Линия Напряжения
---
Хэнджин не мог понять, что именно его раздражает больше: сам факт того, что он снова думает о ней — или то, как легко это происходит.
Сольи не появлялась в его мыслях с намерением. Она просто была — в паузах между совещаниями, в тишине кабинета, в утреннем кофе.
В ней не было ни вычурности, ни подражания. Ни капли страха. Только прямой взгляд, непрошеная честность — и странное ощущение, что он, впервые за годы, не контролирует ситуацию.
Он не любил терять контроль.
Поэтому решил: узнать её слабости. Найти трещины. Понять, что за человек смеет так легко проникать в его реальность.
Он позвал ассистента:
— Соберите досье на Мин Сольи. Образование, семья, прошлое. Всё.
— Это законно?
— Это моя компания.
---
На следующее утро в его папке лежало досье.
> Мин Сольи. 22 года. Выпускница художественного факультета университета Хонсэ, стипендиат. Отец — скончался, мать — преподаватель литературы. Родом из Тэгу. Работала в дизайн-студии при колледже, участвовала в нескольких благотворительных проектах. Хобби — рисование и музыка. Нет вредных привычек, нет зарегистрированных отношений.
Ничего подозрительного. И именно это злило сильнее.
Он ожидал найти в её прошлом хотя бы одну тень. Одну зацепку. Но вместо этого увидел… чистоту. Рабочую, скромную, самостоятельную.
Он захлопнул папку и вышел в холл.
Сегодня она работала в отделе, расположенном внизу. Он решил пройтись лично — "проверка динамики стажёров", как формально это назвал.
---
Сольи сидела на полу, окружённая макетами освещения. Рядом с ней — коробки с материалами. Она увлечённо что-то вырезала канцелярским ножом.
Он остановился у дверного проёма и наблюдал.
В ней не было ничего особенного — и в этом была её сила. Она не старалась произвести впечатление. Она просто делала. И в этой сосредоточенности было что-то… привлекательное.
— Макеты не делают из картона, — произнёс он, входя.
Сольи подняла взгляд.
— Настоящая форма начинается с простого. Бумага — это гибкость. Картон — структура.
— Философия дизайна?
— Моя философия. Хотите помочь?
Он скептически вскинул бровь:
— Я не привык пачкать руки.
— А жаль, — сказала она спокойно. — Иногда только через грязь доходишь до смысла.
Он смотрел на неё, ожидая неловкости, страха, оправданий. Но ничего этого не было. Она просто продолжала делать своё. И в этом было больше силы, чем во всех его совещаниях.
---
Позже в тот же день, по дороге домой, Хэнджин впервые за долгое время решил прогуляться пешком. Он ехал в машине, но, проезжая через старый район, внезапно попросил остановить.
Асфальт под ногами, шум уличных продавцов, музыка из кафе — всё это было не похоже на стерильность его привычного мира. Он шагал по улицам, не зная, зачем здесь оказался, пока не услышал знакомый голос.
— Дайте, пожалуйста, вот этот букет, только перевяжите голубой лентой. Спасибо!
Он обернулся.
Сольи стояла у цветочного лотка. В руках — полевые ромашки и васильки.
Она выглядела иначе: джинсы, свободная кофта, волосы собраны в небрежный пучок. Она смеялась с продавщицей, шутила, улыбалась.
Такой он её ещё не видел.
Он шагнул ближе.
— Цветы? Для кого?
Сольи резко обернулась, удивлённая.
— Господин Ли? Что вы тут делаете?
— Я могу задать тот же вопрос.
— Я тут… просто прохожу. Цветы — для мамы. Сегодня годовщина смерти отца.
Хэнджин замолчал. Не потому что не знал, что сказать, а потому что почувствовал что-то… чужое. Личное. Тёплое.
— Я не знал, — произнёс он тихо.
— И не обязан были, — она слабо улыбнулась. — Не всё в жизни — досье, правда?
Он сжал губы. Её слова были точны. Почти болезненны. Она знала, что он её проверил.
— Ты...
— Да, — кивнула она, не дожидаясь вопроса. — Я догадалась. Но мне нечего скрывать. А вы, похоже, очень стараетесь прятать своё настоящее.
Это было почти обвинением. Почти… заботой.
— Люди не обязаны быть открытыми, — сказал он холодно.
— Нет. Но иногда это — единственное, что нас спасает.
Она взяла букет и повернулась к нему спиной.
— До свидания, господин Ли.
Он остался стоять, наблюдая, как она уходит по улице, растворяясь среди фонарей и запаха цветов.
И вдруг ощутил в груди лёгкое… покалывание.
Что-то, что он давно не чувствовал.
Что-то, что больше всего в мире боялся.
---
В ту ночь он не спал. В голове крутились её слова, её руки, перепачканные клеем и чернилами, её взгляд — не осуждающий, а понимающий.
И впервые за долгие годы он задал себе вопрос:
> «А что, если всё, во что я верил — не единственная истина?»
--