на щеках тыльной стороной ладони, но они никак не прекращаю идти.
Ребёнок.
Маленький ребёнок.
Господи, если у него есть ребёнок, то для нас всё кончено. Больше не будет никаких нас, нашей семьи, потому что у него уже есть ребёнок.
Облокотившись о холодный белый мрамор, я сползаю по нему вниз и закрываю лицо руками. Мои ладони в один миг становятся влажными от слёз, но мне всё равно. Я пытаюсь сдержаться, остановить вырвавшийся наружу истерический поток, но не получается. Я могу думать только о маленьком ребёнке, которого она держала в своих руках.
Господи, почему всё так? Почему ей нужно было прийти с ним? Почему я чувствую ненавить к невинному малышу? Разве он виноват в том, что всё так?
Рядом со мной лежит сумка, внутри звонит телефон. Достав его, я вижу, что это папа — но я не могу разговаривать, просто не могу. Я отклоняюсь один раз, а потом сразу же отклоняю второй, больше он не звонит. Я почти никогда не сбрасываю папины звонки, даже выхожу с пары, чтобы сказать, что перезвоню.
Но сейчас я не могу. У меня не получается говорить. У меня даже с трудом выходит дышать.
Проходит так мало времени, совсем мало, когда я слышу голос Чонгука из нашей спальни.
—Лиса, открой мне, — требует он, из-за чего я начинаю плакать ещё больше. Мне больно. Боже, как мне больно от того, что он больше не мой. Он принадлежит этому ребёнку, потому что он его кровь. Он хотел ребёнка и никогда не откажется от него. И хочу ли я сама, чтобы он отказался от него? Я не знаю. Я совсем ничего не знаю.
Мои всхлипы становятся громче, но больше он ничего не говорит.
Он ушёл?
Моя истерика не успевает разрастись ещё больше, когда страшный грохот врезается в мои уши.
Он выбил дверь.
Мои глаза всё ещё закрыты, но я знаю, что он выломал дверь.
Он рядом.
Он берёт меня на руки, когда я отрицательно машу головой.
— Нет, не трогай меня, — прошу я, понимая, что без его прикосновений я умру. Но чем раньше я начну отвыкать от них, тем легче я переживу наше расставание.
Наше расставание? Я действительно думаю о нашем расставании? Истерика становится ещё сильнее, мысли путаются, лицо всё ещё прячется за трясущимися руками.
— Это последний раз, когда ты закрываешься от меня, Лиса, — строго рычит Чонгук, вынося меня из ванной в спальню. — Ты услышала меня?
Теперь я даже не могу ничего ответить, не могу даже махнуть или покачать головой. Всё, о чём я могу думать, это ребёнок, его ребёнок. У меня только одно желание — исчезнуть, провалилься сквозь землю, стать невидимой.
— Ответь мне, — он усаживает меня на кровать, а сам садится передо мной на колени. Я не вижу этого, но слышу и понимаю, что происходит.
Его огромные огрубелые ладони гладят мои ноги — икры, колени, бёдра.
— Зачем, — безучастно говорю я, пытаясь совладать с собой и посмотреть ему в глаза. Я делаю это. Я смотрю в его темно-карие глаза, которые даже несмотря на чрезмерную жёсткость, всё равно излучают любовь и нежность по отношению ко мне.
Мне никогда не было так больно. Даже в тот момент, когда его жена пришла ко мне и рассказала, что я очередная игрушка, наигравшись с которой, он снова придёт к ней. Она говорила, что любовница никогда не станет ближе жены. Она говорила, что я очередная наивная девушка, которую он использует. Каждое её слово наносило острый порез моему сердцу, но сейчас...
Моё сердце просто уничтожено. Оно кровоточит. Оно затихает под звуки моих рыданий.
— Потому что я твой муж, Лиса. Потому что ты должна обсудить со мной всё, что тебя тревожит, а не прятаться за закрытой дверью. И я выбью любую чёртову дверь, которая отделяет тебя от меня.
— Я могу рассказать, что меня тревожит, — всхлипываю я, когда Чонгук берёт мои влажные от слёз руки и целует.
— Я знаю, что сейчас тебя тревожит, принцесса.
— Твой ребёнок, — говорю я, и эти два слова звучат, как приговор, как моя смерть.
