Последние стражи Аарона. Изгнанники

Королевский дворец, Дагмер

Какую игру бы не вел в Дагмере Гален Бранд, каждый его шаг, каждый ход оставался непредсказуемым. Не веря его словам, Анна ждала, что он запрет ее или уничтожит, стремясь укрепить собственную власть. Но день за днем этого не происходило. Изредка она узнавала о зверствах, которые он учинял, о том, как страдают горожане и обитатели дворца. Она оставалась королевой Дагмера, почти не имея права остановить его – так ей когда-то казалось.

Однако воины Пепла или замковые слуги со всех ног бросались к ней, едва жестокость Галена являла новые грани. Он запер город, приказал завалить хламом и запереть все тайные ходы, ни одно письмо не могло покинуть его стен. Анна больше не имела доступа к королевской казне, изредка, когда настроение Галена оказывалось благостным, он дозволял ей присутствовать в Совете. Единственное, что оставалось во власти Анны безраздельно – это жалобы горожан. Он говорил, что до их бед ему нет никакого дела, пока отрицают Тьму, не желают принять ее, как единственно возможный путь величия.

Потому в тронном зале перед гильдией купцов оказалась именно Анна. Во дворец явились десять человек, в большинстве своем даже не маги, а обычные люди, застрявшие в Дагмере после свержения короля. Они пылали праведным гневом, лишившись возможности покинуть город.

– Ваше Величество, мы как главы купеческой гильдии глубоко обеспокоены затянувшейся осадой. Мы не можем завезти в город новые товары. Мы терпим убытки, ставя под угрозу все наше дело. Мы просим дозволения продолжить торговлю. Если Вашему Величеству будет угодно, мы допустим полный осмотр всех кораблей и обозов. Вы же не станете отрицать, что у стен города не стоит вооруженное войско, способное назваться вражеским для нового Дагмера? Мы не требуем снять осаду. Мы просим ослабить ее, чтобы прокормить свои семьи.

Анна пребывала в таком же гневе, что и торговцы, боящиеся разорения. Они говорили с ней так, словно решение о закрытии города принимала именно она. Кем они видели ее, оказавшуюся во власти захватчика?

– Вы же знаете, что все дороги в Дагмер перекрыты, – у Анны не нашлось слов, способных порадовать гильдию. Перевалы Дагмерской гряды были скованы снежной бурей, река и побережье моря по велению Галена покрылись льдом на много миль вдаль от города.

– И каково будет ваше решение, королева?

– Боюсь, его нет. Город захвачен.

Десять пар глаз воззрились на Анну с разочарованием, осуждением и злобой.

– Вы обрекаете Дагмер на голод, – выпалил один из мужчин, выступив вперед.

Плечи Анны были слишком хрупкими, чтобы выдержать груз таких обвинений. Торговцы, стоящие перед ней, не могли знать, что она готова была поменяться местом с любым из них. Забыть о прибыли, переждать, пережить темные времена, пускай на одном лишь хлебе и воде – ночь не будет длиться вечно. Солнце должно взойти также верно, как Дагмер обрести свободу. Но пока всюду царит Тьма, все они должны оказаться не теми, кем были прежде.

– Что толку говорить с бабой? Да еще и дочкой кузнеца.

Высокий мужчина в богатом плаще говорил тихо, но Анна услышала его и содрогнулась. Упоминание об отце глубоко вонзилось в ее сердце. Он погиб как герой, защищая город, но они, привыкшие к весу монет, а не топора, отсиживались в своих теплых норах.

– Мы хотим говорить с королем! – выкрикнул он, вздернув подбородок.

– В Дагмере нет короля, – отчеканила Анна. – И только баба, дочь кузнеца, удерживает от безумия захватившего город отступника.

Торговец в богатом плаще сплюнул на мраморный пол тронного зала, развернулся и направился прочь. Но не успел уйти – Анна подала знак, и воины Пепла подхватили мужчину под руки, проволокли по полу и бросили прямо на ступени к ее ногам. Грозные, вооруженные до зубов южане вдруг стали ее опорой в нескончаемой борьбе с Тьмой, ведь они были всего лишь людьми и, как все люди, тоже искали ее защиты.

– Где вы были, когда Гален Бранд захватил город? – она наклонилась ближе, чтобы испуганный торговец слышал каждое ее слово. – Отсиживались в подвале, надеясь, что его одолеют и без вас? Быть может, топора именно в твоей руке не хватало, чтобы все было иначе? Стейн Локхарт умер, сражаясь за Дагмер. И я, как дочь своего отца, готова отдать за это королевство жизнь. А ты, вы все, ползите назад в свои подвалы и ждите! Обещаю, что ни один маг не погибнет от голода, пока я остаюсь королевой. Ступай!

Анна сердито взмахнула рукой, воины Пепла распахнули тяжелые двери, а торговцы, поклонившись согласно приличиям, ринулись прочь. За ними вбежала Сильви, желая сообщить, что очередь из просителей прервалась. Анна позволила себе вжаться спиной в дубовый трон, холодные пальцы сами потянулись к лицу, будто были способны избавить ее от головной боли и тошноты. Она убеждала себя, что недомогание – лишь последствие лихорадки. Сильви вложила в ее ладонь мешочек с нюхательной солью, предложила положить под язык высушенный острый корень, привезенный с Юга, но Анна отказалась, делая глубокий вдох.

– Ваше Величество? – взволнованный голос Фабриса прорвался сквозь щебетание девушки.

Он неотрывной тенью следовал за Анной. Она более не чувствовала отторжение, слыша его неискоренимый руалийский акцент. После той ночи, когда он посчитал ее готовой сброситься вниз с замковой стены, между ними зародилось прочное взаимопонимание, и Анна выстраивала его также старательно, как и любую другую связь, – чувствовала себя плетущим патину пауком, никому не доверяла, не верила ничьим словам, но являла обратное.

Однажды ночью она изобразила скуку, присела рядом с Фабрисом на скамью у входа в ее покои, держа в руках штоф вина. С тех пор как его соратник был убит Галеном за синяк, оставленный на запястье Анны, он нес свою службу в одиночестве, а она достаточно привыкла к нему, чтобы пригласить его опустошить несколько бокалов. Он говорил, она слушала, внимательно подхватывала его слова о Тадде Руале, пославшим его на смерть. Король южан не ждал, что воины Пепла однажды вернутся домой, ведь в Дагмере человеческая жизнь больше не значила ничего – виселица, сооруженная во внутреннем дворе замка, не пустовала ни дня. Воины Пепла не предавали Договор, оставаясь лишь оружием в опасных руках. Но кровь в их жилах бежала красная, как кровь Анны – это, наряду со стремлением жить, стирало все отличия. Чем больше она узнавала Фабриса, тем чаще задумывалась, что новых союзников ей стоит искать среди южан.

– Все в порядке, Фабрис, – выдохнула Анна, подарив ему короткую улыбку, пока Сильви разминала ее затекшие и покрасневшие запястья.

Анна говорила, не позволяя подступающим слезам сделать ее голос мягким и слабым. Она страдала от бессилия, а проклятые серебряные браслеты, подаренные Галеном, пылали выжигающим жаром на ее руках.

– Ты можешь быть свободна, но я не позволю тебе набрасываться на моих людей, – бесцветным голосом проговорил он, вручая ей украшения, вы глядевшие совсем как наручи.

Они были начищены до блеска, сверкали выгравированными волками, напоминая предсвадебные северные дары, но внушали не благостный трепет и предвкушение счастья, а лишали Анну дара. Это подношение было карой.

– Ты даже представить себе не можешь, на что способна магия крови, которую ты так усердно отрицаешь, – произнесенные Галеном слова лишь окутывали тьмой.

Браслеты лежали на столе у кровати Анны две ночи и два дня, прежде чем она сделала выбор. Надев их однажды, она не предполагала, что не сможет избавиться от этого ярма без Галена, без его доброй воли и доверия. Кожа под наручами краснела, отекала, пузырилась, отторгая их неестественную природу. Сильви наносила ей припарки, разминала кисти, но все было напрасно – тело Анны не желало запирать магию на замок.

– Его Высочество пожелал видеть Вас в библиотеке, – в голосе Фабриса звенело взволнованное предупреждение. – Он приготовил вам дар.

