III
Не успело ощущение чуждых рук культистов исчезнуть, как я уже разглядывал комнату в которой оказался. По размерам она занимала примерно треть от жилых залов, виденных мною раньше. По сравнению с руинами второго уровня здесь было чисто и уютно. Комнату освещали несколько масляных ламп, перебивающих затхлое зловоние подземелья; дышать, однако, все еще было затруднительно. Три из четырех стен, кроме самой дальней, были обшиты деревянными панелями, скрывающими трещины. Каменный пол устилал ковер. Напротив двери стоял большой стол, заваленный книгами, рукописями, свитками и множеством письменных принадлежностей. Среди них я подметил инструменты, знакомые каждому астроному: несколько видов астролябий и роскошную армиллярную сферу. Каждый из этих замечательных приборов стоил совсем недешево, и я не мог не задаваться вопросом — как они оказались здесь и какой толк от них под землей. На одной из стен висела звездная карта, наверняка срисованная с барельефов на первом уровне. Карту усеивали бесчисленное множество пометок. Кто бы здесь не проживал, он, похоже, был опытным астрономом.
Понемногу я приходил в себя после похищения и головокружительного похода по логовищу культистов. Я мог только гадать, что они собирались сотворить со мной, но больше меня интересовала личность хозяина этого кабинета.
Увлеченный осмотром, я не сразу заметил, что нахожусь в комнате не один. За одним из столов сидел уже знакомый мне горбун. Алый капюшон был откинут на сгорбленную спину, явив сосредоточенное морщинистое лицо, обрамленное редкими седыми прядями. Он быстрыми движениями писал что-то на листе пергамента. Горбун поднял глаза, и меня пронзил твердый взгляд такого же ярого исследователя, как и я сам.
Он неловко встал из-за стола, поприветствовал меня по имени, предложил сесть, а затем налил мне вина из высокого графина. Я был настолько поражен его вежливым тоном, что безропотно подчинился. Мне казалось абсолютно невероятным, что такой образованный и интеллигентный человек может быть каким-либо образом связан с культистами и похищениями. Пока я молча сжимал бокал, горбун налил выпить себе и устроился обратно в кресло. Затем он начал говорить.
— Сперва мне стоит попросить прощения за действия моих помощников. Надеюсь, они не были грубы с вами? Нет? Хорошо, хорошо. Я давно искал повода увидеться с вами, но никак не ожидал, что вы сами найдете меня. Да, сударь, мне прекрасно известно кто вы. Мы наблюдали за вами и знаем о вашем пылком увлечении астрономией. Я читал ваши работы, написанные от университета Силартиса. Для меня честь наконец встретиться с вами лицом к лицу. Но обо всем по порядку. У вас, конечно, скопилось огромное множество вопросов обо мне, об этом месте, и чтобы я мог ответить на них всех прошу запастись терпением. Я начну издалека.
Меня зовут Томоэн, я родился в Делириане и двадцать лет назад занимал должность старшего волшебника-исследователя в Алой Башне. Мой магический дар был невелик, но своей тягой к знаниям я заслужил столь высокую должность. Я посвятил себя изучению звезд и звездного пространства, именуемого Космосом, ибо всегда ощущал непреодолимую тягу к небесным светилам. С самых юных лет меня терзал один единственный вопрос — существует ли жизнь среди звезд? Ответу на него я посвятил всего себя.
При этих словах я невольно подался вперед и сильнее стиснул бокал вина. Это был вопрос, что живо интересовал и меня. Томоэн продолжил:
— В Алой Башне меня ждала неудача. Не буду вдаваться в подробности экспериментов, к которым привели мои исследования, но стоило архимагам прознать про них, как меня заклеймили еретиком и с позором выгнали из Делириана. Все же нравы на моей родине куда строже, чем в Силартисе. Тогда я уверился в том, что найти ответ на пожирающий меня вопрос обычными методами невозможно. Я обратился к менее ортодоксальным. Ибо интерес мой к звездам горел, как сами звезды, меня влекло к ним каждую секунду моего пребывания на земле, они звали меня, и отринуть их зов было равносильно смерти.
