Глава 33. Обещания
Ярослав
Тело болит при каждом вдохе, и мне требуется вся выдержка, чтобы не подавать вида, как хочется рухнуть прямо на грязный бетонный пол. Правый бок горит огнём, и я даже не сомневаюсь, что пара ребер действительно сломаны. Сжимаю зубы и упрямо иду на улицу, чтобы наконец-то вдохнуть свежий холодный воздух — лёгкие печёт от недостатка кислорода, которого в душном прокуренном складском помещении катастрофически мало.
Мальчишка, которого Саша представила мне Артемом, плетется сзади, опустив голову. У меня нет сил даже злиться на него, зато это с лихвой восполняет Саша. Она что-то настойчиво ему объясняет, мне не слышно слов, но по выражению её лица понятно: у парня надолго отобьет охоту к приключениям.
Я нажимаю на брелок сигнализации, чтобы определить, на какой машине из стоящих на парковке нам предстоит ехать. Старенький, побитый по кругу “Форд” красного цвета призывно моргает фарами. Это точно не машина Эдика, который не признает никакие тачки, кроме внедорожников, но меньше всего сейчас хочется думать о том, чья она и как попала в руки Эда. Я киваю Саше и Артему на машину, приглашая садиться, и сам медленно опускаюсь за руль.
Саша устраивается рядом со мной и смотрит с опаской — наверное, на моем лице все-таки проскользнула гримаса боли. Я игнорирую ее взгляд и завожу автомобиль. Несколько раз неуверенно чихнув, тачка заводится и хрипло урчит. Я рассеянно поправляю руль и зеркало заднего вида — последний раз я управлял машиной, когда получал права, лет в двадцать. С тех пор передвигался я исключительно на байке, но вряд ли это сильно сложнее.
— Может, я сяду за руль? — спрашивает Саша, но я отрицательно качаю головой.
Смотрю на свои руки, костяшки на которых сбиты, даже несмотря на намотанные бинты. Саша тоже смотрит, и мне хочется их убрать, спрятать, не позволять ей видеть меня таким. Можно подумать, это что-то меняет. Она уже наблюдала, как я жестоко избивал человека, и вряд ли что-то сможет еще сильнее испортить её мнение обо мне. Я подарил ей прекрасную возможность: вживую увидеть, какое я на самом деле чудовище, и дать понять — пора бежать.
Вот только она все еще сидит здесь. Не сводит с меня обеспокоенного взгляда, прожигающего дыру в щеке. Знаю, что сейчас у неё просто нет выбора: им нужно вернуться в город, а там, внутри, нет ни одного человека, который бы был готов помочь.
Выжимаю сцепление и давлю на газ. Дернувшись, “форд” все-таки стартует с места, и мне даже удаётся не заглохнуть.
— Ты точно умеешь водить? — Саша издает нервный смешок.
— Я ездил на машине только в автошколе. После этого пересел на байк, — медленно отвечаю я. От резких рывков машины начинает подташнивать, и я приоткрываю окно, впуская в затхлый салон свежий воздух.
— Может, все-таки я? — снова предлагает она.
— Я справлюсь, — сжав зубы, отвечаю я.
Сам не знаю, зачем упираюсь и почему бы просто не пересесть на пассажирское сиденье. Закрыть глаза и хоть ненадолго отключиться от реальности, а не беззвучно рычать от боли при каждом резком повороте руля. Наверное, не хочу казаться слабым. Не хочу показать, как мне на самом деле плохо. Потому что должен держаться ради неё — я же видел, в каком она была ужасе, и мне хочется, чтобы это она могла расслабиться. Хотя бы сейчас не подвести её и быть тем, на кого она может положиться.
К моменту, когда мы пересекаем черту города, авто уже слушается меня куда лучше, и я вхожу во вкус. Оказывается, в езде на четырех колесах можно найти свое удовольствие.
— Завезем Артема домой? — спрашивает Саша.
— Конечно, — соглашаюсь я, а потом не могу удержаться от язвительного высказывания: — Это же как раз цель нашего сегодняшнего увеселительного мероприятия.
Мальчишка на заднем сиденье заливается краской и прячет взгляд. И я тут же жалею о сказанном: я совершал столько глупых и безумных поступков, что не мне судить его. Поэтому добавляю уже спокойно:
— Диктуй адрес.
Артем называет улицу и дом, и, к счастью, это оказывается не так далеко от нашего дома. Перспектива прокатиться на другой конец города меня совсем не радует.
— Ты позвонил отцу? — строго спрашивает Саша, поворачиваясь к нему.
