16
Наши дни
Лиса
У меня болит живот. Серьезно. У меня весь день болит живот. Возможно, мне стоило бы вернуться домой и сказать Дженни, что мне плохо…
Но я боюсь, что Чонгук будет волноваться. Не хочу, чтобы он беспокоился и уж тем более чтобы испытывал вину. Я его слишком хорошо знаю! Он из тех людей, кто винит себя за то, о чем не жалеет, лишь потому, что об этом жалею я. А хуже всего то, что это не мой случай. Вот почему у меня болит живот.
А что, если Чонгук значит для меня больше, чем я думала?
Дженни: Ты где?! Тэхён так липнет ко мне, что я боюсь, что он случайно меня изнасилует.
Я: Я иду! Постарайся этим насладиться.
Дженни: Вау, шутка про изнасилование… К счастью, я – это я, и мне смешно!: Р
Я: Черный юмор лучше всего идет под соусом сарказма и сексуальных подтекстов.
Я ушла от Сухи после того, как мы поели суши, фу, не понимаю, как можно тратить столько денег на ложку риса в водорослях, от которых хочется блевать, и он мог бы меня и подвезти. И я не знаю, смогла ли бы вынести еще хоть минуту в его присутствии. После того, что я сделала ночью, мне совершенно не хочется смотреть ему в глаза и говорить слова любви. Лицо Чонгука всплывает в памяти в самые неподходящие моменты, и я не понимаю, сколько еще смогу это терпеть. Мне так плохо, что я почти подумываю во всем сознаться.
Когда моя утренняя паническая атака закончилась, я решила просто принять случившееся. Я не такая, как моя мать. Мне нужно вбить это в свою голову. Но в данный конкретный момент я не понимаю, в чем между нами разница.
Заходя в бар, я смотрю по сторонам, не обращая внимания на людей вокруг, и вдруг мой взгляд падает на Чонгука. Как если бы его притянуло магнитом. Он пристально смотрит на меня. Я чувствую, как по моим ногам пробегают мурашки, и вновь вспоминаю об ощущении его естества внутри меня… а затем замечаю на его колене руку Наëн. Я отвожу взгляд, и у меня ноет в груди.
– Лиса! – кричит моя лучшая подруга, уже подвыпившая, и обнимает меня.
Я приветственно всех целую. Мое сердце начинает биться быстрее, когда я дохожу до Чонгука, смотрящего на меня из-под своих длинных ресниц. О господи. Он просто сногсшибателен… Черные джинсы, черный свитер, трехдневная щетина, сексуальная мордашка, а еще и военный жетон. Ненавижу себя за то, что он так меня волнует.
Я чувствую пьянящий запах его парфюма, когда наклоняюсь поздороваться, и вздрагиваю, когда его пальцы касаются моих, а те машинально, по привычке обхватывают его ладонь, забирая себе ее тепло. Я знаю, что это значит: «Это не то, что ты думаешь. Надеюсь, у тебя был хороший день. Скажи, что у нас все хорошо». Я кротко улыбаюсь ему в ответ – лучшее, что я могу сейчас сделать, – и продолжаю свой путь, извиняясь за задержку.
– Да что там! Если ты опоздала из-за своего наряда, то я не против, – соблазняюще поддразнивает меня Тэхён.
Краснея, я перевожу на него взгляд. На мне комбинезон с брючинами, доходящими до самых кончиков моих высоких каблуков, и лифом без бретелей и V-образным вырезом.
– К тому же эту штучку, кажется, тяжеловато надевать. В этом деле спешить нельзя, – шутит Дженни.
Я снимаю куртку и стараюсь не смотреть в сторону Чонгука. Но даже краем глаза мне видно, как Наëн до смерти хочется забраться к нему на колени! Пффф. Жалкое зрелище. Я хватаю стакан, явно ждавший моего прихода, и огромными глотками выпиваю его под шипение Дженни.
– Кажется, у кого-то был плохой день. Твоя шутка про изнасилование должна была меня насторожить.