Вместе с группой единомышленников из Алой Башни я начал новое расследование. Результаты моих неудавшихся экспериментов натолкнули меня искать ответ в запрещенных, оккультных текстах. Мне понятно ваше презрение, но выслушайте меня. Меня заинтересовали различные культы, почитавшие небесные светила. Эти религии ужасно древние, их истоки уходят к заре появления на земле человечества, и я полагал, что за ними стоит нечто большее. Я узнал про древних солнцепоклонников, приносящих жертвы на рассвете, про орден убийц, действующих под полной луной. Но больше всего меня поразили упоминания о некой секте, уделявших особое значение едва заметному треугольнику звезд в северном полушарии небесной сферы. Что еще удивительней, за всю нашу историю эта секта всплывала множество раз, самый последний — в раннеимперский период. Они появлялись из ниоткуда, в совершенно несвязанных и отдаленных друг от друга цивилизациях, не объединенные ничем, кроме треугольника в небе.
С помощью запрещенной рукописи безымянного колдуна из Тифона мне удалось установить, что тот треугольник есть ничто иное, как венец созвездия Змеи, ее голова, образованная звездами Бароль, Криозия и Гиихона. Он с трудом различается в небе, лучше всего в начале лета, когда его свет не перекрывается Северной Короной и ярчайшим Альрамехом. Оккультисты именуют его Престолом, а та древняя секта — Алессиум. Но почему почитаются именно эти три звезды, мне только предстояло узнать.
Исследования Алессиума привели меня и моих сподвижников в Силартис, где ограничения были гораздо мягче, и мы могли добывать запрещенные в Империи тексты без особых проблем. Из них я узнал об этом городе, одном из величайших наследий цивилизации настолько древней, что само ее название стерлось из анналов истории. Безмозглые горожане считают его не больше чем легендой, а запрет ходить в старые шахты оправданным из-за угрозы обвалов. Династия Силартиса ревностно оберегает этот секрет. Лучше мне не рассказывать на какие жертвы пошли я и мои собратья, прежде чем королева сочла нас достойными доверия.
По предположениям королевских исследователей город простирался вниз на девять уровней, но шесть из них полностью погребены земной толщей, а на третий не решались спускаться еще три столетия назад. Второй уровень, на котором находимся мы с вами, поврежден подземными водами. Да, воистину велик был гений, что осмелился воздвигнуть целый город в недрах земли, бросить вызов самой природе. Но вы и сами должны догадываться, что древние отнюдь не были дикарями. Чего только стоят барельефы со звездными картами, куда более подробные, чем существующие в Великой Империи. Я предвижу ваш вопрос и готов на него ответить. Время давно уничтожило все ценное, но свое главное сокровище древние оберегали очень ревностно. Смотрите же!
Томоэн открыл ящик стола и извлек оттуда деревянную шкатулку. Прежде чем открыть крышку, он прошептал несколько слов, словно молитву. Отщелкнув замок, Томоэн поднял с мягкой обивки полую трубку в пятнадцать сантиметров длинной, с большим искусством вырезанную из дерева.
— Это нашли в наглухо запечатанном саркофаге, — сказал он. — Внутри нее друг за другом находятся четыре округлых стекла, отполированных особым способом. Они преломляют солнечные лучи и таким образом приближают увиденное. Мне удалось разобрать ее и очистить стекла, восстановив их удивительные свойства. Взгляните. Это настоящее колдовство.
Томоэн показал мне как пользоваться инструментом древних и передал его мне. Я навел его на каменный потолок и осторожно взглянул сквозь трубку. Слова Томоэна подтвердились. Я различал мельчайшие прожилки в горной породе. Камень будто был прямо перед моим носом. Возможности, обещанные этим приспособлением, повергли меня в крайнее возбуждение. Мне вспомнились барельефы, где древние наставляли эти трубки в небо. Теперь понятно, как им удалось так продвинуться в изучении самых далеких светил. Если бы я только мог оказаться под звездным небом...
