Не он 18+

Крис никогда не любил много говорить, и она не требовала от него громких признаний. Такие простые слова, но как много в них смысла. Искренние и честные, они дороже и крепче любых клятв.
Уголки ее губ так и остаются приподнятыми в наивной улыбке, когда ее взгляд останавливается на заключительном предложении.
«Я люблю тебя, Тэм».
Она застывает, чувствуя, как невидимая петля перехватывает горло.
Я люблю тебя, Тэм».
Мотнув головой, перечитывает снова и вновь запинается за последнее слово.
«...Тэм.»
Взгляд неистово выжигает чужое имя, но бумага остается глянцевой и блестящей, а буквы безжалостно-четкими.
— Это какая-то ошибка, — отрицает разум, и она цепляется за эту мысль, заглушая кричащее от боли сердце. — Ошибка, — сквозь зубы яростно повторяет Элинор. В висках шумит от резкого притока крови, перед глазами простирается розоватый туман. Ее пальцы мелко дрожат, по спине струится холодный пот.
— Ошибка, — кричит Лин и, скомкав открытку, с ненавистью швыряет ее в мусорное ведро.
— Это ошибка, Барни, — глядя на печально улыбающегося медведя, хрипло убеждает его Элинор, но он ей, конечно же, не верит. Включив воду, она лихорадочно моет руки. Минуту, две, три... кожу начинает саднить, но чувство очищения не приходит.
Грязь, повсюду грязь. Она чувствует ее и задыхается, словно отравленная неизвестным ядом.
— Ошибка, — беззвучно твердят побледневшие губы Лин, и ей чудится жалость в стеклянных круглых глазах плюшевого мишки.— Не смей так смотреть, — взбешено рычит Элинор, хватая игрушку. — Это ошибка!!! — отчаянный вопль отражается от стен маленькой кухни, а в прозрачных бусинах на пушистой морде медведя отражается правда — ее собственное лицо, искаженное гримасой адской боли.
— Я не верю, нет, — шипит Лин, с силой отрывая ни в чем неповинный глаз безмолвного свидетеля. Выскользнув из трясущихся пальцев, круглый шарик падает вниз и со стуком катится по полу прочь, оставляя противный звон в ушах и солоноватый привкус предательства на прокушенных до крови губах.
Отбросив раненного медведя в сторону, Лин мертвым взглядом впивается в белоснежные бутоны.
Белый — цвет чистоты и невинности.
Какая гениальная ложь, способная прикрыть любую мерзость.
Как можно было быть такой глупой и наивной?
«Элли, мне безумно жаль, но я не смогу остаться. Ситуация критичная, я срочно нужна одной престарелой паре.
«Ты мой особенный пациент, Эль».
«Скорая Тэм спешит на помощь».
«Вот и верь после этого мужчинам».
«Буду после шести. Без меня не начинай.».
«Сегодня особенный день для нас обоих. Спасибо за то, что ты однажды вошла в мою жизнь. Я люблю тебя, Тэм».
Крис перепутал открытки. Так банально и глупо.
Как можно быть таким идиотом?
— Здравствуй, пап, — набрав номер отца, хрипло произносит Лин.
— Элли, что случилось? — в родном голосе слышатся тревожные интонации.
— Помнишь наш домик у реки, где мы бывали, когда я была маленькая?
— Помню, Элли, — помолчав, глухо отвечает Крейг Бартон.
— Мы могли бы поехать туда все вместе?
— Сейчас?
— Да, прямо сейчас. Ты, я, Карен и Этан. Вы заедете за мной?
— Конечно, милая.

Часть 3.Самый свободный человек

«Я много размышлял и пришел к выводу, что самое страшное в этой жизни — остаться без сердца»
«Волшебник страны ОЗ» Л.Ф. Баум

Элинор Хант. Наши дни
Тэм стояла передо мной все такая же красивая и идеальная, как в момент нашей первой встречи в ее кабинете семейной психологии на Честер-авеню, и точно таким же уверенным и приятным голосом обещала раскрыть мне все ускользнувшие от моего сознания тайны, а я ясно и отчётливо осознала, что еще одно ее слово, и она — труп.
