Часть 20
На стоянке возле полицейского участка припарковано два чёрных Мерседеса и кабриолет мужа. Двое людей из охраны мэра занимают правительственные автомобили, ещё один направляется к Ягуару. Крис же останавливается возле одного из Мерседесов.
— Ты поедешь отдельно, Эль, — ставит перед фактом измученную Элинор. — Мне нужно поговорить с Мартином, — встретив ее растерянный взгляд, тихо поясняет он, галантно открывая для жены заднюю дверцу.— С глазу на глаз.
Она не двигается с места, озадаченно хмурясь и прикладывая к губе пропитавшуюся кровью салфетку.
— Я не хочу одна... — упрямится Лин. Чувство тревоги и безотчётного страха, успешно гонимое во время дачи показаний, наваливается на нее разрушительной лавиной.
— Ты не одна. Тебя повезет Дональд, — отвечает Крис. Бросив взгляд на водительское сиденье, Элли с изумлением узнает своего приветливого обаятельного шофера. Парень подмигивает ей, подняв руку в знак приветствия.
— Что он здесь делает? — обескураженно интересуется Элинор, вопросительно взглянув в лицо мужа.— Это же кортеж мэра.
— Обсудим потом, — в серых глазах появляются крупинки чистого льда. — Все хорошо, Элли, — он ласково и с толикой сожаления касается ее щеки с пунцовым синяком.— Ты веришь мне?
У Элинор не остается сил на споры, и она просто кивает, больше не пытаясь убедить себя в наличии вариантов и выбора. У нее нет ни того, ни другого. Но стоит ей осознать эту простую и неотвратимую истину, как все внутри Лин восстаёт против диктаторских указаний.
Разве она не сделала все, что он хотел? Разве сейчас не его очередь исполнять данные обещания?
— Я хочу сейчас, — требовательно шепчет Элинор, царапая ногтями рубашку мужа и ощущая, как напрягаются под пальцами тугие мышцы.
Непробиваемое самообладание этого мужчины не более чем игра. Как бы он не пытался скрыть —ее прикосновения его волнуют.
— Не потом, — с придыханием добавляет Эль, расслабляя пальцы и скользнув ладонями вверх по рельефной грудной клетке. — Сейчас, — выдыхает, всматриваясь в клубящиеся серые бездны. — Мне нужны ответы! — настаивает Элинор, осторожно положив руку поверх наложенной на рану повязки на его плече.
Тяжело вздохнув, он позволяет себе проиграть обезоруживающей женской ласке и притягивает ее в свои объятия, разрешая согреться и забыться ещё на несколько мгновений.
— Позже, Эль, — качает он головой, запуская пальцы в длинные темные пряди ее волос. Так мучительно нежно, что хочется выть. Хочется лгать, притворяться, забыть и никогда не вспоминать о том, что...
—Сейчас! Или никогда, — бормочет Лин, прижавшись здоровой стороной лица к твёрдой мужской груди. — Ты не железный дровосек. У тебя есть сердце, — прислушиваясь к неровному ритму, утверждает Лин, обреченно кутаясь в это последнее мгновение самообмана.
Он пахнет сигаретным дымом, как и она, но без малейшей примеси ментола.
Его хватило всего на несколько дней, чтобы выдержать чужие привычки.
Почему с ней он продержался дольше?
Почему? Почему, черт возьми, ее не покидает мысль, что он оттягивал, как мог, этот момент.
— Я знаю, что ты НЕ ОН, — одними губами произносит Элинор.
Его сердце не меняет ритма, словно знало наперёд, что так и будет. Мышцы под ее ладонями оживают, натягиваясь, как канаты, и она не сомневается, что сейчас ей скормят очередную порцию лжи.
— Можешь говорить и делать что угодно, но я знаю. Я знаю!
Высеченные словно из камня черты хранят полную неподвижность, пряча свои тайны за гранитным забралом. Взяв в ладони неприступное мужское лицо, Лин нежно водит своими губами по его... Не закрывая глаза. Точно так же, как он — никогда не закрывает свои... даже во сне, а днем прячет воспаленные белки под линзами очков.