Анна поймала озабоченный взгляд Сильви, снова предложившей нюхательную соль. Забота южанки согревала своей искренностью, но Анна ни на мгновение не забывала, что та, вероятно, слишком слаба, чтобы утаивать ее секреты. Гален будто бы вовсе не замечал старательную и аккуратную девчонку, но и это могло быть обманом. Сильви смотрела на Анну с тревогой, ведь никогда не оставалась рядом с ней, когда Гален оказывался рядом. Еще один его запрет.

– Я справлюсь, – Анна перехватила ее пальцы, притворяясь, что не нуждается в ее внимании.

– Вы очень бледны, Ваше Величество, – миленькое лицо фрейлины исказилось от волнения.

– Ступай в мои покои, – приказала Анна, борясь с головокружением, как вдруг мысленно вернулась к разгневанным торговцам. – Я была слишком сурова? Но мы все вынуждены выживать. Все. Ведь так?

Сильви промолчала, лишь помогла своей госпоже подняться, проводила ее пару шагов, убедившись, что та не хлопнется на каменный пол. Анна успела распрямить плечи и горделиво приподнять подбородок, прежде чем Сильви перестала придерживать ее за локоть.

Анна юркнула в темные коридоры, стараясь казаться сильнее, чем есть. Слабость сковывала ее, заставляла мысли быть темными и вязкими. Остановившись, подавляя желание отправиться в теплую кровать, она обернулась – на почтительном расстоянии от нее шел Фабрис. Там, где коридоры охраняли отступники, Анна чувствовала себя спокойнее в его присутствии. Но ступая в библиотеку, она знала, что южанин останется за дверью. Новый дар Галена не сулил ничего хорошего, как и прежний. Он все еще обладал способностью пугать до исчезновения дыхания, даже будучи к Анне милостив больше, чем к кому бы то ни было.

– ...Ветер раскачивал тела повешенных так, что они стукались друг о друга. Тогда юноша подумал: «Я мерзну и у огня, каково же им там мотаться наверху?». Сердце у него было мягкое, потому он влез наверх, отвязал повешенных и спустил всех семерых наземь...

Слова старой северной сказки о страхах отзывались в душе Анны необъятной тревогой. Она медленно, едва слышно шла вдоль полок со старинными книгами, заключенными в кожаные переплеты, и вдруг сорвалась на бег, услышав короткое:

– И? И что было дальше?

Голос маленького брата заставил забыть о всех условностях, о ролях, которые она намеревалась разыгрывать перед Галеном. Десятки быстрых, стремительных шагов ограждали ее от Эйба, сидящего напротив Галена, уютно устроившегося с книгой на коленях.

– У тебя такая же беспокойная душа, как у сестры, – коротко улыбнулся Гален, еще не зная, что через мгновение Анна упадет на колени у ног брата, поцелует его в лоб, заключит в лихорадочные объятия. – Немного терпения, и я расскажу...

Анна бросила на него через плечо злой, полный обжигающего льда взгляд.

– Сестренка! – бездумно выкрикнул Эйб, едва завидев ее. – Я так рад! Я так рад, что ты жива! Ты правда жива!

– Я бы ни за что не осмелился лишить мир такой красоты, – Гален беспечно наблюдал за воссоединением брата и сестры.

– Подожди. Подожди меня здесь, любимый братец... – Анна задрожала, разглядев в нем легкость, которую сочла напускной.

Она схватила Галена за руку, увлекла за собой в тень между пыльных полок. Тяжелая книга с северными сказками с громким эхом упала на пол.

– Зачем он тебе?! Он ни в чем не виноват! Что ты с ним сделал? Я хочу, чтобы ты вернул его матери!

Гален поддался, позволив прижать себя спиной к запыленным заброшенным книгам.

– Той матери, что скрылась с чужими ей детьми в Эстелросе?

Анна окаменела от этих слов. Он знал, где пряталась ее семья. Никто не был в безопасности. Но там, за Дагмерской грядой они были почти как дома, среди верных Договору магов.

– Что с тобой такое, Анна? Я думал, что ты обрадуешься брату, ведь он будет жить здесь во дворце сытый, согретый, под твоей защитой, а не в трущобах, где нашли его мои люди... Я хотел, – почти гневно выпалил Гален, когда от его улыбки не осталось и следа, – чтобы ты была счастлива! Или я отыскал не того брата? Тебе нужен был другой? Что я должен сделать, чтобы угодить тебе?

– Я хочу, чтобы ты вернул Эйба матери! – в исступлении прошипела Анна, одергивая руки.

– Я снаряжу для него лучших проводников. Ты понимаешь, что рискуешь его жизнью, требуя отправить за перевал сквозь бурю и снег? Я прикажу и мои люди сделают невозможное. Твой брат снова увидит тех сирот, что вы зовете своей семьей. А ты?.. Что взамен сделаешь ты?

Злость разгоралась в груди Анны. Пока Эйб был так близко к Галену, она была уязвимее, чем прежде. Он мог не добраться до Эстелроса, но рискнуть жизнью однажды лучше, чем постоянно страшиться петли.

– Только знай, это должен быть достойный дар.

– Я впущу тебя на трон Дагмера взамен на его свободу, – ей больше нечего было предложить, прекрасно зная, чего Гален так отчаянно желает. Она произнесла эти слова, заглушив желание вцепиться ему в горло в бездумной попытке все прекратить.

Гален схватил ее за подбородок тонкими пальцами, заставляя их взгляды вцепиться друг в друга. В его черных глазах, глубоких и темных, как горные озера, плескалось разочарование.

– Я хотел тебя порадовать, Анна, а не выторговать твое расположение и корону. Ты сама делаешь из меня чудовище. Все будет, как ты желаешь, моя королева. Мальчишка отравится в Эстелрос. Прощайся, если хочешь, он покинет нас незамедлительно, ведь ты хочешь именно этого? Мне казалось, что все будет иначе... Я бы никогда не причинил вреда брату женщины, с которой делю свой мир. Неужели ты до сих пор этого не поняла?

Обрывисто дыша, Анна вывернулась из-под руки Галена и бросилась к Эйбу. Она снова целовала его высокий лоб, впавшие щеки и раскрытые ладони, пока он убеждал, что Гален не причинил ему никакого зла.

– Я оторвался от матери, пока шел бой, а после – не сумел улизнуть из города, так и жил на улицах, думая, что ты давно мертва. Тебе следует чаще появляться в городе. Маги должны знать, что ты жива! – он встряхнул головой, желая отбросить прочь со лба каштановые волосы, спадающие на глаза.

Перед Анной словно все еще был ее маленький брат, сорванец и задира, разительно похожий на отца и ничуть на нее. Но говорил и держался он теперь совсем иначе. Снятый с чужого плеча и, очевидно, выданный взамен обносков черный дублет он оставил небрежно расстегнутым до груди. Страшные сказки с висельниками теперь не могли его напугать, мир вокруг был гораздо страшнее. Ему минуло тринадцать зим, и уже можно было угадать мужчину, которым он станет совсем скоро.

– Скажи матери, что со мной все в порядке, – принялась врать Анна, поглядывая на Галена, не пожелавшего оставить ее наедине с братом. Он снова устроился в занятом им прежде кресле, только теперь был мрачен и явственно раздражен. – Мама меня поймет. Я верю. Ты должен ее беречь...

– Что это?

Рукава белого платья Анны скользнули ближе к локтям, оголив запястья, заключенные в браслеты. Эйб прикоснулся к ее рукам, встревоженно рассматривая красные отметины.

– Пустяки, – отмахнулась Анна и снова поцеловала брата. – Ты меня слышал? Теперь, когда отца больше нет, ты должен заботиться о матери...

Имени Роллэна она нарочно не называла, вне всяких сомнений будучи уверена, что он примкнул к тем, кто однажды попробует вырвать Дагмер из тисков отступников.

– Я не оставлю тебя, – заупрямился Эйб, не выпуская ее пальцев. – Почему ты не спросишь, чего хочу я?

– Как же ты вырос... – Анна почувствовала, как по щеке пробежала слеза. Бессилие и слова, которые она не могла высказать под пристальным взглядом Галена, душили ее изнутри.

– Ты же слышал, чего желает королева... – вмешался тот, услышав, что ее голос дрогнул.

