Obsession [Russian Translation]

«Звук гитары, разбиваемой о землю, до сих пор звенит в моей голове, а ещё громче — звук её гнева. Уничтожь всё. Дай разрядку своим эмоциям. Уничтожь меня. Но не убегай больше никогда».

Я просыпаюсь, а он всё ещё здесь, спит на полу. Он сдержал обещание, остался со мной. Я не знаю, почему эта ситуация умиляет, и почему мне хочется улыбаться как последняя идиотка. Я смотрю на него. Черты лица грубые даже сейчас. Когда люди спят, у них умиротворённое состояние, а он... не такой.

Я перевожу взгляд на дверь, она открыта. Снова смотрю на него, потом опять на дверь. Чёрт. Мне надо это сделать? Мне надо это сделать. Но... я не знаю. На виски давит тяжесть. То, как он поступил ночью... Если я уйду, то это будет выглядеть как предательство. Закрываю глаза и вздыхаю. Что мне делать? Что? Он держит меня здесь, он маньяк, убийца, псих.

Я не могу здесь оставаться.

Это единственный шанс.

Я отбрасываю одеяло и встаю, смотрю на него. Он лежит неподвижно и именно в том месте, где находится дверь. Между мной и свободой — он.

Он — преграда всему.

Сердце выскакивает из груди. А если он проснётся... Нет. Нет-нет. Не думай об этом. Всё нормально, он спит. Глубоко вдыхаю и задерживаю дыхание, переставляю одну ногу через него. Он шевелится, а я застываю в немом крике. Только не это. Пожалуйста. Не надо. Прошу. Я зажмуриваюсь и съёживаюсь. Если он проснется — я умру. Он убьёт меня. Не смею открывать глаза, стою, не шевелюсь. Проходит пара секунд и ничего не происходит. Я приоткрываю один глаз и смотрю вниз. Он спит. Спит. Я содрогаюсь в ужасе. Нет, ты сделаешь это. Быстро перешагиваю его, подхожу к двери и выхожу в коридор. И я могу дышать. Нет времени. Я срываюсь с места и бегу как можно быстрее. Адреналин ударяет в голову, и я не здесь, не в этом мире. Я поднимаюсь по той же лестнице. И страх завладевает телом, но не останавливает. Адреналин сильнее. Я распахиваю дверь. Здесь никого. Я бегу по кухне и выбегаю в фойе. Дверь. Вижу дверь.

Свобода.

Она в метре от меня. Я хватаюсь за ручку и резко тяну на себя. Лучики солнца слепят глаза. О, боже. Мне больно. Но впервые за всё время я счастлива. Ненадолго. Вижу очертания Луи, проходящего мимо. Я пячусь назад и закрываю рот рукой.

— Хейли!

Голос Гарри. Я оборачиваюсь, он стоит в центре кухни. Нет-нет, пожалуйста, только не это. Я рывком бегу к лестнице, поднимаюсь, падаю, снова поднимаюсь. Коленки зудят от боли, но сейчас не до этого. Я вижу впереди дверь и бегу к ней. Мне страшно. Он бежит за мной, кричит. Я быстрее. Подбегаю к двери, открываю и запрыгиваю внутрь. Захлопываю дверь и закрываю на замок.

— Открой дверь!

Он в гневе. Я отхожу от двери. Мне трудно дышать. Я видела свет. Настоящий свет. Свобода была рядом.

— ОТКРОЙ!

Я закрываю глаза. Не хочу больше слышать это. Просто очнись, пожалуйста.

— Хейли, открой дверь. Прошу.

Он не кричит.

— Это моя комната...

Что? Я оглядываюсь. И правда. Но она другая. Не та. Здесь нет сотен фотографий меня. Голубые стены, большая кровать, стол, шкаф, зеркало. Возле фортепиано стоят три гитары. На стенах, кроме чёрно-белой фотографии Лондона, ничего нет. Обычная комната. Не та, что была раньше.

Я подхожу к фортепиано и подушечками пальцев касаюсь клавиш. Красиво. Сам по себе дом выглядит дорогим. По крайней мере, те части, которые я видела.

— Открой дверь сейчас же, Хейли!

Подскакиваю. Он снова орёт.

— Что я здесь делаю?

Я хочу знать. Хочу получить ответы.

— Открой и узнаешь.