— Он не мой, Лиса. Этот ребёнок не мой.
— Тогда почему она принесла его к твоему дому?
— К нашему дому, — поправляет меня
Чонгук . Я думала, что этот дом наш, потому что он делал всё, чтобы я чувствовала здесь уют и заботу. Но когда под этим домом появляется его бывшая рука с малышом, я сомневаюсь, что это всё ещё мой дом.
Нет, мне нет здесь места. Мне нигде нет места.
— Принцесса, этот ребёнок не мой, — повторяет Чонгук, словно заставляя меня поверить в эти слова. — И даже если бы он был моим, это ничего для нас не изменит.
— Нет, изменит.
— Нет, Лиса, не изменит. Я твой чёртов муж и я не позволю забрать тебя у меня даже концу света.
— Я не хочу делить тебя ни с кем. Я хочу, чтобы ты был отцом только нашему малышу.
Которого нет.
Зато есть у неё.
И он такой же темноволосый, как Чонгук.
И он с такими же глазами, как Чонгук.
И он мне врёт, говоря, что ребёнок не его. Он это делает, чтобы я не переживала, но я уже умерла. Морально, не физически.
— Ты никогда не будешь делить меня ни с кем. Я только твой. Я отец только наших детей. Я принадлежу тебе.
Из меня снова вырываются рыдания, потому что понимаю, что это ложь. Этот мальчик будет расти в ненависти ко мне, потому что я буду той, кто разрушил его семью. И я не смогу жить, даже если он всячески будет убеждать меня в том, что ребёнок не его. Когда его не будет дома, когда он будет задерживаться — я всегда буду думать, что он с ним и с ней.
— Чонгук, я ужасная, я ужасный человек. Моя мама ненавидела меня просто потому, что я существую, и теперь я ненавижу этого ребёнка точно так же. Он ни в чём не виноват, но я ненавижу его.
— Тихо, принцесса. Успокойся, — он снова оставляет поцелуй на моих коленях. Затем встаёт и куда-то уходит, возвращаясь буквально через несколько секунд со стаканом в руках. Он прислоняет его к моим губам.
— Что это? — спрашиваю я дрожащим голосом.
— Виски, — спокойно отвечает он, давая мне пить эту гадость буквально по глоткам.
Мне кажется, что меня может стошнить от этого ужасного вкуса, но мне почему-то становится легче, несмотря на то, что горло обжигается. Чонгук ставит полупустой стакан на прикроватную тумбочку и продолжает завороженно смотреть на меня.
Я хочу, чтобы событий вне нашей спальни не существовало.
— Ты прекрасный человек, Лиса. Самый чистый. Самый светлый. Забудь обо всём, что произошло этим вечером. Забудь об этом чёртовом ребёнке, ты больше никогда его не видишь, как и её.
Но он увидит. Даже если будет скрывать это мне во благо.
— Я одержим, Лиса. У меня есть только одна цель в жизни — это ты. Он даёт мне ещё немного виски, он сильно бьёт по моей голове, потому что я не пью ничего крепче шампанского и вина. — Ни одна грёбанная вещь в этом мире не заставит меня потерять тебя.
Он целует уголки моих глаз, на которых размазана туш, мои реснички, словно каждую мою слезинку, делая мне этим ещё больнее, потому что теперь я всегда буду вспоминать, как он целовал мои слёзы.
Однажды он женился на нелюбимой девушке, только потому, что она носила его ребёнка. Или говорила, что носила его, я не знаю.
А сейчас она приносит его нам под дом, а он говорит, что ничего не изменится.
Я не смогу так жить. Я лучше откажусь от него, чем буду делить его с другой семьёй. Я лучше буду жить с дырой в сердце, чем в ненависти к невинному малышу и постоянном страхе того, что он выберет свою старую семью.
Свою первую семью. Свою первую жену. Своего ребёнка.
С этими мыслями я кладу голову на подушку, потому что она сильно кружится.
— В моей жизни есть только ты, — последнее, что я слышу, прежде чем заснуть.
***
Проснувшись, вижу на тумбочке несколько таблеток и стакан воды. У меня сильная жажда, поэтому я игнорирую таблетки, но почти залпом выпиваю воду. Неужели я проспала весь вечер и всю ночь, ни разу не проснувшись?