– Для вас она королева, милорд, а для меня – сестра, – бесцеремонно огрызнулся Эйб, и по колкому взгляду Анна вдруг поняла, что он намеренно не выказал Галену должного почтения, не обратившись как подобает к принцу.

Она сжалась, не смея отвернуться от брата. Все вокруг вдруг стало мелким и незначительным. Важно было лишь одно: разозлит ли Галена такая дерзость или оставит снисходительным. Он рассмеялся и смех его врезался в слух Анны, проник глубоко в душу, заполняя самые потаенные уголки.

– А ты мне по нраву, мальчишка!

Этот смех словно принадлежал другому человеку, не совершавшему столько зла. Легкий и беззаботный тон заставлял лишь задумываться над его искренностью. Анна улыбнулась, глядя прямо на Эйба, будто для нее это было самым обычным делом – делить веселье с Галеном, словно бы все это в порядке вещей. Но от взгляда брата не ускользнул тот страх, что на миг застыл в ее распахнутых глазах. Его губы искривились. Неумелая, горькая ложь сестры не могла прийтись ему по вкусу. Они не могли говорить прямо и честно, но он понял, что она теперь узница замка Дамгера, пусть и увенчанная короной. Пока Анна сидела на полу у его ног, она была ему лишь сестрой. Он рассеянно коснулся ее волос, но тут же одернул руку, вовремя заметив, что полное ласки и сочувствия прикосновение могло пробить брешь в ее броне.

– Довольно прощаний, – отрезал Гален, внезапно поднимаясь с кресла.

Словно гуляя по тонкому льду, Эйб все-таки обнял сестру – резко и наперекор всему.

– Я теперь маг огня, – прошептал он ей едва слышно.

Анна все поняла. Ее брат не просто вырос – огонь изменил его. Эта стихия всегда портила характер, особенно если являлась магу поздно, совсем как Эйбу. Упертый, неуемный и вспыльчивый прежде, теперь он, должно быть, стал вовсе невыносим. Но она рассмеялась. На одно короткое мгновение она была счастлива за брата, ощущая его мозолистую от бесконечных тренировок с мечом ладонь в своей руке. Она точно знала, что он пройдет через Дагмерский хребет и сможет позаботиться о семье, а если его позовет долг, то станет прекрасным воином, таким же как отец или Райс.

– А ты будь стойкой, сестра. Ведь ты Локхарт.

Анна прикрыла глаза, стараясь покрепче запомнить улыбку брата, подаренную на прощание.

– Ты получишь письмо от лорда Эстелроса, когда он встретит Эйба, а мои люди вернутся назад, – ладонь Галена легла на ее талию. Он шептал, а она чувствовала на своей щеке его горячее дыхание. – Если они смогут пройти сквозь бурю, если Меинард не прикажет учинить расправу над ними. Ты довольна? – спросил он, почтительно склонив голову. – Я хочу, чтобы ты училась верить моему слову, моя королева.

Отстранившись, Анна отступила на шаг, потом еще на один, а он все не сводил с нее глаз до тех пор, пока она не сделала этого первой.

– Я довольна, – прошептала она, сомкнув пальцы в замок.

Она не взглянула на Галена, но поняла, что он вновь ей поклонился, прежде чем уйти. Тяжелая дверь ухнула, и только тогда Анна позволила себе упасть в кресло, где прежде сидел младший брат. Окончательно обессилев, она закрыла лицо руками. Ее сердце пустилось в бешенный галоп, усиливая тошноту.

Я впущу тебя на трон Дагмера взамен на его свободу.

Мысли гудели в голове Анны, подобно пчелиному рою. Она в самом деле сказала это – выменяла жизнь брата за целое королевство.

– Дура... – зло выругалась она, стискивая кулаки. – Жалкая дура!

Дверь библиотеки снова хлопнула, Анна сжалась, ожидая, что перед ней опять появится Гален и объявит, что бросит ее в подземелье или отправит к палачам. Она застонала от облегчения, когда перед ней появилась фрейлина, неизменно блистающая осанкой южной аристократки.

– Мне нужны твои горькие коренья, Сильви, – почти прошипела она, стараясь дышать глубже, чтобы побороть головокружение. Решившись подняться на ноги, она тут же упала обратно.

– Позволите сказать, госпожа? Здесь, пока никто нас не слышит, – Сильви потянулась к кармашку, скрытому в многочисленных складках ее юбки, достала заветный корень и отломила маленькую часть.

Анна кивнула, ощутив его остроту на языке, жестом пригласила фрейлину присесть напротив.

– Я из большой семьи, – Сильви говорила, не смея посмотреть королеве в глаза, все крутила маленькое золотое колечко на пальце. – Моя мать рожала, сколько я себя помню. Не всех детей она смогла выносить хотя бы пару лун, не все выжили, появившись на свет. Но у меня так много братьев и сестер, что отцу не жаль отправить одну непутевую дочь в логово мага крови. Я видела, как мать носила, рожала, воспитывала. Я знаю об этом все. А еще я знаю особый настой, способный избавить женщину от нечаянных хлопот. Я все сделаю, если только вам будет угодно...

– Сильви, – устало рассмеялась Анна. – Что ты такое говоришь?

Она выдохнула, попыталась улыбнуться, но тут же помрачнела, вспомнив, как несколько дней назад ее вывернуло прямо на каменный пол королевских покоев, а Сильви отчего-то не позвала служанок – сама взяла в руки таз с водой и тряпку, опасаясь слухов. Она скрывала свои догадки от всех, даже от самой Анны.

– Неужели вы не поняли, госпожа?

Волна дрожи накрыла Анну с головой, когда она вспомнила, как давно к ней не приходила лунная кровь.

– Под вашим сердцем ребенок, который может быть неугоден в новом Дагмере, – Сильви, наконец, оторвалась от созерцания украшения, распознавая, как сильно королеву задели ее слова. – Прикажите мне приготовить тот настой.

– Нет, – взволнованно прошептала Анна, прикрывая ладонью плоский живот. – Я ни за что не сделаю этого.

– Вы его так любили?.. – плечи Сильви вдруг поникли, скрывая дворцовую фрейлину и оставляя лишь уставшую девчонку. – Того, другого короля? Этот ребенок для вас настоящее сокровище, для которого стоит жить, даже если его отец теперь мертв?

Анна кивнула так, чтобы у Сильви не осталось никаких сомнений.

– Тогда вы должны придумать, как поступить. И как можно скорее. Вы понимаете, госпожа?

Анна кивнула еще раз. Все было ясно без слов, когда фрейлина, смущенная собственными словами и прятавшая взгляд, вскочила и принялась одержимо разглаживать складки платья. Она присела в почтительном поклоне, но Анна не захотела отпускать ее. Если бы они были ближе, были равными друг другу, Сильви сказала бы прямо и жестко: Анна беременна, но была слишком погружена в иные мысли, в иную – свою и чужую боль. Ей стоит придумать, как поступить, но выход лишь один – разделить с Галеном Брандом постель пока еще не поздно, пока они вместе смогут выдать ребенка прежнего короля за плод долга перед новым.

Но она не смела говорить столь прямо.

– Постой. Почему ты помогаешь мне? – спросила Анна мягко, видя одолевшее Сильви волнение.

– Галену Бранду не стоило искать союзников в Руале, – прошептала та, теперь изучая узоры на расшитом ковре. – Нам слишком чужды магия крови и ее безумие.

Анна взяла ее за руку, заставив снова сесть рядом.

– Я долго думала, отчего Тадде Руаль пошел на сделку с отступниками, – возвращая себе уверенность, продолжила Сильви. – Желал расквитаться с сестрой, объединить разрозненные руалийские войска, а следом напасть на Дагмер и уничтожить прежнего союзника? Но Гален Бранд не будет ждать, пока Тадде расправится с Аэрин, а она способна защищаться долго. Очень долго. Рано или поздно Гален выступит на Айриндор, станет отрывать по куску, распространяя магию крови как мор. За Севером он завоюет Юг. И если кто-то и может осадить его жестокость, так это вы, госпожа, а не Тадде Руаль, не способный удержать собственный трон...

– Ты говоришь совсем как Фабрис, – тихо улыбнулась Анна.

– А он – как все пепельные воины.

– И не боишься, что я выдам вас?

Сильви покачала головой:

– Вам ведь тоже нужны друзья?