— Еще нет. Не включал телефон. Лучше я поговорю с ним лично, — мрачно усмехается Артем, и Саша морщится, признавая его правоту.
— Расскажешь, как тебя вообще туда занесло? — интересуюсь я.
Артем хмурится — рассказывать ему не хочется, но он все же выдавливает из себя:
— Мне нужны были деньги.
Я усмехаюсь, и тут же закашливаюсь от пронзающей бок острой боли.
— Ничего попроще не придумал? Есть масса способов заработать денег, не участвуя в боях без правил.
— Например? — раздраженно огрызается Артём. — Я несовершеннолетний, и никто не горит желанием давать мне работу за нормальные деньги. Все предложения, которые я нашёл — за них платят сущие копейки.
— Можешь мне об этом не рассказывать. Я с десяти лет обеспечиваю себя сам и могу перечислить тебе как минимум с десяток способов заработать — как законных, так и нет. Но лучше не буду, чтобы в следующий раз нам не пришлось вытаскивать тебя ещё откуда-нибудь.
Артем округляет глаза — такого ответа он явно не ожидал. Он медлит, но потом все-таки продолжает:
— Мне нужны были деньги заплатить за учебу. За подготовительные курсы, после которых меня бы автоматически зачислили в колледж. Я подумал, что если поступлю, отец уже не сможет ничего сделать, и ему придется смириться с моим выбором. Но нужной суммы у меня не оказалось, отец не дал, поэтому пришлось искать, где можно быстро заработать.
Он тараторит, и я почти перестаю улавливать слова. Да и мало, что понимаю в его объяснениях: мне ничего не известно о его противоречиях с отцом, о том, почему тот против выбора сына. Более того — меня вообще это мало волнует. Знаю только одно: я бы в его возрасте был рад, что кому-то вообще есть до меня дело настолько, что его всерьез волнует вопрос, куда я пойду учиться после школы. Моих родителей беспокоило только, чтобы я не мешал им и не путался под ногами. Ни один из них не сумел бы с первого раза правильно назвать номер моей школы и класса, и я до сих пор помню, как искренне удивлялась мать, что я закончил девятый класс — она была уверена, что я все еще учусь в седьмом. На то, где я окажусь дальше им было плевать. Отцу бы и в голову не пришло пытаться доказать, что ближайшая шарага, куда я подал свои документы — не лучший вариант. Скорее всего, он предполагал, что долго я там все равно не продержусь и в ближайшее время окажусь за решеткой или в сточной канаве.
Я не знаю, куда хочет пойти Артём, не знаю, на чем настаивает его отец. Не знаю, кто из них прав и виноват, и почему ни один из них не хочет прислушаться к другой стороне. Наверняка, там немало всего намешано, и дело далеко не в одной только учёбе. Гораздо важнее другое: пока людям не все равно, ничего не потеряно. И все еще можно починить, наверстать и склеить. И только за равнодушием начинается пустота, в которой ничего нет.
Я резко торможу возле дома Артёма и паркуюсь в свободный карман. Оглядываюсь через плечо назад и говорю:
— Пошли, провожу тебя до подъезда.
Парень теряется. Смотрит на меня с ужасом, уверенный, что я по дороге откушу ему голову. С трудом сглатывает и облизывает пересохшие губы, когда я добавляю:
— Саш, подождешь меня здесь?
— Ты уверен? — недоверчиво интересуется Саша.
— Да. Пошли, Артем.
Выхожу из машины и жду, пока Артем, попрощавшись с Сашей, выйдет следом. Он смотрит на меня с опаской и накидывает на голову капюшон от кофты. Я дружески хлопаю его по спине и подталкиваю вперед. Артем делает несколько неуверенных шагов, но все-таки движется в сторону подъезда. Я неторопливо иду следом, на ходу нашаривая в кармане пачку сигарет. Закуриваю и, когда Артем оборачивается на звук зажигалки, спрашиваю:
— Будешь?
Он отрицательно качает головой.
— Это правильно, — замечаю я и поглубже затягиваюсь.
Какого черта я делаю? Какое мне до него дело? Но я странным образом чувствую ответственность за него, словно то, что я сегодня вытащил его из дерьма, дает мне такое право.
— Спасибо, — Артем неожиданно первый начинает разговор.
— Тебе нужно не мне говорить спасибо. А ей. За то, что вообще есть до тебя дело — это такая редкость, которую ты не ценишь. Ты привык к этому настолько, что даже не замечаешь.
— Вам… Тебе тоже, — он мнется, не зная, как лучше ко мне обратиться. И определяется только, когда я кивком головы разрешаю быть со мной на равных. — На ринге все-таки был ты. Понимаю, что ты это сделал не ради меня, а ради неё, но я все равно благодарен. Я здорово сглупил, и эта ошибка едва не обошлась мне очень дорого.