Я послала ее. Так и сказала: Иди к своему Дьяволу, сука. Очень хотелось добавить: горите в аду, сволочи.
Именно там я видела их гребаную правду и назад не хочу.
Глупо?
Возможно.
Импульсивно?
Да.
Истерично?
Конечно. Элинор Хант не была бы собой без истерик и обмороков.
Необдуманно?
Без сомнения. Думать у меня всегда получалось хуже, чем падать в обмороки.
Но есть и другая причина.
Я знаю, что произошло на самом деле.
Рассказать?
Точно?
Тогда вам понадобится еще немного времени и терпения.
Итак, это была самая банальная история из всех, что могла случиться с дочерью миллионера и бедным сыном садовника.
Он полюбил ее деньги, а она разлюбила его.
Вот и все...
Вот и все?
Как бы ни так.
Есть еще третий персонаж. Тот, кто все время прятался за ширмой.
Не он.
Но давайте начнем сначала.
Или лучше с первой главы книги, переданной мне через ржавую решетку девочкой Эм. Я благополучно потеряла подарок на заднем дворе, но книга чудным образом нашлась сегодня после того, как я вытолкала Тэмзин Саммерс из своей квартиры.
Удивительное совпадение, правда?
Или все-таки кто-то захотел, чтобы мы прочитали послание Эм вместе.
Готовьтесь, все услышанное покажется вам бредом, но как говорил один дерьмовый волшебник:
«Ничто не звучит так фальшиво, как правда, сказанная в шутку. И наоборот. Ничто не звучит так искренне, как ложь, произнесенная со слезами на глазах».
Как же этот мудак был прав. Многие повелись и поверили... но не я.
Может, хватит пустого трепа и перейдем к делу?
Итак, дубль два:
Энциклопедия ядовитых растений
«Глава 1. Дафна.
Дафна — листопадный или вечнозеленый кустарник до 1,5 м высотой с широкой чашевидной или раскидистой кроной. Плоды растения очень ядовиты. Ядовиты также все части растения — кора, листья, цветы...»

***

Пациент F602299. Три года назад
— К тебе посетитель, Декс, —Арнольд Гор, мой занудливый и надоевший до чертиков психиатр, открывает дверь палаты шире, пропуская внутрь высокую блондинку в элегантном платье морковного цвета, подробно подчеркивающим все достоинства ее точеной фигуры. Я вижу гостью в отражении окна, перед которым стою, сунув руки в карманы больничных штанов.
— Привет, Даф, — говорю здороваюсь я, хотя сегодня ее зовут Тэмзин Саммерс, но это лишь одно из десятка имен, что она успела примерить за время своей работы в специальном отделе моей обанкротившейся корпорации.
Согласитесь, звучит как бред, но среди пациентов психушки попадаются нестандартные случаи вроде меня, пытающиеся убедить всех вокруг, что их бред — абсолютная реальность. И у некоторых это даже получается.
— Исчезни, — это я своему психиатру, и тот бесшумно улетучивается из палаты.
За два года, что я провел в этом чудесном заведении, мы прошли несколько стадий построения коммуникации, испробовали чертову дюжину методик лечения. Единственное, чего Гор добился за все время с помощью медикаментозной терапии и прочей мозгодробительной херни — вытащил меня из прекрасного несуществующего места, где я пребывал первый год заточения. Скорее всего, в последствии он крупно об этом пожалел, ведь я существенно осложнил ему жизнь. Чем именно я расскажу позже, но могу вас заверить, в итоге бедолага Арнольд Гор осознал, что со мной проще договориться, чем вылечить.
— Тебе необязательно приезжать сюда так часто. У меня все отлично, — сухо говорю я своей визитерше.
