10
Вместе с дыханием Тимура погасло удовольствие от жизни. Во мраке смотря на распластанное тело, я осознавала, что не найду его копии. В мире нет человека с такими же пустыми глазами, отражающими меня. Никто не выслушает мои жалобы, не стерпит боли. А здоровых отношений мне будет мало, как обычного общения. Я монстр.
Терять нечего. Со включенным светом, шумом, охами и ахами я орудовала ножами. Гардеробную наполняли хруст и чавканье, когда я отсекала испачканные в фекалиях ноги. Кровь хлестала, впитываясь в подол ночнушки. Узорчатый, как живот Тимура. Я не забуду его вкус, схожий со свининой. Вторыми отпали обезвоженные руки. Под скотчем почти образовалась собственная флора и фауна. Говоря о ней, в комнате мы были не одни. По углам ползало семейство тараканов. На серой щеке Тимура затвердел след ладони, будто окаменелость. Искусанные губы приоткрыты в последнем выдохе. Жидкие волосы спадали на пол. Как жаль, что часть поглощена рвотой.
Полюбовавшись, я сложила тело, вернее его остатки в чемодан. Докатила до ванной, вытащила и наскоро помыла. Близится рассвет, а Тимура нужно ещё похоронить.
Вырвавшись из открытой двери, свет озарил спальню. Сомневаюсь, что увижу её снова. Принято писать «я запомню каждую шероховатость на стене», но я наоборот, старалась забыть о бессонных ночах, проведённых в тихих истериках. Снотворное. Разве оно поможет справиться с одиночеством?
Вскоре я катила чемодан по мокрым ступенькам. Тимуру наверняка неудобно, и мне тоже, и соседям плохо, но какая уже разница. Железная дверь нараспашку. Ночь чёрная, непроглядная. Мороз. С ночнушки капала кровь, оставляя след на тропинке. Я шла к ближайшему парку прямо в тапочках. Колёсики скрипели, как мои зубы. Столько нервов утрачено на отца и его желание разбогатеть. Столько сил отдано, чтобы заслужить похвалу. Нет, цель дешевле, простые любовь и понимание. И я всё равно качу труп по пустынной дороге. Из носа лились сопли. Я вытирала их волосами.
Я вбежала в заснеженный лес. Злость сменялась слезами. Холод резал, ветки били, этого я достойна? Вдруг я споткнулась и навернулась вместе с чемоданом. Насквозь замёрзший океан поглотил меня. Я вылезла и красными, дрожащими руками вытряхнула Тимура. Плевать на вонь и мороз, главное он рядом. Я обняла труп, будто он мог дать тепло. Кости хрустели вместе со снегом. Сгорбившись, я рыдала в обрубленные плечи. Самое ужасное, что их изуродовала я.
Как же жертвенность? Виноват отец, да? Он вынудил меня справляться самой. Я не виновата!
Снежинки жалили спину, ночнушка мокла. От мертвеца меня отличали только редкие всхлипы. Внимание переходило от внутренней боли ко внешней. Не без усилий я разогнулась. Тимур валялся на моих озябших руках. Фиолетовое небо проглядывалось сквозь гущу острых ветвей. Звёзд не горело. Я не расстроилась. Кажется, началась стадия смирения.
Когда пальцы потеряли чувствительность, я вырыла неглубокую яму. Крепко обняв Тимура, положила его туда. Из последних сил я засыпала тело снегом. Прощай. Целых две недели ты провёл в аду. Надеюсь, сейчас ты качаешь ногами с облака. Руки свободно двигаются, держа кисточку. И ты рисуешь не кровью, а красками.
Моя учесть скоро придёт. Смерть блуждает в паре метров, где-то за худыми деревьями. Я хотела сгинуть, но... Я попробую с ней договориться ради новой идеи. Она появилась только что, и я ей горю. Мы снова образуем ужасный союз. Обещаю, это будет в последний раз. Причём для благого дела. Я встала с колен, вытерла слёзы и поплелась прочь. Думаю, он не обидется, если я не обернусь.