Позже. Королевский дворец, Дагмер

Анна шла так быстро, как только могла, пробираясь по припорошенному снежному насту. Тропинку к часовне никто из слуг расчищать не решался с тех пор, как Создателя и его слуг из Дагмера вытеснила Великая Тьма. С самого раннего утра с неба падал снег. Такой густой и ослепительно белый, что Анне приходилось останавливаться и оборачиваться, дожидаясь пока из непроглядной пелены появятся ее извечные спутники. Она изрядно опережала их, но вся троица ничуть не пряталась от стражников, несущих свою службу на стенах. Оказавшись во власти снегопада, они теперь не видели даже собственных пальцев на вытянутой руке. Игры Галена с пургой и льдами не прошли бесследно. Небосвод словно треснул напополам, чтобы извергнуться на Дагмер всеми кознями зимы.

– ... а если нас кто-то заметит?.. – до ушей Анны долетел не предназначенный для нее вопрос.

Сильви всегда была слишком тревожна, не преминула явить свои опасения и теперь, пока Фабрис придерживал ее под руку, иначе она не прошла бы и половины проделанного пути – рухнула бы в сугроб с головой. Выходя из замка, она становилась невообразимо неуклюжа. Анна никогда не спрашивала, но и не испытывала сомнений в том, что до ссылки в Дагмер, девушка не видела настоящей зимы. А Фабрис, очевидно заботливый по своей натуре, только и ждал возможности предложить той свою помощь.

– Если нас кто-то заметит, наутро мы будем болтаться в петле, а Ее Величество пожурят. Она единственное дозволенное и почитаемое Брандом божество. Скажем, что захотели обустроить в старой часовне алтарь в ее славу?

– Фабрис! – с наигранным возмущением окликнула его Анна, едва смогла разглядеть его сквозь снежную пелену. Она была рада, что в его голосе не было ни зависти, ни раздражения. Он намеревался пошутить, но в его словах оказалось слишком много правды – только ей было дозволено испытывать терпение Галена, не рискуя собственной жизнью.

– Простите, Ваше Величество, но я даже надеялся, что вы услышите и лишний раз вспомните, что вам не стоит лишний раз ничего бояться, – ответил южанин, снова спасая подругу от встречи со снежным настом.

– А ты не страшишься, что Гален размозжит мне череп, едва корона коснется его головы?

Сильви охнула, с готовностью подхватив очередной повод для опасений.

– Нет, – иронично хмыкнул Фабрис. – С божеством так точно никто не поступит, даже сам Темный. Да и разве не сделал бы он так прежде, если бы желал того?

Темный. Так назвали Галена южане, и это прозвище прижилось даже среди отступников, прежде именующих его Великой Тенью. Саму же Анну они прозвали Белой королевой, а она этого и добивалась, впервые отправив Сильви с наказом к портному – показать себя иной, отрицающей деяния и порядки захватчика, не готовой поддержать его даже в цвете одежд.

– Помоги мне с дверью, богохульник, – потребовала Анна, увидев, что та наполовину сорвана с петель.

От прежнего скромного величия часовни не осталось и следа. Окна, прежде сверкающие пестрыми витражами, теперь были заколочены, и нежданных гостей она встретила хрустом цветного стекла под сапогами. Резные скамьи оказались разбитыми, огарки свечей и увядшие лилии были втоптаны в пыль. Сильви закашлялась, стоило ей переступить через порог.

– Как же здесь было красиво прежде, госпожа! Я вижу это даже теперь.

– Это место очень любит мой король, – Анна оглянулась на девушку, рассматривающую разбитую часовню с неподдельным трепетом и сожалением.

– Ваш король? – спросила она, словно задумалась слишком сильно.

– Ивэн, – поспешно бросила Анна, словно и без того не было ясно, что Гален Бранд не переступил бы порога этого места.

Она нахмурилась, поймав себя на том, что выбирала между словами «любит» и «любил». Ей до сих пор не было известно ничего о судьбе Ивэна, которого новый Дагмер считал мертвым. Она надеялась, что лорд Ханрик Мейнард найдет способ дать ей весточку, но в письме, полученном после возвращения провожатых Эйба, было лишь несколько слов, таких, что не могли навредить никому:

Будьте стойкой, королева. Ведь вы – Локхарт.

И это были слова брата, сказанные ей в последнюю встречу. Так она поняла, что тот жив и защищен стенами Эстелроса, и даже больше – теперь мог дать матери свою защиту и помощь. Ее сердце не билось теперь слишком громко о семье, оно отдалось Дагмеру. Письмо старого лорда согрело ей душу и теперь она носила его в потайном кармашке платья, даруя уверенность, что он не осыплет ее проклятиями, когда до Эстелроса доберутся вороны Галена с вестью о состоявшейся свадьбе. Тот решил оповестить о ней каждое королевство Изведанных земель и всех, в ком была хоть капля крови Брандов, с кем они были связаны родством.

– Я не могу держать в тайне наш союз, моя королева, – говорил он ей, выводя собственной рукой проклятые письма, пока жуткий ворон плясал на выступе за окном. – Быть может, кто-то захочет разделить с нами эту радость?

Таких холодных зим в Дагмере не было никогда. Потому вскоре новым лучникам на стенах города даже не пришлось отстреливать голубей, рвущихся доставить весточки из города, захваченного магами крови. Они просто не пережили прихода иного, темного Бранда, которому под стать были лишь вороны. Он любил этих жутких птиц, а они, кормленные свежей плотью, были верны ему.

– Кр-р-р-а-а-а! – громоподобно раздалось прямо над крышей часовни и заставило Анну вспомнить, что она совершает запретные вещи в новом Дагмере, подвергая опасности двух ни в чем не повинных южан, которым, и в правду, придется отвечать за нее.

Она быстро подобралась прямо к заваленному алтарю. Фабрис словно ее тенью оказался рядом, поняв все без слов, – помог вернуть тот на прежнее место. Анна отыскала у стены огарок и водрузила его на алтарь.

– Жаль, что среди нас нет ни одного мага огня, – успела пожалеть она, прежде чем в руках Фабриса мелькнуло кресало.

Пока он высекал искру, она расчистила у алтаря место, чтобы встать на колени – ей хотелось помолиться так, как это делал ее единственный король.

– Вы же сделаете это со мной? – спросила Анна, когда фитиль подхватил искру, и свеча зажглась. – Я знаю, сколь южане неисправимы в своей вере.

Она опустилась на колени, Сильви и Фабрис беспрекословно встали рядом с ней. Они и сами желали помолиться, ведь иначе не зашли бы в часовню или оставили ее одну, убедившись, что никакой опасности она, разрушенная и лишенная былого величия, не представляет. Все трое взывали к Создателю молча, приставив сомкнутые ладони ко лбу.

– Как сильно вам нужны разбитые часовни, чтобы говорить с Создателем, Ваше Величество? – шепот Фабриса прервал молитву Анны, в которой не было прежнего пыла. – Не достаточно ли одной только искры, и он услышит вас, где бы вы ни были?

– Не всем ли нам доводилось обходиться даже без нее? – также тихо ответила она.

Теперь ей померещилась блажью вся ее задумка с вылазкой за дворцовые стены. Что она желала отыскать в часовне? Трепет перед Создателем? Страх за собственную жизнь? Хоть каплю волнения, положенного в ту пору, когда бросаешь к ногам врага все, чем дорожишь? Она не нашла ничего, чувствуя себя готовой ко всему, ведь иначе не выжить. Анна лишь должна была сыграть предложенную роль. Так часто делал Ивэн. Он говорил, что в минуты сомнений представляет себя уличным лицедеем: стоит только произнести нужные слова, пройти по сцене, сыграть яркие чувства, и вот уже можно возвращаться назад. Его никто не учил быть королем, а ее – королевой. И уж тем более она не знала, как быть вдовой, если ее муж-король все еще жив и как давать клятву верности, глядя в черные глаза Галена Бранда. Но вполне могла сыграть эту роль. И Создатель, оставив ее твердой в своей решимости, быть может, благословил ее?