— Ты не мой муж, — уверенно проговаривает Лин, и эхо собственного голоса резью проходит сквозь сердце.
— Кого же ты целуешь сейчас, Эль? — тепло мужского дыхания омывает пылающую щеку Элинор.
«С кем ты сейчас разговариваешь, художница?» — вкрадчивым шепотом отзывается память.
— Тебя, — не выдержав, она все-таки прикрывает ресницы. — Тебя, — повторяет с горечью и болью, разрывающей грудь, — Дик.
— Это не мое имя, Эль, — тень недовольства проскальзывает по сдержанному лицу. На уровне инстинктов она чувствует, что он собирается уклониться, оставить ее ни с чем, не прощаясь свалить в неизвестность. Возможно, прихватив солидную сумму за организацию безукоризненно устроенного шоу.
— Другое я не знаю, — цепляясь пальцами за ткань белой рубашки, она умоляюще и в то же время твердо смотрит в лицо напротив. —Ты можешь не говорить, можешь солгать, убедить меня в том, что Кристофер заплатил тебе и сбежал с моими деньгами, и я поверю. В любую ложь. Никто не узнает. Я буду молчать.Клянусь — я сделаю все, что ты хочешь, сыграю любую роль.
— Элинор, — его челюсть напрягается, а глаза приобретают жуткий пугающий оттенок, от которого все ее внутренности сжимаются в кулак. Черт подери, ведь она и правда понятия не имеет, что за зверь прячется за идеально выдержанным образом Кристофера Ханта.
— Я отдам тебе все, но прошу, верни мне моих детей...
— Эль, — в его голос просачивается металл. Он твердо берет ее за плечи, неумолимо отстраняя. — Я уже говорил. Ты уже отдала мне все. Я ни о чем не просил. Это было твое решение.
— Значит, я передумала!Верни мне мою жизнь, кто бы ты не был, мать твою! — приглушенно рычит Элинор.
— Ты действительно этого хочешь? — обхватив растопыренными пальцами тонкую шею спереди, мужчина запрокидывает ее лицо. — Хочешь вернуть свою жизнь, Эль?
— Да, — слизав с губы капельку выступившей крови, поспешно кивает Лин. Глаза цвета ртути стынут, покрываясь коркой чистого серебра.
— Уверена? Не отвечай, если в тебе есть хотя бы грамм сомнения.
— Я хочу. Вернуть. Свою. Жизнь. — по слогам ожесточенно выдыхает Лин, снова касаясь его губ своими.
— Хорошо, Эль, — он отступает назад, разрывая тактильный контакт.
Его взгляд пару секунд сканирует ее охваченное надеждой лицо, прощаясь или выискивая крупицы сомнения. Она видит, как принятое решение отражается в прищуренных серых глазах.
— Протяни ладонь, — требует он.
Она поспешно выполняет, не дав себе ни мгновения на размышление.Линия мужских губ становится жестче, в пыльных радужках рассеивается туман.
— Это твое, Элинор Хант, — мужчина впервые называет ее полным именем, вкладывая в дрожащие пальцы круглую черную бусину, и заставляет сжать в кулак.— Больше не теряй, — уголки его губ дергаются, но так и не складываются в улыбку.
Она потерянно смотрит на застывшие мужественные черты, начинающие расплываться перед ее затуманившимся взглядом. Шум голосов и микс сменяющихся образов врываются в разверзнувшееся сознание. Она ошалело хватает ртом воздух, до рези в глазах распахиваяресницы.
— Дыши, Эль, — он делает еще один шаг назад, отпуская ее руку, и кислород снова начинает поступать в опустевшие легкие. — А сейчас садись в машину и уезжай, — сквозь гудящий рой слов и клубящихся воспоминаний отчетливо звучит приказ, который она выполняет без малейших колебаний. — Я буду скучать по тебе, художница.