В голове неожиданно всплывает лицо Сухи. О, этот день действительно был просто катастрофой. Но при этом единственное, что меня сейчас по-настоящему волнует, – моя дружба с Чонгуком. Я бы все отдала, лишь бы неловкость сегодняшнего утра испарилась. Я хочу, чтобы он успокаивающе меня обнимал, чтобы гладил меня по волосам и чтобы мы обжирались конфетами, смотря «Чужестранку». Как и всегда!
Я должна была понимать, что все изменится.
– А вот ночь у тебя, кажется, была чудесная, – загадочно бормочет Дженни.
Я выплевываю свой «Virgin Мохито» – довольно ироничный выбор напитка, учитывая ситуацию. Что, черт возьми, происходит? Она что?.. Нет, невозможно. Никто не знает. Дженни громко смеется и придвигается ко мне, чтобы убедиться, что нас никто не услышит.
– Я знаю.
– Что ты знаешь?
– Про тебя и Чонгука. И про вашу игру в папу и маму.
Я теряю дар речи и не могу произнести ни слова. Полагаю, только этого мне и не хватало в моем и так хаотичном дне. Бог наказывает меня при каждом удобном случае, и что это, если не справедливость?!
– Я слышала вас вчера, – говорит она, и я потихоньку начинаю умирать. – Я вышла из дома, но моя машина отказалась заводиться, поэтому где-то… минут… через пятнадцать?.. я вернулась. Хотела одолжить тачку Чонгука. Но только я успела зайти в гостиную, как вдруг услышала из твоей комнаты стоны.
– О… Боже мой… – выдыхаю я с ярко пылающими щеками.
Что угодно, но не это! Не хватало мне быть неверной – теперь я еще и эксгибиционистка! Да я ходячее везение. Мне хочется взглянуть на Чонгука, но я чувствую на себе его взгляд, и мне страшно, что если я поддамся своему желанию, он прочтет мои мысли.
– И не говори, – хихикает Дженни. – Я тогда подумала: «Йес! Наконец-то она подцепила Тинтина!» – но тут же осознала, что там был не Сухи – он не мог подняться за эти пятнадцать минут и не попасться мне на глаза.
Я жмурюсь и прикусываю губу: мне настолько стыдно, что я даже не могу отреагировать на это сравнение. Пожалуйста, пусть это все будет просто сном, умоляю… Но нет, это суровая действительность. Я переспала с Чонгуком, и Дженни знает об этом. А хуже всего то, что она нас слышала! И одному богу известно, как долго она играла в вуайеристку. Я вдруг вспоминаю момент, когда Чонгук целовал мои соски, а я стонала от удовольствия. Момент глубокой близости, который мы, оказывается, разделили с моей лучшей подругой. Из-за нее, нисколько не стыдящейся того, что она присутствовала при моем первом разе, и еще одной курицы, по-прежнему мурчащей что-то на ушко Чонгуку, я по-настоящему начинаю злиться. А то, что я злюсь, злит меня еще больше, потому что я знаю, что у меня нет на это права.
– После этого я сразу же ушла, клянусь, – смеется Дженни, видя мое полное ужаса выражение лица.
– Мне никогда в жизни не было так стыдно, – ворчу я, допивая уже свой напиток.
– Да ладно! Зато теперь, когда ты перешла этот Рубикон, мы наконец-то сможем об этом поболтать, и нам даже не будет неловко.
Я безразлично смотрю на нее, и она невинно поднимает бровь.
– Но сейчас, в данный момент, это неловко.
– Неправда! – успокаивает она меня, обхватывая за плечи; от нее несет алкоголем. – Рассказывай, что у вас там произошло такого, что этот симпатяга сейчас кривит рожу так, будто в одном шаге от того, чтобы перерезать себе вены в грязной ванной? Вы стали своего рода секс-друзьями? А что Сухи? О боже! – вскрикивает Дженни, закрывая рот и на пару секунд привлекая внимание Тэхёна. – Только не говори, что он тоже участвует в этих ваших брачных играх! А ты, по ходу, отрываешься на полную…
В недоумении я бормочу что-то невнятное. Она смотрит в никуда. Я осознаю, что она представляет упомянутый секс втроем, и щипаю ее за руку. Она издает болезненный стон.
– Бога ради, Дженни, уши вянут! Конечно же нет, я не сплю с ними обоими, а одновременно – уж тем более!
