Весельчак

Тимур проснулся в незнакомом доме. Он лежал на полу, обняв себя руками. Пахло краской, кровью и чем-то гнилым. Он не помнил, как сюда попал. Его одежда была испачкана — и жёлтым, и красным.

Он сел. Комната была пуста. Пыльная, без окон, стены — из голого бетона. Только одна дверь. Закрытая.

Он шагнул к ней — и услышал голос. Свой.

— Всё хорошо, Тим. Мы с тобой справимся. Только улыбнись.

Он замер. Голос звучал не в голове — он шёл из-за двери. Словно с той стороны стоял он сам.

— Мы были трусами. А теперь можем стать частью его.

Тимур ударил по двери.
— Убирайся! Это не я!

— Ты ошибаешься, — сказал голос, и в нём была улыбка. — Ты — это я. Я просто первый, кто перестал бояться.

Дверь распахнулась сама. На пороге стоял он — копия Тимура. Только с ртом, разрезанным от щеки до щеки, и глазами, в которых было слишком много зрачков. Три в каждом.

Копия наклонила голову.

— Пора выбрать. Бояться… или смеяться?

Тимур бросился на него с криком. Схватил что-то тяжёлое — камень, кусок бетона — и начал бить. Бить до крови, до криков, до хруста.

Но под руками не было тела.

Только мешок с костями. И на полу — жёлтый смайл, размазанный по бетону. И надпись:

"ПЕРВЫЙ СМЕХ — ВСЕГДА САМОГО СЕБЯ."

Он выбрался из дома. Снова улица. Снова его район, но теперь всё выглядело ненастоящим. Как будто фасады домов — просто картон. Люди, что шли мимо, были слишком гладкими. У всех были одинаковые улыбки.

На каждом лице — будто маска.

И вот тогда он увидел игру.

Во дворе у школы стояли дети. Настоящие — или почти. Они пинали что-то на земле.

Мяч? Нет. Голова.

Тимур подошёл ближе. Дети пели:

«Улыбка твоя — как солнце в глазах,
Но если не хочешь — он вырвет их нах!»

Они засмеялись.

Один из детей поднял голову с асфальта — и Тимур увидел: это был Влад. Только лицо его было отрезано и натянуто, как маска. Он моргал. Он жил.

И в следующую секунду дети вырвали ему язык.

Тимур убежал, задыхаясь. Он плевался слюной, рыгал от ужаса.
Он был на грани.

И тут он услышал голос — не Весельчака. Настоящий. Живой.

— Тим! Ты жив?

Из подъезда выскочила девочка. Маша. Его соседка. Тихая, незаметная, с которой они пару раз говорили летом на лавочке. Она была настоящая — он чувствовал это. Её лицо было дрожащим, неидеальным, живым.

Он вцепился в неё.

— Ты… ты тоже видишь это?

— Всё. Я всё вижу. Он ломает город. Он делает из нас… их. Копий.

— Мы должны сбежать. Пока не поздно.

Она кивнула. Они побежали.

Они укрылись в подвале старого дома. Без света. Без окон. Тимур сидел, прижавшись к стене. Маша дрожала.

— Он зовёт меня, — прошептала она. — Во снах. Поёт. Говорит, что если я порежу рот — отпустит.

— Не верь ему, — сказал Тимур. — Это всё ложь. Он…

Зашуршал воздух. Появился смех.

Тонкий. Сначала еле слышный — потом разросшийся в оркестр.

Маша вскрикнула. Тимур посмотрел на неё — и понял: она уже не она.

Её лицо вытягивалось. Как будто тени растягивали кожу. Щёки разрезались, медленно. Без ножа. Просто от улыбки.

— Он сказал, если я не стану одной из них… он возьмёт тебя.

Тимур замер.

Маша подняла руку. В ней — осколок зеркала.

— Прости. Это лучше, чем быть внутри него.

Она полоснула себе по шее.

Он остался один.

А потом началось представление.

Дом стал сценой. Стены задрожали, пол покрылся красным. Из кухни вышел Весельчак.

Но теперь полностью.

Ростом с потолок. Тело из тени и костей. Руки длинные, как шланги, пальцы — иглы. Рот — от уха до уха, без конца, без начала. Зубы — не в рот, а внутрь, как кольцо пилы.

— Ты почти готов, Тимур… — прозвенело со всех сторон.

— К чему?

— К последнему смеху. Смеху без человека.

Он протянул руку.

— Прими меня. Стань моим лицом.

Тимур хотел закричать, но изо рта вылетел смех. Он не мог остановить его. Смеялся до боли в груди, до крови в горле. Мир размывался.

Он упал.

И перед тем, как потерять сознание, услышал:

"ВЕСЕЛЬЧАК УЖЕ ВНУТРИ."