Глава 9. Лед тронулся
Саша
После четвертого урока я иду в учительскую, надеясь выдохнуть и собраться с мыслями за время следующего свободного часа. А заодно выпить кофе. Но в уже опустевшем после звонка кабинете меня ждет сюрприз в виде Яна, который стоит возле закипающего чайника. Он оборачивается и, увидев меня, расплывается в улыбке.
— Привет.
— Привет, — я улыбаюсь в ответ.
— Хочешь кофе?
— Я как раз за ним и шла, — тихо смеюсь я в ответ.
Ян кивает и, достав вторую кружку, насыпает в нее растворимые гранулы. Я пытаюсь понять, когда мы успели перейти на “ты”. За всю предыдущую неделю мы ни разу не оставались наедине и последний раз виделись еще в пятницу здесь же, в переполненной учительской. И тогда Ян обращался ко мне исключительно “Александра Дмитриевна”.
Наверное, этот вопрос отпечатывается у меня на лице, потому что, повернувшись ко мне с кружкой дымящегося кофе, он усмехается и спрашивает:
— Ничего, что я на “ты”? Не против?
Я совсем не против, поэтому согласно киваю и принимаю у него из рук кружку. Случайно касаюсь его пальцев и ловлю на себе внимательный взгляд зеленых глаз. Выглядит Ян, как и обычно, шикарно: отлично сидящие на нем темно-синие брюки и белая рубашка с закатанными до локтя рукавами, обтягивающая крепкие плечи. Мне так и хочется их коснуться, чтобы проверить действительно ли мускулы настолько твердые, какими кажутся. Я тут же прогоняю из головы это неуместное желание и отвечаю:
— Я не против.
— Как ты? — он делает глоток кофе из своей кружки и опирается спиной на стол, вытянув вперед ноги. — Слышал, опять с Колмогоровым проблемы?
Об этом уже слышала вся школа. Лара даже успела прислать мне сообщение со словами поддержки и обещанием встретиться после уроков.
— Никаких проблем, — заверяю я его.
— Разве? — он недоверчиво приподнимает бровь.
— Мы с ним пришли, — я делаю небольшую паузу, подбирая слово, — к взаимопониманию.
— Взаимопониманию? — брови Яна взлетают еще выше, словно он не понимает, как у меня получилось использовать это слово в отношении Колмогорова.
— Да. Думаю, он не такой хулиган, каким хочет казаться. И за его поведением кроется вполне определенный протест.
— Ты ошибаешься, Саш, — голос Яна звучит уверенно и даже раздраженно. — Он просто избалованный мальчишка, который издевается над всеми вокруг ради забавы. Ничего он не пытается доказать, у таких, как он, нет вообще никакой позиции, которую они хотели бы отстоять. Только желание привлечь к себе побольше внимания.
Мне так и хочется спросить, знает ли он о деньгах, которые взял его отец за то, чтобы Артем остался в школе, но решаю, что это плохая идея. И вместо этого говорю:
— У желания привлечь внимание тоже всегда есть причины. Что ты знаешь о его семье?
Ян морщится, явно несогласный со мной, но все-таки отвечает:
— Обычная семья. Его воспитывает только отец, мать умерла много лет назад. У него сеть ювелирных магазинов по области, так что проблем с деньгами нет. Он полностью обеспечивает сына.
— Обеспечивать — это ведь еще не все. А какие у них отношения?
— Понятия не имею. Саш, не пытайся найти проблему там, где ее нет. Парень просто с жиру бесится, чувствует свою вседозволенность и то, что папа всегда прикроет. Вот и развлекается. Не церемонься с ним, он не понимает нормального языка.
— А мне кажется, все он понимает, нужно только найти к нему подход, — я пожимаю плечами и понимаю, что мой голос звучит обиженно.
Или я еще не поняла того, что знают все остальные, или никто не хочет замечать того, что вижу я. Артем ясно дал понять: своим поведением он пытается задеть именно отца, а, значит, проблема кроется в этом. И никто не хочет разобраться, почему мальчик из обеспеченной и благополучной с виду семьи ведет себя подобным образом? Не хотят связываться? И если поведение той же Жанны Аркадьевны не вызывает вопросов — она слишком ненавидит всех вокруг, чтобы разбираться в чужих проблемах, то слова Яна неприятно оседают внутри.