Он пытается говорить спокойно, но я знаю, что он злится. И мне плевать, потому что я тоже злюсь. Злюсь, потому что буквально сделай шаг, и я была бы на свободе; злюсь, потому что он держит меня здесь; злюсь, потому что я хочу домой; злюсь, потому что ненавижу его; злюсь, потому что в эту ночь я не ненавидела его; злюсь, потому что чувствовала себя в безопасности рядом с ним; злюсь, потому что он путает меня, и мне это нравится; злюсь, потому что не знаю, чего хочу.

Злюсь, потому что я ненавижу его.

— Что тебе надо?!

Я срываюсь.

— Открой грёбаную дверь!

Он не пытается даже немного сдерживать себя.

— НЕТ! ПРОВАЛИВАЙ!

Он молчит. Я срываюсь и рывком скидываю вещи со стола. Что-то стеклянное громко разбивается. Плевать. Это не успокаивает. Не понимаю, как оказываюсь возле кровати, но одеяло скинуто, а в руках подушка с разорванной наволочкой. Я хватаюсь за голову и ору. Ору так громко, что заглушаю саму себя. Мне чертовски больно. Чертовски обидно. Он кричит. Мне всё равно. Он долбит в дверь со всей силы. А я не успокаиваюсь. Оглядываю всю комнату и останавливаюсь на гитарах. Улыбка сама по себе расплывается на устах. Я подхожу к гитарам, беру одну в руки и, замахнувшись, со всей силы ударяю её об пол.

— Хватит!

Удары по двери усиливаются, а я продолжаю. Откидываю в сторону первую и берусь за вторую, а затем за третью.

Я хочу уничтожить всё, что принадлежит ему. Что ему дорого. Я хочу уничтожить это так сильно, как он уничтожает меня.

— Открой! Хейли!

Я подхожу к его шкафу, распахиваю дверцы и выкидываю одежду. Слёзы не перестают капать с подбородка, а вокруг всё размыто. Я смотрю в зеркало. Это не я. Сумасшедший человек стоит передо мной. Я злюсь сильнее, замахиваюсь и кулаком врезаюсь в стекло. Оно разбивается, и кровь появляется на костяшках пальцев. Удары в дверь прекращаются.

— Хейли?! ХЕЙЛИ! ХЕЙЛИ, ОТКРЫВАЙ!

В его голосе вперемешку слышатся паника и гнев. Ручка отчаянно поднимается и опускается, а затем удары становятся вдвойне сильнее.

— Зачем... Зачем ты это делаешь?

Я почти шепчу, но он слышит. Я знаю, что он слышит. Смотрю на кровь, сочащуюся из ссадин.

— Я... Открой, прошу.

Он больше не кричит. У меня кружится голова, а тело отказывается делать какие-либо движения. Я сползаю на пол возле фортепиано и слабо смотрю на дверь.

— Ответь мне.

— Впусти меня.

Я молчу, и он тоже.

— Хейли?

Это не злость. Беспокойство. Он беспокоится. Может быть, потому что понимает, что мне нужно было выпустить пар. Я по-прежнему молчу.

— Хейли, ответь, или я выломаю дверь.

— Оставь меня в покое.

Я снова шепчу, и он также слышит. Хоть и не отвечает сразу же, но он всё прекрасно слышит. Я вижу его тень и то, как он садится на пол, спиной к двери.

— Я не могу.

Тишина. Моё тело ослабло, и я кое-как остаюсь в сознании. Оглядываю комнату. Всё побито, разбито, разбросано. Но фортепиано не тронуто. Я не знаю, почему я к нему не прикоснулась. Осколки зеркала раскинуты по всему полу, я беру один и смотрю на него. Слабые лучики солнца проскальзывают сквозь полузакрытые шторы и отсвечивают через осколок. Свет меня так завораживает. Нет. Прикрываю глаза, сжимаю осколок сильнее и подношу к запястью. Менее острой стороной слабо надавливаю на кожу и делаю порез.

— Почему я?

Я не узнаю свой голос. Жалкий писк. Ему потребовалось минута, чтобы ответить.

— Я уже говорил. Ты другая.

Это не то. Не тот ответ, который я хочу услышать. Нет-нет. Я не понимаю. Слёзы вновь застилают глаза.

— Я не другая.

Я шепчу больше для себя, чем для него. Я ничем не отличаюсь от других. Он ошибается. Слышу, как раздаётся лёгкий удар головы об дверь. Он громко вздыхает и ещё раз ударяется.

— Другая.

Он слышал?

— Открой... Пожалуйста, Хейли.