Встав с кровати, на ватных ногах я выхожу из спальни и направляюсь к лестнице. Снизу слышу до ужаса рассерженный голос Чонгука и сажусь на верхней ступеньке. Я не собираюсь подслушивать, а просто хочу дождаться, когда он закончит разговор. Но когда до меня долетают его слова, я напрягивеюсь. Сначала мне показалось, что это деловой разговор и он как всегда злится на кого-то из своих подчинённых, но это далеко не деловой разговор.
— Не доводи меня до греха, Алина. Не зли, блядь, меня настолько, чтобы вы с этим ребёнком пропали без вести.
Слышу звук, словно мобильный ударяется о стеклянную поверхность. Я на автомате прикрываю рот рукой, чувствую, как глаза округляются.
Он ведь говорит это не серьёзно? Он бы не стал ничего делать с ней и этим ребёнком, чтобы они исчезли из нашей жизни?
Мне нужно спуститься. Чонгук злится, но со мной он не будет таким. Наверное, мне уже нужно отвыкать от близости с ним. Собравшись с духом, я встаю на ноги и медленно спускаюсь вниз. Чонгук стоит у плиты и что-то готов. Очень тихо, едва слышно я иду к нему босыми ногами по тёплой плитке и обнимаю его за талию. Он такой большой на фоне меня, широкоплечий, мускулистый, высокий. Всегда удивляюсь тому, какой он сильный и накачанный, хотя мои глаза и руки знают его тело наизусть.
Я упираюсь щекой в его спину.
— Ты решила порадовать меня с утра пораньше, принцесса.
Я решила насладиться его прикосновениями, прежде чем попрощаюсь с ними навсегда.
— Да.
Он поворачивается и одним лёгким движением усаживает меня на столешницу.
Мои щёки снова краснеют.
Так странно, что даже когда я хочу с ним расстаться, я всё равно пылаю от его прикосновений, поцелуев, под его властным взглядом.
— У тебя получилось, — он хрипит мне на ухо, целуя его мочку и заставляя табун мурашек пробежаться по моим ногам. Только сейчас я понимаю, что на мне надета только его футболка и трусики. Видимо, ночью, пока я крепко спала под действием алкоголя, он переодел меня.
— Мне нужно собираться на пары, — неуверенно сообщаю я, когда его руки сильнее сжимают мою талию.
— Ты сегодня пропустишь пары.
— Нет, не пропущу.
— Да, принцесса, пропустишь. Тебе нужно отдохнуть. Особенно после алкоголя.
Алкоголь хотя бы помог мне ненадолго забыться и забыть о том кошмаре, который случился вечером.
—Чонгук , всё в порядке, правда. Мне правда нужно поехать сегодня в университет и сдать работу, которую я пропустила.
— Эта работа никуда не убежит, — он целует мою шею, когда я запрокидываю голову и томно вздыхаю.
Нет, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, хватит. Моих сил не хватит, чтобы пережить всё это после той сказки, которая у нас была. Но не все сказки заканчиваются счастливым концом.
—Чонгук, мне нужно. Правда. Пожалуйста, — умоляю я, когда он утыкается носом мне в ключицу.
Возможно, учёба тоже поможет мне отвлечься от разбитого сердца. Мне нужно побыть где-то вне дома, где-то без него.
— Я готов выколоть себе глаз ради того, чтобы ты осталась со мной.
Я готова выколоть себе глаз, чтобы у него не было ребёнка. Но это ничего не изменит.
— Тогда тебе нужно будет стать пиратом, если ты будешь одноглазым.
Ещё какое-то время он стоит между моими бёдрами, зарываясь лицом в разные участки моего тела — то в плечо, то в шею. С огромным трудом я пытаюсь запихнуть обратно в себя все слёзы, которые готовы разом пролиться.
Если он будет рядом сегодня, я буду плакать — и всё будет продолжаться по-новой. Мне нужно отвлечься и решить, что делать. До этого момента всё было просто —Чонгук решал, что делать и делал это за меня. Да, может, я старалась хотя бы попытаться взять ответственность за свою жизнь, но это все такие незначительные моменты. Как, например, сделать один рисунок на заказ за всё это время.
Лучше бы я умерла. Сгорела заживо. Такая болезненная и неприятная смерть, но даже это не так больно, как отказаться от любимого человека. Это не так больно, как смотреть на него и понимать, что всё кончится.
