Тайна яблоневого сада

Под потолком, навевая прохладу, тихо завывал сквозящий ветер. За окном чернели тучи, периодически поблëскивала молния, ударяясь то об одно, то о другое дерево, вдалеке вспыхнул засохший куст черëмухи. Группа студентов обступила со всех сторон койку, на которой мертвенно важно лежал потрёпанный манекен, переживший прадедов нынешней молодежи. Марина Тимуровна демонстрировала разные виды уколов, разъясняла, как стоит подготавливать кожу и инструменты к микроскопическому разрыву дермы. Строгим и требовательным голосом предупреждала о всех возможных последствиях резких движений, неправильно выбранного места, антисанитарии. Главные зубрилы коллектива конспектировали каждое слово, зарисовывали все действия медсестры. Среди них была Фелисити, она не обращала внимание на окружение, её волновал лишь навык, которым необходимо овладеть любому уважающему себя учёному. Девушки с задних рядов бурно обсуждали всё, что им попадалось на глаза: мокрые пятна на стене, жутковатое и одновременно смешное лицо манекена, выглядывающие из толпы пушистые уши. После окончания лекции Марина Тимуровна начала первый этап практики, заставляя оттачивать все действия до совершенства. По прошествии двух, а может и более, часов, женщина, удовлетворенная результатами большей части обучающихся, предложила потренироваться на нескольких "подопытных", первым из которых без сомнений выступила Лиса, на сгибе руки которой уже скоро красовался огромный сине-жёлтый синяк. Несколько особо чувствительных будущих фельдшеров обмахивали себя тетрадями, один из них потерял сознание при виде крови. Кто-то брезгливо шепнул: "Лучше бы мы просто катали ватные шарики, как на прошлой практике". Откачивая неудачливого врача, Фелиса привыкла к боли в пострадавшей конечности и вскоре уже сама взяла кровь у другого храбреца. Медсестра была довольна результатом и перенесла отработку навыков на следующий день, отпуская учащихся домой. Фелисити задержалась и уговорила медсестру дать ей возможность встретиться с раненной женщиной, которая ждала своей участи в отдельной маленькой палатке с высокими стенами и прозрачным окном, через которое ей протягивали обезболивающие препараты и жидкую пищу с редкими распухшими крупинками. Разгуливая по больнице, тихо следуя за нервной Мариной Тимуровной, и иногда подтверждая её обрывочные мысли, Лиса ждала момента, когда её наконец отведут в инфекционное отделение, однако успевала искать взглядом крыло отказников. Исследовательница пыталась запомнить каждый поворот и каждый кабинет, надеясь встретить малышку, так трепетно увлекшуюся новым лицом среди холодных белых халатов и шапочек. Встав раньше обычного, Фелиса с энтузиазмом скрутила из старых лоскутков (от которых Яромила с радостью отказалась, мечтая поспать лишние полтора часа) неказистую куколку, желая подарить крошке, в надежде, что это обрадует больного ребёнка и даст положительные эмоции, которые послужат пинком к скорейшему выздоровлению.

Наконец, девочка покатила тележку с обедом в отделение отказников, обгоняя уставшую медсестру. В уголке, сжавшись и надрываясь от кашля, сидела та самая малышка. Она подняла пустые глаза, которые тут же заблестели, увидев новую знакомую. "Ли-лии-ч-каа!" - улыбаясь, выговорила она. Лиса взяла её на руки, потрепала по голове, начиная кормить ребенка с ложечки, это было тяжело, хоть крошка оказалась на редкость послушной, постоянный кашель мешал ей спокойно есть. Фелиса вынула из кармана ранца тряпичную куколку, протягивая её больной. Малышка бережно прижала игрушку к себе и не выпуская из рук, она бросилась на шею Фелисити, которая аккуратно прижала ребенка в ответ перед уходом.

- Это было её первое слово. - устало улыбнулась Марина Тимуровна, прикрывая дверь палаты.