Даже если он больше не кричит, не ломится, — я не хочу его видеть. Я не хочу, чтобы он видел меня. Мне достаточно его голоса. Слышать его интонацию и понимать, что он чувствует. Он знает меня наизусть, а я его нет. Он знает каждую частичку меня, а я нет. Только понимаю интонацию его голоса. Сжимаю в пальцах осколок сильнее. Смотрю на пыль, которая так отчётливо выделяет солнце в комнате. Зачем я это делаю? Почему? Потому что физическая боль помогает забыться. Помогает отойти от проблем. От мира. Переворачиваю осколок самой острой стороной и подношу к коже. Надавливаю и режу. Завороженно смотрю, как кровь скатывается по запястью, а затем капает на пол. Алая кровь. Я смотрю на неё так, словно никогда раньше этого не делала. Чувствую, как пальцы и тело немеют. Я потеряла слишком много крови. На некоторых осколках, разбросанных по полу, виднеются капельки крови. В голове шумит, а пространство медленно погружается во тьму. И именно сейчас только я контролирую свою жизнь. Всё зависит от меня. Я люблю эту часть, когда никто, кроме тебя, не может контролировать. Чувство наслаждения.

Я беру осколок в другую руку, но только я подношу его к коже, как Гарри резко выскакивает из-за двери. Странно, я даже не слышала стука. Он перепрыгивает через кровать и за секунду оказывается возле меня. Выхватывает осколок из моей руки и отбрасывает его. Паника. Гнев. В нём бушуют две стихии, и он не может их контролировать. Я пытаюсь отодвинуться от него, но он обхватывает меня руками и поднимает с такой лёгкостью, словно я лист бумаги. Я пытаюсь выкарабкаться, упасть с его рук, но силы покидают тело. Он несёт меня по коридору и заходит в ванную комнату. Встаёт в душ и включает воду. И ему плевать, что он мокнет вместе со мной. И ему плевать, что он одет. Я смотрю на пол и вижу кровавую воду. О господи. Он ставит меня на ноги, берёт запястье в руку и промывает рану. Больно! Я ёрзаю возле него и пытаюсь отойти, но он впивается в меня чёрными глазами.

— Прекрати.

Теперь мне страшно. Он оборачивает полотенцем мою руку. Мне плохо. Я ничего не вижу. Прикасаюсь спиной к стене и скатываюсь, пока тёплая вода продолжает литься сверху. Он осторожно хватает меня своими огромными руками, и это последнее, что я помню.

***

Я с трудом открываю глаза, моргаю и понимаю, что снова в своей комнате. Руки перевязаны. Сильно. Из моего тела словно выбит дух, и мне очень тяжело шевелиться. Шуршание сбоку заставляет обернуться. Он. Сидит на стуле поодаль стены и смотрит на меня. Глаза чёрные как у дьявола. Он не моргает, и это сводит с ума. Мне некомфортно и хочется отвести взгляд. Но не смею. Я не чувствую вины перед ним, и мне нечего сказать. Он резко встаёт, и я напрягаюсь. Он ходит по комнате туда-сюда, хватается за голову, рвано дышит. Я наблюдаю за ним. Он вздыхает, останавливается, затем проводит руками по лицу и вздрагивает.

— Никогда не повторяй подобного, Хейли. Никогда.

Его голос словно лёд, а глаза чёрные будто дыра. Меня парализует. Страх забирается под кожу, и я не могу двинуться. Он впивается в меня взглядом, прежде чем выйти из комнаты, громко захлопнув дверь. На этот раз он не забывает закрыть меня на замок.

Я одна. Снова могу дышать. Чёрт возьми. Картинки побега так и проскакивают в сознании, потому что буквально сделай я два шага — и могла бы убежать. Хватаюсь за голову. Я запуталась. Не могу контролировать свои чувства. Чего мне хочется больше? Убежать или остаться здесь? Любой человек, сидевший здесь пятнадцать дней, сошёл бы с ума и давно бы перерезал себе глотку к чертям. А сколько здесь сижу я? Больше? Меньше? Почему я не схожу с ума? Сейчас сижу напротив стены и думаю, почему я не делаю зарубки на ней. Прямо как в кино. А после бы меня нашли, но уже давно мёртвую, и гадали, что же повлияло на самоубийство. Или кто. Но у меня нет ничего острого, чтобы я могла царапать стену. Вздыхаю. Я опускаю взгляд и понимаю, что всё это время была в его рубашке. Нет. Я срываю её с себя и кидаю на пол. Не хочу носить эту поганую вещь. Я встаю на ноги и топчу. Топчу, топчу и топчу, пока чувство удовлетворения не расплывается по телу.