Я люблю его. Боже, больше всего на свете я люблю его. И лучшее, что я могу сделать, это не препятствовать его связи с его же ребёнком.
Он не сможет разорваться. Да, возможно, в таком положении живут половина семейных пар, но я считаю, что семья должна быть полной.
Пусть у него будет семья. Не со мной. Без меня. Но с ребёнком, которого он хотел ещё до того, как я появилась в его жизни.
***
Пока мы завтракаем, Чонгук сообщает моему охраннику, что он сам отвезёт меня в университет, поэтому он может ехать сразу туда.
На парах я не могу нормально слушать преподавателей, не могу отвечать на практических, не могу общаться с подругами. Они спрашивают, почему я такая грустная, а я говорю им, что это из-за головной боли и недосыпа.
Впереди ещё последняя пара, но у меня уже нет сил. Говорю подругам, что плохо себя чувствую и поеду домой пораньше, а сама медленно спускаюсь по лестнице, совершенно не представляя, куда мне ехать.
Вспоминаю, что вчера звонил папа, а я ему так и не перезвонила, а только отправила короткое сообщение за завтраком.
— Папочка, привет, — устало произношу я, решив позвонить ему.
— П-привет, доченька. Скажи, у-у тебя всё в п-порядке? Ты не брала вчера трубку.
— Да, всё хорошо, просто... Прости, я была немного занята. Если хочешь, я могу приехать к тебе сегодня.
— К-конечно же хочу! Я о-очень по тебе соскучился. Т-ты будешь с Ч-Чонгуком?
У меня в горле застраивает ком, но я быстро прихожу в себя, подавляя рыдания.
— Нет, я одна. Ладно, папочка, я скоро приеду, пока.
Быстро сбросив вызов, я вытираю слёзы и продолжаю идти. Я смотрю себе под ноги и дохожу до первого этажа, когда ко мне обращается чей-то мужской голос:
— Привет, хмурая девочка, которая блокирует наглых мальчиков.
Я поднимаю взгляд на владельца этого голоса.
Я уже и забыла про него. Всё то время, что он был заблокирован в моём телефоне, он больше никак не проявлял свой интерес.
— Привет, — просто отвечаю я, потому что у меня нет сил и настроения, чтобы что-то ему объяснять.
— Я не собираюсь к тебе клеиться. Наверное...
— Хорошо, — так же безразлично отвечаю я, продолжая идти вперёд. Мой голос дрожит, потому что всё, о чём я могу думать, это события вчерашнего вечера.
— У тебя что-то случилось?
— Нет.
— Ощущение, будто да.
— У меня всё нормально.
Мы вместе идём по длинному тёмному коридору, разделяющий старый корпус от нового.
— Какие планы на вечер?
Он только что сказал, что не собирается ко мне клеится, но при этом спрашивает о моих планах на вечер. Рядом с ним у меня неприятные ощущения в животе и на лбу выступают неприятные капли пота.
— Собираюсь прогуляться с папой.
— Может, мы погуляем с ним и потом займёмся чем-нибудь вдвоем?
Он что, издевается надо мной? Учитывая, в каком положении находится мой папа, меня просто распирает от желания ударить его по лицу.
— Мой папа не зверушка, с которым нужно гулять минут десять, а потом обратно отводить в вольер и заниматься своими делами.
— Прости, я не думал тебя обидеть.
— Я тебя не извиняю. Отстань от меня.
— Вот опять ты это делаешь.
В надежде, что он действительно от меня отстанет, я ничего не отвечаю и продолжаю идти.
— Не хочешь узнать, что делаешь?
— Нет.
— Отказываешь мне. Признаться, я раздражён твоим сильным характером.
— Сильным характером.
Я усмехаюсь, но не потому, что он как-то рассмешил меня, а потому что он ничего обо мне не знает. Ничего не знает, но делает вид, что читает, словно открытую книгу.
— Чего ты хочешь от меня? — я останавливаюсь, как раз когда мы выходим из тёмного коридора. Сейчас темнеет намного позже, поэтому на улице ещё довольно светло.
— Наверное, чтобы ты дала мне шанс и после этого бросила своего парня-жениха-мужа? Кто он там?
Мужчина, которого я люблю больше всего на свете. И мужчина, который больше не мой.