Следуя за медсестрой, исследовательница пыталась сосредоточить внимание на своей главной задаче: "Мне необходимо уговорить её попытаться вылечиться! Шанс есть! Только как ей объяснить, что придется быть поджаренной заживо?.. "- думала девочка. Внимание то и дело отвлекал резкий запах сырости и плесени, произрастающей у подтекающих труб. Наконец дошли до инфекционного отделения, надели чумные костюмы, разнесли еду. Марина Тимуровна осталась снаружи, прежде указав на дверь крохотной палаты, где ожидала участи знакомая из приёмной.

- Добрый день, я принесла вам обед. - зайдя в палату, Фелиса ужаснулась: кожа женщины стала сероватой, обвисшей, дряблой, белок глаз заметно покраснел, по помещению разносился далеко не самый благоприятный аромат. Сердце заколотилось то ли от жалости, то ли от брезгливости, одно дело - описать болезнь, другое - видеть все это, пропускать ощущения обреченного через себя.

- Здравствуй, милая, спасибо тебе. О, сегодня еда получше, чем вчера, решили накормить напоследок? - голос был доброжелательным, но низким и звучащим будто из кожаного мешка. На груди повязан окровавленный бинт, видно: его не меняли с вечера.

- Почему вам не зашили рану? - удивилась Лиса.

- Боялись разнести инфекцию, да и что бы это дало? Так, забинтовали слегка.. - обреченно отвела глаза заболевшая.

- Позвольте, я поменяю бинт? - поинтересовалась Лиса, пытаясь не смотреть окровавленные глаза.

- Позволяю. - криво улыбнулась собеседница.

Нежно и без резких движений Фелиса размотала старый бинт, рана слегка зарубцевалась, кровь сочилась вперемешку с зеленовато-желтой жидкостью, пахнущей гнилью. Девочка отвернулась к тележке, забирая перекись, вату и свежие бинты, еле сдерживая рвотный позыв. Повернувшись обратно, она попыталась, как ни в чем не бывало, с доброжелательной улыбкой обработать рубец пероксидом водорода, женщина еле сдерживала крик, вырывающийся стоном из сомкнутых губ. Фелисити приложила новый кусок ваты с заживляющим порошком и забинтовала следы когтистой лапы или зубов.

- Дотошная ты однако, вчера терпеть не стали, замотали просто, без обработки, пожалели наверное перекись. - криво съязвила заболевшая.

- Скорее пожалели Вас, Вы не смогли бы выдержать жжение в том состоянии. Сейчас Вы уже привыкли, если так можно выразиться, к боли, и новое небольшое вмешательство не так заметно на фоне общего стресса организма. - попыталась на ходу сочинить Фелиса, для неё также стали загадкой действия врачей.

- Да все равно уже, недолго мне осталось, попроси выдать капсулу с газом. - обреченно понурив голову, отозвалась зараженная.

- Неужели Вам не хочется жить? Почему вы не хотите бороться за жизнь? - искренне возмутилась Лиса.

- Что-то ты слишком оптимистична, недавно работаешь? - перевела тему пострадавшая.

- Я не работаю в больнице, тут получаю необходимый опыт для исследовательской деятельности.

- Значит, ты та ушастенькая ученая? Которая вчера врачей позвала? - оживилась женщина.

- Да, это я.

Чумной костюм неудобно сжимал уши, закрывал большую часть лица, делал очередной однотипной кляксой на грязно-белой пустоте.

- Ах, прости, не признала сразу, зрение уже давно не то, как тебя звать-то, дитятко?

- Фелисити Гиацинтова.

- Златовка, получается, а меня величай Ниной Григорьевной, пока ещё есть кого так подзывать.

- Почему вы не хотите бороться?! Любую болезнь можно победить! Сколько времени прошло с момента нападения мутанта? - еле скрывая раздражение от пессимизма собеседницы, возмутилась Гиацинтова.

- Около тридцати часов... Было бы ради кого выздоравливать, попыталась бы, а так - смысла нет.

- Почему же нет? Всегда есть те, ради кого нужно стремиться к лучшему и в первую очередь - ради себя. - попыталась выйти на более открытый диалог Лиса.

Нина Григорьева задумчиво отвела взгляд, раздумывая о том, стоит ли изливать душу совершенно незнакомой особе. Спустя несколько минут гнетущей тишины, она все же решилась "исповедаться" в последний раз.