***

Он возвращается. Как всегда с тарелкой еды. Он смотрит на брошенную на пол рубашку, молчит, ставит тарелку передо мной и садится, скрещивая ноги. Я смотрю на бутерброд и бутылку воды, но не трогаю.

— Возьми.

Он протягивает мне книгу.

— Я знаю, что это твоя любимая книга. И... я подумал, что... может быть, она тебя обрадует.

Ромео и Джульетта. Конечно, ты знаешь. Ты всё обо мне знаешь. Я хочу съязвить, но сдерживаюсь. Не хочу с ним говорить. Он вздыхает и смотрит на меня. В воздухе витает тишина. Я перевожу взгляд на свои сцепленные пальцы, но чувствую, что он не отводит глаза.

— Я... — колеблется, — мне жаль. Прости, что всегда пугаю тебя.

Он останавливается. Я не знаю, чего он ждёт. Моего ответа? Я не отвечу, не скажу ничего. Он опускает голову и слабо выпускает поток воздуха.

— Когда я увидел твои запястья...

Он ищет подходящие слова, а я хочу посмотреть. Нет.

— Прошу, Хейли, я умоляю тебя, никогда больше такого не делай. Пожалуйста. Не делай себе больно.

Мучительно сильно хочу взглянуть на него.

— Я не смогу жить, если с тобой что-нибудь случится.

Он заканчивает фразу шёпотом. Я поднимаю голову, смотрю в его глаза, а сердце пропускает удар. Глаза... искренние. Я по-прежнему молчу, но потому, что сейчас я не могу подобрать слов.

— Поешь, пожалуйста.

Я не двигаюсь. С одной стороны, мне хочется его позлить, а с другой — страшно до чёртиков от его реакции. Кто знает, что он может предпринять. Запихнёт в рот этот жалкий бутерброд, например. Но сейчас я хочу есть, поэтому, не произнеся ни слова, беру с тарелки содержимое и кусаю. На данный момент еда — это хорошо, потому что я потеряла слишком много крови, и тело категорически отказывается применять силу. Доедаю последние кусочки, пью, а затем поднимаю взгляд на него.

— Пойдём в ванную?

Киваю. Мы выходим из комнаты, и это первый раз, когда я не смотрю в пол. Первый раз, когда я хочу смотреть на него. У него широкая, мускулистая спина, а ноги длинные и стройные. Если бы он не был психопатом, который одержим держанием девушки в сырой комнате, то его можно было бы посчитать манекеном с витрины дорогого магазина.

Он открывает дверь, пропускает меня внутрь и закрывает её, оставаясь снаружи. Как обычно. И как обычно, чистое белоснежное платье висит на крючке. Бинты на запястьях жутко мешают мыть голову, они все мокрые и начинают развязываться. Но я не снимаю. Заканчиваю дела и стучу в дверь, он открывает, и моментально глаза устремляются на мои руки. Он хмурится. Мы идём обратно в комнату, и я сразу же сажусь на кровать.

— Я обработаю твои раны. Секунду.

Я съёживаюсь и замираю. Нет. Не надо. Он понимает. Вздыхает и опускает голову.

— Я сказал, что мне жаль, Хейли.

Я молчу.

— Ты не поговоришь со мной?

Я не отвечаю. Да, я не поговорю с тобой. Потому что не хочу. Пускай это будет по-детски, но я правда не хочу. Не могу. Слишком много мыслей накопилось за короткое время, и я не хочу рассказывать их ему. Я даже не смотрю на него. Книга Ромео и Джульетта интереснее.

— Я понимаю.

Его голос ломается. Я не могу смотреть на него. Он сломлен. Ранен. Обижен. Я не могу это вынести. Он молча выходит из комнаты, а я чувствую себя отвратительно, потому что у меня болят руки, а ещё потому что теперь я не знаю, что он может сделать. Он сумасшедший человек. Никто не знает, что может взбрести ему в голову. Я расслабляюсь и смотрю на книгу. «Несчастная любовь». Иронично усмехаюсь. И не знаю почему. Он знает меня. Знает наизусть. Ромео и Джульетта — моя любимая книга. Он не мог взять и догадаться.

Я беру в руки книгу, открываю и читаю первую главу. Маленькая радость.

***

Сквозь слабый сон слышу скрип двери. Открываю глаза и вижу его.

— Всё ещё не хочешь поговорить?