— Держись от этого всего подальше, Артем. Там для тебя не место. Там вообще ни для кого не место, но все, оказавшиеся там, сделали когда-то неверный выбор. А у тебя еще есть шанс сделать правильный.
— Как мне вернуть долг? — серьезно спрашивает он и смотрит на меня внимательным, совсем взрослым взглядом.
— Ты мне ничего не должен.
— Еще как должен! Ты рисковал жизнью.
— Ладно, — я снова глубоко затягиваюсь, не разрывая зрительного контакта. — Пообещай, что больше не будешь вести себя, как идиот. Найдёшь в себе смелость честно поговорить с отцом и найти решение вашей проблемы — нормально и по-взрослому, а не так, как сегодня. И будешь ценить то, что он вообще у тебя есть и пытается заботиться о тебе, как может. Да, возможно, он не идеальный и иногда невыносимый, но он любит тебя.
— Откуда тебе знать? — глухо отзывается Артем, и мне слышатся слезы в его голосе.
— Знаю, поверь мне, — я улыбаюсь мальчишке. — Потому что слишком хорошо знаю, каково это — когда любви нет.
— Зачем тебе это это обещание? Тоже из-за Александры Дмитриевны? Она попросила?
— Все, о чем она меня просила — это дать ей адрес места, где проходят бои, чтобы вытащить оттуда твою задницу. Остальное — моя инициатива. Я не знаю, зачем мне это нужно. Может быть, хочу почистить карму. А, может, когда-то мне самому не хватило в жизни человека, который бы направил меня на верный путь и не дал ошибиться.
Артем больше не задаёт вопросов. Я докуриваю сигарету и тушу бычок носком кроссовка. Протягиваю ему руку, чтобы попрощаться, и Артем с силой сжимает мою ладонь.
— Обещаю, — едва слышно говорит он и исчезает в темноте подъезда.
***
Я останавливаю машину возле дома, глушу двигатель и откидываюсь головой на спинку сиденья. Последний рывок — и можно наконец-то рухнуть на кровать.
— Что ты ему сказал? — интересуется Саша. Всю дорогу от дома Артема до нашего она молчала, а теперь решила заговорить.
— Ничего такого. Попросил, чтобы он больше не делал глупостей.
— Почти вся школа считает Артема неуправляемым хулиганом. И его, и весь класс. Жаба пытается выгнать его из школы каждую неделю, а отец договорился с директором, чтобы он хоть как-то закончил девятый класс. Мне говорили — этот класс бельмо на глазу всей школы. Они необучаемы, не социализированы, с ними невозможно найти общий язык. Но когда я познакомилась с ними впервые — увидела только самых обычных детей. Каждый из них по-своему несчастен: кто-то, как Артем, не может найти общий язык с отцом, у кого-то более серьезные проблемы с родителями и сверстниками. Наверняка, часть из неблагополучных семей, часть боится выпасть из коллектива и подстраивается под тех, кто сильнее. Но в конечном итоге — они просто дети, к которым не смогли найти подход взрослые.
Мне даже добавить нечего — от этих её слов мне едва не выворачивает наизнанку душу. Саша ошибается лишь в одном: большинство не просто не смогло найти подход, оно его даже не искало. Ограничилось тем, что навесило ярлыки, а после прикрывалось ими, как броней. И у нас с этим парнем, оказывается, куда больше общего, чем могло показаться на первый взгляд.
— Этим ребятам повезло, — замечаю я. — У них есть ты.
Саша задумчиво смотрит куда-то вдаль, через лобовое стекло автомобиля, а потом произносит:
— Спасибо, что не бросил. И что помог выручить Артема. Ты не должен был, но все равно вытащил его.
— Не стоит благодарности. Я сделал то, что считал нужным.
Мы замолкаем. Пауза между нами растягивается и грозит с громким треском разорваться. Я не выдерживаю первым:
— Идем, провожу тебя до квартиры. Уже поздно.
Саша не спорит. Молча выходит за мной из машины, заходит в подъезд и поднимается по лестнице. У своей двери она немного притормаживает, и мне кажется, будто она хочет что-то сказать. Но слова так и не вырываются наружу, и я давлю в себе разочарованный, но в тоже время облегченный вдох. Я не знаю, что она так и не сказала, но услышать сейчас, что теперь это точно наша последняя встреча, я не готов.
Я поворачиваюсь спиной и настолько быстро, насколько позволяет пульсирующая боль в боку, поднимаюсь дальше, оставив ей на прощание “Спокойной ночи”.
