Глава 29. Это конец
Ярослав
Ресторан полон гостей. Они толпятся на входе, встречая молодых, приветствуют их громкими аплодисментами и криками, наперебой желают счастья и пытаются заключить в объятия. Я оказываюсь в центре всего этого действа и то и дело ловлю на себе любопытные взгляды. Ощущаю их кожей и спешу поскорее выбраться из восторженно гудящей толпы.
Отойдя в сторону, оглядываюсь по сторонам и к своему неудовольствию встречаю немало знакомых лиц. Первым бросается в глаза бессменный директор школы — Анатолий Семенович. Он стоит немного поодаль от основной толпы, очевидно, считая, что ему по статусу не полагается лезть в нее. Неподалеку от него, опираясь на спинку стула, недобро поглядывает на окружающих из-за стекол очков Жаба. И если Курбатов за годы, что мы не виделись, обзавелся десятком лишних килограммов, сединой в волосах и лысиной на затылке, то завуч ни капли не изменилась. Тугой пучок ржавых волос, неопределямого цвета водянистые глаза, расплывшееся лицо и необъятное тело. Единственное, что дает понять: я не угодил на машине времени прямиком в школьные времена — это ее одежда. Вместо привычной темной юбки и светлой блузки на ней длинное цветастое платье, выглядящее так, словно она обмоталась снятой с окна занавеской.
Я морщусь от вида этих двоих и отвожу взгляд. Меньше всего мне хочется сталкиваться с моими бывшими учителями, и остается только надеяться, что мы весь вечер будем держаться подальше друг от друга. А потом замечаю Яна, небрежно прислонившегося к стене. На нем рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами и брюки со стрелками. Он, улыбаясь, смотрит куда-то в одну точку, и я, проследив за его взглядом, понимаю, что он не сводит глаз с Саши.
Огненный поток устремляется по венам, будоража сознание. Ян отвлекается только, чтобы встретиться глазами со мной и самодовольно ухмыльнуться. Я всеми силами стараюсь сохранить самообладание, и у меня даже получается криво усмехнуться ему в ответ. И неважно, что нас уже десять лет ничего не связывает, один только его вид пробуждает во мне воспоминания обо всех школьных годах — времени, которое я давно похоронил внутри себя.
Мы так и прожигаем друг друга насквозь, когда передо мной появляется лицо Саши, загораживая собой Курбатова.
— Ты в порядке? — настороженно спрашивает она.
— Не думал, что он тоже будет здесь, — замечаю я.
Саша бегло оглядывается, замечает Яна и снова поворачивается ко мне.
— Лара пригласила весь коллектив. Было бы странно, не позови она Яна.
Я киваю. Глупо критиковать список гостей на чужой свадьбе. К тому же, меня не покидает ощущение, что именно он тут заслуженно и уместно, а я просто приложение к Саше. Одна часть меня понимает, что это не соревнование, и мы оба имеет полное право находиться на празднике, но обиженный мальчишка не может смириться с его присутствием рядом. Стискиваю зубы, уговаривая себя вести себя по-взрослому.
— Яр, надеюсь, это не будет проблемой? Я знаю, что между вами не все гладко, но, пожалуйста, это свадьба моей лучшей подруги. И она должна пройти идеально.
— Я постараюсь, — заверяю я, понятия не имея, как сдержу это обещание.
Она несколько секунд смотрит на меня, а потом расслабляется и тянет меня за руку к столу, за которым нам предстоит сидеть. Все вокруг тоже начинают рассаживаться, и я понимаю, что этот вечер будет каждую секунду проверять меня на прочность. Не знаю, кто занимался организацией рассадки гостей за столами, но он почему-то посчитал отличной идеей разделить их по возрастам. Наверное, решил, что так у людей найдется больше общих тем для разговоров, и праздник пройдет веселее.