Очевидно, нет, потому что я не отвечаю ему. Не потому что не хочу с ним говорить, а потому что сейчас у него такой отблеск в глазах, который я никогда не видела. Не злость. Не ярость. В них нет ничего страшного. Он стоит напротив и долго на меня смотрит. Такое ощущение, что он увидел копию себя и потерял дар речи. Но он быстро приходит в себя и протягивает мне руку.

— Пойдём со мной.

Его голос мягкий. Я смотрю на его руку, но не решаюсь взять.

— Пойдём. Пожалуйста.

Я задерживаю дыхание и протягиваю руку. Он мягко обхватывает своей огромной ладонью мою. Тёплая. Он осторожно сжимает руку и тянет меня на себя. Я встаю на ноги и смотрю на него.

— Обещай не делать ничего глупого, Хейли.

Я теряюсь. Зачем он это просит? Это даже не похоже на просьбу — скорее на мольбу. Слабо киваю и продолжаю смотреть в его глаза. Я очарована ими. Они не зелёные, а серые. Не произнеся больше ни слова, он выходит из комнаты и тянет меня за собой. Не выпускает мою руку, и я не понимаю почему. На ступеньках лестницы, ведущей на кухню, я вижу два пальто и ботинки. Чёрные мартинсы. Мои чёрные мартинсы. Он... Он собирается меня отпустить?

— Нет, Хейли. Я не выпущу тебя. Мы прогуляемся.

Я и не удивляюсь, что он ответил на немой вопрос. Читатель мыслей. Ему не нравится такой расклад, но он всё равно делает это. Ради меня. Я обуваюсь, накидываю пальто. Он подходит ко мне и протягивает шарф. Изгибаю брови от удивления. Зачем?

— Я не могу тебя отпустить... Не могу.

Если эти слова должны были меня подбодрить, то вышло не очень.

— Я не обижу тебя... Обещаю.

Удар прямо в сердце. Его голос искренен. Он ничего не сделает. Правда? Правда. Он смотрит на меня таким жалостливым взглядом, что я прикрываю глаза и киваю.

— Спасибо.

Он слабо шепчет, а затем встаёт за спиной, медленно заводит мои руки назад и связывает их шарфом. Я вздрагиваю и морщусь.

— Больно?

Да, мне больно. Мне ОЧЕНЬ больно, но я кручу головой влево-вправо.

— Так надо.

Я киваю.

— Я завяжу тебе глаза. Только не бойся, хорошо?

Как здесь не бояться?

— Если будешь кричать, то я и в рот тебе запихну что-нибудь. Обещаешь не кричать?

— Обещаю.

Он произносит слова с лёгкой смешинкой в голосе, и меня это немного успокаивает. Хочется поблагодарить его, что он подарит мне маленькую свободу. Но я не буду.

Теперь я в полной темноте. В который раз. Его рука обхватывает мою талию, а вторая уходит под колени. Мурашки пробегаются по телу. Он легко поднимает меня и прижимает к себе. Я моментально прижимаюсь носом к его шее и вдыхаю. Мне нравится, как он пахнет. Он поднимается по лестнице, а у меня чувство, что я вернулась в начало, где всегда была в темноте, где не могла ничего сделать и где никогда его не видела. Я дрожу как осиновый лист, и он точно чувствует это, потому что прижимает к себе сильнее. Я не знаю, где мы, но слышу скрип двери и чувствую, как лёгкий ветерок дует в лицо. Свобода. Я жадно вдыхаю свежий воздух и не могу им насладиться. Улыбка произвольно расплывается на губах. Я бы никогда не могла подумать, что буду радоваться такой мелочи.

А он тоже улыбается?

— Ночь?

— Да.

Его голос мягкий, и я знаю, что он улыбается. Я ненавижу этот чёртов шарф, который не позволяет увидеть его улыбку. Он стоит на месте и позволяет наслаждаться прекрасными минутами на свежем воздухе. Я чувствую себя ребёнком, которого первый раз вывели погулять. Непередаваемое чувство.

— Спасибо.

Я шепчу это так тихо, что он, наверное, и не расслышал. Но чувствую, как его сердце начинает биться быстрее.

— Ты улыбаешься?

— Да.

— Почему?

— Потому что ты улыбаешься.

Сердце начинает стучать в груди с бешеной скоростью. Чёрт. Он делает шаг.

— Мы идём к машине.

Он усаживает меня на заднее сиденье.

— Я укрою тебя одеялом.