Сквозь небольшую щель в приоткрытом окне проскальзывают запахи цветущего сада. Теплый ветерок несет его с внутреннего двора больницы, которым я вынужден любоваться круглыми сутками.Наверное, не стоит пояснять, как меня задолбал этот бесконечный сериал. Четыре сезона в год: «зима», «весна», «осень», «лето», в среднем получается 365 серий, которые можно смело умножить еще на четыре, учитывая утренний, дневной, вечерней и ночной просмотр.Зима, как вы понимаете, самый нудный сезон, да и плазма в форме оконной рамы с решетчатыми помехами давно мне приелась.
— Я вижу, что отлично, — скептически фыркает Дафни. — Разумеется, как ещё может быть в психушке. Но не мечтай, Декс. Ничего личного. Я здесь не для того, чтобы полюбоваться на твою задницу, хотя она по-прежнему ничего.
Ну, конечно. А я идиот. Она от нечего делать практически каждый день является по мою душу. Я молчу, Даф злится, но на самом деле она счастлива, что я могу хотя бы самостоятельно двигаться и разговаривать.
Узнавать Даф и других лучших сотрудников своего особого отдела под названием «Розариум» я начал сравнительно недавно, и надо признать, они очень постарались, чтобы ускорить процесс. Устойчивого успеха удалось достичь совместными усилиями с только что покинувшим сцену Арнольдом Гором. Он бы и рад отказаться от «приятного» и плодотворного сотрудничества, но кто его спрашивал? Если за дело берутся мои агенты, выбора у объекта практически не остается.

— Вообще-то у меня к тебе важное дело, — продолжает Даф. Если верить взволованным интонациям, она говорит правду. Что ж, послушаем.
— Да неужели? — ухмыляюсь я, втягивая густой и терпкий запах разогретого обеденным солнцем сада.
— Не язви, Декс, — судя по звукам, она открывает сумочку. — Я принесла то, что ты просил. — негромко произносит заботливая визитерша.
— Подопри дверь стулом, — распоряжаюсь я, удовлетворённо улыбаясь. Мой личный поставщик травки все-таки выполнил пожелание сумасшедшего заказчика. Мой нестабильный мозг, отравленный тоннами психотропных препаратов, тоже нуждается в отдыхе, как и любой здоровый. Хотя бы иногда. Только не нужно нравоучений и осуждения. У всех есть свои слабости. Когда-то я боролся с ними, ежесекундно и без малейшей передышки выстраивая стены своей крепости. Они не спасли ни меня, ни тех, кто был мне дорог. Запомните: чем крепче стены, тем мощнее взрыв и меньше шансов выбраться из-под обломков.
— Только не говори, что ты боишься быть застуканным, — бросая в меня сверток с травкой, смеется Дафни.
— Нет, боюсь, что другие пациенты попросят поделиться, — ухмыляюсь в ответ, поймав пакетик на лету, и открываю окно шире. — Всего два? — недовольно хмурюсь, развернув сверток и заглянув внутрь.
— Не думала, что тебе свойственна жадность. Зато у меня будет повод прийти еще, — иронизирует Даф.
— А если не будет, ты придумаешь, — чиркнув зажигалкой, я прикуриваю косяк, задерживаю дым внутри, ощущая, как бесконечный скрежет в голове стихает под воздействием расслабляющего дурмана.
— Я нашла того, кто нам нужен, — внезапно произносит моя неугомонная «ядовитая роза».
— Правда? Кто он? — фокусирую взгляд на ее сосредоточенном лице в отражении. Я делаю это скорее по привычке, а не от нежелания смотреть собеседнику в глаза. Длительное лечение положительно отразилось на моих коммуникативных функциях, чего нельзя сказать о множественных фобиях, отравляющих мое существование в замкнутых стенах клиники. Нейролептики глушат неприятные симптомы, но не избавляют.