- В юности мечтала "двигать горы", отец не дал. Решила стать учительницей, чтобы направлять увлеченных мальчишек к исполнению нашей общей мечты...В колледже познакомилась с прекрасным молодым человеком, завязался роман, потом сыграли свадьбу. Жили счастливо, детей не спешили заводить: оба были своеобразными родителями для всей гимназии. Началась Война с кинсейнами, мой Мишель отправился на фронт и погиб одним из первых, а этот министр, как его, а - Дэйки Джи Валь, даже имечко паскудное, вскоре завершил конфликт неизвестно по каким причинам начатый. – Нина Григорьевна глядела ровно, будто сквозь своего последнего «пастора», казалось, она видела то, что доступно только её воспоминаниям. Фелиса старалась не отводить взгляд и контролировать каждую мышцу лица, чтобы ненароком не оскорбить ту, чьё горе не пожелаешь пережить и врагу. - Горевала долго, но отцу было все равно. Нашёл мне новую партию, чтобы передать моему сыну крохотную никому не нужную фабрику. Ни одного здорового ребенка не смогла выносить, рождались только слабенькие мутанты, вскоре погибающие, второй муж не особо добротой и честью отличался, завел любовниц, даже детей от них, много пил и влез в долги, с которыми я еле расплатилась, сдавая фабрику в аренду и работая на ней. Не хорошо так говорить, но, к счастью, помер недавно мой благоверный. Да подышать без него долго не смогла... Зато смогла нескольких ребят учеными сделать, почти все профессора в университетах, а одна девчушка сначала офтальмологом стала, а потом на станцию попала. Хорошая девочка, умная, да с плеча рубит всегда, характер взрывной, первая такая за сорок лет работы... - голос Нины Григорьевны был полон печали и горя, с которым она уже давно смирилась.

- Послушайте, ведь если Вы до сих пор были живы, вопреки обстоятельствам, значит - Вы кому-то нужны! Вы же стали путеводной звездой для стольких детей! Вы дали путевку в жизнь и науку стольким поколениям! А эта девочка воплотила Вашу мечту и стала исследователем, уверена, она будет двигать не только горы, но перевернет весь мир с головы на ноги, открыв то, в чем раньше заблуждались и о чем не знали. И все это благодаря Вам! Значит Вы - мать великих свершений. Представьте, сколькие у Вас учились, сколькие научатся ещё, если вы поборете болезнь! - Лиса разразилась пламенной речью (к концу коей была весьма довольна собой), оказавшей заметное влияние на женщину, заставив её смутиться и задуматься.

- Возможно, ты права. Но что я могу сделать против радянки? Если раньше никто не выживал? - с мимолетной надеждой отозвалась Нина Григорьевна.

- Есть один способ, и сейчас мы теряем драгоценные минуты, чтобы его опробовать. Результат не гарантирован, возможно, вы погибнете в процессе. Вас должны быстро нагреть до очень высокой температуры, что вызовет разрушение клеточной стенки бактерий. Вы будете долго восстанавливаться, но если выживете, то мы сможем спасти хоть немногих людей! - обрадовалась продвижению дела Лиса, чувствуя угнетения совести за свою зацикленность на эксперименте, а не чужой жизни.

- Я готова рискнуть, если это сможет помочь другим. - твердо ответила учительница.

- Что-ж, я тогда бегу за документами!

"Бинго! Я справилась, смогла уговорить! А если с ней что-то случится? Тогда её... Нет, глупости! Она сильная, столько пережила, столько сделала! У неё есть мотивация, крепкая, но невидимая, она выживет и будет жить!" - боролась с сомнениями Фелисити, проходя дезинфекцию и убегая в кабинет инфекциониста, оставив вдалеке недоумевающую Марину Тимуровну.