Он озвучивает каждое своё движение. Я знаю, что он делает так, чтобы я не боялась. Никто и никогда раньше не уделял мне столько внимания. Никто и никогда раньше не возился со мной так, как это делает он.

Мы едем уже несколько минут, в машине играет песня Here Without You — 3 Doors Down. И мне впервые за столь огромное время хорошо и комфортно. Он ежесекундно спрашивает, всё ли со мной хорошо, не жарко ли мне, не холодно ли и не чувствую ли я себя плохо. И он не обращает внимание на моё «всё в порядке». Мы едем ещё немного, а затем останавливаемся. Вот и всё.

Я терпеливо жду, когда он меня выпустит, но он делает другое: снимает повязку с моих глаз. Я часто моргаю и с удивлением смотрю на него. Это было неожиданно. Он немного отодвигается, и я вижу, что находится вокруг. Резко отталкиваю его и выскакиваю из машины. Не может быть. Нереально. Мы очень далеко и передо мной простирается весь Лондон. Весь. Я не верю. На глаза наворачиваются слёзы, и я просто смотрю вдаль на эти яркие огоньки и улицы. Наверное, это покажется до жути банальным, но то, что я вижу — самая прекрасная вещь в мире. Я никогда не была настолько счастлива. И никогда не была настолько потрясена. Я не могу оторвать взгляд от сказочных улиц. Но резкая боль в запястьях даёт о себе знать. Я морщусь и пальцами поглаживаю руку. Он это замечает, подходит и развязывает шарф. Я ничего не смогу сделать, и он это понимает.

— Спасибо.

— Смотри.

Он смотрит ввысь, и я следую его примеру. Звёзды. И тут приходит осознание, сколько всего я пропустила. Звёзды всегда здесь, и это настолько обыденная вещь, что мы забываем про них. И я никогда не уделяла им внимание. А сейчас... Сейчас я смотрю на них словно вижу первый раз. Словно до этого я слышала только их название. А он смотрит на меня. Я знаю. Вижу, как падает звезда, и резко вспоминаю про родителей. Что с ними сейчас? Они ищут меня? Беспокоятся? Слеза катится по щеке, а он вытирает её большим пальцем. Я переключаюсь на него. Не ошиблась, — он пристально наблюдает за мной.

— Я хочу тебе кое-что показать.

Я неуклюжая. Очень-очень. Потому что мы идём по лесу, а я спотыкаюсь чуть ли не об каждый корень. И он постоянно меня спасает. Но последний раз, когда я почти падаю, он хватает меня за руку и больше не отпускает. Мы выходим на поляну рядом с озером. Начинается дождь и проявляется туман, но мы не уходим. Я вижу сожжённый дом неподалёку, и сердце пропускает удар, когда я понимаю в чём дело. Я сжимаю руку Гарри сильнее, а он делает несколько шагов вперёд.

— Это был наш дом.

Его голос ломается на последнем слове. Я молчу. Он хочет сказать ещё, но ему нужно время.

— Мама любила сюда приходить. Свежий воздух, природа — нет той шумихи города. Но однажды... случился пожар. Мои родители не смогли выбраться.

Сердце сжимается. Я не знаю, что сказать. Даже если я ненавижу его, он тоже человек. И у него тоже может быть ужасное прошлое. Я хотела бы сказать, что мне жаль, но это не те слова, которые вылетают из уст.

— Почему ты рассказываешь это мне?

Он стоит спиной ко мне. А неприятное чувство расплывается по телу. Что не так? Мелкий дождь продолжает капать, и когда он поворачивается ко мне, я больше не вижу боли в его глазах. В них что-то иное. И я не могу понять.

— Это случилось год назад.

У меня подкашиваются ноги.

Лиам...

Не может быть.

— Родителей похоронили первого января.

Я падаю на землю. Нет.

— В этот день я не контролировал себя. Мне было так плохо, что я медленно сходил с ума.

Я помню тот момент, как если бы он был сейчас.

— Вторые похороны были в то же самое время. Там... был твой брат. И я тебя видел. Ты была в белоснежном платье с накинутым чёрным пальто.

Дрожь пробирается под кожу. Все эти белые платья, которые он заставляет носить...

— Это... был ты...

Голос дрожит, я не могу мыслить здраво. К горлу подступает ком. Я не в силах говорить.

Я помню мальчика на кладбище, который тоже потерял близкого человека. Я помню его лицо. Его движения. Опухшие глаза. Я помню мальчика, который посмотрел в мою сторону, а я улыбнулась. Я помню мальчика, который улыбнулся мне в ответ. Я не знаю, почему я улыбалась. Может быть, потому что ему было так же чертовски больно, как и мне?

