Глава 9: «Первый вкус крови».
Ночь спустилась на мрачное здание. Где-то наверху слышался глухой гул вентиляторов и скрежет железных дверей, но здесь, в подвале, было только тяжёлое дыхание и монотонный звон цепей. Я наконец позволил себе закрыть глаза. Сон пришёл быстро — слишком быстро для того, кто спит на холодном бетоне.
И во сне я оказался там, где давно хотел быть.
Передо мной стояли они. Те, чьи руки били меня. Те, чьи сапоги давили мне грудь. Те, кто смеялся, когда я скулил от боли. Я видел их лица, и меня не трясло от страха — нет, внутри разгоралось сладкое, обволакивающее чувство.
Я прыгнул.
Я рвал их глотки, ощущая горячий вкус крови на языке. Я слышал, как они кричат, как рвутся их жилы под моими зубами. Каждый укус приносил не боль — наслаждение. Я чувствовал себя сильным, свободным. Моя шерсть была облита их кровью, моя пасть алела, и мне хотелось только одного — ещё.
Когда я открыл глаза, воздух в клетке показался мне сухим и вязким. Где-то под рёбрами ещё дрожало эхо сна. Я не знал, сколько времени прошло, но в следующую секунду услышал скрип двери.
Один из людей вошёл в помещение. Его шаги были тяжёлыми, руки грубыми. Он бросил мне кусок мяса. Не глядя на меня, сразу развернулся и ушёл.
Я даже не задумывался.
Я вцепился в мясо, словно не ел вечность. Зубы вонзились в плоть, я жадно рвал её на куски, глотая торопливо и шумно. Горло жгло, но я не мог остановиться. Когда кусок исчез, в комнате снова воцарилась тишина.
Я ждал.
Время шло медленно. Потом шаги снова приблизились.
Они пришли за мной.
Цепь лязгнула, строгий ошейник впился в шею. Меня вывели из комнаты, по узким коридорам, мимо других закрытых дверей, мимо других запахов — крови, страха, гнили.
И наконец я вышел туда.
Арена.
Большой круглый загон, окружённый толстой металлической сеткой. Вокруг неё стояли мужчины. Их лица размывались, но я чувствовал запахи — пот, алкоголь, сигареты, деньги. И ещё — ожидание. Они смотрели на нас, как на зрелище.
С другой стороны арены вывели его.
Немецкая овчарка. Как и я. Такой же окрас, такие же уши, такая же напряжённая спина. Он смотрел на меня не как на брата — как на врага.
Мы оба знали правила.
Я сделал первый шаг. Он ответил. Нас разделяли лишь несколько метров.
Он ринулся.
Я прыгнул навстречу. Наши тела столкнулись с глухим ударом. Мы повалились на песок, зубы сомкнулись. Его клыки царапнули мою шею, я почувствовал кровь, но не отступил.
Я впился в его бок. Он завизжал, начал вырываться. Я удержал, надавил сильнее. Песок под лапами скрипел.
Он слабел.
Мои челюсти крепче замкнулись. Его дыхание участилось, движения стали беспорядочными. Я перевернул его на спину и в последний раз вонзил клыки в его горло.
Он больше не двигался.
Я отступил на шаг. Грудь ходила ходуном. В ушах шумело. Я стоял, залитый кровью, и смотрел на поверженного пса.
Это было ужасно.
Это было неправильно.
Но я выжил.
Меня схватили. Цепь потянула назад. Я не сопротивлялся.
Меня увели. По тому же коридору, мимо тех же железных дверей. Но на этот раз посадили в другую клетку. Чуть больше той, в которой я был здесь в первый раз. Здесь я мог стоять прямо, но едва мог повернуться.
Я лёг. Не сразу заметил, как напротив, в тусклом свете, на меня смотрел Вирмесс.
Его глаза не выражали ни страха, ни злости.
— «Первый раз всегда такой», — негромко сказал он.
Я молчал.
Он наклонил голову.
— «Ты справился. Ты жив. Это единственное, что здесь имеет значение.»
Я вдохнул. Запах крови всё ещё преследовал меня.
— «Это не должно так быть», — сказал я. Голос звучал низко, глухо.
Вирмесс медленно моргнул.
— «Нет. Но мы не выбираем. Здесь либо ты, либо тебя. И чем быстрее ты примешь это, тем дольше проживёшь.»
Я не ответил.
Но я знал — он говорит правду.