Покидая часовню, она твердо знала, чего искала на самом деле – получить прощение, которого не была достойна, оскверняя во имя блага Дагмера невинную, трепетную любовь к своему королю. Она хотела вспомнить, как стремилась к нему с их первой встречи, словно мотылек к сиянию, как сбегала в дворцовую часовню, чтобы взглянуть на него, стоящего на коленях в бликах цветного стекла, чтобы сесть позади на одну из скамеек, путая слова молитвы, и улыбнуться ему, если вдруг он обернется. Она желала почтить это чувство, овладевшее ею, как теперь казалось, слишком давно. Спрятать его глубоко, надежно, чтобы Гален никак не мог дотянуться до него и запятнать своей Тьмой, бережно хранить его, чтобы однажды снова заставить цвести в день, когда ее король одержит победу.

Позже. Королевский дворец, Дагмер

Как и в первый день после падения Дагмера, Анна решилась облачаться сама. Сильви могла быть очень тихой, почти незаметной, однако и ее отослали прочь. Анне не хотелось погружаться в суету, царящую теперь в замке. Она не шла ни в какое сравнение с той, другой, объявшей все вокруг в день ее первой свадьбы. Не было ни королей, ни наместников, ни послов, ни славных воинов – никого, кроме отступников и южан. Суета была зловещей. Никто не знал, кем станет Гален Бранд, надев корону.

Сильви расстаралась. Поутру она принесла в покои Анны белоснежное платье, украшенное искусной серебряной вышивкой. На его плечах красовались волки, сверкающие рубиновыми глазами. Надев его, Анна ощутила себя одним из ликов зимы и, в то же время, слишком невинной и беззащитной для своего нового пути. Это платье так и осталось лежать на кровати, вытесненное другим – черным, с блестящими ониксовыми пуговицами на рукавах и приоткрытыми плечами. Никакого корсета Анна под него не надела, желая в эту ночь дышать глубоко и свободно.

Она содрогнулась, когда Гален появился в ее покоях. Он поклонился, стоя на пороге и зная, что она уже разглядела его в зеркальной глади. Из рук выскользнула непослушная коса, которой она намеревалась прибрать распущенные волосы. Ее будущий муж и будущий король Дагмера сиял своей темной красотой – ее лишь портили губы, что были чернее чем обычно, и едва заметные паутинки вен на висках. В этот день он должен был показать не только что он Бранд, но и маг крови. Он был весь в черном, и Анна вторила ему своим нарядом, что не ускользнуло от его глаз:

– Я пришел за тобой, – объявил он, лишь еще на одно мгновение задержавшись на пороге. – Ты не надела белое, моя королева?

– Сегодня особенный день, – продолжая разглядывать отражение Галена, Анна снова и снова проводила гребнем по волосам, словно только так могла оттянуть неизбежное.

Гален встал за ее спиной, положил ладони на спинку резного стула и улыбнулся, любуясь Анной в ответ. Она обнаружила, что смогла побороть волнение от его опасной близости, но улыбка выходила все равно кривоватой, переломанной, как сама ее суть.

– Ты должен подождать, – объявила она, вновь намереваясь заплести косу у виска. Замужние северянки никогда не ходили с распущенными волосами. Хоть одна коса, пускай и едва заметная, но с вплетенным украшением, должна была подчеркивать положение женщины. – Мне стоит заплести косу...

– Кто так сказал? – перебил вдруг Гален, не скрывая насмешки. Осторожно, едва касаясь, он забрал гребень из ее рук.

– Север, – без раздумий ответила она, но опомниться не успела как прикрыла глаза, едва он коснулся одной из прядей.

Гален всего лишь проводил гребнем по ее волосам, но кровь бросилась к щекам Анны словно от стыда. Его прикосновения были приятны, особенно, если закрыть глаза и представить на его месте другого короля.

– А если я хочу иначе? – улыбнулся он и потянулся за двумя скромными серебряными заколками.

Анна наблюдала за тем, как он собрал несколько прядей на затылке, и не смела возразить.

– Что тебе дурные традиции северян, когда ты и есть Север.

Его темные, колючие глаза опасно блеснули, когда руки потянулись к ее короне, украшенной россыпью рубинов. В тот момент, когда он украсил ею голову Анны, она заметила, что рукава его дублета кроваво-бордовые в свете свечей.

– А ты? – спросила она, даже не дрогнув, когда его ладони легли на ее оголенные плечи, но в этом жесте не таилась и капля похоти.

– Я? – он подарил ей снисходительную усмешку. – Не говори только, что не слышала, как обо мне говорят в замке.

Анна снова взглянула на него со стороны. Он был смутно похож на брата, оставаясь чуть ли не удивительно красивым, но сотканным из дурных и даже чудовищных поступков. Легко было вообразить, как жил бы этот молодой мужчина, не соскользнув однажды в пропасть, откуда не существовало обратного пути. Он пришел в Дагмер надкусить ту жизнь, которой у него не случилось, и Анна должна была подыграть. Ведь пока она играет – мир вокруг не окрашивается в тон рукавов его дублета.

– Слышала, – сладкоголосо отозвалась она, не желая припоминать все те многочисленные прозвища, которыми наделила его толпа. – Слышала, что ты можешь быть отчаянно нетерпелив. Пойдем. Пора.

Анна встала, потянулась к черной меховой накидке, но Гален опередил ее, вместе с теплом подарив едва заметное неполное объятие. Он предложил ей руку, она аккуратно перехватила ее чуть выше локтя. Впервые они шли так по коридорам замка, где воины Пепла стояли навытяжку и салютовали будущему королю и настоящей правительнице Дагмера.

Анна не ждала, что венчание с Галеном будет хоть в чем-то похоже на хранимое ею глубоко в сердце. Отступники не чтили богов, выворачивали, коверкали ритуалы до тех пор, пока те не являли темную суть.

– Просто повторяй за мной, – прошептал он ей, когда они оказались на замковой террасе в окружении людей, которых теперь все считали Советом.

Среди них был Ульвар, что не перемолвился с Анной ни единым словом с той ночи, когда она намеревалась его убить. Он выглядел мрачным и грозным, но ни за что бы не осмелился помешать сумасбродному внуку. Анне было плевать, сколько уговоров и пересудов звучало за ее спиной. Удержать хоть крупицу власти – вот то, чего она хотела, всматриваясь в черты Галена. Метель так быстро заключила их в плотный кокон своих объятий, что Анна вовсе позабыла о взглядах, направленных на нее. О всех, кроме одного.

Она стояла с Галеном у алтаря, на котором стояли свечи, дающие крупицы света по велению магии. Он был уставлен предметами, о предназначении которых можно было только догадываться – у железного кубка, наполненного белым вином, лежали повязки и светлая шаль. Гален взял Анну за руку, начиная свои мрачный ритуал. Он говорил громко, не давая собственному голосу раствориться в зимних ветрах.

– Я, Гален из рода Бранд, беру в супруги Анну, дочь Локхартов из рода Бранд. Отныне будет она моей перед всеми людьми, забвением и Великой Тьмой. Теперь ты...

Анна вывернула сказанное Галеном, замечая, что ее голос больше не терялся и не мог быть неуслышанным. Она говорила, словно истинная королева, но давая клятву верности Ивэну Бранду на Храмовом холме, не могла поверить, что такое случится.

– Я объявляю ее плоть своею, ее кровь своею...

Он вдруг вынул из ножен кинжал. Тот самый, что прежде принадлежал Мириам и был выкован отцом Анны. Она выбирала рукоять для него сама в ту пору, когда была дружна с девушкой:

– Укрась ее янтарем, папа! Ни один другой камень не уловил также хорошо ее душу, окунув прямиком в солнце!

Знал ли Гален, сколько боли причиняет ей вид этого кинжала, полученного им не по праву? Или же просто не думал, что тот может хоть что-то значить? Как бы то ни было, его лезвие послушно рассекло ладонь. Гален зашипел, от волнения приложив куда больше усилий, чем было нужно.

Черная кровь стремительными каплями покатилась прямо в кубок с вином.

– Ни воздух, ни вода, ни огонь, ни земля не встанут между нами, но будут вместе с нами...

Гален провел кончиками пальцев по окровавленной ладони, а затем – скользнул ими по подбородку Анны, оставляя темную отметину.

– И пусть война, железо и кровь благословят нас в час, когда боги не слышат наших молитв.

Он наклонился, и Анна ощутила поцелуй, запечатленный на ее губах.

– Теперь – ты...