— Да. А когда ты посмотрела на меня, и среди всех этих заплаканных людей искренне улыбнулась, я понял, что только ты по-настоящему была сильной. В тот день я понял, что ты другая.

У меня кружится голова. Ещё немного, и я потеряю сознание.

Я видела его впервые на похоронах брата.

В день, когда я сказала «прощай», он прощался с родителями.

— Мне жаль его, Хейли...

Я не могу говорить. Слёзы катятся без остановки, и я ничего не могу сделать. Вспоминать смерть Лиама — самое худшее, что может быть. Он садится возле меня.

— Когда ты ушла с кладбища, я пошёл к могиле твоего брата. И тогда узнал, как тебя зовут. В тот же день я выискал твой адрес. Знал, что не должен был так поступать и поэтому пытался забыть. Выбросить из головы. И у меня получилось. Но однажды, когда я лежал на могиле родителей, я увидел тебя, стоящую на коленях. Ты плакала, а я наблюдал за тобой. И так было всегда. Ты приходила и плакала, а я смотрел на тебя. Прятался за деревьями, за могилами, в темноте. Я приходил туда не к родителям, а лишь бы увидеть тебя.

Он останавливается, и я хочу уйти. Те моменты принадлежали мне и брату, а он нарушал их. Он нарушал то, что было важнее жизни для меня. Я хочу взывать, ударить его. Но я по-прежнему сижу и не двигаюсь.

— Я больше не хотел видеть твоих слёз. Я хотел увидеть твою улыбку. Когда ты перестала приходить, я испугался и подумал, что с тобой могло что-то случиться. Но я терпеливо ждал. Ждал около трёх недель, но тебя не было. Каждый вечер я приходил и ложился на могилу, но ты не появлялась. И в итоге я разозлился, нашёл твой ранее известный адрес и пришёл к дому. Я увидел тебя утром. Ты улыбалась. И я успокоился, потому что с тобой было всё хорошо. Каждый день я приходил к твоему дому и следил. Где бы ты не была, я всегда был рядом. И всегда фотографировал. Твоя улыбка помогала мне, а после... После это стало наркотиком. Я нуждался в твоей улыбке.

Тело парализовало. Он больной.

— Зачем ты меня похитил?

Я никогда не слышала, чтобы мой голос мог так дрожать. Он пристально смотрит на меня. Не моргает. Он будто бы пытается вложить все слова во взгляд.

— Был день, когда я залез на дерево, с которого хорошо открывался обзор на твою комнату.

Это сильнее меня. Я не могу представить, что он видел всё, что я делала. Абсолютно всё.

— Мне жаль, Хейли. Я не хотел этого делать, но... Мне это было нужно.

Мне плохо. Я не могу дышать. Слова застревают в голове.

— Продолжай.

— Вечером ты сидела в комнате и держала лезвие...

Он замолкает, поджимает губы, и я вижу, как венка на шее начинает пульсировать, и очертания челюсти становятся отчётливее. Словно он вспоминает самое больное.

— Когда я увидел это, то понял, что твоя улыбка всё это время была фальшивой. И в тот день я пообещал спасти тебя. Ты заслуживаешь лучшее, чем жить в мире, в котором люди умирают в подпалённом доме, в мире, в котором пьяный водитель попадает в аварию и убивает молодого парня, который спокойно возвращался домой. Ты заслуживаешь мир, в котором нет такого. Нет той жестокости.

У меня болит сердце. Его родители и... Лиам. Я не знаю, как реагировать. Мне хочется кричать, выплеснуть все эмоции. Но у меня не получается. Дождь усиливается, и мы насквозь промокли. Я по-прежнему сижу тихо и пытаюсь разобраться в мыслях. Всё слишком запутанно.

— Ты... Ты... Ты меня... ненавидишь?

Его внезапный вопрос притупляет меня. Начинается ливень, и гнев захватывает разум. Я резко встаю, он делает то же самое. Стоит передо мной и ничего не говорит. А я больше не могу сдерживаться.

— Ты ещё и спрашиваешь это?! Да! Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя сильнее всех самых ужасных людей! Ты поганый человек! Ты знаешь про моего брата! Ты СЛЕДИЛ за мной. Ты сидел на дереве и смотрел, что я делаю в своей комнате. В СВОЕЙ КОМНАТЕ. А потом похитил, — я захлёбываюсь, — испоганил мою жизнь, избивал и творил всё, что хотел! И после этого ты спрашиваешь НАСТОЛЬКО очевидный вопрос?!