Слишком глубоки корни, породившие мои «особенности».
— Кристофер Хант, — произносит Даф, и я оборачиваюсь:
— Имя мне нравится.
— Если все получится, то это имя станет твоим, — с долей уверенности заявляет гостья.
Процокав каблуками ближе, она без спроса усаживается в мое кресло и бесцеремонно заглядывает в открытый ноутбук. Разрешение пользоваться компьютером и интернетом я получил сравнительно недавно, и это было лучшее достижение двух последних лет. И, разумеется, не бесплатное.
Неважно, где ты находишься — в психушке, в кресле президента корпорации, в тюрьме или на необитаемом острове в океане — за все бытовые блага современного мира приходится платить.
Бегло глянув на графики и таблицы с постоянно меняющимися цифрами, Даф останавливает на мне выжидающий взгляд. Вероятно, она ждет наводящих вопросов в то время, как я начинаю скучать из-за затянувшейся паузы, заполняемой искусственной эйфорией. Я люблю создавать интриги, меня сложно чем-то удивить, но попытку Дафни я оценил. На троечку.
— Тебе совсем не интересно? — хмурится посетительница.
Затушив сигарету об металлическую решетку, я усаживаюсь на подоконник и складываю руки на груди, выжидающе смотрю ей в глаза, и она отводит свои. Ей все еще непривычно, когда я нахожусь с ней лицом к лицу. Слишком глубоки корни, породившие ее «особенности».
— Послушай, нам непросто придумывать, как вытащить тебя отсюда без твоего участия, — упрекает Даф. Под «нам» она имеет в виду весь сохранившийся состав «Розариума». Их осталось всего пятеро, но и в этом поредевшем количестве они способны сжечь дотла этот гребаный город. Два года назад, прежде чем «исчезнуть», я подарил им всем свободу, подкрепленную чеком на миллион долларов каждому, но они какого-то черта остались, потратив все свои ресурсы на то, чтобы вытащить меня.
Я бы очень хотел сказать, что меня тронула преданность моей команды, но это не так. Потому что это не преданность, а нечто совсем иное. Им нужен вожак, предводитель, указывающий объект и назначающий цель. Без меня они как беспомощные брошенные дети, не видящие никакого другого смысла в своем существовании, кроме того, что когда-то показал им я.
— Это место — единственное, где я в сравнительной безопасности, — сухо напоминаю на случай, если Дафни забыла, что за пределами клиники меня с нетерпением ждут десятки моих бывших бизнес-партнёров и сотни других разорившихся ублюдков, мечтающих помочиться на мою могилу где-нибудь в глухом лесу, куда они предварительно закопают мой изувеченный труп.
— Ты в безопасности благодаря мэру, оплачивающему охрану этой богадельни, –уточняет Даф.
— Брось, детка, Мартин Роббинс, как и другие, мечтает, чтобы я нечаянно умер от передозировки какой-нибудь психотропной херней, — констатирую я печальный факт.
Слишком многие некогда успешные и влиятельные люди этого города пострадали от массовой череды разоблачений, взорвавших таблоиды два года назад.Каждый из них знал или хотя бы подозревал, кто запустил в сети информационную бомбу, уничтожившую их богатые и сытые жизни. Роббинсу удалось уцелеть и даже извлечь выгоду из тех потрясших город событий, но он никогда не был членом моей команды. Я долгие годы держал Мартина на скамье запасных, отлично зная, что однажды он предаст. Так и вышло, но я все-таки смог все обернуть свою пользу.
Мне удалось выжить, а ему забраться на верхушку власти. Но мы не квиты. Он все еще мне должен и помнит об этом.
— Во-первых, у него не хватит смелости навредить тебе, — озвучивает мои мысли Дафни. —Мартин знает, что будет, если ты «случайно» умрешь. Во-вторых, благодаря тебе он получил этот пост. А в-третьих, я с ним поделилась своими планами, и он готов оказать любую поддержку, которая потребуется.