***

Вячеслав Николаевич Боткин сидел в своей лаборатории: единственном хорошо оборудованном месте города. Великий князь вовремя спохватился и организовал в каждом насаленном пункте, помимо Синеграда, так называемые "коробочки" с новейшим оборудованием, отправив работать в них самых прогрессивных специалистов. Идей по решению главной проблемы: отсутствия лечения радянки, было множество, почти все пересекались и сталкивались либо с провалом, либо с отказом заболевших становится подопытными. Без письменного соглашения никто не хотел действовать, ведь позднее могли начаться судебные разбирательства с нерадивыми пациентами. Подобные случаи в медицине не новость. "Аbominatio, abominatio! Какие же они все глупцы! Итак мрут как мухи в холод, даже не пытаются излечиться! Эта старуха также уперлась, надеялся хоть учительница поймет всю важность эксперимента, нет, все без толку! Ещё и эта погода... Дождь для мутантов как дрожжи для теста. А ведь таких залетных заболевших будет все больше и больше! Аbominatio!" - врач всё пытался протестировать новое химическое соединение на Radia-130, безрезультатно. Слишком мягкая реакция, безвредна как для человека, так и для бактерии. Взбесившись от безысходности, Вячеслав капнул концентрированную азотную кислоту на стекло, выскочил из-за стола и стал нервно сдирать перчатки, почти забыв про стерильность. Злость брала верх над разумом, пальцы впились в мохнатые руки, царапая, раздирая в кровь.

От мазохизма врача отвлек прерывистый стук в дверь. Открыв её, на пороге он увидел ту девчонку исследовательницу. "Точно, я же звал её на занятия сегодня. Зря, буду срываться на девочку, может отправить её домой?... "

- Вячеслав Николаевич, здравия! Срочно, у меня новость! - Фелиса стояла, запыхавшись, слегка ослабляя корсет, рукой на мгновение схватила горло.

- Здравствуй, Гиацинтова, успокойся и скажи нормально: что произошло?

- Я. Уговорила. Нину Григорьевну. Она - согласна. Участвовать в вашем эксперименте. Скорее готовьте бумаги на подпись и место проведения!

Инфекционист, не до конца осознав всю удачу, которую он так долго ждал, помчался в кабинет. На столе лежала стопка листов: всё уже давно было готово, и ждало подпись. "Как ей удалось? Она сказала, что я собираюсь делать? Или же я не до конца объяснил всю серьёзность ситуации и опыта? Ох, это всё морфий на меня действует, соображаю туго, зато действия отточенные." - эти мысли кружили пчелиным роем в голове, но королевой в нем была она: "Наконец-то может получиться!".

Нина Григорьевна поставила подпись, при условии, что рядом будет Фелисити, которая в свою очередь не посмела отказаться. Вызвали реаниматолога и медсестер, быстро ввели заболевшей давно заготовленные препараты, началось нагревание, экзекуция продолжалась долго, все это время Лиса была рядом, держа женщину за руку. Старая учительница кричала и выла настолько громко, что её могли услышать на станции, она испытывала неописуемые муки: в некоторых местах разрывалась кожа, изо рта вытекала полупрозрачная зеленоватая жидкость. Она извивалась в конвульсиях, будто червяк на крючке, да и в целом была похожа на червя в эти минуты. Все завершилось неожиданно, по команде экспериментатора. Медсестры поменяли простыни под дрожащим телом, обтёрли женщину особым антисептиком и вывели еле стоящую на ногах Лису, заверив, что всё прошло успешно. Последнее, что девочка увидела перед закрытием дверей - улыбающееся довольное, немного безумное лицо Вячеслава Боткина.

***

Дорога до дома была как в тумане. Исследовательница снова пересеклась с Фëдором, который как в предыдущие встречи отшучивался, старался поднять настроение, приблизиться и взять за руку. Как только ученые приехали на станцию, Федя отвёл Лису до её опочивальни, накрыл жилеткой, защищая от дождя, и передал девочку в руки Влады - единственной соседки, которая, оказалась не на работе. Девушка брезгливо довела дрожащую Фелису до комнаты и так соблазнительно заправленной кровати, на которую девочка тут же завалилась, засыпая. Неопределенное время Владислава пыталась заговорить с переживающим Федором, открыто флиртуя и кокетничая, хлопая длинными ресницами и округляя глаза, но тот не обращая на неё внимание, вышел из дома, поблагодарив за приём и пообещав зайти в семь часов вечера, чтобы всем вместе пойти на тренировку. Захлопнув за младшим Гидиановым дверь, Влада обиженно поджала губы и удалилась в свои "покои".