Поэтому за нашим столом оказываются Стас, подружки Ларисы, с которыми я имел счастье познакомиться в баре, еще две незнакомых мне девушки, тоже работающие в школе, трое парней — друзей Максима, тут же подсевшие к Стасу, одна парочка неизвестного происхождения и Ян. По закону подлости, он оказывается прямо напротив меня с Сашей, и я досадливо закусываю изнутри щеку, предвкушая, что теперь несколько часов подряд придется лицезреть его физиономию.
Саша немного меняется в лице и растерянно осматривается, ища другие свободные места. Я сжимаю под столом ее руку и шепчу одними губами:
— Расслабься. Все в порядке.
Она благодарно улыбается и касается губами моей щеки. Краем глаза я замечаю, как лицо Яна кривится, маска самодовольства немного спадает, и я не могу скрыть довольной ухмылки. Это так по-детски, но я позволяю мальчишке внутри, до сих пор затаившему обиду, утереть ему нос.
Первый час проходит относительно спокойно — гости едят, слушают ведущего, поочередно встают с поздравлениями молодым, кричат “Горько!” и негромко переговариваются. У меня даже почти получается расслабиться: я обнимаю Сашу за плечи, слушаю, как она болтает с сидящей рядом Кристиной и стараюсь не смотреть на Яна, возле которого устраивается Оля. Она жмется к нему сильнее, чем необходимо для дружеского разговора и кокетливо строит глазки. Саша изредка бросает на эту парочку презрительные взгляды, а я наоборот доволен, что внимание Курбатова сосредоточено на легкомысленной блондинке — так он раздражает меня куда меньше.
Но вскоре Яну надоедает общество девушки, и он, отстранившись, переключается на остальных. Окидывает меня взглядом, а потом громко — слишком громко — спрашивает:
— Как твои дела, Ярослав? Сто лет не виделись. Как твой отец? Уже вышел из тюрьмы?
За столом повисает молчание. Саша замирает и с силой вцепляется пальцами в мое колено. Я медленно считаю до пяти и отвечаю ледяным тоном:
— Не твое дело. А ты все также любишь выполнять грязную работу руками своих дружков?
Курбатов усмехается.
— Не люблю марать руки о таких, как ты.
— Ян! Ярослав! — хмурится Саша. — Прекратите.
— Конечно, Сашенька, — его губы растягиваются в сладкой улыбке, а меня передергивает от этого обращения. А вот Саша не обращает на него никакого внимания, и это неожиданно болезненно задевает.
Но разговор на этом себя не исчерпывает. Оля перегибается ко мне через стол и со смесью восторга, удивления и ужаса спрашивает:
— У тебя, что правда отец сидит?
Саша закатывает глаза, но ни я, ни она ответить не успеваем. Вмешивается Кристина:
— Оль, ты совсем тупая? — недовольно кривится она.
— А что такого? — возмущенно надувает губы Ольга. — Интересно же. А еще, Саш, вы же вместе, да? Как твои родители на это отреагировали?
— Никак, — грубо отрезает Саша.
— Так они ничего не знают? — Оля восторженно округляет глаза. — Вот это да! Сашка, держи нас в курсе событий! Я хочу знать все.
— Ага, обязательно, — фыркает Саша, но Оля не замечает ее сарказма.
Курбатов ухмыляется и добавляет:
— Если бы это было все, Олечка. У Ярослава припасено еще немало сюрпризов. Чего только стоит род деятельности его матери…
— Заткнись, — тихо чеканю я.
Он тут же многозначительно разводит руками, будто говоря, что ему не под силу скрыть эту правду, которая будет преследовать меня, куда бы я не пошел, до конца моих дней. Но замолкает под моим убийственным взглядом.
Я стараюсь дышать ровно. Стараюсь не обращать внимания на его слова. Я всей душой ненавижу Курбатова, но стараюсь хоть немного быть похожим на него и уметь также хладнокровно разбивать в пух и прах противника. Я так никогда не умел и вряд ли смогу научиться: методично и вдумчиво уничтожать день за днем и морально унижать. Я уже проходил это все в школе — и его провокации, и желание зацепить побольнее. И хорошо помнил, как сам он всегда выходил сухим из воды, потому что никогда в открытую не лез в драку, а действовал исподтишка. Это я всегда велся на его манипуляции и нападал первым, и почти никогда не мог добраться до него — Курбатов не действовал в одиночку, а ходил по школе в окружении толпы приятелей.