Поставив на паузу поток мыслей, Элинор ныряет в салон, в обволакивающий полумрак, несущий короткое облегчение, бессильно падает на комфортное сиденье, вдыхая аромат дорогой кожи и освежителя с морскими нотками.
«Все закончилось», — убеждает она себя, не спеша погрузиться в отложенную в самый темный уголок подсознания шкатулку с «проклятием».
Один из сопровождающих мэра садится спереди рядом с Дональдом, а фальшивый Кристофер Хант и Мартин Роббинс идут дальше, к Ягуару.
—Мой муж решил прокатить мэра с ветерком? — думает вслух Элинор.
Ей никто не отвечает, да она и не ждёт этого. Непринуждённая беседа с водителем и телохранителем — это совсем не то, что ей сейчас нужно. Силы на нуле, нервная система истощена, в голове кавардак и проклятый черный ящик, в который она не в состоянии нырнуть. Инстинкт самосохранения срабатывает как никогда вовремя. Еще один разряд в сердце, и она попросту взорвется, разлетится на гребаные щепки.
«Я никогда не сдамся», — произносит ее внутренняя женщина-боец, позволяя измождённой женщине-ребенку погрузиться в быстрый восстановительный сон без сновидений. Кажется, что она только на секунду закрыла глаза.
Всего мгновение спасительной тишины.
Так мало, но лучше, чем ничего.
Лин просыпается в момент торможения. Дональд паркует автомобиль и оглядывается через плечо.
— Мы приехали, — без улыбки произносит он. Сосредоточенный и серьезный. Это не к добру.
Элинор выглядывает в окно и изумленно видит небольшой зелёный двор десятиэтажного жилищного комплекса. Они с мужем жили здесь до переезда в дом на холме. Это было их первое совместное имущество. Небольшая квартирка с кухней-студией, гостиной и спальней в тихом спокойном районе и не очень далеко от центра. Крис тогда тоже много работал (точнее это она думала, что он уезжает в офис, где не покладая рук трудится, зарабатывая на безбедную жизнь для своей жены), и домой приезжал ближе к ночи, а Лин в одиночку варилась со своими страхами никогда не стать матерью. Даже удивительно, что для встреч с семейным психологом у Криса всегда находилось время. Он так старался спасти их брак, что готов был на пару часов оторваться от того, что ему было действительно важно.
— Почему мы здесь? — вопрос адресован Дональду, но отвечает за него до этой минуты хранящий безмолвие телохранитель мэра.
— Мне приказано проводить вас до места, мэм, — сухо произносит мужчина, покидая салон автомобиля.
— Что происходит, Дональд? — испугано шёпотом спрашивает Элинор у шофёра.
— Все будет в порядке, миссис Хант. Вы в надёжных руках, — говорит он одну из тех дурацких фраз, после которых в кино обычно кого-то убивают.
Напомнив себе, что самое страшное в ее жизни уже давно случилось, Элинор позволяет суровому амбалу в строгом костюме сопроводить ее прямиком в квартиру. Пока они поднимаются в лифте, Лин старается не смотреть на отражение, но даже боковым зрением ей удается оценить удручающее состояние своего лица.
— Это не он, — заметив на себе изучающий взгляд немногословного провожающего, поспешно поясняет Элинор.
— Как скажете, мэм, — быстро отвечает он.
Двери лифта открываются на шестом этаже, и она выходит первая. Идёт к квартире, где прошли несколько непростых лет ее жизни. Остановившись возле двери, она оглядывается на своего спутника.
— И что теперь? — интересуется она. — Я должна позвонить, или у вас есть ключи? — ее палец нерешительно застывает на кнопке звонка.
— Ключи, — мужчина протягивает ей связку, и она вздрагивает, чувствуя, как сердце подпрыгивает в груди.
— Но это больше не моя квартира.
— Ваша, миссис Хант, — сухо констатирует он. — Теперь ваша.
