Глава 9
Я устроился на холодном асфальте крыши, погрузившись в размышления. Иногда я прихожу сюда, когда становится слишком трудно, и тогда, глядя на звёзды и на раскинувшийся внизу город, пытаюсь снова почувствовать себя человеком, пока ветер со всех сторон обдувает кожу.
Ломка всё ещё не покидала меня, но, может быть, я смогу от неё избавиться и стать другим. Найду работу, начну лечение — ведь моя жажда не проклятие клыков, а хроническая болезнь крови. Я пью лишь для того, чтобы выжить. Не понимаю, что именно в той девушке заставило монстра внутри меня испариться, но, возможно, именно эта встреча подтолкнёт меня к новой, нормальной жизни. Может, я даже вернусь к родителям. Они, наверное, вспоминают обо мне… или уже разучились?
---
Внизу светофоры мигали красным и зелёным, как будто пульсировали в такт моим мыслям. Когда-то я считал их просто лампочками, а сейчас они казались мне ритмом, которому я отчаянно стараюсь подстроиться. Жизнь продолжалась без меня: автобусы вздыхали выхлопом, ночные магазины принимали последних покупателей, кто-то смеялся, кто-то ругался на парковке. Все эти звуки поднимались ко мне глухим эхом — словно напоминали, что я тоже часть этого мира, пусть и спрятанная в тени.
Я закрыл глаза и сосчитал удары сердца. Раньше я не слышал его вовсе — организм работал на чужой крови, на химии, на страхе. Сейчас оно стучало медленно, но своё. И каждый удар говорил: «Ещё жив. Ещё можешь выбрать».
Чего я на самом деле хочу?
Воспоминания всплыли неожиданно чётко: отец, кофеварка на кухне, утренний запах мела и бумаги в школьном кабинете, мои дурзья. Я увидел себя девятнадцатилетним — там, где всё только начиналось и ещё могло пойти иначе. Тогда мне казалось, что впереди — путешествия, университет, шумные разговоры до рассвета. А вышло — больничные коридоры, диагнозы, таблетки, отчаяние, потом случайное открытие, что чужая кровь приносит облегчение, и первый глоток, после которого уже невозможно вернуться.
С крыши до меня донёсся запах шавермы — жирный, приправленный пряным соусом. Я невольно улыбнулся: такой обычный аромат, и в нём нет ничего для меня, но от этого воспоминание о том, как я когда-то ел жареную курицу руками, показалось почти приятным.
Может, я всё ещё способен на что-то нормальное.
Я представил, как прихожу в клинику: не как ходячая катастрофа, а как пациент. Рассказываю врачу всю правду: о жажде, о том, сколько вечеров я провёл, преследуя незнакомцев. Представил, как подписываю согласие на экспериментальное лечение — переливание синтетической плазмы, или генный препарат, подавляющий аномальные клетки. Видел, как медсестра улыбается мне, как родителям звонят и говорят: «Есть шанс, он держится».
Ветер щёлкнул антеннами и пригнул мою куртку к спине. Ломка тут же напомнила о себе — острая, как зуб сквозь дёсны, хотя клыков у меня нет. Просто кровь требовала новой крови. Я глубоко вдохнул, чтобы выровнять дыхание.
Держись. Никто ведь не говорил, что будет легко.
Я встал. Небо оказалось ниже, чем казалось в сидячем положении; полумесяц завис над домами, словно пустая чашка. Внизу, у края двора, два подростка катались на скейтбордах, и их смех щекотал воздух. Я поймал себя на том, что завидую им — свободным, бесстрашным, полнокровным. Но одновременно почувствовал странную благодарность: они напоминают, ради чего стоит бороться.
Если смогу удержаться эту ночь, смогу и следующую.
Шаг за шагом я обошёл периметр крыши, словно патруль. Каждую минуту проверял своё состояние: спазм в горле? дрожь в ладонях? Нет, пока терпимо. Тень девушки возникала перед глазами то ли видением, то ли иллюзией: её улыбка в отражении витрины, совсем лёгкая, как вспышка фотокамеры. Тогда, в кафе, я не понял, почему остановился. Теперь думаю: может, увидел в ней себя таким, каким был до болезни. Или таким, каким ещё могу стать.
Надо найти способ встретиться с ней снова, — мелькнула мысль. Не ради крови — ради ответа. Спросить, чем она живёт, что за музыку слушает, куда ходит по утрам. Узнать, поймёт ли она меня. Не ужаснётся ли. И если ужаснётся — смогу ли я выдержать это?
Я остановился на самом высоком углу крыши, где бетонный парапет был покрыт рябой влагой. Подо мной шла трасса, фарные потоки тянулись бесконечными нитями, словно кровеносные сосуды огромного организма. Город-тело, а я — что? Вирус? Пересаженный орган, который бьётся чужим ритмом?
Пальцы скользнули к внутреннему карману. Там, вместо ножа, я носил теперь эластичный жгут и пластиковый контейнер — аптечка, которую выдали в клинике, куда я всё-таки осмелился записаться на консультацию. Завтра. Двенадцать ноль-ноль. Всего лишь встреча, а страх такой, словно мне предстоит операция на сердце без наркоза.
Но я уже сделал невозможное: семь дней без крови человеческой. Я жив.
И тогда впервые за долгие месяцы я позволил себе маленькую роскошь: я улыбнулся. Не страшной, раздавленной, а тихой, почти детской. Ветер тут же сорвал улыбку, но вкус остался — не медный, не кровяной, а обыкновенный, живой.
Я повернулся к люку и спустился вниз, внутрь многоэтажки, где пахло батареями и чьим-то ужином. В груди теплилась слабая искра. Я знал: ночь будет длинной, ломка — жестокой. Но теперь у меня было нечто важнее страха.
У меня было «потом».