– Жаль. И чего?
– И ничего. Я просто попросила Чонгука оказать мне эту услугу, – шепчу я ей на ухо, скрещивая ноги. – Как друга. Как ты и советовала.
Она с подозрением смотрит на меня:
– Не думала, что ты решишься. Ну хотя бы хорошо было?
Она выглядит очень серьезной, когда говорит это. Удивительно, но я машинально киваю. Это даже не обсуждается.
– Да, – отвечаю я, поглядывая в сторону Чонгука. Он пристально на меня смотрит. – Да, было хорошо.
Я несколько секунд выдерживаю его взгляд, пытаясь понять, когда же исчезнет эта неловкость. Но насколько приятно знать, что я единственная видела этого богоподобного мужчину совершенно голым, настолько же это захватывающе. Чонгук – тихий и скромный мальчик, но никаких сомнений: обращаться с тем, что у него внизу, он умеет.
Сидящая рядом Дженни ерзает, и я не слышу ничего, что она сказала.
– Что?
– Я сказала…
Я больше ее не слушаю. Рука Наëн перешла на новый уровень и взобралась на бедро Чонгука. Он пялится в свой телефоне и – я вижу – напрягается. Она наклоняется к его уху, выпячивая грудь прямо у него под носом, и шепчет что-то, чего я не слышу из-за расстояния между нами. Впрочем, я достаточно сконцентрирована на этой дряни, чтобы прочитать по ее губам: «Ты танцуешь?» Меня накрывает волной неоправданного гнева.
Нет, он не танцует. Естественно, нет! Чонгук никогда не танцует. И прежде чем я успеваю это понять, я уже стою перед ними, холодно улыбаюсь и нежно касаюсь рукой шеи Чонгука. Он вздрагивает под моими пальцами и удивленно поднимает голову.
– Мсье никогда не танцует, – замечаю я вместо него. – Разве что только с дамой, которая готовит ему по четвергам макароны. Ради этого он, как ни странно, готов на все.
Я вырисовываю большим пальцем круги на его шее – обычно это в секунду его расслабляет. Он украдкой подмигивает мне. Мое опустошенное сердце вновь вспыхивает. Мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, и столько же требуется Наëн, чтобы понять намек. Она сверлит меня взглядом, выглядывая из-за плеча Чонгука. Я мягко улыбаюсь ей в ответ.
– У мсье есть язык, Лиса. Думаю, он сам может ответить.
«О да, язык у него имеется, – злобно отвечает мое сознание, – и тебе не удастся познакомиться с ним поближе, девочка моя!»
Ладно, я не имею права вмешиваться в сердечные дела Чонгука. Если ему нравится Наëн и то, что она за ним увивается, меня это волновать не должно. Но я знаю, что она ему не нравится. Да и вообще, не хочу видеть, как он увлечен какой-то девчонкой меньше чем через двадцать четыре часа после того, как забрал мою девственность. Разве это плохо?
Я уже собираюсь сказать ей, что я думаю, как вдруг Чонгук нежно берет меня за руку, которой я обнимаю его за шею, и кладет ее себе на ногу.
– Прости, Наëн, но Лиса права. Я стараюсь не танцевать… Поверь, – кривясь, говорит он как всегда прагматично, – я спасаю тебя от неизбежного позора.
Я с ним не согласна. Я, наоборот, считаю, что он отлично владеет своим телом на танцполе. Но я, естественно, молчу. Наëн краснеет до корней волос и одаривает нас понимающим взглядом.
– Ну ладно, ничего не поделаешь. Пойду приглашу Тэхёна.
Вперед и с песней! Я слегка отодвигаюсь, пропуская ее и игнорируя ее злобный взгляд, и сажусь на ее место, бедром прижимаясь к бедру Чонгука. Дженни наблюдает за нами издалека и смеется. Я мрачно смотрю на нее и перевожу взгляд на руку Чонгука: он все еще держит мою ладонь и прижимает ее к своему бедру. Он нежно рисует маленькие круги у моего большого пальца.
– Спасибо, – говорит он.
Я пожимаю плечами, стараясь не смотреть ему в глаза. Мы и так уже достаточно близки.
– Я понимала, что тебе нужна помощь, поэтому и помогла.