Я хорошо знаю его тактику, и с годами она не изменилась. Только не изменилось еще и то, как я на него реагирую: все также легко попадаюсь на ловко заброшенную им удочку и мгновенно вскипаю. Но кое-что все-таки стало другим: теперь я знаю, что могу с ним справиться. Я больше не слабый мальчишка, которого подгоняла только собственная ярость и обида. Теперь я вполне могу навсегда стереть с его лица эту усмешку и заставить его умолять о прощении. И мне до мучительных спазмов в мышцах хочется это сделать. Останавливает только одно — рука Саши, сжимающая мою ладонь.
Я набираю побольше воздуха в легкие и не подаю вида, что мысленно уже врезал ему несколько раз. Поднимаюсь с места и бросаю Саше:
— Выйду покурю. Я скоро вернусь.
Слышу, что Саша идёт следом за мной, но на полпути к выходу её перехватывает Лариса, и, помедлив, Саша все-таки остается возле невесты. На улицу я выхожу один. Солнце уже прячется, и становится прохладно — вечер вступает в свои права. А я наоборот расстегиваю верхнюю пуговицу у рубашки — мне нужно освежиться.
Резкий щелчок зажигалки, яркий огонёк, мелькнувший в собирающемся сумраке, глубокий затяг. Привычные действия, которые должны успокоить. Но я лишь выпускаю облака сизого дыма и отправляю организм никотином, а расслабление так и не приходит.
Я стою на улице минут десять, пока не понимаю — прятаться здесь и дальше нельзя. Поэтому я тушу третью по счету сигарету об урну, выкидываю окурок и захожу обратно в зал ресторана. И тут же сталкиваюсь с теми, кого планировал избегать весь вечер.
Курбатов-старший смотрит на меня растерянно, не понимая, откуда я, его оживший кошмар десятилетней давности, взялся здесь. Он даже украдкой оглядывается по сторонам, чтобы убедиться: я ему не привиделся, и все вокруг тоже меня видят.
— Котов? — спрашивает он, сканируя меня взглядом сверху вниз. Надо же, столько лет прошло, а он безошибочно помнит мою фамилию.
— Анатолий Семенович, — кивком отвечаю ему я.
— Ты здесь откуда?
— Пришёл на свадьбу, — хмыкаю я. А директор хмурится, видимо, под своим вопросом он подразумевал, почему я до сих пор не в тюрьме, в психушке или не на принудительном лечении от наркозависимости — всех тех местах, нахождение в которых он пророчил мне много лет подряд.
Зато Жаба Аркадьевна пользуется его заминкой и ядовито вставляет:
— Кто тебя вообще пустил сюда? Здесь вообще-то приличные люди. А потом кто-нибудь не досчитается денег в кошельке или “потеряет” дорогой телефон.
— Зато как удобно — что бы ни случилось, заранее есть человек, которого можно во всем обвинить, — усмехаюсь я.
— Ты мне не дерзи! — возмущается завуч.
— Вы больше не мой учитель, и мне нет необходимости делать вид, что я хоть немного вас уважаю, — я пожимаю плечами. — И указывать мне, что делать, полномочий больше тоже нет.
— Нет, Анатолий Семенович, вы посмотрите, все такой же хам! И с годами ничего не меняется. А я всегда говорю: из таких хулиганов, как он, не вырастет ничего путного.
Я уже открываю рот, чтобы послать её куда подальше, не стесняясь в выражениях, но рядом со мной, словно из-под земли появляется Саша. Она крепко хватает меня за руку, и встает рядом.
— Что тут у вас случилось? — невозмутимо спрашивает она.
Повисает неловкая пауза. Курбатов и Чайкина смотрят на наши сплетенные руки. В глазах завуча настолько явное осуждение, что даже кожу начинает покалывать от парящего в воздухе негатива. Саша это тоже чувствует — я подушечками пальцев ощущаю, как она напрягается — но руку не убирает. Наоборот, прижимается к моему плечу и, улыбается.