Она повторила все слово в слово. Ее алая кровь смешивалась с его кровью, растворяясь в вине. Боль не стала беспокоить Анну, словно той удалось ее приручить.

Гален снова потянулся к алтарю, выудил из-под шали ослепительно белую повязку, дотронулся до рассеченной ладони Анны, уверенными, почти заученными движениями остановил кровь в полной тишине.

– Теперь ты должна сделать это и для меня, – прошептал он, раскрывая собственную ладонь, залитую черной кровью.

Анна все не могла привыкнуть к этому пугающему противоестественному цвету. Прежде она непременно бы испугалась, поморщилась, отстранилась, но теперь справилась с его повязкой с напускным равнодушием.

– Моя плоть – ее, моя кровь – ее, – проговорил Гален, взяв в руки кубок, и тихо добавил: – Не бойся. Ты не станешь отступницей, испробовав из кубка. Верь мне.

Он сделал один короткий глоток, Анна приняла чашу, чувствуя себя бабочкой, пришпиленной острой холодной иглой.

– Моя плоть – его, моя кровь – его, – голос, прежде такой громкий и властный, вдруг рухнул в бездну скованного неизвестностью шепота.

Она вкусила темной крови, не давая себе и шанса задуматься, остановиться, послать в великую Тьму омерзительный обряд. Она сделала это потому, что пути назад больше не было. Как много свободы она вырвала бы себе, противясь желаниям Галена? Ей удавалось вразумлять его своим мягким голосом и твердой рукой, но смогла бы она поступать так, оказавшись в подземелье замка? Нет. Она пила проклятое вино, очевидно сделав на глоток больше, чем требовал ритуал, словно именно он давал ей и Дагмеру шанс на жизнь.

Вернув чашу на алтарь, Анна коснулась подбородка Галена, притянув его губы к своим для поцелуя. И тот получился более требовательным, чем первый. На миг ей показалось, что он растерялся. Они оба слышали, как за гранями вьюги с ноги на ногу переминаются утомленные советники, но руки Галена, словно следуя заученным прежде движениям, потянулись к шали. Он накрыл ее, скрывая лицо, и Анна едва не рассмеялась от нелепости этого жеста – будто кроме нее кто-то еще смог бы осмелиться стать супругой самого Темного.

Гален бережно приобнял ее, а она больше не видела ничего, но слышала, как Совет возвращается в коридоры замка.

– Ты прекрасна, – прошептал он, дожидаясь, пока его советники исчезнут с террасы, охваченной вьюгой. – Прекрасна, словно моя королева...

Анна могла бы пройти путь до большого чертога с закрытыми глазами, но Гален не отпускал ее. Она вспомнила, как Ивэн вел ее к замковым садам с повязкой на глазах. Вот только теперь она не смеялась, не кружилась, не угадывала коридоры замка. Она лишь делала то, что считала нужным. Та искрящаяся от жизни девчонка умерла в пору, когда отступники захватили Дагмер.

Оказавшись в чертоге, Анна ждала, что он вспыхнет ликующими возгласами, но тишина обнимала ее до тех пор, пока она не оказалась на помосте и Гален не сдернул шаль, скрывающую ее лицо. И тут она впервые рассмеялась, утонув в ликующих криках гостей. Те будто и правда думали, что на ее месте могла быть другая девушка. Не могла. В любой другой было слишком мало зимы.

Гален, словно дергая каждого из захватчиков за невидимые нити, призвал их к тишине так, будто ему не доставляло блаженства их иступленное обожание, выросшее их страха.

– А где же корона? – чей-то голос взвился высоко над чертогом, был подхвачен и через миг все вокруг наполнилось невообразимым шумом и криками:

– Корона! Корона! Корона-а-а!

Серебро и рубины. Гален не посмел нарушить эту традицию. Но она была тяжелой и острой – куда острее короны настоящего короля Дагмера.

Гален не нуждался ни в одном боге, городской староста мог лишиться головы или оказаться в петле по первой же его прихоти, даже войной он распоряжался сам. Потому в тот миг, когда один из слуг решился принести символ власти, сверкающий на вышитой подушке, Анна уверенно подалась вперед, не желая допускать самопровозглашение Галена. Она была настоящей правительницей Дагмера, и все должны были об этом помнить.

Она сама уложила корону на его черные волосы, на что он ответил коротким, но жадным поцелуем, а затем вскинул сжатый кулак высоко над головой.

Заигравшую нестройную музыку разорвали крики:

– Да здравствует Темный! Да здравствует Белая королева!

Усевшись за пышный стол, Анна рассмотрела гостей этого празднества. Отступники, все еще напоминающие только что вышедших из леса дикарей, расположились ближе к помосту короля и королевы, оттеснив южан, что, наверняка, только подогреет их гнев. Анна лишь улыбнулась. Чем больше унижений терпели руалийцы, тем увереннее она могла искать в них опору.

Кубки, до отказа наполненные вином, поднимались за новобрачных и нового короля столь часто, что Анна быстро перестала вслушиваться в громкие слова и нестройные мотивы музыки. Она лишь наблюдала, впиваясь то в собственный кубок, то в подлокотники. Гален сиял, смеялся – еще немного и вспыхнет от ликования. Не имеющие никакого представления о пирах, отступники вели себя так, словно попали в дешевую таверну на тракте. Анна смотрела на них, вглядываясь в искаженные темными венами лица, и не могла разобрать, что испортило их больше, чем вино.

– Тиронский табак! – вдруг догадалась она, прежде никогда не видевшая, как сильно он меняет людей.

Галену пришлось наклониться ближе, дабы расслышать ее голос.

– Сколько трубок раскурили твои люди, прежде чем прийти сюда? – она дотронулась до его рукава, намеренно улыбнувшись так, чтобы со стороны этот разговор выглядел невинным заигрыванием.

– Если хочешь обрести настоящую власть, не осуждай, – Гален заглянул в глаза Анны, вновь откинулся на спинку резного кресла, взирая на своих подданных свысока. – Потворствуй, ибо каждый человек слаб и готов приползти к твоим ногам, зная, где ему искать заветное блаженство. Никто не останется без осуждения в этом мире прогнивших насквозь святош. Найди их грехи. Что любят твои люди? Выжигающий разум табак? Дай им самый лучший. Вино или кровь? Пусть льются рекой... Лесть? О, это самый простой путь! Позволь им быть животными, коими они и являются, тогда ты навсегда останешься во главе их стаи.

Гален говорил достаточно громко, ничуть не опасаясь быть услышанным. Анна все это время изучала его взглядом, пытаясь выведать, когда этот потомок благородного северного рода испортился и даже стал подгнивать, как переспелое яблоко, сорвавшееся с ветки. Оно, будучи совершенным по своей сути, вдруг рухнуло на землю, раскололось, испустило все соки и стало чернеть. Ни одна черта его лица или деталь облика, ни по-девичьи изящные руки или осанка – ничто не могло натолкнуть Анну на тщательно выискиваемый ею ответ. Она рассматривала Галена снова и снова, столь упорно, что он даже не удостоил ее ответным взглядом, успев привыкнуть к ее любопытству.

– А что, если я не желаю собирать рядом с собой зверье? – тихо спросила она, делая глоток вина, в котором было проще найти истину.

Кривоватая усмешка исказила лицо Галена, давая понять Анне, что сказанные им слова будут пропитаны ядом.

– Посмею себе подумать, что мой брат тоже не желал этого. Он думал, что собирает вокруг себя благороднейших и честнейших. Но вот где он теперь? И где же теперь они?

Он тотчас рассмеялся чьей-то глупой шутке, нанизал кусочек белой рыбы на острые зубья вилки, с изяществом отправив его в рот, как вдруг дрогнул и, наконец-то, взглянул на Анну.

– Мне не стоило так говорить. Но ты должна уметь править тем, что имеешь, даже если это стая обезумевших зверей...

Галена прервал девичий вскрик, взвившийся над чертогом. Очевидно, кто-то из достопочтимых гостей наградил ее шлепком, а она, испугавшись, выронила из рук поднос с переменой блюд. Бросившись на колени, девушка принялась подбирать с каменного пола то, что прежде выглядело как наваристое рагу. Будучи смертельно испуганной, она то и дело вскидывала голову, поглядывая на нового короля. Но ничего не происходило, и снова заиграла музыка, снова зазвучали пьяные тосты. Над столами южан было все также тихо. От предчувствия неотвратимой беды у Анны скрутило живот. Она потянулась было к нему, но быстро одернула руки. Служанка снова взвизгнула и уже разрыдалась, когда поднос, который она намеревалась унести прочь, с повторным грохотом рухнул на пол.