— Кто знает сколько еще бесценных вещей кануло в бездну времени, — пробормотал Томоэн, когда я вернул ему трубку. С большим почтением он спрятал ее обратно в шкатулку. Доверительно склонившись ко мне, он заговорил, снизив голос до шепота: — Я так и не смог определить даже приблизительную эпоху, когда им это удалось, но в день летнего солнцестояния, древние направили свои смотрительные трубки на северное полушарие небесной сферы, а точнее на созвездие Змеи, на венчающий его треугольник звезд, на Алессиум, на Престол. Я с предельной точностью повторил их ритуал и после стольких лет нашел ответ на терзающий меня вопрос. Я увидел Его. Кого древние называли Великим Змеем, а истинные знатоки оккультизма — Шаг'Ротом. Как мне описать Его? Это создание совершенно иного порядка. Он обвился кольцами вокруг Вселенной, Он существует вне времени и пространства, Он еще не рожден, но уже повелевает. Он управляет движением звезд и планет, жизнью и смертью каждого существа, что обитают под Его взором на бесчисленных мирах. Галактики умирают и образовываются по Его воле. Он не бог, Он стоит над ними, и Дети Его следят за нами из Космоса.
Речь Томоэна скатилась в бормотание. Его голос неприятно исказился, теперь в нем звучало почти религиозное благоговение. Из блестящего ученого он вдруг превратился в безумца, сошедшего с ума от долгого пребывания под землей. Я невольно отстранился, а Томоэн все продолжал бормотать, словно внутри него образовался неостановимый словесный потоп.
— Я долго не мог понять, не мог догадаться... Почему древние поклонялись звездам? Сперва они изучали их, наблюдали. Это был интерес ученых. Который потом обратился в страх. Видите ли, вся их цивилизация дрожала в страхе перед Великим Змеем. Само осознание Его существования загнало их под землю. Они приносили Ему жертвы, но уже под каменным небом. Из них родился Культ, посвященный Шаг'Роту, Культ, который никогда не умрет, Культ для служения Ему и исполнения Его воли.
Теперь я начинаю постигать Его замысел — переделать мир людей подобно Его королевству. Ибо Космос есть настоящий рай. Ах, если бы вы хоть на секунду могли увидеть его моими глазами! Чистый, упорядоченный мир, созданный по высшим законам, в котором нет места злобе, ненависти, алчности и вероломству людей. Вы, хоть и недолго в Силартисе, не могли не заметить, что несмотря на все его величие, город прогнил насквозь. Преступность, убийства, продажность стражи и бессилие королевской власти. Вас это грызет изнутри, не так ли? Я знаю, ибо мы с вами очень похожи. Вас, как и меня, неумолимо влечет к звездам, и вы, как и я, испытываете презрение к жалкой земле. Присоединяйтесь к Культу Шаг'Рота и мы вместе обратим человечество на истинный путь!
Я не сразу нашелся, что ответить. Слова Томоэна поразили меня. Нет, они проникли в самое естество, вскрыли защитные покровы цивилизации и обнажили затаенные первобытные страхи. Страх перед воющими хищниками. Перед молнией, рассекающей небо. Перед тьмой. А какая тьма может быть ужасней той, что таится в космической бездне? Каждое слово опускалось на мою душу невыносимым грузом, и я знал, что никогда не забуду этого безумного откровения.
Каким-то образом мне все же удалось сохранить ясность мысли. Я ответил Томоэну, что он прав лишь в том, что меня влечет к звездам, этой науке я посвятил свою жизнь. Но не потому, что желаю изменить мир. Да, меня переполняет бессильный гнев, когда я думаю о многочисленных преступлениях в Силартисе. Но что в таком случае делает Культ? Зачем похищает людей? Этим он лишь умножает зло, а не исправляет его. Я ответил ему твердым отказом, заявив, что мир людей неидеален и изменить его невозможно, ибо неидеален сам человек.