— Нет, — тряхнув головой, упрямо утверждает Лин и жмёт на бледную клавишу. Затаив дыхание, она слышит звук торопливых шагов внутри, не имея ни малейшего понятия о том, кто откроет ей дверь. Но когда это происходит и на пороге распахнутой квартиры появляется высокая блондинка, Лин с горечью признаётся самой себе, что и это тоже было предопределено.
— Тэмзин, — на выдохе произносит Элинор.
Саммерс молча смотрит ей в глаза, не выдавая ни одной эмоции. Ни сожаления, ни раскаяния, ни стыда. Ни слова не говоря, она берет Лин за руку и заводит в освещенный коридор. Элинор слышит, как захлопывается входная дверь, и этот звук ещё несколько секунд эхом звучит в ее голове.
— Здесь ничего не изменилось, — рассеяно замечает Лин, безвольно следуя за Тэм мимо маленькой кухни и уютной гостиной.
— Тебе сюда, — негромко указывает Саммерс, остановившись у закрытой спальни. Лин поднимает на фальшивую подругу полный смятения и горящей надежды взгляд.
— Они спят, — кивает Тэм, отвечая на ее невысказанный вслух вопрос. — Можешь разбудить. Я предупредила, что ты приедешь, — последнее Лин уже не слышит. Шум крови в висках заглушает все звуки, сердце надрывно барабанит внутри, и весь мир уходит на второй план.
Распахнув двери, Элинор врывается в единственную комнату старой квартиры, претерпевшей кардинальные изменения. Все то, чего она не нашла месяц назад в своей мастерской, теперь находилось здесь.
Издав гортанный стон, наполненный одновременно счастьем и страданием, Элинор падает на колени перед кроватью сына. Они спят там вдвоём с Милли, прижавшись друг к другу, как маленькие одинокие ангелы. Приподняв одеяло, Лин ложится рядом. Она едва помещается на самом краю, но это такая мелочь на фоне всеобъемлющего безграничного счастья, затопившего сердце матери. Элинор плачет, улыбается, что-то бессвязно бормочет и снова плачет, обнимая одновременно двоих и поочерёдно покрывая поцелуями лица сына и дочери.
— Мамочка? — первым просыпается Джонас. Его сонный голос звучит для неё как райская музыка, и весь ад, что она прошла за последние недели, кажется полузабытым кошмарным сном. Становится неважно зачем и почему, вопросы и ответы теряют смысл. Ее захлестывают любовь и облегчение, с которыми не могут сравниться даже те самые первые мгновения появления Джонни и Милли на свет.
После нескольких недель, проведенных в ядовитом котле, переполненном страхами и болью, она наконец-то обрела самое важное, вернула то, без чего никогда не смогла бы жить дальше, а все остальное тлен и пепел.
— Где ты была? Мы так скучали, — зевнув, спрашивает малыш.
— Мамочка с вами, я больше никуда не уйду, — обещает Лин, смеясь и рыдая. — Мы больше никогда не расстанемся, — повторяет, как мантру, крепко прижимая сына к груди и целуя его в тёплую макушку.
— А когда мы вернёмся домой, мам? — с детской непосредственностью интересуется Джонас, накручивая ее локон на маленький пальчик. — И где папа?
— Теперь здесь наш дом, милый. А папа... Папа уехал. Очень далеко, — сглотнув горький комок, отвечает Лин.
— Куда уехал папа? — в полумраке Элинор замечает, как он расстроено хмурит бровки.
— Я не знаю, Джонни, — ласково погладив сына по волосам, абсолютно честно признается Лин. — Главное, что теперь мы вместе.Теперь ты самый главный мужчина в нашей семье, Джонни. Самый сильный и смелый.
Малыш серьезно смотрит на мать, обдумывая услышанные слова.
— Такой же сильный, как железный дровосек из сказки про волшебника?
— И такой же храбрый, как лев, — сквозь слёзы улыбается Элинор, крепко обнимая сына. Молчаливые слезы радости без остановки стекают по щекам. Они даже на вкус другие. Сладкие.