– Эй, ты! Не смей трогать ее! – вдруг гаркнул Гален, вмиг остудивший взметнувшуюся волну смеха.

Он увидел тоже самое, что и Анна: один из отступников, одурев от безнаказанности, дернул девушку за юбку. Он делал это не просто так – рядом с ним сидел угрюмый южанин, на которого тот намеревался спихнуть свою вину. Анна не могла слышать, что произнес маг, но воин Пепла схватил его за ворот. Скамья под ними пошатнулась и началась суматоха.

Гален вдруг сжал кулак, перемотанный повязкой. Рана вновь кровоточила, и Анна не успела опомниться, как он невидимой силой выдернул виновника переполоха со скамьи и швырнул подобно кукле об пол. Его череп с омерзительным треском раскололся. В зале воцарилась тишина. Однако Гален прервал ее без промедления, хлопнув ладонями в жесте, требующем от музыкантов немедленного продолжения. Нестройная мелодия заиграла, но в шумное веселье собравшиеся вернулись не сразу.

– Уберите это, – приказал Гален, небрежно указав на убитого отступника и обессиленно оперся лбом на неизрезанную в этот вечер ладонь.

– Нужно сменить повязку, – Анна осторожно погладила его по другой руке, чем привлекла его внезапное внимание, решив быть мягкой, подобно кошке. Она задумала увести Галена прочь с пира. Самое страшное, что могли натворить одурманенные отступники и оскорбленные воина Пепла – это передраться между собой, но без Галена эта драка могла быть куда менее разрушительна. Впрочем, Анна не сомневалась, что южане покинут чертог, стоит самим правителям Дагмера исчезнуть.

– Это не просто повязка, моя королева. Это символ нашей любви, – произнес он, и смех его был пропитан горечью и усталостью.

– Стоит унять кровь, – Анна рискнула, кончиками пальцев по щеке Галена.

Он тотчас оторопело перехватил ее руку, а она умоляюще взглянула на него, гадая чего было больше в этом жесте – злости или желания не допустить ее неискренность. За время, что Анне довелось унимать приступы его ярости, она заметила, каким опустошенным он выглядит после них, словно Тьма вырывает из его тела душу, а затем возвращает назад растерзанной и запятнанной. Этот туман окутывает мысли Галена лишь короткое мгновение, но Анна научилась цепляться за него.

– Иногда в бесконечной череде призыва Тьмы я думаю, что давно должен был истечь кровью и подохнуть – в этом и есть мое великое предназначение, – надломлено признался он.

Все, в чем нуждался Гален теперь – это говорить самому или слушать чужой мягкий голос. Под ликом Темного скрывался разбитый злой мальчишка, до которого никому не было дела. Его никто не слышал даже если он кричал, умоляя о помощи просто потому, что никто не желал прощать его заблуждений.

– Мы сами выбираем свое предназначение, – Анна осторожно коснулась его пальцев, впившихся в подлокотник. – Я не верю, что ты выбрал бы для себя именно такое. Ты сильнее Тьмы и держишь ее в своей власти, а не подчиняешься ей.

– Как легко ты схватываешь наставления, Анна, – хмыкнул он, прикрывая глаза. – Но ты не угадала. Я жажду вовсе не лести.

– Я вовсе не пыталась... Ох! – она смутилась, разозлившись сама на себя, а следом и на него – не готового быть удобным и податливым.

В каком-то непредсказуемом порыве она вскочила из-за стола, демонстративно разгладила складки платья и взглянула на Галена с вызовом, неуместным перед тем, кто способен убить любого одним движением руки.

– Если не желаешь истечь кровью и подохнуть раньше времени, то явишься в мои покои!

Она говорила тихо, не желая быть услышанной кем-то другим, но десятки глаз все равно воззрились на нее. Покидать чертог ей довелось под сопровождение недоумевающих взоров и притихших голосов. Собравшиеся ждали от нее пышной речи, но она ушла, обманув их ожидания. Анна очень рисковала. Гален мог не явиться к ней, но что-то подсказывало, что дерзость – лучший способ заставить его покинуть сборище, так и не ставшее пиром.

Едва ли не пробегая мимо стражников, Анна сдержанно кивала, слыша приветственное в этот день «Слава королеве!», но оказавшись в своих покоях, она сбросила корону на подушку у зеркала, словно могла испачкаться об ее сверкающие рубины. Раздраженно выпутав из волос серебряные заколки, она на мгновение замерла, уловив свое отражение.

– Я все равно спасу тебя, – прошептала она, прижимая разрезанную ладонь поверх еще совсем плоского живота. – Ты не должен бояться. Я справлюсь.

Сморщившись от разглядывания пропитанной кровью повязки, Анна бросилась к стоящему в углу сундуку и выудила оттуда свою старую лекарскую сумку. Она села на край кровати, швырнув один из символов своего нового брака на каменный пол, разглядывая рану, и пошевелила пальцами. Вытянув пробку из бутылька зубами, она плеснула несколько капель эликсира на ладонь. Мир расцвел белыми всполохами боли, а она крепче сжала зубы, сдерживая рвущийся наружу крик. По щеке скользнула слеза, за ней – еще одна. Боль стала неизменной спутницей Анны с тех пор, как в Дагмер пришел Гален Бранд. Никто не знал, каких трудов ей стоит держать себя в руках, не поддаваясь отчаянию и смиряясь с вечной пыткой, подаренной вместе с браслетами, укрощающими магию.

Она вскочила стоило ей расслышать за тяжелой дубовой дверью голоса и разнузданный гогот опьяненных людей. Гален пришел со своей братией, желая вернуть ее на пир? Или покарать за своеволие? Унизительно при них подтвердить свой состоявшийся брак, как было принято среди королей столетия назад? Она сделала пару шагов, желая разобрать, о чем говорят за дверью, но та неожиданно резко распахнулась. В ее покои вошел лишь Гален, и Анна успела разглядеть, как заготовленная для соратников улыбка медленно сползает с его лица. Он неспешно подошел ближе, и Анна в ужасе зажмурилась, когда его рука взметнулась, приготовившись к удару, но Гален лишь стер с ее щеки слезу.

– Это... Это из-за эликсира, – поспешила оправдаться она, не желая, чтобы он вообразил, что ей вздумалось реветь из-за свадьбы.

– Не думал, что застану тебя в слезах, – тихо ответил он, снова коснувшись ее лица с неподдельной лаской, словно та уже давно была между ними. – Прости. Проводы в покои новобрачной – часть нашего ритуала. Я не мог им отказать. Но нам вовсе необязательно...

– Присядь, – вмиг собравшись, Анна прервала его, указывая на кровать.

Он послушно сел, попутно бережно расправляя повязку, поднятую с пола, и уложил ее рядом с собой, а поверх – собственную черно-белую. Анна наблюдала за ним, стараясь унять дрожь в руках, сжимающих бутылек с эликсиром. Она приметила, что призыв Тьмы отразился на его облике, оставив паутину темных вен на тонкой, казавшейся полупрозрачной коже горла.

– Я был жесток с тобой, – заговорил он, когда Анна осторожно обхватила его руку, разглядывая изуродованную ритуалами ладонь – та не заживала никогда, всегда будучи розоватой и бугристой. – Тебе вовсе не обязательно делить со мной постель. Достаточно короны. – Он оставил ту рядом с окровавленными красным и черным лентами. – Наследника мне выносит какая-нибудь служанка, а ты найдешь способ изобразить растущий живот...

Анна наклонила над его раной пузырек. Он замолчал, однако не дрогнул, а она во внезапном порыве осторожно подула на срастающуюся кожу, но, взглянув на Галена, поняла, что совершила очередную глупость – тот даже не морщился от боли. Он вдруг внезапно перехватил ее руку здоровой ладонью, поднеся ближе к глазам скованное браслетом запястье.

– Почему ты не сказала мне?!

Он впервые видел, как пузырится и краснеет кожа Анны, и его волнение звучало искренне.