— Очень радует, что своими планами ты сначала поделилась с Мартином, а не со мной, — раздражаюсь я, невольно испытывая внутреннее удовлетворение от проявления новой пробудившейся от спячки эмоции.
Первой была ярость. Я готов был крушить все вокруг, когда меня вырвали из моего виртуального мира, где каждый день светило солнце, соленые волны накатывали на берег, ветер дул в лицо, а маленькая девочка и ее мать в голубом сарафане раскрашивали мои радужные иллюзии своими улыбками.
Я искренне не понимаю, почему люди так боятся безумия, ведь иногда оно является единственным спасением, когда твой настоящий мир трещит по швам и разлетается на миллиарды осколков. И не потому что жизнь сложна и несправедлива, а потому что именно ты сотворил ураган, уничтоживший все, что имело для тебя значение.
— Я должна была прощупать почву и иметь хотя бы минимальный план, прежде чем идти к тебе, — оправдывается Даф, но я ее и не обвиняю. Она все сделала так, как я ее когда-то научил.
Информация. Секрет. Власть.
Сейчас она на первом уровне выполнения задания.
Черт, все-таки она дьявольски способная ученица.
— Говори, — покровительственно разрешаю я.
Даф расплывается в лучезарной улыбке и, вскочив с кресла, достает из сумки конверт и вручает мне. Я невольно перемещаюсь на несколько лет назад, в дом со стеклянными стенами, оказываюсь в гостиной с мраморными полами с черно-белым орнаментом. Моя последняя шахматная партия, и мои идеальные «розы», одетые в один цвет. Они рассажены вокруг стола и ждут моих распоряжений, неотрывно глядя на разложенные перед ними запечатанные конверты. Никто не заглянет внутрь, пока я не позволю, но мне некуда спешить, я жду... и смотрю через панорамное окно, как внизу воды озера Эри бьются о берег, но чаще я наблюдаю за собравшимися за столом, терпеливо ожидающими свое индивидуальное задание, за каждым из них. Я собираю Розариум в особенное время суток, когда свет падает так, что в отражении окна мне видна каждая эмоция, появляющаяся на лицах присутствующих. Это был мой маленький секрет, разгаданный только одной «розой», но она больше никогда не войдет в шахматную гостиную.
— Как ощущения, босс? — подтрунивает Дафни, возвращая меня в больничную палату. — Не думал, что тебе придется побывать на нашем месте?
— Немного непривычно, но забавно, — скупо отвечаю я.
Блондинка нетерпеливо кусает губы, ожидая, пока я вскрою конверт, и когда это происходит, перемещается в кресло.
Вытащив сложенный пополам лист, я пробегаю по расплывающимся перед глазами строчкам.
— Очки? — проницательно спрашивает Дафни, протягивая мне озвученный аксессуар, а я снова непроизвольно раздражаюсь.
Последний осмотр офтальмолога выявил очередное ухудшение зрения, вызванное глаукомой. Случай сложный, необратимый и неоперабельный.Без постоянных поддерживающих процедур через несколько лет мне грозит полная слепота. Меня это не пугает. Когда на мой мир опустится мгла, я без сожалений уйду в другой, яркий и красочный, и он будет не хуже, чем тот, что я оставлю во тьме.
Звучит безумно, и сегодня я и правда в это верю, еще не подозревая, как близок день перемен, когда уйти «без сожалений» станет мучительно трудно. Когда я буду готов отдать все, чтобы остаться хотя бы на секунду здесь, в этом гаснущем мире, глядя в глаза художнице, увидевшей меня таким, каким я сам никогда себя не знал.
Нацепив очки на переносицу, я снова возвращаюсь к содержимому конверта:
«Объект — Кристофер Хант. Тридцать два года. Родился в Кливленде. Женат на Элинор Хант, в девичестве Бартон. В настоящее время нигде официально не работает.До недавнего времени оплачивал счета из сумм, ежемесячно перечисляемых отцом супруги — Крейгом Бартоном...», — не дочитав, складываю листок и поднимаю на Дафни тяжелый взгляд.