— Ма-ма, — распахнув светлые глазки, по слогам произносит Милли и, выбравшись из-под одеяла, перелезает через брата, забираясь на Элинор.
— Моя малышка, — голос Лин срывается от эмоций, пока она обеими руками держит в объятиях свое двойное сокровище. — Мама здесь, мама всегда будет с вами.
Обласканные и зацелованные матерью дети снова засыпают, а Лин еще долго смотрит в темноту за окном. Она размышляет о том, почему минуты самого чистого счастья пролетают так быстро, как бы не хотелось их удержать, а страх и печаль никуда не исчезают даже в самые светлые моменты жизни. Люди по своей натуре ненасытны, им всегда хочется больше, и немногие умеют ценить то, что дается здесь и сейчас. Лин никогда не была жадной, она знала цену выпавшему ей шансу, но в один роковой момент позволила гневу войти в ее сердце и чуть было не потеряла все.
Теперь, когда самое страшное осталось позади, пришло время открыть крышку шкатулки с проклятием и взглянуть в лицо своим кошмарам.
Стоила ли игра свеч, и кто в конечном итоге проиграл?
Ответа она не знала, и белый мишка Барни, с добродушной улыбкой поглядывающий на нее с подоконника одним глазом, тоже хранил загадочное молчание. Что из того, что она вспомнила, являлось реальностью, а что внушением и вымыслом? Возможно, она поймет это утром, вернув круглую бусину, все еще зажатую в ладони, на плюшевую мордочку медведю.
— Мой главный свидетель, — с усталой улыбкой шепчет Лин, подмигивая Барни.
Жаль, что плюшевые медведи не умеют говорить. В детстве Элинор верила, что ночью куклы оживают, и не раз пыталась подсмотреть из-под одеяла, чем занимаются игрушки, когда хозяйка засыпает.
— Моя мать говорила, что вселенная исчезает, как только мы закрываем глаза. Мне было шесть лет, может меньше, но с тех пор я сплю с открытыми глазами.
Она вздрагивает, услышав негромкий вкрадчивый голос, который никогда не являлся плодом ее больного воображения. С самого начала ОН был настоящим, как и игра, в которую ОН втянул ее, не посвятив в правила, не спросив согласия и не озвучив цель — его цель.
—Я не думала, что у тебя хватит наглости явиться сюда, — с трудом выговаривает Элинор, глядя на загородивший безобидного мишку зловещий темный силуэт, неподвижно застывший у окна. Света прикроватных ночников недостаточно, чтобы выхватить из сумрака весь облик ночного незваного гостя, но ее больше не обмануть бездарными фокусами сумасшедшего шарлатана.
— Я обещал ответить на твои вопросы.
— А если у меня их не осталось?
— Тогда я уйду, — с убийственным спокойствием звучит ответ. Лин мгновенно вскидывается, ощущая, как от злости и чувства несправедливости разъедает внутренности.
— Убирайся, — шипит Элинор, дрожа от ярости. Ее взгляд успевает уловить быстрое движение от окна к двери. Тень бесшумно ускользает из спальни, прежде чем Элинор успевает сказать хоть слово. Кислород горит в лёгких, сердце обливается кровью от разом вскрывшихся рубцов. Бессильно зарычав, Лин выбегает следом в узкий коридорчик и сталкивается лицом к лицу с Тэмзин Саммерс.
— Он не из тех, кто позволит манипулировать собой, — произносит блондинка, удерживая задыхающуюся Элинор за плечи. — Его уже нет здесь. Успокойся! —приказывает Тэм, и ее жесткий беспристрастный тон удивительным образом выключает зарождающуюся истерику. — Я расскажу все, что ты хочешь знать. Если ты, конечно, готова принять то, что так настойчиво пыталась стереть из памяти.
Три года назад:
— Платье — чистый секс. Надо брать, — расправляя складки голубого шелка на выпирающем животе Элинор, с одобрением заключает Тэмзин. — Беременность тебе к лицу, — в голубых глазах Саммерс появляются задорные искорки. — Вот увидишь, Крис будет в восторге.