***

Снова дождь и снова грязные стены. Отработка навыка проходила с переменным успехом. После вчерашней тренировки исследовательница не могла пошевелить ни рукой, ни ногой без боли. Давно не работавшие мышцы, казалось, разорвутся от малейшего движения. Наставником оказался старичок-кинсейн, бодро наносящий удары на практике рукопашного боя, к коей Фелиса была не готова. Помимо выбранного оружия, старикашка заставил сражаться деревянными палками - дзё, а в случае с Лисой не принял возражений и ответил на них словами Даниила Константиновича, подчеркнув личную просьбу князя по отношению к своей подопечной. "Сам же говорил, что уважает мой выбор и не будет влезать в личную жизнь, солгал значит. "- потирая синяк на ноге, сидя на кушетке, (и второй раз отдавая свою кровь) злилась Фелисити, непроизвольно озираясь на всех злыми колкими глазами, что не осталось без внимания говорливых девушек, стоящих у окна. Марина Тимуровна в это утро была не устало-позитивной, как в дни предыдущих встреч с ней, а грустной, печальной и даже раздраженной. Почему-то последняя характеристика никак не вязалась с её образом в голове Лисы. Обещанный урок с Боткиным получился познавательным: ученый показал и заставил отточить навыки работы с клеткой, научил отделять органоиды при помощи центрифуги для дальнейших исследований, продемонстрировал несколько качественных реакций, о которых говорят не во всех университетах. Инфекционист был подвижен, оживлён, в перерывах с гордостью вещал об успехе и действии процедуры совместно с несколькими препаратами, ранее давшими ненадлежащий результат. Врач отдал ученице стопку листов, исписанных за ночь, чтобы дополнить статью и заявить о первой излеченной радянке, даже благосклонно разрешил отметить немаловажную роль своего начинающего ассистента, без которого опыт не состоялся бы. Завершив занятие, Фелиса отправилась навестить Нину Григорьевну. Подопытная лежала, тяжело дыша, почти все тело было замотано чистыми, недавно повязанными бинтами, на нескорое, но выздоровление указывали светящиеся, живые глаза, с немного побелевшими белками. Девочка поставила новую капельницу с раствором глюкозы, к великому счастью "юной медсестры", ей не пришлось протыкать кожу, необходимо было всего лишь поменять стеклянную вытянутую баночку. Нина Григорьевна не могла говорить, но на прощание кивнула головой и улыбнулась заискрившимися глазами.

Выйдя из инфекционного отделения, Лиса наткнулась на Марину Тимуровну, собирающую документы, складывающую детские вещи и периодически вытирающую нос мятым платком. На вопрос исследовательницы: "Что произошло?" - медсестра ответила: "Твой отказничок вчера скончалась, закашлялась сильно, надорвала всё, что могла, а реаниматолога рядом не было, старушку ту откачивали". Весь окружающий Лису мир рухнул за секунду. "Как, как такое возможно? Почему дитя, только начавшее жить, завершило свой путь? Почему её жизнь оказалась менее важной, чем жизнь другого? Из-за чего рядом не было того, кто смог бы спасти невинное существо, не сделавшее этому миру ничего дурного? Есть ли здесь моя вина? Определенно - есть..." После нескольких тяжких мгновений убивающе-жестоких мыслей, Фелиса, вжавшись в угол, медленно сползла по стене, приземлившись на пол, и сжав ноги руками, очутившись в бездумье. Она не помнила, насколько долго так сидела, заметил ли её кто-то? Может каждая медсестра и каждый врач были заняты скорбью по почившему дитя или же никто, кроме двух горюющих лиц в тесной каморке, заполненной ароматами спирта, не заметили тишины от пропажи громкого кашля и тихого смеха.

***

Неизвестно как долго пол нагревался от обездвиженного тела, но к моменту, когда солнце послало последние лучи в окно, все звуки в больнице стихли. Из пустоты девочку вырвало прикосновение тёплой руки, шелест кудрявых волос, запах яблок и леденцов, так хорошо запомнившиеся за последнюю неделю.