Он не принадлежит мне. Он принадлежит этому ребёнку. Я сажусь на скамейку возле автомата кофе и борюсь со слезами, готовящимися продлиться.
— У тебя что-то произошло? — он садится возле меня.
— Не знаю, просто... Мне нужно отвлечься.
— Отвлечься от чего?
— Это не имеет значения.
— Я знаю несколько способов отвлечься от чего бы то ни было.
Ничего не отвечаю, потому что мне, если честно, совсем не интересно, что он скажет. Просто я поделилась этим, ибо мне не с кем. Я не умею вываливать свои проблемы на близких людей, легче просто рассказать всё чужому человеку и забыть.
— Хорошенько потрахаться. Я к твоим услугам.
Я молчу, примерно представляя, что он скажет что-то мерзкое.
— Ладно. Ты, кажется, не воспринимаешь шутки, но есть хороший способ отвлечься — это напиться вхлам.
— Ясно.
Я уже написалась вчера и уснула от одного стакана виски — и это моя полугодовая норма.
— Мне такое не подходит. Я почти не пью.
— Возможно, потому что ты не напивалась так, как надо. И я снова к твоим услугам.
Может, это правда то, что мне нужно? Напиться с кем-то вроде него и забыться.
Нет, это точно не то, что мне нужно. Потому что я не люблю пить, особенно вне дома. Не люблю компании незнакомых мне людей, а тем более парней. Не люблю то, что может принести опасность.
И я знаю, что, если я выпью с каким-то парнем, Чонгук узнает об этом быстрее, чем алкоголь достигнет моего желудка.
Тогда пускай узнает.
Боже, какая я дурочка, чего я этим добьюсь? Чего я хочу? Сделать ему больно? Заставить ревновать, когда он и так вечно в состоянии своей ревности? Стать отвратительной в его глазах, совсем не той девушкой, которую он любил, чтобы он с радостью променял меня и ушёл от меня к семье, в котором у него будет так давно желаемый им ребёнок? Я готова отказаться от него? Нет, я не готова, но я не смогу жить, зная, что у него есть ребёнок от другой. Этот ребёнок должен расти в семье, а я буду всегда лишней для них всех.
— Я не пойду пить к тебе домой.
— Я в этом не сомневался. Для таких вещей есть клубы. А как же папа?
— Я ему напишу, что приеду в другой день.
Отправив короткое сообщение папе, я мысленно проклинаю себя за то, что променяла время с ним на весь этот предстоящий кошмар. Даже не удосуживаюсь позвонить ему, ведь не хочу слышать его расстроенный голос.
— Куда мы поедем?
— Я знаю парочку хороших мест недалеко. Я вызову такси.
— Не нужно, там мой водитель, — головой я указываю на стоянку прямо перед университетским двориком.
— Водитель?
— Да, — отвечаю я, вставая со скамейки. Мы выходим на улицу и медленным шагом направляемся к машине.
— Значит, ты богатая девочка?
— Нет, я бедная. Это охранник, которого приставил ко мне мой муж.
Снова слова о муже вызывают чуть ли не припадок.
Алекс выходит машины сразу же, как мы попадаем в его поле зрения. Он выжидает, пока мы подойдем, а потом образуется ко мне.
— У вас всё в порядке? Нужна моя помощь? — он пристально смотрит на Минхо, готовясь в любой момент достать пистолет. Я знаю, что у него есть пистолет и разрешение на ношение оружия. Наверное, ему довольно скучно изо дня в день возить меня из университета домой и к папе и следить за мной, но я ничего не могу с этим сделать.
— Всё в порядке. Вы можете нас отвезти кое-куда?
— Да, конечно. Но вы понимаете, что я должен?..
— Да, я понимаю.
Он открывает мне заднюю дверь, а Минхо велит сесть вперёд.
— Что он должен? — спрашивает Минхо, пока Алекс ещё не сел в машину.
— Сообщить моему мужу, — отвечаю я, а потом обращаюсь к своему охраннику, который садится на своё водительское место и достаёт телефон из кармана: — Пожалуйста, скажите ему об этом, когда мы уже приедем.
— Думаю, с меня слетит голова.
— Я вас очень прошу.