Последняя реплика отнюдь не вдохновляет. Лин с сомнением пожимает плечами, рассматривая свою округлившуюся фигуру в излишне откровенном наряде.
— Не знаю. Мне кажется, это слишком..., — размышляет Элинор.
— Я знаю. Это то, что нам нужно, — заверяет Тэмзин. — Сегодня особенный день. Ты должна выглядеть сногсшибательно.
В примерочной не так много места для двоих, и Саммерс вынуждено стоит за спиной Элинор. Тэм заметно выше и стройнее, чем ее глубоко беременная подруга, что совсем не вдохновляет Лин на покупку.
— Я выгляжу, как сногсшибательная корова, — тоскливо ухмыляется Элинор, замечая каждый лишний килограмм под обтягивающим платьем.
— Выкинь из головы эту гормональную дурь, — поджав губы, отчитывает подругу Тэм. —Нет ничего сексуальнее для мужчины, чем любимая женщина, ожидающая рождения общего ребенка. Ты так долго этого ждала и должна светиться от счастья.
— Я и свечусь, — выжимает улыбку Лин, покрутившись перед зеркалом. — Как огромная рождественская елка.
— Не огромная. Ты прекрасна, Элинор. Очень красивая будущая мамочка. Кстати, вы с Крисом уже решили, как проведете вечер? — любопытствует Тэм, бросив беглый взгляд на ценник.
— Приготовлю ужин. Побудем дома вдвоем.
— Как скучно, — поморщившись, вздыхает Тэм. — А платье берем,— отрывая бирку, решает подруга. — Я оплачу, — поспешно добавляет она.
— Это лишнее, я сама, — хмурится Лин, переодеваясь в свою мешковатую одежду.
— Да брось, мне в радость сделать подруге приятный сюрприз, — заверяет Саммерс с подкупающей искренностью. — Тем более повод подходящий.
— Тогда и себе выбери. У тебя тоже праздник, а я так зациклилась на годовщине, что забыла о твоем дне рождении.
— Брось, после тридцати я перестала отмечать, и даже не вздумай поздравлять. Обижусь, — шутливо отмахивается Саммерс. В уголках ее глаз собирается грусть, кажущаяся Элинор нелепой. Тэмзин Саммерс из породы женщин, которые и в пятьдесят дадут фору старшеклассницам.
— И все-таки платье мне кажется чересчур смелым. Я никогда такие не носила... — никак не успокоится Элинор, оглаживая руками округлившиеся бока.
— Послушай меня, милая, — положив ладони на плечи подруги, Тэмзин уверенно смотрит на отражение бледного лица Элинор Хант. — Вы с Крисом вместе уже много лет, и ты должна научиться избавляться от таких понятий как «слишком смело» и «никогда не носила». Экспериментируй. Удивляй. Поражай воображение. Нет ничего скучнее предсказуемости, Лин. Станешь для мужа прочитанной книгой — можешь смело ставить крест на вашем браке. Как только мужчина поймет, что в тебе не осталось ничего неизученного, он потеряет интерес. К тому же голубой цвет оттеняет твою безупречную кожу. К черту обыденность, жена просто обязана иногда превращаться в распутницу для своего мужа, если не хочет, чтобы он искал новых впечатлений в другом месте. Заставь Кристофера вспомнить, что ты сексуальная гетера, которую жаждали получить в постель десятки парней, а повезло ему.
— Где ты видела сексуальных гетер на седьмом месяце беременности? — со смешком парирует Элинор.
— Стань первой, — широко улыбается Саммерс, щедро делясь своей уверенностью с подругой. — Зайдем в отдел нижнего белья?
— Веди, — покорно вздыхает Элинор, следуя за Тэм сначала на кассу, а потом в соседний бутик.