- Мила, ты? Где Марина Тимуровна? - Лиса подняла помутнённый взгляд на рабочее место медсестры, оно пустовало. Глаза заслезились от солнечного зайчика, попавшего на радужку, зрачок сузился сильнее, оставив лишь точку посередине глубоких словно, кинсейнские пруды с карпами, нежно-зеленых очей. На секунду Фелисити увидела два розовых пятна ровной формы и линии, соединяющиеся с ними, сплетающиеся в узор, напоминающий львиную морду. Видение рассеялось.

- Да, я. Проходила мимо после окончания небольшой выездной экспедиции, решила зайти, встретила медсестру, она, увидев одежду и брошь, попросила тебя в чувства привести, вот так я и оказалась здесь, на полу больницы, звучит не очень, не находишь? - Яра попыталась улыбнуться, но вышло криво, она прекрасно понимала, какие чувства испытывала её соседка, но не могла ничего сделать, кроме как молча разделить её горе, обняв за плечи.

Так они просидели ещё какое-то время. И уже когда уборщица прогнала их, угрожающе помахивая шваброй, исследовательницам пришлось послушно и в очень скором темпе ретироваться. Пытаясь развеять гнетущую тишину, Яромила решила отвести Фелисити на каток, о существовании которого в Черëмуховце ранее и не подозревала. Вторая девочка послушно и с интересом приняла эту затею, в её уезде единственным катком было озеро зимой, на котором так любил выкручивать пируэты различной сложности он... Ледовый дворец оказался похожим скорее на ледовый дом, нежели дворец, но в этой компактности чувствовался уют. Уставшие ученые взяли две пары коньков на прокат и встали на лёд, который уже давно рассекал твердыми и извилистыми линиями... Федор! Его глаза блеснули неразличимым сиянием, губы растянулись в холеной ухмылке, он подкатил к державшейся за бортик Яре, подхватил под левую руку её, а под правую чуть поодаль разминающуюся Лису. Он галантно развлекал девушек шутками, стерев ту обреченность с лица Фелисы, что была изначально. Девочка, почувствовав наконец лёд, высвободилась из объятий Гидианова, резко и нервно отстранившись от него.

Ноги сами стали двигаться в такт заученным когда-то мелодиям, заигравшим в голове. Скорость постепенно нарастала, руки двигались хаотично, но нежно и элегантно, туловище наклонялось то в одну, то в другую сторону, волосы развевались, обрамляя фарфоровую кожу, делая Фелису похожей на тонкую молодую берёзку, качающуюся на сильном ветру. В момент чувственного порыва девочке показалось, что её талию подхватила тонкая белоснежная рука с длинными изящными пальцами, боковому зрению померещились льняные кудри. Ноги сами оторвались от поверхности, закручивая в невысокий и короткий прыжок, мышцы напряглись, тело кольнула боль. Приземление вышло болезненным, подвернулась нога и произошло падение. Федор и Мила немедленно подъехали к Лисе, помогая подняться. За бортиком стояла мужская фигура, довольно улыбающаяся и медленно хлопающая.

Возвращение домой пролетело незаметно, компания была приятной, она скрасила долгие минуты поездки в закрытом железном экипаже под снова начавшимся дождем. Пробегая мимо тринадцатого домика, девочки мимолётом заметили Икриму, аккуратно заводящую в дом рыжую девчонку, шатающуюся и еле стоящую на ногах.

***

Дома трое соседей: Фелисити, Яромила и Белава собрались в крохотной гостиной, накрылись одним большим одеялом, продолжив работу над первыми проектами. Мила радостно и звонко щебетала о новых маршрутах до ближайших поселений, камнях и почве, устилающих дорогу к ним. Её руки, не находящие место над листами, активно жестикулировали в воздухе, показывая важность сия события. Белава заговорческим и таинственным голосом читала отрывки из своей работы, необходимые для выводов к статье, главной задачей которой было освещение проблемы частых душевных болезней и религиозного помешательства в "Вольных деревнях". Лиса молча слушала, пропуская подробности, она была погружена в дополнение доклада, зачеркнув удручающий конец которого, угловатыми буквами написала "Болезнь впервые побеждена 02.06.177г. от ЭК...". Уже поздно ночью землю содрогнули мелкие толчки.