— Александра Дмитриевна, — выдыхает Жаба таким тоном, словно собралась отчитывать первоклассницу, разбившую горшок с цветком в коридоре, — я ожидала, что вы более разборчивы в выборе друзей.
— При всем уважении, Жанна Аркадьевна, это не ваше дело, — не переставая улыбаться отвечает Саша.
Жаба укоризненно кривится и гордо вздергивает голову. А я даже не сомневаюсь — Саша только что подписала себе приговор. Что я хорошо уяснил за девять лет в школе — Чайкина не терпит, когда кто-нибудь не соглашается с ее мнением, и любит методично вдалбливать его в головы другим. Обычно с ней мало кто спорит, поэтому уже к концу начальной школы никто не перечил картине, которую она нарисовала вокруг меня. Весь коллектив школы рано или поздно принимал ее позицию и начинал видеть во мне задиристого хулигана, уголовника и виновного во всех школьных происшествиях. Редко кому даже приходило в голову разбираться, действительно ли это моими стараниями разбивались окна в коридорах, засорялись туалеты и срабатывали пожарные сигнализации. Стойко держала оборону лишь пожилая историчка — ее личное мнение было непоколебимо, но вот желания и энергии доказывать его кому-то она не находила. А как долго продержится под натиском Жабы Саша?
К счастью, никто из нас четверых не имеет ни малейшего желания продолжать этот диалог, и мы с Сашей проходим вглубь зала. Возвращаемся мы как раз в разгар медленного танца, и Саша тянет меня туда, где уже танцуют с десяток парочек во главе с женихом и невестой. Я обнимаю девушку и прижимаюсь щекой к ее виску, вдыхая любимый аромат. Долго молчу, а потом все-таки говорю:
— У тебя будут проблемы.
— С Жабой что ли? — усмехается Саша. — Да плевать я на нее хотела. К тому же, она и так на меня зуб точит.
— Почему?
— Потому что в моем классе есть ребята, на которых приклеили ярлыки неспособных к обучению хулиганов. А я не согласна с этим — они хорошие, просто никто не хочет замечать, что они тоже люди со своими проблемами и особенностями, попытаться помочь и достучаться.
Я останавливаюсь, и Саша поднимает на меня удивленный взгляд, не понимая, почему наш танец прервался. Внутри расползается странное тепло, которое заполняет меня полностью и подкатывает куда-то к горлу. Я давно не учусь в этой школе, но непонятная радость бурлит от мысли, что хоть у кого-то из детей есть она, и, может быть, именно это поможет им выбраться. А еще, что она есть у меня.
— В чем дело? — спрашивает Саша и касается моей щеки.
— Мне в детстве очень не хватало такого учителя.
— Она и тебе жизни не давала? — хмурится Саша.
— Стоит признать, я тоже в долгу не оставался, — смеюсь я. — Когда я понял, что никто не будет разбираться и выяснять, на самом ли деле я виноват во всех грехах, старался соответствовать. Получать за то, что и правда сделал, все-таки приятнее.
— Как знакомо, — кривится Саша. — Столько лет прошло, а ее методы воспитания так и не поменялись. Кто ее вообще допустил к детям?
Саша все еще возмущается, а музыка заканчивается, и ведущий просит всех занять свои места. Мы возвращаемся за стол, и я снова оказываюсь лицом к лицу с Яном. Оля, сидящая рядом с ним, смотрит на меня широко раскрытыми глазами, у меня не остается даже доли сомнений — она уже в курсе всей моей семейной истории. Не удивлюсь, если Курбатов уже успел рассказать о ней всему столу, просто у остальных хватает такта делать вид, что ничего не произошло.
