Сороки

Простояв на берегу Онежского озера еще несколько минут, я возвращалась домой. Сегодня Медвежьегорск не казался таким безлюдным, как обычно, и меня пугало это. Я слышала, как подростки и даже взрослые люди шептались, увидев меня. Одни показывали пальцами и трясли знакомых, пока те не утыкались в меня взглядом, другие – нервно хихикали и старались не подходить ко мне слишком близко. Я чувствовала себя так, будто вышла на улицу в мусорном пакете вместо одежды.

Шаг ускорялся сам по себе, а со всех сторон доносилось презрительное шипение: «Убийца!», «Да как она может спокойно тут разгуливать!» и другие фразы, которые еще долго будут всплывать в мыслях.

Похоже, Ронья действительно постаралась, чтобы испортить мне жизнь. Но почему это произошло так внезапно?

Не выдержав, я позвонила Агнию. Он долго не отвечал, но с третьей попытки все же взял трубку.

– Что-то случилось? – вместо приветствия громко зашептал Агний, но я все равно с трудом разбирала его слова сквозь уличный шум.

– Иду со стороны Онежского озера, и практически все, кого встречаю, ведут себя не совсем так, как обычно... Они шепчутся, показывают на меня, убийцей называют. Что тут такое происходит? Я же ничего не делала! Да и еще недавно никто не обращал на меня внимания.

От быстрой ходьбы сбилось дыхание, а глаза слезились то ли от обиды, то ли от резких порывов ветра.

– Это Ронья, – спокойно ответил Агний. – Она уже несколько дней рассказывает всем гадости про тебя. Даже я поверил сначала.

– Но ведь ты знал, что это неправда! – я закричала, а люди вокруг теперь уже открыто пялились на меня.

Я злобно взглянула на них, и незнакомцы пошли дальше.

– Знаю, был неправ. И я пытался поговорить с ней, но толку нет. Не слушает она меня, – Агний шумно выдохнул, и я поежилась от шипения в трубке.

– Наверно, мне теперь совсем не стоит выходить на улицу.

– Скоро все забудется. Это же Медвежьегорск. Тут редко что-то происходит, поэтому люди цепляются за любые события. На свадьбе наших с Роньей родителей я зацепился за скатерть и свалил на себя целую кучу еды. Надо мной до сих пор временами подшучивают из-за этого, но уже намного реже, чем раньше.

– И сколько времени прошло с того дня?

– Семь лет.

– Так много? – брови поползли вверх от удивления. – Я не смогу запереться дома на семь лет.

За разговором я и не заметила, как добралась до дома. Даже глазевшие на меня люди пугали не так сильно. Может, все действительно не было так плохо, как говорил Агний? Нервный смешок сорвался с губ. Случай со скатертью явно не мог сравниться со слухами обо мне.

В квартире стоял шум. С кухни доносились громкие разговоры и едва различимая музыка. Я неторопливо сняла обувь, и заглянула на кухню. Мама сидела за столом с темноволосой женщиной в красном платье. Они пили вино и разговаривали о жизни.

Еще в прихожей я подслушала, как мама называла моего отца подлецом, бросившим семью, а теперь она искренне улыбалась мне:

– А вот и Настя, моя дочка.

Женщина обернулась, и в глаза бросился яркий неумелый макияж, который только портил ее лицо.

– Вся в мать, – подмигнула она, ставя опустевший бокал на стол.

– Настя, это Тамара, моя школьная подруга. Представляешь, столкнулись в магазине сегодня, а ведь обе грозились, что никогда в Медвежьегорск не вернемся, – улыбка тут же сползла с лица матери, и она сделала глоток вина.

– Не буду мешать, – я попыталась улыбнуться в ответ, но чувствовалось, что вечер уже был испорчен.

Стараясь не подслушивать чужой разговор, я заперлась у себя в комнате и начала смотреть новый сериал, чтобы хотя бы на пару часов забыть о том, что происходило на улице. Вот только ничего у меня не получалось. Главную героиню сериала тоже ложно обвинили, и она отправилась в тюрьму.

В горле сжался комок. Надеюсь, мне повезет больше, чем бедной героине сериала.

Смотреть дальше первой серии не хотелось. От сериала стало еще неспокойнее, чем было раньше.

Тамара ушла только тогда, когда на улице совсем стемнело. Мама после общения с ней не выглядела счастливой. Похоже, они обсуждали не самые приятные вещи, но я не задавала вопросов. Мама все равно не ответила бы на них. Она всегда считала, что не стоило загружать меня проблемами или тяжелыми воспоминаниями.

Следующие несколько дней я не решалась выйти на улицу даже для того, чтобы сходить в магазин, а ведь от скуки так хотелось сладкого. Мама временами заглядывала в мою комнату и спрашивала, не думала ли я прогуляться. Каждый раз она удивлялась, услышав, что мне хотелось побыть дома.

Наверно, я бы так и просидела взаперти до конца месяца, если бы нас снова не вызвали в полицию. Мама не ждала ничего хорошего от новой встречи со следовательницей, да и я тоже. Особенно, после того, что произошло на улице несколько дней назад.