— Он неуправляем и асоциален, — проводит жесткую черту Ян. — К нему уже несколько лет пытаются найти подход, но ничего не меняется.
Видела я сегодня, какой “подход” пытается найти Чайкина. Унижение, оскорбление и желание продемонстрировать свою власть.
— А ты сам никогда не пытался?
— Саш, — он вздыхает и хмурится, а этот разговор начинает его утомлять. — Я здесь, чтобы учить физике, а не решать подростковые проблемы. Для этого есть психологи, а у меня нет соответствующего образования. И это школа, а он здесь не единственный ученик, и у каждого в этих стенах есть какие-то проблемы. Но у большинства хватает ума держать их при себе. Те, кто не может и не хочет учиться существовать в социуме, в конечном итоге оказываются в местах не столь отдаленных. Или находят другой выход из реальности, — он неожиданно улыбается, и голос его становится мягче и нежнее. — Ты вторую неделю в школе, я понимаю твой энтузиазм, и это очень мило. Расслабься, скоро желание помочь всем и каждому пройдет. Есть люди недостойные спасения.
Я в корне не согласна с его мнением, почему мы находимся в школе. И мне не хочется верить, что через несколько лет я выгорю настолько, что буду рассуждать также. Знаю только, что, пока желание быть для детей не просто источником знаний не угасло, буду делать все возможное.
Ян делает шаг вперед и сокращает расстояние между нами. Оказывается так близко, что я ощущаю аромат его парфюма с нотками цитрусовых. Он забирает у меня из рук опустевшую кружку и ставит на стол, а потом аккуратно заправляет за ухо прядь волос.
— Давай сменим тему разговора. Не хочу с тобой ссориться, особенно из-за Колмогорова. Может, сходим куда-нибудь вечером? Я знаю прекрасный ресторанчик неподалеку.
— Извини, сегодня я не смогу.
— Тогда завтра?
Я делаю почти неуловимый шаг назад и думаю, как бы объяснить ему, что завтра я тоже не захочу с ним никуда идти. Несмотря на все его достоинства, наши с ним взгляды на жизнь в этой точке времени кардинально различаются, и у меня даже не возникает вопроса, чьи выбрать — его или свои.
— Завтра тоже вряд ли получится, — отвечаю я.
— Хорошо, — он широко улыбается, словно мой отказ только раззадорил его. А потом добавляет: — Я все равно добиваюсь своего, рано или поздно. И уговорю тебя сходить со мной на свидание.
И, подмигнув мне на прощание, выходит из кабинета.
***
Седьмой урок начался пять минут назад, а Колмогорова все еще нет. Я постукиваю ручкой по столу и размышляю, какова вероятность, что он не придёт. Да, он обещал, но с чего я решила, что Артем из тех, кто держит свои слова?
Еще через пять минут дверь в кабинет открывается, и наконец-то показывается Колмогоров. Даже не извинившись за опоздание, он проходит внутрь и, с грохотом бросив рюкзак в проход между рядами, садится за первую парту.
— Ты опоздал, — замечаю я.
— Извините, — лениво отзывается он, хотя раскаяния в лице ни капли. — Были срочные дела.
Судя по тому, что от него исходит стойкий запах сигарет, “срочным делом” было покурить, и хорошо, если в этот раз вне здания школы, а не внутри.
— Ладно, — я решаю не останавливаться на этом, потому что от урока уже и так прошло слишком много времени, а если продолжать выяснять причину его опоздания, пройдёт ещё больше. — Я сейчас дам тебе несколько заданий, а тебе нужно их быстро решить.
— Я не понял, вы меня на дополнительные занятия позвали или контрошки делать? — Колмогоров хмурится. — Я думал, вы будете объяснять, а я слушать.
— Для этого мне нужно выяснить, в каких темах у тебя пробелы, — стараясь сохранять терпение, объясняю я. — Давай, у тебя ровно пятнадцать минут.
Артем озадаченно смотрит в лист, который я кладу перед ним на парту и присвистывает:
— Да я этого и за час не решу! — возмущается он.
— А ты попробуй. Время пошло.