— Я знаю, кто такой Крейг Бартон. Он владеет одной из крупнейших финансовых корпораций в штате. Мы сотрудничали какое-то время. На Бартона у меня ничего нет, и я не собираюсь переходить ему дорогу.
— Он владЕЛ корпорацией, Декс, — поправляет Дафни.— Крейг Бартон и вся его семья, за исключением старшей дочери, погибли в автокатастрофе полгода назад.
— В аварии как-то замешан зять-нахлебник? — осмыслив информацию, уточняю я.
— Нет, — отрицательно качает белокурой головой Даф. — Это случайность, но Кристофер намерен воспользоваться ситуацией в своих корыстных целях.
— Его жена — наследница?
— Нет, — снова отрицает гостья. — Наследник — ребенок Хантов. Элинор — единственный поручитель.
— И чего ты хочешь от меня? — сухо интересуюсь я.
— Она передала свои полномочия мужу. Теперь он распоряжается счетами и контрольным пакетом акций Barton Corporation, — отвечает Даф.
— Проясни, что ты предлагаешь мне сделать. Убрать женщину и ребенка и занять место ушлого мужа? Ты совсем свихнулась, Даф? — рявкаю я, начиная терять терпение. И это тоже побочное явление длительного лечения. Раньше я был куда сдержаннее. Но тогда у меняимелся полный контроль над каждым фактором собственной жизни, и власть, которую мнедавал финансовый успех.
— Послушай, Декс. Никого убирать не придется. Элинор Хант сейчас находится в Святой Агате. Ее поместили туда пару недель назад с острым психозом. Это случилось практически сразу после того, как она подписала генеральную доверенность на своего мужа. Кристофер делает все, чтобы Элинор осталась там надолго, и я уверена, что именно он ее туда и упек.
— Даф, но она же не настолько больна, чтобы принять другого человека за своего мужа, — заранее поставив крест на этом деле, озвучиваю один из весомых аргументов своего решения.
— Настолько, — уверенно кивает Дафни. — У Элинор амнезия. Она не помнила, что случилось до аварии, теперь не помнит, что происходило после. Но, что самое важное для нас — Элинор не узнает своего мужа и настроена к нему крайне агрессивно.
— А ребенок?
— Кристофер пытается убедить ее, что ребенок умер.
— Урод, — неприязненно бросаю я.
— Скорее, кретин, — морщится Даф. — Я наблюдала за ним не один год и могу заверить, что Кристофер Хант — очень опасный кретин и ради денег и меня готов на все.
— Тебя? — выгнув бровь, окидываю эффектную блондинку изучающим взглядом. Похоже, Даф использовала свою любимую стратегию. Качественно трахнула парню не только член, но и мозг.
— Декс, я отобрала для тебя несколько кандидатов, — невозмутимо продолжает Дафни. — Кристофер Хант — самый отвратный, управляемый и перспективный. Я предложу ему план, который потребует времени, но позволит законно получить миллионы Бартона. Он согласится, в этом можешь полностью положиться на меня. Мы используем Ханта, Декс, а потом избавимся, как от отработанного материала. Ты получишь его имя и доступ к средствам Бартона, сможешь вернуться к нормальной жизни.
— Ты забыла упомянуть, что я еще получу жену и ребенка этого недоумка, а это как-то не ассоциируется у меня с картиной нормальной жизни, — скептически напоминаю я, удивляясь, как ей вообще пришла в голову настолько абсурдная идея.
— Развод и алименты, — небрежно пожимает плечами Дафни. — Все решаемо.
— Мне это не подходит. Найди кого-то другого, — отрезаю я, четко озвучив свое отношение к гениальному «плану» Дафни.