К моему удивлению, Томоэн выслушал меня спокойно. Я ожидал яростной тирады, но, возможно, за маской безумного фанатика еще сохранились крохи рассудка. Он хотел что-то сказать, но его прервала отъехавшая в сторону каменная плита. В кабинет вошли двое культистов. В ярком свете масляных ламп их фигуры в алых балахонах выглядели еще более неуклюже. Томоэн кивнул им, и культисты направились ко мне. Прежде, чем я успел испугаться, они схватили меня вместе со стулом и потащили к дальней стене кабинета. Усадив меня напротив нее, культисты отступили.
— Вы совершенно правы, сударь. Человек неидеален. Но его можно изменить, в этом вы ошибаетесь. Смотрите внимательно, — сказал Томоэн более осмысленным голосом. После этого горбун вышел из кабинета вместе с культистами. Каменная плита задвинулась обратно.
Вместо того, чтобы броситься к двери и пытаться выбраться, я невольно ощупал свои плечи. Я не мог избавиться от ощущения, что руки, державшие меня, имели не человеческую кисть, а нечто совершенно иное. От жутких мыслей меня отвлекло нарастающее заунывное песнопение, исходящее из под моих ног. Я осмотрел каменную стену передо мной и обнаружил небольшие отверстия шириной в ребро ладони. Придвинув стул ближе, я прильнул глазом к одной из них.
Моему взору предстал просторный зал, самый высокий, что я видел в подземном городе. Колонны, которые подпирали его свод, возвышались на добрых четыре метра. Моя наблюдательная позиция находилась почти по самым потолком, с нее открывался вид на весь зал. Внизу собралось не менее сотни культистов, вооруженные тлеющими факелами. Я даже не предполагал, что в кошмарных условиях под землей может обитать такое количество людей. Один за другим культисты присоединялись к жуткому, монотонному песнопению. Их голоса сливались в один полный силы звук, предрекающий нечто ужасное.
Культисты столпились вокруг углубления в полу зала в виде перевернутого треугольника. Там лежал связанный человек с мешком на голове. В нем я признал одного из тех несчастных, кого передал капитан стражи. Он едва заметно шевелился, значит еще был жив. У вершины треугольного углубления стояли, похоже, ближайшие соратники Томоэна из Алой Башни, задающие тон мрачному песнопению.
Сам горбун не заставил себя ждать. Толпа алых балахонов всколыхнулась, пропуская своего лидера. Он обошел углубление в полу и занял свое место среди верхушки Культа. Песнопение стихло. Томоэн начал говорить. Я поразился, что в его старческом теле может обитать настолько сильный и властный голос. Его слова, похожие на заклинание, я запомнил с большой точностью, словно они врезались в мою память.
"Космос-океан, призываю тебя. Мать-Вселенная, Отец-Время, призываю вас. Великий Змей, призываю Тебя. Всех слуг Твоих, наблюдателей и судей, призываю. О, Алессиум, далекий Престол, и его дочери, Бароль, Криозия и Гиихона! Даруйте нам свет, даруйте нам свет!"
При этом Томоэн взмахивал тощими руками, задирал голову к потолку, то опускался всем телом на колени. В его движениях я невольно признал сцены поклонений с барельефов, совершаемых древними жрецами.
Едва он замолчал, я ощутил, как нечто коснулось края моего сознания. Это было ощущение неестественного, совершенно чуждого присутствия, что начало изливаться на меня из древних стен, потолка и пола. Я прикипел к смотровой щели, не в силах оторвать взгляд от происходящего. Внизу погас любой свет, но красное свечение камней наоборот сделалось ярче. В этом сиянии я увидел, как задергался пленник в углублении. Перед ним в воздухе появилось нечто вроде светящегося облака в котором промелькнуло отражение звездного неба. Из него выскользнуло не то рука, не то хвост, извивающееся и сгибающееся в нескольких местах, покрытое мелкой чешуей. Затем оно свалилось на человека.