У меня срывается голос. Я сжимаю руки в кулаки и ударяю по воздуху. Он неподвижен, смотрит на происходящее и молчит. Я выхожу из-под контроля.

— Ты превратил мою жизнь в АД. Запер в сырой, грязной, поганой комнате! И всё же, когда твой брат неизвестно что хотел вытворить, ты спас меня. ЗАЧЕМ? Зачем ты это сделал? А если бы он меня убил? Мне было бы легче! Но нет, чёрт возьми! Ты спохватился и спас меня. Прижал к себе, и я чувствовала безопасность. Почему так?! ПОЧЕМУ? Я не понимаю! Ты постоянно твердишь, что я другая, и я верю. Я верю твоим словам. Я чувствую себя особенной. Важной. Но это не так. Я тебя ненавижу? Да, я тебя ненавижу. Ненавижу! Но когда я с тобой... Первый раз за всю свою жизнь я чувствую, что кому-то важна.

Голос срывается, я замолкаю. Учащённо дышу и пытаюсь понять, что случилось. Адреналин бушует в теле, мне жарко. Я наклоняюсь и закрываю глаза.

— Ты всё для меня, Хейли.

— Заткнись!

Хватаюсь за голову. Я не могу такое слышать.

— Хейли...

— ЗАМОЛЧИ! Я не хочу тебя слышать!

— Пожалуйста...

— ХВАТИТ.

Я кричу, кричу и кричу. Мне не остановиться. Разум покидает мысли. Я срываюсь с места и со всей силы толкаю его. Он падает на сырую землю, и я начинаю бежать. Дождь усиливается, и земля скользкая. Нога проваливается, и я падаю. Нет, это мой шанс. Прошу. Встаю и бегу быстрее. Он орёт как дикий зверь и бежит за мной. Я не вижу, куда следую. Плевать. Всё равно куда, главное подальше от него. Я снова падаю, встаю и бегу. Это нереально.
Выбегаю на траву, но он в паре метрах.

Пытаюсь сделать шаг — он рядом.

— Остановись!

Он рявкает и рывком приближается ко мне, валит на землю и крепко удерживает.

— Перестань!

— Отпусти меня!

Я пытаюсь оттолкнуть его, дёргаю ногами и стараюсь ударить между ног. Он блокирует удары. Я не сдамся. Кусаю его, выгибаюсь.

— Успокойся!

Он срывается, ловит мои руки и поднимает вверх.

— Ты меня слышала? Успокойся.

Он всем весом прижимает меня к сырой земле, и даже если я попытаюсь что-то сделать, он заранее знает что.

— Я запрещал.

Мы промокли насквозь. Ему плевать.

— Я запрещал тебе убегать.

Дьявол.

— У тебя нет права бросать меня! Слышишь? Ты НЕ ИМЕЕШЬ права!

Силы покидают меня. Я смотрю на его гнев.

— Слышишь меня, Хейли?

Крик страдания. Безысходности. Его голос ломается.

— Не уходи от меня...

Я вижу боль его в глазах, сердце сжимается. Господи. Он не выдерживает и крепко обнимает меня.

— Не повторяй такого никогда.

Он обнимает меня сильнее, словно его жизнь висит на волоске, а я — последнее спасенье.

— Не оставляй меня, Хейли... Я прошу тебя...

Его голос ломается на последней фразе, и я чувствую, как он дрожит. Безумная боль пронзает сердце. Что мне делать? Он прижимает меня крепче, я не могу вздохнуть. Он дрожит и пытается исчезнуть. Я никогда не видела его таким. Он страдает, а я ничего не могу сделать. Ему плохо, а я снова не могу ничего сделать.

Он успокаивается, отпускает меня и садится. Я поднимаюсь вместе с ним и смотрю в серые глаза, заполненные слезами. Он не плачет. Нет. Не позволяет сломаться. Он молчит. Я встаю на ноги и иду к машине. Меня знобит, и я кое-как добираюсь до машины. Шок охватывает тело. Что это? Я не верю. Это не он. В него вселился иной человек. Он не может быть таким.

Я сижу на заднем сидении машины, двери закрыты. Смотрю в окно. На него. На его безумие. Он со всей силы бьёт в дерево. Кулаки в кровь, наверное. Бьёт очень долго, а затем падает на колени и кричит.

И только в этот момент я вижу всю степень его безумства.

«Я сказал, что не закончил с тобой».