— Послушай, что ты теряешь?— она мягко выплывает из кресла и грациозной походкой приближается ко мне. — Я устрою твой перевод в Святую Агату. Просто посмотришь на Элинор, подключишь свои особые способности. Возможно, все получится куда проще, чем мы думаем, и после пары твоих фирменных «индивидуальных занятий» ты станешь для нее самым важным в жизни человеком, ради которого она сделает и скажет что угодно, — воркует Даф, пройдясь изящными пальчиками по моему плечу. — С нами же сработало. Посмотри на меня. На всех нас. Мы остались с тобой, даже когда ты сам от себя отказался. Элинор Хант — не особенная. Она всего лишь объект, и ты сможешь сделать то, что проделывал десятки раз с другими. Заставь Элинор Хант вспомнить, какое ничтожество ее любимый муж, и она сама захочет, чтобы он исчез.Это не только твой шанс. Она тоже заслужила свое право на месть. По большому счету, мы не сделаем ничего плохого. Кристофер Хант — подонок и заплатит за это, — ладонь Дафни поднимается к моему лицу, но я ловлю ее в полете, удерживая за запястье.
— Я не святая инквизиция, чтобы карать или миловать, — решительно отстраняю блондинку подальше от себя.
— Но ты хочешь выйти отсюда. Признай, что скучаешь по нашим собраниям, по настоящей жизни? Тебе смертельно скучно, Рэнделл Перриш. Розариум ждёт твоего возращения.
Она слегка поворачивает голову вправо, и ее взгляд устремляется к рисунку, прикреплённому к магнитной доске. Я автоматически смотрю туда же. Именно этот обыкновенный лист, на котором шестилетняя Эсмеральда Белл нарисовала мой дом, вытащил меня из иллюзорного мира, где я пребывал долгие месяцы.
«Живым не место среди мертвых, Рэнделл. Если хочешь остаться там, не тяни ее за собой. Отпусти или возвращайся», — сказал на очередном сеансе Арнольд Гор, показав мне рисунок и заставив прочитать надпись, гласившую «ForDick». Эм допустила ошибку в одной букве моего второго имени. Dеck — сокращено от Декстера. Кроме моей матери и Эсми никто не звал меня так до этого момента.
Теперь это имя стало основным.
Декстер вернулся, оставив часть себя там, на берегу океана, с девушкой в голубом сарафане. Ее звали Кальмия, и она была моей особенной розой до тех пор, пока ее не срезали чужие руки.
— Ты же хочешь увидеть Эсми? По-настоящему, а не на фотографиях в отчетах, что присылает тебе Би? — Дафни совершает контрольный выстрел.— Ты все еще его хранишь, — она кивает на рисунок Эм. Там же рядом висит фотография моего брата-близнеца, с которым мы ни капли не похожи. Под снимком короткими черными чёрточками обозначен каждый день, проведенный им в тюрьме. Для чего я это делаю? Уж точно не потому, что считаю дни до его освобождения. Ему не повезло больше, чем мне, и из места, куда он загремел, выйти вряд ли получится. Поэтому я терпеливо жду дня, когда он сдастся, и мне больше не придётся отмечать его существование новыми полосками. Мне передали, что ему осталось недолго. Этой осенью у заключенного Нейтона Белла обнаружили неоперабельный рак легких.
Это была лучшая новость двух последних лет.
И тоже, разумеется, не бесплатная.
— Я не всесилен, Дафни, — глубоко вздохнув, отвечаю я. —Она может отказаться сотрудничать, ее психика может отторгнуть вмешательство. Я могу ей банально не понравиться.
— Тогда Хант найдёт другого, кто сделает за него грязную работу.
— Это не мое дело, — качнув головой, снова отворачиваюсь к окну.
— Тогда относись к этому, как к развлечению, Дек. Тебе давно пора сменить обстановку. Ни о чем не переживай, все остальное мы возьмем на себя, — заверяет Дафни, подстегивая внезапно пробудившийся азарт.