Колмогоров недовольно поджимает губы, но все-таки достаёт ручку и утыкается в листок. И на следующие пятнадцать минут в кабинете повисает тишина, прерываемая только пыхтением парня. Я буквально вижу, как ворочаются винтики в его голове в попытке найти верное решение, и он что-то быстро строчит на бумаге. Не сдаётся — уже хорошо.
Когда отведенное мной время заканчивается, я забираю у него работу и бегло пробегаюсь по ней глазами. Результаты неутешительные: из десяти заданий верно решены только два, но другого я и не ожидала. Колмогоров без слов понимает, что справился плохо и раздраженно отбрасывает в сторону ручку.
— Ничего, — подбадриваю его я. — Работы предстоит немало, но нет ничего невозможного.
— Да что вы ко мне привязались, Александра Дмитриевна, — со злостью цедит Артём. — Вам что, заняться больше нечем? Позанимайтесь с кем-нибудь другим, мне эта ваша алгебра вообще не сдалась!
— Артём, послушай меня, — резко прерываю его я. — Своим поведением ты делаешь хуже в первую очередь себе, а не отцу или кому-то ещё. Это ты выпустишься с аттестатом, в котором будут стоять одни тройки, и то только потому, что большинство поставит тебе их просто так, чтобы ты наконец ушел из школы и перестал трепать всем нервы. И это тебе потом нужно будет пытаться как-то устроиться в жизни без знаний и нормального образования. Ты же умный парень, многое схватываешь на лету, и у тебя есть все шансы закончить школу нормально.
— Не говорите так, будто знаете меня, — пренебрежительно морщится Артём. — Я слышал это уже сотни раз. Не собираюсь я никуда поступать.
— И чем же ты собираешься заниматься?
— Рисовать.
— Рисовать? — удивленно переспрашиваю я.
— Да. Для этого мне не нужна ваша математика.
— Это общее образование, Артём. И оно нужно всем. И если хочешь быть художником, то почему бы не поступить в профильное училище?
— Потому что мой отец скорее удавится, чем позволит мне поступить туда. А я скорее удавлюсь, чем пойду туда, куда хочет он.
— Закончится тем, что с твоими оценками ты вообще никуда не попадёшь, — я развожу руками. — Есть другие способы доказать отцу, что ты в состоянии сам выбрать себе специальность, кроме как завалиться на экзаменах.
— Ну и какие, например? — Колмогоров даже не смотрит на меня. Он упирается взглядом в сцепленные в замок руки, лежащие на столе, и говорит так, словно каждое слово весит по пол тонны.
— Например, вести себя по-взрослому, привести весомые доводы и аргументы, почему ты хочешь учиться именно там. А не вести себя как неразумный ребёнок.
— Достало! — его терпение лопается, как туго натянутая струна, и Артём резко распрямляется. В его взгляде арктический холод, и у меня по плечам бегут от него мурашки. — Мы вроде бы собрались для дополнительных по алгебре, а не для того, чтобы вправлять мне мозги. Отец дома лезет со своими нравоучениями, учителя каждый день зудят, ещё и вы теперь.
— Заметь, я, кроме этого, еще готова предложить свою помощь. Уверена, ты и сам сможешь разобраться с темами, но со мной будет быстрее.
— Не хочу я ни с чем разбираться…
— Так, хватит! До конца нашего занятия остается тридцать минут, и у меня нет желания потратить их на бесполезные споры. Держи, — я подталкиваю к нему поближе учебник по математике за восьмой класс. — Начнем вспоминать квадратный корень, ну или изучать заново. Судя по тому, что ты не решил простейшие уравнение, эта тема прошла мимо тебя.
И прежде чем он успевает возразить хоть слово встаю с места и начинаю объяснять материал. Колмогоров сначала сидит с отсутствующим лицом, но я то и дело стараюсь вовлечь его в процесс вопросами. К моему удовольствию, скоро он втягивается и принимается с энтузиазмом писать в тетрадке формулы, а через тридцать минут, когда наше занятие подходит к концу, безошибочно решает несколько написанных мной зданий. По его лицу расплывается довольная улыбка, а я радуюсь вместе с ним, ощущая прилив гордости и удовлетворения. Получив от меня домашнее задание, Артём уходит и даже не забывает попрощаться.
Похоже, лед тронулся.