– Ашш'! – хлестко приказал он, и браслеты в тот же миг со звоном упали на пол.

От нескрываемого облегчения Анна вскрикнула. Ей захотелось по-настоящему разрыдаться, не ограничившись двумя скупыми слезинками, но она сдержалась.

– Это все из-за твоей буйной магии! Если бы она не противилась, этого бы не случилось. Я не знал, не знал, что она такая.

Гален потянулся к бутыльку, оставленному на кровати. Нутро оставленной рядом сумки белело свежими повязками, он вытянул одну из них и смочил ее край. Потянувшись за ладонью Анны, он переплел их пальцы, попутно пробегая по ее запястью живительным эликсиром. Ранки и пузыри стягивались, но боль заглушало нежданное облегчение, разливаясь по телу теплом.

Прикрыв глаза и не думая сдерживать почти неприличный короткий стон, она полностью отдалась захватившему ее чувству, как вдруг ощутила губы Галена на своих губах. Это прикосновение пронзило Анну, окатив холодом, но она уверенно подалась вперед, едва почувствовав его намерение отстраниться, вплелась пальцами в его угольно-черные волосы. Боясь поверить в свою удачу, она дрожала всем телом, вдыхая запах своего злейшего врага. Гален пах вином, дымом, кровью и зимним лесом, и она была готова раствориться в нем – одного раза было бы достаточно. Одного раза, которого, как Анна думала, ей еще предстояло добиваться, жеманничая, соблазняя, завлекая, но все оказалось иначе и ей не пришлось примерять на себя столь чуждую роль.

Она не позволила Галену ни разорвать поцелуй, ни разомкнуть объятия. Голова закружилась, когда она услышала шелест юбок, ощутила прикосновение его прохладной руки чуть выше колена, затем упала спиной на кровать под натиском его тела. Анна позволила себе схватить ртом воздух, показавшийся вдруг яростно горячим, тогда как ладонь Галена властно скользнула вверх по ее бедру. Они слились в одно не теряя времени, но мир не разбился вдребезги, и ее не унесло прямиком в Великую Тьму. Коротким поцелуем в ключицу Гален вновь сорвал нечаянный стон с ее губ.

Корона Галена, задетая чьим-то неловким движением, упала с лязгом на пол с края кровати.

– Я хочу видеть твои глаза, – прошептал Гален, будто бы зная, что мыслями она уносится прочь к другому мужчине.

К его восхищенному изумлению она послушно посмотрела в его глаза, отыскав в их глубине непроглядную Тьму, и полностью отдалась охватившей ее дрожи. Он больше не пугал ее своим обликом, напротив – в этой темноте было что-то притягательное. Но пряча это желание от самой себя, прикрывая его ворохом посторонних мыслей, Анна поцеловала его в губы.

– Посмотри на меня, – снова требовал он, переплетая их пальцы, словно боясь, что ее унесет далеко прочь, если она сомкнет глаза хоть на мгновение.

Однажды Гален произнес, что в иной жизни, в той, где он не отрекся от отца, она могла принадлежать ему. С каждым движением он словно воплощал сказанное в жизнь, точно силился забыть годы, проведенные в изгнании.

Ощущения Анны были сравнимы с падением в холодное озеро. Ее как будто бы вырвали на поверхность из леденящей глубины. Судорожно пытаясь ухватиться за воздух, она впилась пальцами в твердые плечи своего злейшего врага, заставляя тем самым прижаться ближе. Он, словно и ждавший этого, крепко стиснул ее в своих руках, а через каких-то пару неровных, резких вдохов все закончилось.

Быть может, было правильнее, если бы Гален ушел. Все, чего хотела Анна теперь – это уснуть крепко, забыть весь прошедший день, залатать душу, снова выстроить стену, где кирпич за кирпичиком выкладывалась его вина. Он пробил в ней брешь, не вызывав омерзения и страха. Но, помня о хранимой ею под сердцем тайне, она не могла позволить ему уйти, потому заговорила тихо и рассеянно.

– Тебе стоит остаться до утра. Уйдешь сейчас и об этом узнает весь замок.

Одергивая юбку за юбкой, она наблюдала за Галеном, хмурым, порывисто вырвавшимся из ее объятий и застывшим посреди ее покоев, как вдруг поняла, что он в самом деле хотел дать ей свободу выбора, о которой говорил, а теперь крепко жалел о захватившем его наваждении. Он был смущен собственной слабостью, подогретой в нем вином. Побледневший, с растрепанными волосами и сбитым на бок воротником дублета, он выглядел обычным человеком, не способным противиться своим страстям. Но будучи тяжело ранен своим прошлым и Тьмой, Гален все-таки оставался живым. Сделав всего два шага к двери, он вдруг остановился и замер. Анна уже успела было поверить, что он не послушает ее.

– Клянусь, я не хотел этого, – проговорил он не оборачиваясь. – Если бы я не знал, кто ты, то подумал о тебе, как о самой темной лесной ведьме, что спряталась под невинным обличьем. Что за власть надо мной заключена в тебе, такая сильная, что ей не чужды глупые железки, коверкающие кожу? Я должен был тебя казнить. Но не смог.

Анна медленно поднялась с кровати, уже наперед зная, что он не уйдет от нее в эту ночь, тихо подошла и, прижавшись щекой к его спине, заключила в объятия. Она словно танцевала на острие ножа, каждым жестом рискуя жизнью рядом с ним, но подле нее он был просто человеком. Тьма с ее безумием, словно нетерпеливая любовница отторгала его, пока Анна была рядом.

– Я должен был ненавидеть тебя. Но не смог.

– Посмотри на меня, – прошептала Анна, отступив на шаг.

Гален обернулся не сразу, будто взаправду страшился быть околдованным.

– А я должна ненавидеть тебя. Но я не лесная ведьма. Я – королева Дагмера.

Короткая улыбка, разорванный поцелуй.

Анна чувствовала кожей его изучающий взгляд, пока шла к ширме, желая скинуть опостылевшее черное платье. Она не пряталась и, расстегнув несколько застежек, позволила платью упасть на пол, зная, что Гален видит ее, тряхнула волосами, мягкими волнами спадающими ниже спины. Она облачилась в бордовый бархатный халат и подарила ему, замершему посреди ее покоев, смущенную улыбку.

– Налей мне вина, – приказала она слишком громко.

Маг, нагоняющий ужас на Дагмер, беспрекословно подчинился, тряхнув головой, словно бы освобождаясь от прилипчивого видения. Он сел за накрытый слугами дубовый стол и в свете полыхающего огня в камине выглядел невообразимо прекрасным. Анна заняла место напротив, в несколько вдохов убедив себя, что ей незачем его опасаться – так он говорил ей едва ли не с первой их встречи, но поверить в эти слова она готова была лишь теперь. Ей нужно было это сделать.

– И себе, – прошептала она, заметив, что его бокал зиял пустотой.

– Не стоит, – он впервые на ее глазах потупил взгляд. – Иначе я снова наброшусь на тебя, Анна. Я не должен был... Это неправильно.

Гален Бранд, которого дозволено было видеть всему Дагмеру, ничего не знал о сожалениях. Перед Анной же с пустым бокалом вина сидел совершенно другой Гален – живой, напряженный и готовый бороться со своими страстями. Но она в эту ночь не была настроена давать ему и шанса.

Анна поднялась и пересекла разделявшее их расстояние в несколько плавных, но решительных шагов. Она прежде и не подумала бы, что способна вот так бесстыдно опуститься к нему на колени, охватив ногами его бедра, не разрывая прикованный к ней взгляд восхищения и опаски. Она и не подозревала, что когда-либо бесцеремонно заставит его выпить красное вино из ее бокала до последней капли, что разрешит себе поймать губами ту, что посмела ускользнуть по подбородку, заставив его сомкнуть веки от внезапно охватившего вожделения.

– А что, если я хочу иначе? – она лишь припомнила слова, сказанные им прежде.

Он распахнул глаза, захваченный врасплох ее речами, желанной близостью и такой дерзкой смелостью. Прохладная рука, истерзанная сотней ритуалов, нетерпеливо легла на ее бедро, скользнув под тяжелый бархат ее халата. Анна громко рассмеялась, сказываясь опьяненной и не властной над собой. Так она обрела свое оружие, способное заглушить для Галена бесконечное бегство во Тьму.