Порой неуемной энергии Тэм просто невозможно противостоять. Она умеет быть убедительной, и Элинор соврёт, если скажет, что советы подруги-психолога не работают. Все, что говорит Саммерс, не лишено логического смысла. Долгожданная беременность — повод для радости, а очередная годовщина свадьбы — возможность сделать их брак ещё счастливее.
Удивлять?
Да, легко.
С этой мыслью Элинор с энтузиазмом следует за «покоряющей» бутики Тэмзин Саммерс, скупая все, что, по ее мнению, «поразит воображение» Кристофера.
Закончив «вооружение» сексуальный гетеры и сгрузив пакеты в багажник автомобиля Тэм, подруги отправляются пообедать в кафе Fluffy неподалёку от офиса Саммерс.
— Будешь шампанское? —интересуется Тэм, едва они успевают занять свободный столик возле окна.
— Я вообще-то, немножко беременна. , — с улыбкой напоминает Лин.
— Никогда бы не подумала, — смеётся Тэм, собираясь добавить что-то ещё, но отвлекается на запищавший в сумочке мобильнике. — Извини, это по работе, — взглянув на экран, с досадой бормочет Саммерс. —Отлучусь на минутку?
Элинор понимающе кивает и погружается в изучение меню, собираясь выбрать что-нибудь «вредное» и адски вкусное, но, как назло, Тэм возвращается за столик еще до того, как Лин доходит до странницы с десертами. По озабоченному лицу подруги Элинор с тоской понимает, что их короткий девичник подошел к концу.
— Элли, мне безумно жаль, но я не смогу остаться. Ситуация критичная, я срочно нужна одной престарелой паре. Муж попался на интрижке с молоденькой медсестрой, ставившей ему уколы от ревматизма. Жена в истерике, грозит разводом, — сокрушается Тэм.
— Конечно, иди, — мягко улыбается Элли. — Спасай ещё одну семью.
— А что ещё остаётся? Скорая Тэм летит на помощь, — шутит Саммерс. — Прости ещё раз, что бросаю. Передавай мужу мои поздравления, и жду вас в четверг обоих.
— Обязательно, — отвечает Лин. — Тэм, я тебя тоже поздравляю от души, — поднявшись следом за Саммерс, искренне произносит Элинор. — Будь счастлива и позволяй себе иногда отдыхать, — крепко обняв подругу, желает Лин. — И спасибо, что всегда находишь время для меня.
— Ты — мой особенный пациент, Элинор Хант. Для тебя я на связи 24/7, — мазнув помадой по щеке Лин, Саммерс лукаво подмигивает ей. — Не забывай, что у тебя по плану страстная ночь с мужем. Вымотай его, малышка.
— Ага, я, пожалуй, сама вымотаюсь, дожидаясь возвращения своего трудоголика, — с печалью отзывается Лин, открывая только что прилетевшее сообщение от мужа.— «Буду после шести. Без меня не начинай.» — читает вслух. — А обещал вырваться после обеда.
— Вот и верь после этого мужчинам, — сводит все в шутку Саммерс.
Добросив Лин до дома, Тэмзин уезжает решать семейные проблемы клиентов, а Элинор в обнимку с ворохом пакетов поднимается на шестой этаж небольшого жилищного комплекса. Это их первое совместное собственное жилье с мужем, и несмотря на скромные размеры, Лин быстро привыкла к квартире. После съёмных комнатушек она показалась ей просто шикарной, но Крис не собирался останавливаться на достигнутом и планировал расширяться после рождения ребенка. Она, конечно, ценила его рвение улучшить их финансовое положение, но сейчас ей чертовски не хватало мужа рядом. Его внимания, разговоров, прогулок и бессонных ночей.
— Скоро у тебя будет в избытке бессонных ночей, — улыбается про себя Элинор, выходя из лифта, и едва не врезается в молодого человека, которого практически не видно из-за огромного букета белых роз и белого плюшевого медведя размером с трехлетнего ребенка.
— Оу, это, наверное, мне, — предполагает Лин и попадет в точку.