Чувствую, как снова закипаю. Я уже давно привык к косым взглядам и шепоту за спиной, но теперь под прицелом чужих осуждений находится еще и Саша — и от этой мысли становится почти что физически больно. Мне хочется оградить ее от этого, но я осознаю, что бессилен что-либо поменять. Пока она рядом со мной, мое прошлое идет по пятам и следом за ней тоже. Злость закручивается внутри искрящимися спиралями, и, поначалу размытая и несфокусированная, постепенно концентрируется на том, кто оказался виновен в том, что вообще решил вспомнить прошлое и задеть Сашу. На Курбатове.
Скрипнув ножками стула по плитке, я сажусь. Неотрывно смотрю на Яна — на его насмешливое лицо, расслабленную позу и застывшую на губах кривую усмешку. Поймав мой взгляд, он приподнимает одну бровь, ухмыляясь еще шире. Одна его рука покоится на спинке стула Оли, а вторая небрежно постукивает пальцами по столу, и я подавляю желание сломать их все по очереди.
— А я уже надеялся, что ты свалил в свой притон и избавил нас от своего присутствия, — тихо говорит Ян, так что его слышу только я, да еще Оля.
— Не надейся.
— А ты настырный, Котов, — продолжает Курбатов, наклонившись ко мне еще ближе. Так, чтобы нас больше никто не слышал. — Не думал, что ты сможешь зайти с ней так далеко. И полагал, что у нее более избирательный вкус на парней. Но ладно. Все знают: девочкам иногда нравится пощекотать себе нервы и повстречаться с отморозками. А, наигравшись, они приходят к тем, кто в состоянии обеспечить им достойную жизнь, — он делает паузу и окидывает меня презрительным взглядом. — Серьезно, Котов, ты же не думал, что она всерьез будет с таким, как ты? Посмотри вокруг, к концу вечера все гости будут в курсе твоего прошлого — не мне тебе рассказывать, как быстро распространяются такие истории. Все вокруг будут осуждать ее выбор, а такие девочки, как Саша, не привыкли к публичному осуждению. Они привыкли к восхищению и обожанию, а рядом с тобой она никогда не сможет его получить. И это будет полностью твоя вина. Как думаешь, насколько ее хватит? Я ставлю, что не больше, чем на месяц. К этому времени новизна ощущений пропадет, а желание снова почувствовать себя лучшей вернется.
Я делаю свистящий выдох, а новый вдох застревает у меня в горле. Его слова ударяют даже сильнее обычного, потому что в этот раз он говорит правду. Я обманываю сам себя, допуская возможность, что Саша всерьез останется рядом. И вдобавок ставлю под удар ее — не нужны ей эти проблемы.
— Оставь ее, Котов, — ровным голосом заканчивает Курбатов. — Твой максимум — шалавы из подворотни. Ни один нормальный человек не свяжется с тобой. Ты и сам ошибка природы — вряд ли твоя мать всерьез собиралась рожать с ее-то послужным списком…
Закончить он не успевает. Мой кулак впечатывается ему в лицо, и вся накопленная за вечер ярость наконец-то находит выход. Курбатов отлетает назад вместе со стулом и приземляется перед ведущим и пожилой парой, зачитывающей свои поздравления молодым. Стул с треском ломается, и Ян оседает на пол. Кто-то кричит, кто-то подскакивает на ноги, Оля обхватывает ладонями лицо и громко визжит, а я почти ничего не слышу. Вижу только, что Ян пытается подняться на ноги, и перепрыгиваю через разделяющий нас стол. Посуда падает на пол, гости в ужасе отскакивают в стороны, но меня уже это не волнует. Я в два шага преодолеваю расстояние до Курбатова, снова впечатываю его всем весом в пол и один за другим наношу удары. Он почти не сопротивляется — не успевает сориентироваться, но это меня тоже не волнует.