Пронзительный вопль страшным эхом пронесся по залу и также быстро прервался, потонув в экстатических криках культистов. Онемевший от страха я наблюдал, как черты человеческой фигуры приобретают странные, нелепые пропорции. Но самый ужас мне только предстояло узреть. В едином порыве культисты сгорбились в поклоне, подняв руки к потолку. И в усилившемся кровавом сиянии я увидел то, отчего едва не лишился рассудка. Теперь я понимал их нелепые движения, странную походку и нечеловеческую речь. Ведь создания, представшие передо мной, были точной копией жутких змееподобных существ, изображенных на статуях древнего города.
Больше я не мог выносить происходящее. Я отпрянул от стены, опрокинув стул, и бросился к выходу. Я врезался в каменную дверь со всей силы, которую только мог придать моему телу испуганный разум. Плита вздрогнула, в ее углу что-то треснуло. Я ударил плечом еще раз, и удивительный механизм, восстановленный культистами, не выдержал. Плита рухнула в коридор, расколовшись на части. Я выбежал из кабинета и ринулся прочь, чувствуя, что еще немного и я окончательно лишусь рассудка. Нечеловеческие крики празднующих культистов преследовали меня, когда из освещенных коридоров древнего города я нырнул в спасительную темноту.
Мое сознание помрачалось с каждым шагом. Видения извивающихся, мерзких щупалец-рук, что воздевались к потолку, не отпускали меня. Я несся сквозь тьму, перепрыгивая через обломки и оббегая завалы. Красное сияние стен подсказывало мне дорогу. Оно сделалось пронзительным и ярким, словно камни истекали кровью, не в силах сдержать тот ужас, свидетелями которого они стали. Я услышал за своей спиной топот десятков ног и увеличил скорость, рискуя подвернуть ногу или сломать себе шею. Шаги раздавались то слева, то справа, и я метался наугад по коридорам и пустым залам, ведомый животным инстинктом — оказаться как можно дальше от преследующего меня ужаса.
Внезапно целая толпа, вооруженная факелами, вылетела из коридора прямо передо мной. Полуослепленный, я бросился назад и неведомым образом сумел оторваться от них. Страх удесятерил мои силы, ведь я своими глазами видел созданий, которые меня преследовали!
Не знаю, сколько я носился по подземному городу. Мой разум провалился в состояние спасительной горячки. Я не мог думать и просто бежал. До сих пор не ведомо мне каким образом я сумел выбраться из подземного лабиринта. Помню только, как карабкался наверх по колодцу, пока не оказался в старом винном погребе. Никогда не подумал бы, что буду так рад вдыхать запах плесени и прокисшего вина. Исцарапанный и обессиленный я выбрался из погреба, но не успокоился, пока не втащил на кухню всю имеющуюся в доме мебель, навалив ее на крышку люка. Скорей всего у культистов есть и другие входы в подземный город, но после проделанной работы я испытал громадное облегчение.
Потом я опустился на пол и долго лежал, пытаясь собрать искалеченное сознание воедино.
Когда я вышел на улицу, уже поднималось солнце. Жуткая ночь, полная ужасов, завершилась. Ущербная луна растворялась в облаках, но звезды не спешили исчезать. В страхе я опустил взгляд к земле. Я не мог признаться себе, что после пережитого никогда по-прежнему не взгляну в небо. В немом отупении я достал из кармана деревянную шкатулку. Открыв ее, я увидел полую трубку, удивительное изобретение древней цивилизации. Сам того не осознавая, я схватил ее, когда убегал из кабинета Томоэна. Часть меня не хотела оставлять безумцу такой замечательный инструмент. Медленно я поковылял домой.