Это невероятно мило и романтично.Крис хоть и не смог обводиться раньше, но решил порадовать скучающую супругу приятным сюрпризом. И хотя белые розы — не ее любимые цветы, она тронута знаком внимания до глубины души.
Через пару минут курьер удаляется, а маленькая прихожая становится практически непроходимой из-за сваленных впопыхах покупок и белого мишки.
— Я буду звать тебя Барни, — положив ладони на живот, она тихонько смеется, почувствовав приветственные толчки изнутри. — Слышишь, Барни, Джонас согласен со мной. Ты ему уже нравишься.
Подхватив игрушку и букет, Лин отправляется в кухню. От приторно-сладкого аромата роз кружится голова. Запах лилий тяжелее и насыщеннее, но именно этим цветам Элинор с детства отдавала предпочтение и никогда особо не задумывалась — почему.
Подсознательный выбор — очень часто самый верный и долговечный. Жаль, что доверяем мы ему только в раннем детстве, глядя на мир вокруг распахнутыми глазами, открытой душой и чистым сердцем, свободными от рассудительного голоса разума.
Элинор Хант почти не помнила лица матери, но ее голос, ласковые прикосновения и цветы, что дарил ей папа по особенным дням, сохранились в тайниках памяти.
Неясные, полузабытые образы, запахи и звуки; легкие, как первые штрихи на девственном холсте, и светлые, как утренний рассвет — они со временем померкли, стерлись под чернильными мазками других событий и воспоминаний, но оставили в наследство повзрослевшей девочке особое отношение к белым лилиям.
Лин не раз говорила об этом Кристоферу. Сын садовника не мог забыть, что его жена любит совсем не розы, но дарил неизменно их каждое день рождение и годовщину. Намеренно или нет — она старалась не анализировать. Наверное, у него были свои причины игнорировать желания Лин. Когда-нибудь она непременно спросит об этом, но не сегодня. Не в их особенный вечер.
Пока она наполняла вазу водой, мобильник снова пиликнул. Выключив кран, Элинор взглянула на высветившееся на экране сообщение:
«Я опаздываю, Эль. Задержусь на полчаса. Не злись. Используй это время, чтобы поразить меня.»
— Сговорились вы что ли все сегодня, — с улыбкой бормочет Лин. С тактикой поражения у нее никогда особо не складывалось. Ещё в самом начале отношений она позволила Кристоферу взять главенствующую роль в их отношениях.Не потому, что за спиной принимающего решения мужчины проще и легче и дальше быть инфантильной избалованной девочкой, умеющей только рисовать и любить своего мужа. Вовсе нет. Она доверяла ему, как самой себе, и на сто процентов была уверена, что Крис не подведет. Эта железобетонная уверенность родилась в тяжёлые дни, когда каждый доллар доставался мужу с большим трудом, и окончательно укрепилась, когда умер его отец. Кристофер тогда потратил на его похороны последние сбережения, и их чуть не выгнали из съёмной квартиры. Ему пришлось работать днями и ночами в каком-то дешевом пабе, но он заплатил арендатору и купил жене набор акварели.
«У меня осталась только ты, детка, и я все для тебя сделаю» — так он сказал тогда, а она расплакалась от избытка чувств, от любви и благодарности.
Слезы накатываются на глаза и сейчас, стоит только воскресить в памяти то промозглое осеннее утро и коробочку с тюбиками краски, которую она сжимала в руках, как драгоценное сокровище.
Погрузив букет в вазу, она смахивает влагу с щеки и с блуждающей улыбкой дергает уголок открытки, виднеющейся между крупными бутонами. Сердце сладко сжимается, в груди теплеет, и хочется всхлипнуть от умиления. Развернув записку, Элинор пробегает глазами по ровным строчкам.
«Сегодня особенный день для нас обоих...», — сморгнув очередную слезинку, Лин все-таки всхлипывает и читает дальше.
«Спасибо за то, что ты однажды вошла в мою жизнь...»