Он издаёт до жути волнительный вздох и прячет телефон обратно. Он всё равно будет рядом в клубе, следить за каждым моим шагом. Пока они разбираются с адресом клуба, я закрываю глаза и перед глазами у меня стоит такая картина: счастливая семья.
Счастливая семья, о которой я всегда мечтала. Сначала с родителями, потом с мужем. И часть этой счастливой семьи не я.
***
Мы сидим за столиком и пьём коктейли. Алекс смотрит на меня из тени, не моргая и готовый в любой момент опрокинуть свой стол, подбежать ко мне у застрелить кого-то, кто ко мне пристанет. Я попросила его сообщить обо всём Чонгуку, когда мы допьём хотя бы один коктейль — хотя я уверена, что он не дождётся и сделает это раньше (если уже не сделал, он и так рискует своей головой, не сообщив об этом сразу, как он мне сказал). Но у нас с ним хорошие отношения, поэтому он готов рискнуть. Этого он мне не говорил, но я так думаю.
Мне нравится его компания. Он всегда вежлив и иногда он рассказывает мне о кулинарных способностях своей жены, пока мы едем куда-то. Это очень мило и греет мне душу.
— Пойдём потанцуем, — Минхо перекрикивает музыку.
— Я не хочу.
— Не будь скучной.
— Я именно такая и есть.
Скучная, вечно печальная, молчаливая, не умеющая показывать свои эмоции.
Первый коктейль заканчивается, там было больше алкоголя, чем я ожидала. Приносят второй. Внезапно я понимаю, что рука Минхо лежит на моей руке. Я собираюсь убрать руку, но в этот же момент что-то во мне щёлкает. Я поднимаю голову и вижу силуэт мужчины, который не спутаешь ни с одним другим. Высокий, мускулистый, привлекая внимания каждого человека в этом клубе, но при этом внушая страх.
Он идёт в нашем направлении так быстро, больше напоминая танк, уничтожающий всё на своём пути.
Он же ничего не сделает в людном месте? Он же не... Не успеваю ничего сообразить, Чонгук подходит к нам и берёт Минхо за горло. Я начинаю задыхаться от ужаса, потому что он выглядит настолько разгневанным, что на вена на шее готова взорваться.
—Чонгук! — взмаливаюсь я, боясь, что он задушит Минхо. И никто его не останавливает, даже охранники клуба, совсем никто, будто все знают, кто он такой и что ему лучше не переходить дорогу.
— Сиди на месте, принцесса, — отрывисто и властно произносит он, словно уже представляет, как подвесит меня на стену или привяжет к кровати. Сделает всё, что угодно, потому что он может и потому что он зол, очень зол. — Дома мы поговорим с тобой.
Такое ощущение, он прочитал мои мысли.
Совершенно выпавшая из реальности, я пытаюсь прийти в себя и понимаю, что Чонгук куда-то тащит Минхо, крепко ухватившись за его горло. Ему плевать на недоумевающих людей в толпе. Ему плевать, что он ведёт себя как неуравновешенный человек или дикий зверь. Он сжимает его горло рукой, заставляя его ноги быстро передвигаться, а руки бороться с его мёртвой хваткой на его коже.
Боже мой, что я наделала? Я понимала, чем это будет чревато. Я даже хотела последствий. Я знала, кто такой Чонгук и знала, что он может покалечить, запугать, возможно, убить. Но что он это может сделать в общественном месте, даже не моргнув глазом?
Я не до конца понимала, кто же всё-таки мой муж. Ему плевать на людей вокруг, потому что они его боятся, они ему не перечут и они не смотрят на него, если он против воли, насильно ведёт кого-то в неизвестном направлении.
Сглотнув, я срываюсь с места и иду в том же направлении, куда пошёл и Чонгук. Наверное, мой охранник тоже встаёт и идёт за мной, но мне всё равно. Этот ад происходит только потому, что от своей боли я сделала эту глупость. Ведь я хотела опротиветь ему, сделать больно, заставить ревновать — всё вместе, хотя эти желания и противоречат друг другу. Какая же я глупая, обиженная глупая девочка, которая всё испортила и доломала.
Это конец. Конец всему.
Но я не могу позволить, чтобы по моей вине пострадал человек. Я пытаюсь пройти сквозь толпу и найти их прежде, чем я задохнусь от боли, стыда, алкоголя в крови и нежелания жить.