Разве поверила бы я, что на каникулах буду появляться в полиции чаще, чем на улице со сверстниками? Конечно же, нет.

Когда мы только вышли из дома, я чувствовала себя нормально, но чем ближе мы подъезжали к полицейскому участку, тем беспокойнее становилось. В мыслях раз за разом прокручивались обвинения, и руки задрожали.

Наш форд остановился, и стало понятно, что мы приехали. Мама осторожно положила свою ладонь поверх моей и вздохнула:

– В прошлый раз я со всем разобралась, помнишь?

– Помню, – ответила я, не поднимая взгляда. – Но зачем тогда они вызывают снова?

– Не знаю, но обещаю, что не дам тебя в обиду.

– Спасибо, – я всхлипнула и придвинулась ближе к маме, чтобы положить голову на ее плечо и успокоиться хотя бы на минуту.

От мамы пахло вишневыми духами, а ее темные волосы щекотали мне лицо. Хотелось представить, что мы находились где угодно, но не среди старых уродливых зданий, которые обрамляли высокие сосны. Вот только ничего не получалось. Даже сквозь включенное радио пробивались чужие разговоры и дорожный шум, а мамины сладкие духи заглушал тошнотворный запах гари.

– Идем, – мама легко провела по моему плечу. – Чем раньше зайдем туда, тем раньше выйдем.

Я закивала головой и нехотя отстранилась. Если просижу еще немного, то ни за что не выйду из машины.

Стоило ступить на разбитый асфальт, как хлынул дождь, мигом намочив волосы и одежду.

– Зато мы припарковались почти у самого здания, – попыталась улыбнуться мама, но увидев мое кислое лицо, снова погрустнела.

Я шла как на казнь. Каждый шаг давался с трудом, а сердце отдавалось в груди глухим стуком. Если бы я могла остаться под дождем, то ни за что не зашла бы в здание, где находилась полиция.

Внутри, как и раньше, воздух был спертым. После уличной свежести я почти не могла дышать. Мы привычно предъявили документы на входе и прошли дальше. Мама все крепче сжимала мою руку, и только это ощущение не давало свалиться на истоптанный пол.

– Все будет в порядке, – раз за разом повторяла мама.

Я уже почти поверила в ее слова, как дверь в сто пятый кабинет медленно открылась. Оттуда выглянула Мария Игнатовна, которая выглядела даже более взволнованно, чем обычно. Черный карандаш, которым следовательница подвела глаза, подтек, создавая неряшливый вид.

– Хилма, Анастасия, проходите, – Мария Игнатовна открыла дверь шире и позвала нас в кабинет.

Ее голос звучал встревожено, а мне стало еще беспокойнее.

Мама слабо подтолкнула меня вперед, и мы зашли.

Внутри кабинета все выглядело так, как и прежде. Я сосредоточилась на золотистой табличке с именем следовательницы. В ней отражалось мое искаженное изображение, которое менялось с каждым, даже самым слабым, движением.

– Я вызвала вас, чтобы сказать о том, что Анастасия больше не в числе подозреваемых, – сказала Мария Игнатовна, запинаясь. – Установлено, что нож, обнаруженный на месте преступления, не является орудием убийства. Так что, вас больше не побеспокоят.

– Слава богу! – тяжело вздохнула мама, хотя никогда не была набожной. – Я же говорила, что Настя не делала ничего плохого.

– Я тоже хотела верить в это, – ответила следовательница. – Я не думала, что ваша дочь могла сделать что-то настолько... Настолько ужасное.

– Не называй меня на «вы», мне не по себе от этого, – мама поморщилась, и я переводила удивленный взгляд то на нее, то на Марию Игнатовну.

– На работе иначе нельзя, – теперь уже совсем по-дружески улыбнулась она.

Я вышла из кабинета в приподнятом настроении. Даже не верилось, что все закончилось. Когда мы оказались на улице, я взглянула на Медвежьегорск другими глазами: яркая зелень скрашивала серость зданий, а лужи на земле напоминали миниатюрные озера, вроде того, где мы сидели с Агнием. Оказывается, даже одно хорошее событие могло полностью изменить взгляд на все, что находилось вокруг.

– Тело мальчика... Оно исчезло, – послышалось поблизости.

Я замотала головой и увидела пару мужчин, стоявших недалеко от полицейского участка.

Мама прошла дальше, а я замерла, вслушиваясь в их разговор.

– Еще вчера тело было на месте, а утром его не стало. Родственники ребенка просто порвут меня! – нервно голосил мужчина, даже не задумываясь о том, что его могли услышать.

На мгновение перехватило дыхание. Вспомнился недавний сон о Расмусе. Я почти не сомневалась, что незнакомцы говорили о нем. Нужно было срочно рассказать обо всем Агнию.

Мама громко посигналила, заставляя вернуться в машину. Мужчины тут же замолчали. Я села в автомобиль, и минутное спокойствие сменилось новыми тревогами.