– Ты чересчур великодушна, – комментирует он с веселой ухмылкой на губах, не прекращая поглаживаний.
Я несколько секунд смотрю на его губы и лишь потом вспоминаю, что это неуместно. Кажется, он это замечает, потому что его насмешливая улыбка становится еще шире.
– Ну а чего ты хотел… Такая уж я.
В ответ он молчит. Наши руки по-прежнему не расцепились, словно сросшиеся, но взгляды даже не пересекаются.
– Можно спрошу кое-что?
Чонгук с подозрением смотрит на меня:
– Я очень хорошо помню, чем все закончилось, когда ты захотела меня о чем-то спросить в прошлый раз.
Я густо краснею и закатываю глаза. Да, я тоже помню.
– Обещаю, на этот раз ничего непристойного.
– А жаль!
– Заткнись!
– Ладно.
Я тоже несколько секунд молчу, радуясь, что мы понемножку становимся такими, какими были прежде.
– У нас все хорошо?
Очевидно, он совсем не ожидал подобного вопроса.
– Это надо спросить у тебя, – отвечает он бесстрастно.
Я колеблюсь, но не отвожу взгляда. Если я скажу, что мне сложно смириться с тем, что я сделала, то придется рассказать и о своей матери. А к этому я еще не готова.
– С моей стороны все хорошо, – заявляю я самоуверенно.
Он несколько секунд не двигается – этого как раз хватает, чтобы принять услышанное, а затем медленно кивает:
– Тогда все хорошо и с моей стороны тоже.
Я улыбаюсь и кладу голову ему на плечо. Рада, что мы все уладили.
Пусть даже мы оба врем. И оба прекрасно это понимаем.
* * *
Я просто на седьмом небе от счастья. Спустя несколько дней, наполненных терзанием от чувства вины, я получаю от Сухи сообщение: у его отца действительно есть знакомые в «Миллезии» и ему удалось добиться для меня приглашения на интервью. Естественно, едва узнав хорошие новости, я бросаюсь в гостиную и прыгаю на руки к Чонгуку, занятому своей тренировкой. Он ловит меня, и я обнимаю его за талию ногами.
– Есть повод для радости?
Когда я рассказываю ему, он еще сильнее сжимает меня и поздравляет, буквально светясь от гордости.
– Ты сразишь их наповал, Лиса-аромат-фиалок-лета.
Еще пару минут я рассказываю ему, что именно собираюсь им показать, как вдруг кто-то звонит в дверь. Чонгук, одетый в широкие баскетбольные шорты и серую толстовку без рукавов, продолжает отжиматься, а я отхожу встретить гостя. Я не ожидала увидеть за дверью Сухи: в руках у него букет фиалок, а на красивом лице – очаровательная улыбка.
– Приветик, красавица.
– Сухи! Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я и беру цветы. – Они прекрасны, спасибо.
Он подходит ближе и, положив руку мне на спину, целует меня. Я впускаю его внутрь и нахожу вазу, которую наполняю водой. Я бегло смотрю на Чонгука, который не удостоил Сухи ни единым взглядом. Он продолжает отжиматься, уже потный, но я легко замечаю, что он больше не сосредоточен на том, что делает.
– Сухи, ты помнишь Чонгука, – говорю я, и в горле образуется ком.
Меня тошнит от того, что я вижу их в одной комнате. Сухи, натянуто улыбаясь, подходит к Чонгуку и протягивает ему руку. Мой лучший друг встает на ноги, вытирает полотенцем лоб и пожимает ее с непонятным выражением лица.
– Привет.
– Привет.
Супер. Я ставлю вазу на стол в гостиной, спиной ощущая на себе мужские взгляды. Я пытаюсь выиграть немного времени, но безуспешно. К счастью, мне на помощь приходит моя подружка Мистангет. Она скачет к ногам Чонгука, и он берет ее на руки. Он целует ее в шерстку, и я улыбаюсь.
– Вообще я не очень люблю животных, но она просто милашка, – говорит Сухи, пробуя погладить ее.
Чонгук и бровью не ведет, чего не скажешь о крольчихе: она уворачивается и пытается укусить моего парня за палец. Тот раздраженно отдергивает руку. Я успеваю увидеть, как улыбается Чонгук, и прочищаю горло.