Кто-то с силой оттаскивает меня за плечи, заламывает назад руки и крепко сжимает, не позволяя снова наброситься на Яна. Красная пелена ярости перед глазами постепенно пропадает, и я, тяжело дыша, оглядываюсь по сторонам. Часть гостей испуганно жмется по сторонам, Лариса с Максимом смотрят на меня огромными от ужаса глазами, а невеста, к тому же, едва не плачет. Наш стол перевернут, на полу разбитая посуда и остатки еды. Ян распластан по полу и тяжело дышит, а вокруг него суетятся Оля и еще несколько девушек. Пара парней поднимают его на ноги, кто-то из официантов протягивает лед, и Курбатов с трудом прижимает его к разбитому лицу. Курбатов-старший проталкивается к нему через гудящую, как пчелиный рой, толпу и обхватывает за плечи, что-то говоря. Ян в ответ качает головой и со злостью смотрит в мою сторону.
Я дергаю плечами, чтобы сбросить удерживающие их руки. Только сейчас понимаю, что меня держат трое незнакомых парней, и цежу сквозь зубы:
— Отпустите!
— Больше не собираешься на него бросаться? — уточняет один из них, прежде чем ослабить хватку.
— Нет! — рявкаю я, и они наконец-то отпускают мои руки.
Я отталкиваю их в стороны и резко разворачиваюсь. И тут же встречаюсь взглядом с Сашей. Она стоит чуть поодаль ото всех, скрестив руки на груди, а в ее глазах я не нахожу ничего, кроме разочарования. Пол улетает из-под ног, и я чувствую себя так, будто это я пропустил все удары Курбатова. Ее взгляд проходится по мне острием ножа, разрезая на куски, и я стараюсь не поморщиться от жгучей пронизывающей боли. Подхожу ближе и замираю в нескольких шагах, не решаясь преодолеть несколько последних.
— Прости, — только и получается выдавить.
— Прости? — Голос Саши звучит незнакомо и гулко. — Это все, что ты можешь сказать?
— Мне жаль, — добавляю я.
Саша глубоко втягивает носом воздух и закрывает глаза. Потом открывает снова и отвечает так резко, словно каждым словом хочет забить гвоздь:
— Какого черта, Ярослав? Посмотри, что ты натворил. Это свадьба моей лучшей подруги, один из самых важных дней в ее жизни, а ты устроил здесь драку, напугал всех гостей и избил Яна. Это было так необходимо?
— Прости, — глухо отзываюсь я. — Знаю, что не должен был, но сдержаться не получилось. Я… — я не заканчиваю сразу, потому что сказать мне больше нечего. Как бы не провоцировал меня Ян, виноват в произошедшем только я. И это я обещал Саше, что все будет хорошо, а сдержать своих слов не смог.
Саша тяжело вздыхает, и ее пальцы мелко подрагивают. А потом начинает дрожать подбородок, словно она вот-вот расплачется, но у нее получается взять себя в руки и ровным тоном произнести:
— Я стараюсь, честно. Не обращать внимания на слова и взгляды окружающих, пытаюсь не судить по твоим ошибкам и семье. И готова была закрыть глаза на многое. Но это просто нечестно, Ярослав. Потому что ты не делаешь шагов в ответ. И не можешь даже сдержаться и вести себя, как взрослый адекватный человек. Я знаю, что Ян тоже виноват, но не он испортил сегодняшний праздник. И… Я не могу, Ярослав. Я не справляюсь. Извини. Уходи, пожалуйста.
— Саш. — Легкие печет так, точно я нырнул на самое дно, и теперь мне не хватает воздуха.
— Уходи, — повторяет она. — Давай не будем еще больше портить Ларе свадьбу выяснением отношений.
Одинокая слезинка все-таки срывается из уголка глаза и катится вниз по щеке. Я хочу подойти ближе и обнять ее, но Саша делает предупреждающий взмах рукой, останавливая. И я замираю. Пытаюсь осознать сказанное — я только что упустил шанс, который мне дала Саша. Она отводит взгляд и смотрит куда-то в пол под ногами. Я медлю — сам не знаю, зачем. Я не жду, что она передумает — я и правда не оправдал ее ожиданий. Но уйти сложно. Хочется растянуть это последнее мгновение между нами хоть немного.
Наконец я понимаю — это конец. Пытаюсь напоследок поймать взгляд Саши, но ничего не выходит, и тогда я, круто развернувшись, ухожу.