– Не обращай внимания, – успокаиваю я его. – Она любит только Чонгука, что ж тут поделать.
– Оно и видно.
Наступает тишина. Чонгук продолжает гладить Мистангет, она же – наслаждается этим.
Вдруг я замечаю на себе взгляд Сухи. Сильно нервничая, я озвучиваю первое, что приходит мне в голову, чтобы сбежать:
– Ну мы… В общем, пойдем ко мне в комнату! Не думай, что нам скучно или что мы хотим кинуть тебя, хотя я уверена, что в глубине души ты бы предпочел заниматься спортом в одиночестве! В общем, суть в том, что я просто пытаюсь сказать, что мы оставим тебя, чтобы не доставать, ну и еще чтобы спокойно заняться своими делами. Ну, говоря про наши дела, я имею в виду болтовню, да, это просто метафора, я не имела в виду чего-то еще, и под чем-то еще я подразумеваю то, чего у нас еще никог…
– Лиса, стоп!
Я замолкаю и перевожу дыхание, умирая со стыда. Я снова это сделала. Оба мужчины моей жизни безотрывно смотрят на меня, и каждый – со своим выражением лица.
– Делайте что хотите, Лиса-аромат-фиалок-лета. Я никого не удерживаю.
Я киваю, словно робот, больше не размыкая губ. Сухи, кивнув моему лучшему другу, шагает вперед. Чонгук же по-прежнему смотрит на меня. Чтобы не сломаться под его взглядом, я отворачиваюсь и ухожу следом за своим парнем в комнату.
Там я замираю, прислонившись спиной к двери и уставившись в никуда, но осознаю, что Сухи что-то мне говорит.
– …ненормально.
Я поднимаю голову и пялюсь на Сухи так, будто впервые его вижу. Мне вдруг кажется странным видеть его сидящим на той же кровати, где я спала с Чонгуком.
– Прости, я не слушала. Что ты говорил? – спрашиваю я и ложусь на спину.
– Я говорил, что мне не очень нравится твой потолок. Да, он твой лучший друг, но это уже как-то неправильно, тебе так не кажется?
Я снова открываю глаза и натыкаюсь взглядом на нашу с Чонгуком фотографию, где мы, прижимаясь друг к другу спинами, смеемся и держимся за руки. Я автоматически улыбаюсь. Он редко бывает таким непринужденным, и когда он смеется, это всегда заразительно.
– Нет, не кажется.
– А мне кажется.
Я смотрю на Сухи: он лежит справа от меня, положив под голову руку. Он такой симпатичный… Я, смущаясь, заглядываю ему в глаза. Возможно, он прав. Наши с Чонгуком отношения хороши тогда, когда мы оба одиноки. В противном случае они становятся пагубными для других. Я представляю потолок в комнате Сухи и пририсовываю к нему тонны его фотографий с другой девушкой. Ладно, мне не очень нравится.
– Хочешь, чтобы я их сняла?
Я этого не хочу – они навевают множество прекрасных воспоминаний. Это ведь подарок на день рождения: как я потом буду объяснять Чонгуку, почему они мне больше не нужны? Но я все равно предлагаю ему этот вариант, потому что я его понимаю.
– Ты меня возненавидишь, если я скажу «да».
Я понимаю его опасения, тем более что они оправданы. И чтобы не дать ему возможности настоять на своем, я меняю тему:
– На следующей неделе к нам приедет мой отец.
На этот раз я смотрю ему в глаза. Он выглядит раздраженным, но потом говорит.
– Классно. Я был бы рад с ним познакомиться. Твоя мама тоже приедет?
Ай! До сих пор больно.
– Нет.
Сухи откидывает с моего лба прядь волос и страстно целует. Я отвечаю на поцелуй, но скромнее. Я не в настроении дурачиться.
– О, они в разводе?
– Да, – отвечаю я жестко, так, чтобы он понял, что я не хочу об этом говорить.
К несчастью, он, кажется, не понимает.
– Сожалею… Значит, она приедет в другой раз?
Слезы, словно кислота, обжигают мне глаза.
– Да, именно так. Она приедет в другой раз.